Текст книги "Бездна"

Автор книги: Питер Бенчли

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 15 страниц)

Глава 6

Луна уже высоко поднялась над горизонтом, образовав на спокойной воде широкую, залитую золотым светом дорожку.

Лодка Триса длиной в сорок три метра была деревянной, на корме краской было выведено – “Корсар”.

Став рядом с Трисом у руля, Сандерс поглядел на корму. Это судно, догадался он, когда-то было рыболовецкой лодкой стандартной конструкции, но теперь Трис так радикально изменил ее для своих определенных целей, что выглядела она весьма эксцентрично. По обеим сторонам рубки стояли лебедки, на планшире были приделаны крючки для водолазных костюмов, а там, где болтом к палубе присоединялось прицельное устройство, находился воздушный компрессор. Алюминиевая труба длиной примерно двенадцать футов и диаметром порядка четырех дюймов была прикреплена к верхней кромке правого борта. Лампа в двойной оплетке отбрасывала тусклый желтоватый свет на лицо Триса.

– Так много звезд там наверху, что я не могу найти свет Сент-Дэвидса, – сказал Сандерс.

– Это тот, что мигает регулярно, – ответил Трис. Море было спокойным и ровным, и свет с берега, находящегося на расстоянии мили, лился ровным потоком.

– Все огни кажутся одинаковыми, – сказал Сандерс. – Как вы определяете, где находитесь?

– Привычка. Если знаешь прибрежную линию, можно определить место по группам огней. “Апельсиновая роща” и Коралловый берег особенно выделяются. Вы увидите.

– А как вы обходите рифы в темноте? Вы же не можете видеть скалы.

– Такая ночь, как сегодня, даже слишком спокойна. Сейчас бриз чересчур слаб, чтобы стали видны волнорезы. Обычно пробираешься между ними. – Трис улыбнулся. – После того как совершишь несколько ошибок, убираешь подпорку в корпусе и устанавливаешь пару стальных килей вдоль днища, так что когда ударяешься о скалу, раздается громкий стук, говорящий о том, что надо разворачиваться.

Сандерс услышал завывание где-то впереди. Он поглядел сквозь ветровое стекло и увидел Шарлотту, припавшую к палубе у кабины, которая была продолжением носа корабля. Ее задние лапы дрожали, а хвост подергивался от возбуждения.

– Что ее беспокоит?

– Фосфоресценция, – сказал Трис. – Перегнитесь через борт.

Сандерс наклонился над краем правого борта и поглядел вперед. Пелена из крошечных желто-белых огоньков покрывала воду, разрезаемую носом корабля.

– Это называют биолюминесценцией. Лодка тревожит микроорганизмы в воде, и они реагируют на это свечением. Тут и черви, и ракообразные. Они как светлячки. Японцы обычно втирают их в ладони во время войны, что позволяет им читать карты в джунглях в темноте. Шарлотте же хочется их съесть.

Сандерс заметил:

– У нее отменный аппетит.

– Когда-нибудь она сама превратится в завтрак. Сравнительно недавно она пришла в экстаз, увидев акулу, которая плавала неподалеку от нас; прыгнула на спину этого чудовища и пыталась выгрызть из нее кусок.

– Почему акула ее не съела?

Трис захохотал.

– Акула жутко испугалась, она не очень-то привыкла, чтобы какие-то косматые чудовища вспрыгивали ей на спину откуда-то сверху. Она издала весьма неприятный запах и – раз! – исчезла. Но вскоре вернулась и стала ходить кругами, однако я уже втащил эту глупую суку обратно в лодку.

– Почему вы берете ее с собой?

– Она чувствует себя одинокой, если я оставляю ее. – Трис крутанул руль на четверть оборота влево. – Кроме того, для компании.

Они замолчали, наблюдая за зеркальной ночной водой и мерцающими огнями на берегу. Сандерс глубоко дышал, наслаждаясь солоноватой свежестью воздуха. Он не мог припомнить, чтобы когда-нибудь ему было так хорошо, так спокойно. Словно сбылись мечты его детства, и он, как ребенок, был доволен, почти горд, что сейчас находится наедине с Трисом. Его несколько смущала собственная радость от того, что Гейл не было с ними. Это было нечто особенное, нечто принадлежащее только ему. Он укорял себя: не будь великовозрастным идиотом. Ведь они не взяли с собой Гейл из-за возможной опасности, причина только в этом.

Он рассматривал возможный риск и, как обычно, ощущал в себе смешение противоположностей: нервничает, но радостно возбужден, боится неизвестного, но стремится встретиться с ним и участвовать в делах, с которыми раньше не доводилось сталкиваться. Глядя на темную гладь воды, он дрожал, предвкушая неизведанное, и волоски на его руках поднимались дыбом.

Еще несколько минут они плыли на юго-восток.

– Посмотрите вперед и вверх, – сказал Трис, указывая рукой направление. – Это “Апельсиновая роща”. Ее можно определить по огням: четыре в один ряд близко друг к другу – обеденный зал. Затем темное пятно – кухня, затем длинная узкая полоса – окно в баре.

– Что вы делаете в туманные ночи?

– Остаюсь дома.

Трис шел с уменьшенной на четверть скоростью, пока они не миновали полностью огни “Апельсиновой рощи”. Затем он развернулся к берегу и замедлил ход лодки почти до холостого, вглядываясь через окно кабины в поверхность воды впереди.

– Не помешал бы небольшой ветерок, – сказал он, – а также немного облаков для прикрытия. В таком ярком лунном свете мы будем торчать, как вишенка в кремовое торте.

– Насколько вы можете приблизиться?

– Три фута. Мы не должны задеть дно более двух или трех раз.

– Я не заслоню вам обзор, если пойду вперед?

– Нет. Сигнализируйте, если заметите кого-нибудь кто захочет нас подрезать.

Сандерс прошел на нос. Собака по-прежнему загораживала путь к кабине на носу, и Сандерс оттолкнул ее вбок, чтобы пройти. Нос лодки разрезал воду с шумом, похожим на звук “ш-ш-ш”, который с того места, где стоял Сандерс, был похож на звук двигателя. Сандерс взглянул на полосу лунного света впереди. Что-то нарушило покой воды – серебряная вспышка пересекла полосу лунного света и исчезла в темноте. Сандерс обернулся к Трису, который отозвался:

– Барракуда.

Они пересекли первую гряду скал, затем вторую. В двадцати или тридцати ярдах от носа лодки Сандерс увидел кольца на воде, расходящиеся от центра, как будто чья-то невидимая рука бросила сверху камень.

– Что это? – спросил он. Трис приподнялся на цыпочках.

– Боже святый! – сказал он и резко крутанул руль влево. – Этот подонок проломит нам днище!

– Риф?

– Конечно. Мы уже в третьей гряде.

Трис направил нос к берегу и выключил двигатель. Лодка продолжала двигаться, затем окончательно встала, даже почти не покачиваясь. Трис вспрыгнул на планшир и прошел вперед.

– Ни ветра, ни волн, ничего. Один крюк должен держать нас здесь. – Он бросил якорь за борт и пропускал цепь через руки, пока она не легла без натяжения на дно. Он дважды дернул цепь, чтобы закрепить якорь в коралле, и привязал ее к переднему клину. – Давайте одеваться.

В сопровождении собаки они прошли к кормовой части, в кокпит. Пока Сандерс привинчивал регулятор к баллону, повернувшись к лунному свету, чтобы удостовериться, что крутит в нужном направлении, Трис спустился вниз. Он перебросил два черных неопреновых костюма – сапоги, брюки, жакеты, капюшоны – через люк на палубу.

– Неужели вода такая холодная? – спросил Сандерс.

– Нет, но о скалы ночью можно ободрать кожу. Коснетесь чего-нибудь невидимого и испытаете ощущения не из приятных.

Трис снова нырнул вниз и вернулся, неся в одной руке металлический сейф, а в другой – большой батарейный фонарь в кожухе для подводных работ. Он показал Сандерсу переключатель света на фонаре и сказал:

– Мы будем пользоваться им лишь в случае крайней необходимости. Он мощный, как настоящий маяк.

– А как же мы будем видеть?

– Я буду видеть. – Трис указал на сейф. – Держитесь ближе ко мне. – Он открыл сейф. Внутри на резиновой подушке лежали маска и фонарь-вспышка в виде ручного пистолета. – Инфракрасные лучи. С их помощью я смогу найти тот маркер, который вы оставили на месте находки.

Они оделись и сели на край правого борта.

– Посмотрите на часы, – сказал Трис. – Через полчаса вы подниметесь на поверхность, независимо от того, сколько воздуха у вас в запасе. Не хотелось бы остаться без воздуха ночью. Там, внизу, может быть течение, и скажу вам; вы не испытаете ни малейшего удовольствия, если придется проплыть пять сотен ярдов обратно, пытаясь выдавливать воздух из пустого баллона.

Трис наклонился, нашел ракетку для пинг-понга и засунул ее под свой пояс с тяжестями. Собака виляла хвостом и нюхала ласты Триса.

– Стереги лодку, Шарлотта. – Он погладил собаку и взглянул на Сандерса: – Готовы? Мы опустимся вместе. Когда коснемся дна, включите свет и разведайте обстановку вокруг себя. Сделайте это максимально быстро. Как только заметите что-нибудь знакомое и поймете, где мы находимся, выключите свет и направляйтесь к этому месту. Если мне повезет с этим, – он приподнял ящик с инфракрасным фонарем, – нам не придется использовать свет слишком часто.

– Почему вы думаете, что кто-то будет следить за нами?

– Есть шанс, что никто не будет. Но не обязательно раздавать гравированные приглашения.

Трис вставил в рот загубник и просигнализировал, выставив вверх большой палец. Сандерс повторил тот же жест, и они перекатились через борт в воду.

Под поверхностью была полная тьма. Не просто отсутствие света – это была густая, обволакивающая чернота, абсолютный мрак. Глаза Сандерса были открыты, но он ничего не видел: ни пузырьков, выделявшихся при дыхании, ни кольца вокруг лицевой полоски своей маски, ни пальца в дюйме от лица. На секунду ему подумалось, что он внезапно полностью ослеп. Вода струилась вокруг носа. Он наклонил голову, чтобы очистить маску, нажимая пальцами на верхнюю часть ее стекла и выдыхая через нос, и наконец увидел застывшие иголочные точки света – отражения звезд на поверхности воды.

Пока он выдыхал и его легкие пустели, Сандерс начал опускаться на дно. Он вдохнул, и снижение замедлилось, Вода, показавшаяся сначала холодной, нагрелась до температуры тела внутри водолазного костюма. Он почувствовал себя в тепле, беспомощным и размягченным, как если бы чудом возвратился в материнское лоно. Он распростер руки и стал мягко скользить по направлению ко дну.

Ласты коснулись песка. На дне ощущалось легкое течение, удерживаться на месте было трудно, поэтому Сандерс встал на колени. Фонарь висел у него на запястье, закрепленный резиновым ремнем. Он нащупал выключатель и нажал на него большим пальцем. Желтый луч пронзил темноту.

Сандерс не имел никакого понятия о том, где находится и в какую сторону света направлено его лицо. Он раскачивал фонарь влево и вправо над песчаным дном и скалами и был потрясен внезапно выявленным сверканием красок. Днем песок выглядел бледным, голубовато-серым, скалы – сине-коричневыми, рыбы – зеленовато-синими. Но свет фонаря вернул им всем натуральные цвета. Он видел белые, красные и оранжевые цвета кораллов, ярко-розовый цвет брюшка дремлющей рыбки-попугая. Свет попал на длинную коричневую линию, покрытую зеленью, и Сандерс понял, что это часть корпуса потерпевшего крушение корабля. Голова маленькой барракуды появилась на границе светового пучка. Она оставалась в таком положении всего один момент. Сандерс осмотрелся вокруг себя. Вне узкого столба желтого света все было погружено в полную тьму. Он задумался, привлекает ли акул световой луч.

Что-то коснулось его плеча. Он невольно дернулся назад и ощутил постукивание пальцев по плечу. Затем увидел движущийся черный силуэт Триса в световом пучке. Трис жестом приказал ему погасить фонарь и следовать за ним. Сандерс взял его за руку, выключил фонарь и, почувствовав легкий толчок, начал отталкиваться ногами, двигаясь рядом с Трисом.

Он снова видел только черноту. Без специальной маски, как у Триса, инфракрасный свет оставался невидимым. Сандерс предположил, что Трис возвращается к знакомой ему пещере, потому что в его движениях не было ни малейшей неуверенности: он плыл быстро, явно в известном ему направлении.

Трис замедлил движение, затем остановился и рукой направил Сандерса к определенному месту на дне. Он постучал по фонарю, и Сандерс включил его. Они были у входа в пещеру.

Свет отражался от белого песка и скалистых стен. Сандерс увидел маркер – осколок камня, который они оставили в пещере. Рука Триса подняла его и положила на песок вблизи от инфракрасного фонаря. Палец, указывающий на ямку в песке, где лежал маркер, подсказал Сандерсу передвинуть туда фонарь. Палец исчез, и появилась рука, державшая ракетку для пинг-понга. Трис отбрасывал ракеткой песок короткими быстрыми движениями. Песок поднимался волнами; через несколько секунд пещеру заполнило туманное облако. Сандерс нагнул голову к фонарю. Ямка в песке увеличивалась. Она была уже глубиной в несколько дюймов и больше фута в диаметре. Трис склонился рядом с Сандерсом, и две головы сомкнулись над светом, пока ракетка выгребала песок из ямки.

Наконец Трис перестал пересыпать песок. Сначала Сандерс подумал, что он сдался, но затем увидел, что два пальца погрузились в ямку и вынули из нее, как щипцами, нечто показавшееся Сандерсу коричневым листом. На нем были слабые следы рукописного или машинописного текста. Трис возобновил работу, и Сандерс увидел, что в песке что-то блеснуло. Пальцы снова погрузились в ямку, при этом двигались они так осторожно, как если бы вытаскивали занозу из детской ножки. Из песка была извлечена ампула.

Вскоре был обнаружен еще один лист – как предположил Сандерс, сгнившее дерево от сигарного ящика, в который были упакованы ампулы; а потом еще одна ампула. Затем появились две ампулы разом. По мере углубления ямки обнажился угол коробки, поблекшей и расслоившейся. Сандерс отодвинулся на несколько дюймов, потому что казалось, что большая часть коробки лежит за пределами пещеры. Трис отгребал песок, пока не отрыл коробку. Она лежала вверх дном, коричневый прямоугольник размером шесть дюймов на восемь. С помощью ракетки он осторожно поднял дно коробки; оно снялось одним рыхлым куском. Внутри, защищенные решеткой из картонных перегородок, лежали сорок восемь ампул, абсолютно целых. Трис не дотронулся до них. Он поднял ракетку и снова начал счищать песок, постепенно удаляясь от входа в пещеру. Вскоре он обнаружил край другой коробки, но тут остановился, поднял левый локоть к свету и закатал рукав своего водолазного костюма. Сандерс увидел циферблат его ручных часов: они находились в воде уже тридцать две минуты. Большим пальцем Трис показал вверх, а рукой потянулся к Сандерсу, чтобы забрать у него фонарь.

Сандерс медленно поднялся в темной воде, наблюдая за лучом света под собой. Он продвигался на несколько футов, затем останавливался, затем двигался снова. Сандерс плыл, легко отталкиваясь лишь ногами, делая минимум движений, так как внезапно почувствовал себя одиноким и незащищенным в полной темноте. Он не хотел привлечь внимание какого-нибудь существа, способного нападать на слабых и одиноких.

Его голова показалась на поверхности. Он оглянулся вокруг и увидел, что неправильно спланировал свой подъем и вынырнул слишком далеко от лодки. Лодка стояла на якоре, черный силуэт в лунном свете примерно в пятидесяти ярдах от него. Сандерсу не хотелось плыть по поверхности, производя шум и колебание воды, которые какой-либо хищник внизу мог воспринять как тревожные сигналы раненой рыбы. Поэтому он нырнул под воду и оттолкнулся, чтобы плыть по направлению к лодке. Дважды он высовывал голову из воды, и дважды оказывалось, что он, наоборот, удаляется от цели. Из-за того, что он не видел на дне ничего, что могло бы послужить ему точкой отсчета его продвижений, он не мог поддерживать курс движения постоянным.

Он дышал слишком учащенно, слишком глубоко, его легкие требовали больше воздуха, чем мог обеспечить регулятор баллона. “Перестань! – говорил он себе. – Перестань, или тебе не хватит воздуха”. Он остановился и лежал без движения в воде, заставляя себя дышать медленнее. Постепенно боль в легких ослабла. Он поднял лицо из воды, увидел лодку и скользящими, четкими движениями подплыл к ней.

Сандерс достиг лодки и держался за платформу у кормы, которая позволяла ныряльщикам взбираться в лодку без посторонней помощи. Он отстегнул заплечную лямку и сгрузил свой баллон на платформу. Затем забрался сам и сел, тяжело дыша, болтая в воде ногами в ластах. Со стороны носа был слышен приглушенный вой.

Голова Триса показалась рядом с платформой. Он выплюнул загубник и спросил:

– Где Шарлотта?

– Впереди. Завывает, как будто ей приснился кошмар.

– Черт подери, на нее это не похоже. – Трис залез с баллоном и всем остальным снаряжением на платформу. Одним движением сняв с себя баллон, он перешагнул ограждение и ступил на палубу. – Она никогда не спит на лодке – ждет меня, чтобы слизнуть соль с моего лица.

Он прошел вперед, Сандерс последовал за ним. По мере того как они приближались к носу, вой становился все громче и неистовей. Сандерс видел впереди силуэт Триса, широкую и высокую фигуру, движущуюся с уверенностью и грацией даже в темноте.

Он увидел, что Трис остановился, затем услышал, как тот закричал:

– Подонки!

– В чем дело?

Подойдя к Трису, Сандерс увидел собаку.

Она пролезла под планшир и, сжавшись в клубок, дико кусала себя за бока. Что-то блестящее выступало из заднего конца ее туловища, над самым хвостом, куда не доставали ее зубы. Собака пыталась добраться до этого неизвестного предмета и, вгрызаясь в бока, вырывала клочья шерсти и мяса из задних лап. Выдохшаяся, воющая, она продолжала яростно кусать себя.

Трис присел на корточки и протянул руку, чтобы успокоить собаку. Она скривила губу и зарычала.

– Все будет хорошо, – мягко сказал Трис, – все хорошо.

Он схватил собаку за шею и пригнул ее голову к палубе. Второй рукой он обхватил ее и вырвал кусок стали из ее спины. Избавленная от боли, собака застонала и стала зализывать раны.

– Что случилось?

Трис прошел на корму, соскочил в кокпит и включил лампочку над головой. В его руке был дротик в форме пера длиной в два дюйма.

– О чем, боже мой, они думали, когда сделали это?

Сандерс взглянул на дротик и сказал:

– Клоше.

– Что?

– Клоше носит точно такое же перо, только поменьше. Должно быть, это его визитная карточка. Он уже поработал над нами с Гейл. Теперь, видимо, хочет заставить вас работать на него.

– Идиот, – сказал Трис. – Только потому, что он нанял кучку лизоблюдов подплыть к лодке и убить мою собаку? И он надеялся, что так поставит меня на колени? – Он сплюнул на палубу. – Все, чего он добился, – это привел меня в ярость.

Он оглянулся и увидел, что собака ковыляет вдоль борта.

– Дайте мне пакет первой помощи, – сказал он, указывая на ящик по правому борту. – Надо перевязать старушку.

Трис поднял собаку и посадил ее на палубу. Нежными уговорами заставил ее улечься на здоровый бок. Выстриг вымоченные в крови волосы вокруг рваной раны, обмыл ее антисептиком и посыпал сульфамидным порошком. Работая, он нежно, любовно ворковал над собакой, утешая, успокаивая, относясь к ней, как показалось Сандерсу, с отеческой нежностью и привязанностью.

Собака не оставалась безразличной к его ласке: она не издала ни единого звука и не пошевелилась. Когда Трис закончил, он почесал у нее за ушами и сказал:

– Наверное, лучше тебя перевязать? – Он нагнулся за марлевой повязкой и клеем. – Зная тебя, всегда готовую себя вылизывать, я не уверен, что ты тут же сама не прокусишь себе шею.

Он помог собаке встать на ноги, и она, слегка крутя хвостом, проковыляла в угол и тихо легла.

– Как вы думаете, что они собираются делать теперь? – спросил Сандерс.

– Клоше? Не скажу. Я запрятал все эти ампулы, поэтому у него не может быть полной уверенности, что мы что-то нашли. Но так мы выиграем только день-другой. – Трис покачал головой. – Боже, там же прорва наркотиков!

– Больше, чем мы видели?

– Конечно. Та коробка была всего лишь верхушкой айсберга. Мне кажется, что третий отсек ударился о скалы, и из него немного высыпалось. Затем, вероятно, корабль сполз, перевернулся и распорол днище. – Трис с помощью рук изобразил перевернутую букву “V”. – Мы видели только то, что осталось сверху. Чем дальше от пещеры я смотрел, тем шире был этот развал, к тому же все остатки перемешаны со взрывчаткой.

– Сможем ли мы поднять все наверх?

– Не с помощью ракетки для пинг-понга, конечно. Нам нужен подъемник. – Он указал на алюминиевую трубку, проложенную вдоль края борта. – И нам нужно нырять с аппаратами Деско, а не с воздушными баллонами. Мы не можем каждый час ставить новый баллон с воздухом. Поэтому необходимо задействовать компрессор, а это, в свою очередь, означает, что будет шум. Стало быть, все складывается плохо.

– Почему?

– Скорее всего, там все перемешано с артиллерийскими снарядами.

– Но они же не в рабочем состоянии, верно?

– Не имеет значения. Медь разъедается коррозией. Предохранители могут быть слабыми. А порох в этих снарядах как новенький. Стукнуть их нечаянно друг о друга или уронить на скалу, – если работать без фонаря, – и мы уже играем дуэт на арфах для святого Петра.

– Можем ли мы рассчитывать на помощь правительства?

– Правительства Бермуд? – Трис рассмеялся. – Конечно. Они заставят королевского законописца написать торжественный указ, поручающий мне избавиться от этой досадной неприятности. Если бы не одно соображение, у меня возникло бы сильное искушение подложить туда заряд и превратить всю эту гадость в пыль.

Трис порылся в кармане своего водолазного костюма, нашел там то, что искал, и протянул Сандерсу. Это была монета неправильной формы, зеленоватая и тусклая. Рисунок, выдавленный на ней, был, видимо, смещен относительно центра, так как только три четверти поверхности металла были заняты какими-то изображениями. Вокруг кромки монеты Сандерсу удалось разобрать буквы “EI”, затем точку, далее букву “G”, еще одну точку и цифры “170”. Ближе к центру монеты была выдавлена буква “М”, а в самом центре находилось замысловатое геральдическое изображение – два замка, лев и несколько полос.

– И что из этого? – спросил Сандерс. – Вы сами говорили, что одна монета – это еще не сокровище.

– Правда. Но эта монета – другое дело.

– Почему?

– После того как я послал вас наверх, я прошел вдоль рифа и разметал песок в нескольких трещинах в скалах. Я обнаружил эту монету на глубине шести дюймов под песком. Она лежала гербом вверх на куске железа, вот почему она не разрушилась и не окислилась так, как та, которую удалось найти вам.

– Почему она позеленела?

– Это ерунда, легко отчистить. Железо, на котором она лежала, кажется мне похожим на петлю висячего замка. Я не смог сразу освободить его и не хотел тратить время на это занятие.

– Вы хотите сказать, что там есть какой-то сундук?

– Вряд ли это похоже на то, что вы можете вообразить. Дерево давно уже сгнило. Монеты слиплись все вместе, и большая часть их уже никуда не годится. Там, под скалой, я оставил целый комок из них. Пытался оторвать хотя бы одну, но ничего не вышло. Думаю, что она сплавилась с другими.

– Тогда там может быть еще... Золото, я имею в виду.

– Мне тоже начинает так казаться. – Трис поднес монету к свету. – Вот “М” означает, что она отлита в Мехико-Сити. А о чем вам говорит этот факт?

– Что корабль шел на восток, возвращался в Испанию.

– Точно. Он уходил из Нового Света. Около трети кораблей, потерпевших кораблекрушение, шли в Новый Свет, и на них не было сокровищ. Они нагружались винами и сырами, одеждой и шахтным оборудованием. Число – это первые три цифры даты, когда была отлита монета, – где-то в первом десятилетии восемнадцатого века. Геральдика тоже соответствует. Это Филипп Пятый. Он взошел на трон в 1700-м.

– Что означают буквы?

– “Милостью Божьей”, – ответил Трис. – Это конец фразы на обратной стороне любой монеты: “Philippus V”, затем “Dei G.” – “милостью Божьей”. – Трис перевернул монету. – Это Иерусалимский крест. Я не могу прочесть буквы, только “М” вот здесь и “R”, но они означают “Hispaniarum et Indiarum” – “король Испании и Индии”.

– Итак?

– В 1715 году большая флотилия, одна из самых больших, что были у Филиппа, возвращалась домой.

– Я слышал об этой флотилии. Но кто-то обнаружил ее, не так ли?

– Точно, ныряльщик по имени Кип Вагнер. Десять кораблей затонули, неся в себе бог знает сколько золота и серебра, и в начале 1960-х Вагнер нашел, как ему показалось, восемь из них. Он извлек оттуда около восьми миллионов долларов.

Сандерс ощутил прилив волнения.

– И эти вещи могут быть из двух ненайденных кораблей?

Трис засмеялся и покачал головой.

– Никакой вероятности. Кое-что там, внизу, можно найти, конечно, но это не из тех десяти кораблей Филиппа. Все они утонули у Флориды. Это было восстановлено по документам, тому есть много доказательств: рассказы выживших, свидетельства очевидцев, корабельные журналы, записи матросов, – и никакой корабль не может продвинуться на тысячи миль по дну океана. Нет, то, что мы знаем, не представляет никаких проблем; тревожит то, о чем мы не знаем.

– Например?

– Готов заключить пари, что, если и существует корабль под “Голиафом”, он затонул где-то между 1710 и 1720 годами. Если это произошло позже, то монеты, которые мы нашли, были бы более позднего периода. Монеты Нового Света не оставались там надолго. Испанцам нужна была буквально каждая монета, чтобы сохранить свою страну на плаву. Однако у нас нет записи об испанском корабле, потонувшем в этом районе Бермуд между 1710 и 1720 годами.

– Но ведь испанские монеты мог везти не обязательно испанский корабль, не так ли?

– Конечно. Испанские монеты являлись международной валютой. Ими пользовались все страны. Но у нас нет ни одной записи о каком-либо ином корабле, затонувшем в этом районе в первые десятилетия 1700-х годов.

– Это может оказаться и хорошим признаком, не так ли? Значит, корабль так и не был найден.

– И хорошим, и плохим. Из этого следует, прежде всего, что мы должны начать с нуля. Есть основания предполагать, что он затонул ночью. Если были уцелевшие, – а я в этом сомневаюсь, – они не имели ни малейшего представления о том, где оказались. Они были слишком озабочены спасением собственной жизни и, конечно, не думали о грузе. Так что, какие бы ценности ни ушли под воду с этим кораблем, возможно, они и по сию пору покоятся на том же месте.

– И это могло быть...

– Трудно сказать. В соответствии с записями, между 1520 и 1800 годами испанцы вывезли ценностей примерно на двенадцать миллиардов долларов. Около пяти процентов этого количества исчезло во время кораблекрушений, а примерно половина того, что было потеряно, впоследствии обнаружилась. Таким образом, по самым грубым подсчетам, около трехсот миллионов долларов до сих пор лежат на дне. Даже с учетом инфляции за двести лет это составляет внушительную сумму – свыше миллиарда. Было бы прекрасно, если бы это соответствовало истине. Сложность состоит в том, что все служащие коррумпированы и на каждый доллар зарегистрированного таможней товара приходится, возможно, еще один доллар, вывозимый контрабандистами.

– Чтобы избежать налогов?

– Специального налога. По закону король Испании взимал двадцать процентов стоимости любой вещи, независимо от того, кому она принадлежит. Бизнесмен, торговавший европейскими товарами за золото Нового Света, все равно должен был выложить так называемую королевскую пятую. Было гораздо дешевле подкупить какого-то чиновника, чтобы он не заметил нескольких вещей, чем отдать двадцать процентов их стоимости королевской казне.

– Это объясняет одну проделку с якорем, – сказал Сандерс. – Я как-то наткнулся в “Джиогрэфик” на историю о капитане, который отлил якорь из золота и закрасил его черной краской.

– Точно. Его повесили. Все дело в том, что нет способа проверить, какой на корабле груз. Ведь было же такое, и не раз, что половина спасенного груза с потонувшего корабля стоила больше, чем все записанное в его декларации. Ведущий корабль флотилии, так называемая капитана, мог иметь на борту зарегистрированных грузов на три миллиона долларов. Но это не капитана: с этим кораблем не было никакой флотилии. Возможно, этот корабль доставлял домой часть людей, спасшихся в 1715 году. И возможно, там была часть спасенных сокровищ. Но тогда должна была быть какая-то запись – если не здесь, то в Кадиксе или в Севилье – о спасшихся, уехавших из Гаваны и закончивших путешествие здесь. Но таких записей не найдено. – Трис полез внутрь своего водолазного костюма и вынул овальную пластину золота. – А вот еще другая загадка.

– Монета?

– Нет. – Трис передал предмет Сандерсу. – Медальон. На медальоне была изображена голова женщины и буквы “S. С. О. Р. N.”.

– Я думаю, что это Святая Клара, – сказал Трис. – “О. Р. N.” по-латыни – “ora pro nobis”. “Святая Клара, молись за нас”. Посмотрите на обороте.

Сандерс перевернул медальон. Обратная сторона была чистая, за исключением инициалов “Е. F.”.

– Те же самые инициалы!

– Точно. Утром я переворошил горы бумаг, но так и не смог найти ни одного офицера, дворянина или капитана с этими инициалами.

Сандерс вернул медальон Трису.

– Может быть, это был подарок кому-то.

– Черт подери, не похоже. Никто не отдает кому-то вещи такого рода.

Трис засунул медальон и монету куда-то вглубь своего водолазного костюма, выключил верхний свет и запустил движок. Он послал Сандерса вперед поднять якорь и, когда услышал клацанье железной цепи о палубу, круто рванул руль влево и направил лодку в море.

Сандерс вернулся в кокпит и спросил:

– Что же мы будем делать теперь?

– Подержимся подальше от этого места пару деньков, пока я попытаюсь понять, что, черт подери, может быть под “Голиафом”.

– Клоше...

– Да. Теперь он знает, что я тоже заинтересован, и он просто обязан в ближайшее время поднять бучу. Для вас обоих, наверное, лучше всего было бы упаковать вещи и вернуться домой. Вряд ли он предпримет что-то против меня, но уж вас не оставит в покое.

Сандерс не ответил; он знал, что Трис прав. Чувство самосохранения подсказывало, что следует уговорить Гейл улететь домой на первом же самолете сегодня утром. Вряд ли Клоше контролирует воздушное пространство. Если кто и мог совладать с ним, так это Трис, а уязвимость Сандерсов послужила бы ему лишней помехой.

Но он не мог согласиться с собственной логикой. Если он уедет, это будет означать, что он лгал себе всю жизнь. Его мечты и амбиции: работа с Кусто, путешествия вокруг света для “Джиогрэфик” – можно считать фантазиями мечтателя, не покидающего любимое кресло. Здесь же представлялся шанс сделать что-то, чего он не делал никогда прежде, шанс идти по лезвию бритвы, а не скользить по жизни в качестве наблюдателя. Сопровождающий эту авантюру риск был настоящим, непритворным и предвещал интереснейший жизненный опыт. Кроме того, если на “Голиафе” обнаружится клад, наградой может стать... Сандерс даже не стал пытаться вести подсчеты.