Текст книги "Бездна"

Автор книги: Питер Бенчли

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 15 страниц)

– Я рада, что ты спас мне жизнь, – сказала она.

– Я тоже. – Затем он добавил, не осознавая причины своего вопроса: – Ты замужем?

Она нахмурилась:

– Что за глупый вопрос?

– Извини. Мне просто хотелось узнать.

Она довольно долго молчала.

– Я чуть не вышла замуж. Но, слава богу, одумалась.

– Почему “слава богу”?

– Из меня получилась бы кошмарная жена. Он хотел иметь детей, а я – нет, по крайней мере, в то время я не хотела детей. Они осложняют жизнь, ограничивают свободу.

Через два дня после возвращения в Нью-Йорк Сандерс съехал из своей квартиры и начал оформлять документы на развод. Он знал, что ему будет не хватать детей, и так это и случилось, но постепенно его вина перед ними стала тускнеть, и он вскоре поймал себя на мысли о том, что радуется встречам с детьми, не испытывая болезненного сожаления о том, что они больше не могут жить с ним.

Он никогда не требовал и не получал от Гейл каких-либо обязательств. Он знал, что влюблен в нее, но был уверен, что если начнет преследовать ее, то получит отказ, как потерявший голову подросток. Он дважды приглашал ее на обед, прежде чем сообщил, что оставил жену, и, когда наконец сказал ей об этом, она не спросила почему. Ей хотелось только узнать, как Глория восприняла эту новость. Он ответил, что она отреагировала нормально: после короткой сцены со слезами признала, что он несчастлив с ней и что брак их непрочен. А как только адвокат убедил ее, что предложение Сандерса о разделении имущества было действительно столь щедрым, как он заявил ей об этом, – он остался без единой ценной бумаги вообще, – она уже не казалась обиженной.

В течение нескольких следующих месяцев Сандерс виделся с Гейл так часто, как ей этого хотелось. Он знал, что она встречается с другими мужчинами, и терзал себя жуткими фантазиями, рисуя в воспаленном воображении подобные свидания. Но у него хватало ума и осторожности не спрашивать ее об этих друзьях, а она не стремилась делиться с ним такой информацией. Хотя он и Гейл говорили о будущем, о вещах, которые им хотелось бы делать вместе, они никогда не обсуждали возможность вступления в брак. По сути, в этом не было большого смысла: легально Сандерс до сих пор был женат. Он вообще боялся говорить о браке, опасаясь, что предложение приведет к тому, что Гейл будет рассматривать его как угрозу своей свободе.

Сандерс всегда думал о себе как о человеке с нормальной чувственностью, но в те первые месяцы знакомства с Гейл он открыл в себе огромный запас примитивной страсти, и иногда ему приходило в голову, что его можно классифицировать как сексуального маньяка.

Что касается Гейл, для нее секс был способом выражения любого чувства – удовольствия, гнева, голода, любви, отчаяния, обиды, даже ярости. Подобно алкоголику, которому немного надо, чтобы найти повод для выпивки, Гейл могла какое угодно событие – от первого опавшего осенью листа до годовщины отставки Ричарда Никсона – объявить поводом для любовных утех.

Когда был установлен день окончательного развода, Сандерс решил просить Гейл выйти за него замуж. Он проанализировал свои доводы, и они показались ему вполне логичными, разве что несколько старомодными: он обожал ее, он хотел жить с нею, и он нуждался в подтверждении, хотя бы символически, что она любит его настолько, что согласна связать с ним свою жизнь. Но за всеми его логическими рассуждениями мелькала тень вызова судьбе.

Она была молода, пользовалась успехом у мужчин и, по ее собственному признанию, испытывала отвращение к браку. Если он сделает предложение и она его примет, он смог бы считать, что одержал определенную победу.

Сандерс боялся отказа (хотя и подготовился к нему) и поэтому хотел сформулировать свое предложение таким образом, чтобы она не смогла рассматривать его как “все или ничто”. Он хотел, чтобы Гейл знала: если она откажется от брака, он скорее предпочтет продолжать существующие взаимоотношения, чем прекратит свидания с ней. Он намеревался напомнить ей о существующих для них обоих областях совместимости. Он составил список из двенадцати пунктов, и самый последний содержал в себе неопровержимый факт, что жизнь в одной квартире имеет финансовые преимущества.

Ему так и не пришлось ознакомить ее с этим списком. Они обедали в итальянском ресторане на Третьей авеню, и после того, как у них приняли заказ, Сандерс вынул из кармана документы о разводе и вручил их Гейл.

– Эти бумаги пришли сегодня, – сказал он и подцепил на вилку анчоус.

– Великолепно! – сказала она. – Давай поженимся.

Ошеломленный Сандерс уронил анчоус в бокал с вином.

– Что?

– Давай поженимся. Ты свободен. Я свободна. Я дала отставку всем остальным. Мы любим друг друга. Это имеет смысл, ведь правда?

– Конечно, да, – заикаясь, сказал Сандерс. – Просто...

– Я знаю. Ты слишком стар для меня. Ты думаешь, что я сексуально озабочена и ты никогда не сможешь удовлетворить мои притязания. У тебя теперь совсем нет никаких денег. Но ведь у меня есть работа. Мы встанем на ноги снова. – Она помолчала. – Ну, что скажешь?

Они решили провести медовый месяц на Бермудах, так как оба никогда не бывали там, к тому же на Бермудах были хорошие теннисные корты, отличное купание и прекрасное подводное плавание.

Глава 4

Спасатель стоял у края воды, держа на тележке вельбот “Бостонский китобой”.

– Отправляетесь за новыми вилками и ножами? – спросил он при появлении Сандерсов.

– Конечно, – ответил Дэвид, – а еще поищем те артиллерийские снаряды, о которых вы упоминали.

– Вы можете получить кругленькую сумму за медь. Но будьте осторожны. Я слышал, что они все еще способны сработать.

Они спустили лодку на воду, погрузили в нее снаряжение и оттолкнулись от берега. Пока плыли по направлению к рифу, Сандерс попросил Гейл сесть за руль. Он вынул из кармана маленький фонарь-вспышку и сел на переднюю скамью.

– А это зачем? – спросила Гейл.

– Осматривать пещеру, в которой была ампула.

– Он не герметичный. Погаснет через секунду.

– Смотри. – Сандерс вынул из другого кармана пластиковый мешок, положил фонарик в мешок, завязал узел на его открытом конце и туго затянул. Затем включил тумблер на фонаре. Вспыхнул свет. – Так он проработает какое-то время.

– Гений, – сказала Гейл. – Примитивно, но гениально.

Они нашли нишу в рифе, провели лодку внутрь и повернули ее таким образом, чтобы нос был направлен к берегу. Гейл стояла на передней скамейке, готовая бросить якорь за борт, и, глядя из-под руки, уверяла себя, что они вернулись в нужное место.

Как только якорь закрепился в скале, они надели свое снаряжение и прыгнули за борт.

Они проплыли к полоске чистого песка в нескольких ярдах мористее рифа, уселись на дно и стали осматривать скалы и кораллы, пытаясь найти пещеру, где обнаружили ампулу. Солнце стояло почти прямо над головами, и его вертикальные радужные лучи прорезали толщу воды. Тени сдвигались, возникая и исчезая, как пятна света на поверхности рифов. Сандерс двинулся вправо. Там, дальше, где синяя вода темнела, а силуэты скал дрожали в мареве, он заметил тень, которая показалась ему неподвижной. Он тронул Гейл за плечо, и она повернулась, сняла с пояса фонарь и включила его. Луч желтого света мелькнул по песку.

Пещера оказалась гораздо дальше от них, чем им это казалось, но теперь, цепляясь за коралловые выступы и оглядываясь, они узнали виденные ранее следы кораблекрушения. Они склонились над входом в черную дыру. Гейл перемещала свет фонаря слева направо. Пещера, глубиной всего в несколько футов, была пуста, ковер тонкого песка застилал ее дно. Сандерс взглянул на Гейл и покачал головой, как бы говоря: здесь ничего нет. Гейл передала ему фонарь и указала на пятно на песке. Там ничего не было видно, но пока Сандерс светил фонариком, Гейл помахивала рукой над песком, взбивая его в облачко, которое уменьшило видимость до шести дюймов. Она продолжала помахивать рукой, и вскоре в песке образовалась ямка глубиной в два-три дюйма. Еще несколько движений – и там, на дне впадины в песке, сверкнуло стекло.

Сандерс наклонился над этой впадиной и кончиками пальцев стряхнул песок со стекла. Это была ампула, наполненная бесцветной жидкостью. Она показалась ему пустой, но, когда он пошевелил ее, в ней переместился воздушный пузырек. Осторожно вынув ампулу из песка, Сандерс передал ее Гейл и отполз от впадины, образовавшейся от его тела. Он сдвинул песок в ямку, пока она снова не сровнялась с уровнем дна вокруг, и затем отметил это место специальным маркировочным камнем, который выдал им Трис.

Они покинули пещеру и поплыли вдоль основания рифа. То и дело Гейл останавливалась перед скалой или куском дерева и освещала это место светом фонарика или разгребала песок поблизости. Но больше они ничего не нашли.

Гейл продвинулась немного вперед, затем остановилась, чтобы отыскать Сандерса. Он оказался позади нее и откалывал что-то от рифа. Она подплыла к нему и увидела, что он с помощью обломка скалы отбивает куски коралла. Периодически он прекращал работу и пытался просунуть руку в дыру. В конце концов ему удалось протиснуть туда три пальца, и, используя их как клещи, он вынул кусок желтого металла размером не больше пятидесятицентовой монеты, изогнутый и покрытый вмятинами. Когда Сандерс поднял находку, чтобы Гейл рассмотрела ее при свете фонаря, они увидели, что это не монета: края предмета были отогнуты вверх, как если бы раньше внутри что-то хранилось. В четырех точках этой выступающей части были расположены пустые впадины, каждая диаметром примерно в четверть дюйма. Металл ярко блестел, очевидно, он был не подвержен коррозии или действию моллюсков. Сандерс перевернул предмет и увидел выгравированные буквы Е. F. Держа ампулу в одной руке и кусок металла в другой, он устремился к поверхности.

Когда они снова очутились в лодке, Сандерс сказал:

– На минуту я вообразил, будто мы нашли золотой дублон.

– А как по-твоему, что это такое?

– Не знаю. – Сандерс подумал. – Что-то ювелирное, мне кажется... но, бог мой, он слишком чист для того, чтобы быть старинным. В таком случае он должен бы быть истончен или, по крайней мере, покрыт чем-нибудь.

Сандерс отложил кусок металла в сторону и взял ампулу. Он посмотрел на нее в лучах солнца, и стекло сверкнуло.

– По цвету отличается от первой.

Его глаза были прикованы к ампуле, и он не заметил фигуры, стоявшей на скалах “Апельсиновой рощи”.

* * *

Сандерсы подошли к дому Триса уже после шести. Трис вышел и жестом попросил их пройти в дом через заднюю дверь.

– Нашли еще ампулы?

– Одну, – ответил Сандерс. – Кажется, в ней другое вещество.

Гейл передала ампулу Трису:

– Она была в том же месте, что и первая.

Трис кивнул Сандерсу:

– Вы правы, здесь другое химическое вещество.

– Что это?

– Я точно не знаю. Но конечно, что-то из группы подобных веществ. Героиновая смесь или какая-то другая основанная на опии жидкость. Может быть, другой раствор морфина. Вы пометили это место?

– Да, – ответила Гейл. Она отдала Трису оставшийся у нее маркировочный камень.

– Вы больше не заметили вокруг ничего сверкающего?

– Нет, и эта тоже была не на поверхности. Нам пришлось ее откапывать.

– Я лучше начну осмотр места завтра ночью, – сказал Трис.

– Вы хотите, чтобы мы были там с вами? – спросила Гейл, надеясь втайне, что Трис откажется. Трис почувствовал ее нежелание.

– Как хотите. Присоединяйтесь, если захочется. Буду рад. Но можете и прекратить заниматься этим прямо сейчас.

– Не сомневайтесь, обязательно придем, – заверил Сандерс. Он указал на сумку Гейл. – Покажи ему другую штуковину.

Трис тщательно осмотрел кусок металла, проводя пальцем по внутренней поверхности отогнутого края. Он зажал кусок между двумя пальцами, и металл легко согнулся.

– Где вы его нашли?

– В скалах, – ответил Сандерс. – Его там сильно заклинило. Мне пришлось отломить часть коралла, чтобы достать его.

– Вам нужно было вторым маркером пометить место находки.

– Зачем?

Трис ухмыльнулся:

– Затем, друг мой, что... – Он сделал большие глаза и мелодраматически воскликнул: – Это золото!

– Испанское золото? Боже мой, оно выглядит так, как будто кто-то его просто выбросил.

– Ни один человек не выбросил бы его. Если бы вы копнули поглубже, то, наверное, нашли бы кости хозяина.

– Как же случилось, что оно не потускнело и не почернело?

– Это одно из удивительных свойств золота, – сказал Трис. – Оно химически инертно. Вы можете опустить свежеотчеканенную монету в морскую воду и оставить ее там до конца света, и, когда вы придете за ней в Судный День, она будет как новенькая. Ничто не нарастает на ней, и ничто ее не разрушает.

– Что это было? – спросила Гейл.

– Какая-то камея. – Трис указал на овал внутри. – Картина или гравюра была здесь. Эти углубления, – он дотронулся по очереди до всех четырех впадин на ободе, – содержали жемчужины – символы чистоты. Парень, возможно, носил ее на шее.

– Что это означает?

– Эта находка? Вполне возможно, что ничего. Вероятно, корабль налетел где-то на скалы, бог знает где, и прилив прибил эту вещь и найденную вами монету к рифам. Или кто-то из команды, оставшийся в живых, мог пытаться доплыть до берега и не смог. Это личные вещи, не из корабельной казны. – Казалось, Трис задумался над собственными словами. – Но, черт подери, это все не согласуется между собой.

– Почему?

– Я бывал на этих рифах в течение двадцати лет, если не больше. Не говорю, что изучил каждый дюйм всех Бермудских рифов, но что касается “Голиафа”, я знаю эти места. Если где-то там был корабль, я бы к этому времени обнаружил его следы. Ружья, якоря, балласт – хоть что-нибудь.

– Сколько ей лет? – спросил Сандерс.

– Камее? Лет двести. – Трис повертел вещицу в руках. – Чертовски искусная работа. Очень изящная.

– Значит, Бермуды были уже обитаемы, когда утонул корабль, если он был на самом деле. Тогда сохранились бы записи.

– Это зависит от обстоятельств: если кто-то видел, как он потонул, или если кто-то спасся, или если кто-то нашел ее тогда и сохранил. Последнее – самое вероятное.

– Почему?

– Происшествие могло закончиться и по-другому. Вряд ли стоит продолжать поиски или уточнять количество спасшихся, потому что никаких записей попросту нет. Если бы мне пришлось разгадывать эту историю, я бы сказал, что корабль наткнулся на скалы во время шторма, но не затонул. Может быть, несколько человек – и этот Е. F. в том числе – были смыты волной за борт. Когда ветер стих, они могли законопатить пробоины и восстановить его на плаву. Или, если это им не удалось, они сняли с него все: ружья, грузы, личные вещи – и оставили его на скалах. Следующий сильный шторм мог доконать его и разметать останки вокруг. Тогда там не осталось почти ничего, что помогло бы выяснить точное место крушения.

Сандерс был разочарован.

– Так вы думаете, мы нашли все, что было возможно найти?

– Это просто моя догадка. – Трис отдал камею Гейл. – Что вы собираетесь с ней делать?

– Я об этом не думала. Можно взять ее себе?

– Конечно, но легально вы не сможете вывезти ее с Бермуд, разве что предложите продать ее местному правительству, а оно откажется.

– У меня нет желания ее продавать, мне хочется сохранить ее для себя.

– Тогда, девочка, – сказал Трис с усмешкой, – у вас есть два выхода: вы можете вывезти ее контрабандой или стать жительницей Бермуд.

– Когда вы хотите начать завтра? – спросил Сандерс.

– Можем выйти с заходом солнца. Моя лодка в бухте внизу. Мы окажемся на “Голиафе” в полной темноте.

* * *

Они спустились с холма и проехали через Сент-Дэвидс и через Севернский мост. На дамбе, разделяющий остров Сент-Джордж и округ Гамильтон, их обогнали два такси, шедших из аэропорта, но в основном дорога была пустынной. Когда они миновали знаки, направляющие туристов на шоу с дельфинами в Голубом Гроте, зеленый “моррис-майнор” выскочил с грунтовой дороги и пошел в двадцати ярдах от них.

Машина двигалась за ними уже несколько минут, когда Сандерс впервые заметил ее в зеркале заднего вида. Он отвернул влево настолько круто, насколько позволяла коралловая стена у края дороги. Впереди дорога сворачивала направо. Совершая поворот, Сандерс увидел, что навстречу ему движутся два мотоцикла и маленький грузовичок. Он поднял правую руку и просигналил зеленой машине остановиться.

Встречный транспорт прошел, и теперь Дэвид и Гейл оказались на прямом шоссе Харрингтон-Саунд. Больше встречных машин не было, и Сандерс махнул зеленой машине, что она может двигаться дальше. Но машина не двигалась. Сандерс услышал звук клаксона и поглядел в зеркало. За зеленой машиной он увидел черное такси.

Водитель такси просигналил еще раз, и Сандерс помахал ему, чтобы тот проезжал. Таксист прибавил скорость и обошел зеленую машину и оба мотоцикла.

Сандерс затормозил и поравнялся с Гейл.

– Этот чудак не собирается проезжать! – прокричал он ей.

– Знаю. Впереди дорога идет вверх. Давай позволим ему обойти нас.

В пятидесяти ярдах впереди Сандерс увидел просвет в густых кустах и узкую тропку, ведшую по холму к дому; там виднелся знак “Свободные комнаты”. Он поднял руку, чтобы указать левый поворот, и приглушил двигатель, так что его мопед еле двигался. Он ожидал, что зеленая машина проскочит мимо, но она тоже замедлила ход. Сандерс и Гейл остановились у начала подъездной дорожки. “Моррис” обошел их и резко повернул налево, врезавшись в кусты и отрезая путь к отступлению.

Высокий темнокожий человек в комбинезоне открыл левую дверцу и вышел из машины. Водитель, тоже темнокожий мужчина, оставался на своем сиденье.

– Чего вы хотите? – спросил Сандерс.

– Человек хочет увидеться с вами, – ответил высокий мужчина.

– Какой человек?

– Не имеет значения. Садитесь в машину.

Сандерс услышал шум мотора и взглянул вниз на дорогу влево от него. Огибая поворот, к ним приближался автофургон. Он был тяжело загружен и двигался медленно.

– Шевелись! – сказал мужчина.

Фургон был примерно в двадцати ярдах от них, через пару секунд он должен был оказаться прямо перед “моррисом”. Словно по команде, Сандерс сделал шаг в сторону “морриса” и, прежде чем человек смог остановить его, подпрыгнул в воздухе и очутился на капоте подходившего фургона.

Он быстро оглянулся и через ветровое стекло увидел ошеломленное лицо водителя, услышал скрежет тормозов.

Фургон едва двигался, когда Сандерс приземлился на его капот, так что он не нанес себе серьезных повреждений. Он тут же скатился с капота и стукнулся лицом об асфальт, почувствовав вкус крови.

Кое-как поднявшись на ноги, Сандерс крикнул:

– На помощь!

Фургон был полон игроков в крикет, одетых во все белое. Водитель, темнокожий юноша, выглянул из окна и заорал:

– Вы что, с ума сошли?

Сандерс указал на “моррис”:

– Они хотят нас похитить!

– Что?

Высокий мужчина, стоявший теперь рядом с Гейл, отозвался:

– Не обращай внимания, парень. Он накурился какого-то дерьма.

– Нет! – вскрикнул Сандерс. – Помогите! Они...

– Сумасшедший подонок! – завопил водитель. – Убьешься когда-нибудь! – Затем он сказал высокому человеку: – Вы везете каких-то сумасшедших подонков, Рональд, – втянул голову в окно машины и выжал акселератор.

Сандерс подскочил к фургону, когда тот проносился мимо, но рука соскользнула с металла. Дорога была свободна в обоих направлениях. Он хотел бежать, но не мог оставить Гейл.

Высокий мужчина, Рональд, нажал на кнопку ножа и направил выскочившее лезвие в сторону Сандерса.

– Двигайся, – сказал он, – а то порежу твою задницу.

Он взял Сандерса за руку и подтолкнул его в сторону автомобиля.

– Ее-то хоть отпустите, – сказал Сандерс.

– Она тоже поедет.

Рональд открыл переднюю дверь машины и втолкнул Сандерса внутрь.

– А что мне делать с этим? – спросила Гейл, держась за ручки своего мопеда.

– Брось его.

Она отняла руки, и мопед хлопнулся на мостовую. Гейл села на заднее сиденье машины.

Рональд забросил оба мопеда в кусты, сел на заднее сиденье рядом с Гейл, закрыл дверцу и, положив нож на колени, сказал:

– Порядок.

Водитель вывел машину на дорогу.

Глава 5

Они ехали молча. Окна были закрыты, и вскоре воздух в салоне стал скверным от нечистого дыхания и пота. Когда они проезжали мимо указателя ботанических садов в Паджете, Сандерс опустил стекло своего окна. Он почувствовал, как кончик ножа коснулся основания шеи, и услышал, как Рональд сказал: “Подними”. Он закрыл окно.

Они приближались к кольцевой развязке, где знаки справа указывали на Гамильтон, прямо вперед – на Варвик и Саутгемптон. В центре развязки стоял полисмен, регулируя усиливающееся к вечеру движение. Сандерс раздумывал, хватит ли у него времени, когда водитель замедлит движение на круге, открыть дверцу, вывалиться из машины и позвать на помощь. Но тут он увидел, как водитель помахал рукой полисмену, а тот улыбнулся ему в ответ.

Темнело, и когда они ехали вдоль Южной дороге, не превышая скорость двадцать миль в час, Сандерс едва различил знаки, указывающие на Элбоу-Бич, клуб “Апельсиновая роща”, Коралловый пляж и клуб “Принцесс-Бич”. Высоко на холме он увидел огромный отель “Саутгемптон Принцесс”, а затем маяк Гиббс-Хилл. Они проехали почти через весь остров.

Мрачное молчание, висевшее в машине, все больше нервировало Сандерса.

– Сколько еще ехать? – спросил он.

– Заткнись, – рявкнул Рональд.

Они пересекли мост Соммерсет, и еще один факт из прошлой работы в “Джиогрэфик” пришел на ум Сандерсу. Он полуобернулся к Гейл и сказал:

– Это самый маленький разводной мост в мире. Он расходится ровно настолько, чтобы прошла мачта парусной лодки.

Гейл не ответила. Попытка Сандерса убежать потрясла ее, и она боялась спровоцировать новое столкновение.

Рональд вновь употребил свой нож, чтобы Сандерс смотрел вперед.

– Ладно, если так необходимо, – сказал Сандерс, поворачиваясь обратно.

Машина свернула налево с главной дороги на грунтовку, следуя указателю “Общественная пристань”. Они выехали на открытое пространство – людную площадь, уставленную торговыми рядами, рыбными и овощными, и убогими лавчонками. В дальнем конце площади располагался обшарпанный док, в котором стояло полдюжины изношенных, залатанных лодок. На площади не было других машин, и детвора беззаботно бегала перед “моррисом”, так что водитель должен был пробираться на первой скорости. Он припарковался перед заведением, походившим на бакалейную лавку. Окна были загромождены доверху фруктами и консервами. Плакат, написанный от руки, рекламировал наживку и свиную кожу. Выцветшие буквы на сером известняке гласили, что это “Лавка Тэдди”.

Двое молодых темнокожих парней болтались у входа. Один из них ловко метал охотничий нож в грязь. Другой прислонился к дверному косяку, сложив руки на груди, и наблюдал за зеленой машиной; его рубашка была расстегнута до пояса, открывая свежий красный шрам от правой ключицы до нижнего края левой грудной мышцы – примета уличного забияки. Что-то знакомое почудилось Сандерсу в этом парне; он попытался вспомнить, но не смог.

– Ты выйдешь спокойно, – предупредил Рональд. – Никаких штучек, или они продырявят тебя. – Он качнул головой в направлении парней возле двери, затем вышел из машины и придержал заднюю дверь для Гейл.

Сандерс открыл переднюю дверь и ступил в грязь. Бриз продувал гавань, приятно холодя вспотевшее лицо.

– Внутрь, – сказал Рональд. Он последовал за ними через дверь, спросив человека со шрамом: – Что слышно?

– Ждем тебя, парень.

Именно интонация, с которой было произнесено слово “парень”, позволила Сандерсу вспомнить обладателя шрама: это был Слэйк, официант из “Апельсиновой рощи”. Сандерс обернулся, чтобы убедиться в этом, но его втолкнули вперед, в лавку.

Вступив в темное помещение, Дэвид не смог ничего рассмотреть. Казалось, по обе стороны прохода громоздились полки с товарами. Постепенно, по мере того как его зрачки приспосабливались к темноте, он заметил слабый свет, исходивший из-под двери в задней части лавки.

– Куда идти?

Рональд прошел мимо него.

– Следуй за мной.

Дойдя до двери, он стукнул один раз, потом дважды.

Голос изнутри сказал:

– Войдите.

Рональд открыл дверь и впустил Давида и Гейл. Он вошел вслед за ними, закрыл дверь и привалился к ней.

В дальнем конце комнаты стоял стол, за ним сидел молодой человек, лет около тридцати или чуть более, как показалось Сандерсу. На его лбу блестел пот, отчего черная кожа казалась сияющей. На нем были очки в золотой оправе и накрахмаленная белая сорочка. Он не носил ювелирных украшений на руках, но его шею обвивала тонкая золотая цепочка с подвешенным золотым пером длиной в дюйм. Двое крепких мужчин, постарше, чем те, которые встретили их снаружи, встали симметрично по обеим сторонам письменного стола, сложив руки на груди. Комната была загромождена картонными коробками, ящиками, папками с документами и пахла рыбой, пылью и перезревшими фруктами. Две голые электрические лампочки свисали с потолка.

Человек, сидевший за столом, встал.

– Мистер и миссис Сандерс, – сказал он, улыбаясь. – Я рад, что вы согласились зайти.

Сандерс распознал акцент говорившего: он слыхал его в Гваделупе; то был акцент людей, родным языком которых был французский карибский, а английский они учили в церковных школах.

– Было бы неточно назвать это приглашением, – возразил Сандерс.

– Да. Но я рад, что вы решили не сопротивляться. Я – Анри Клоше. – Он повременил, ожидая, что на Сандерсов произведет впечатление его имя. Когда никакой реакции не последовало, он продолжил: – Имя вам ничего не говорит? Ну что ж, тем лучше. – Он взглянул на Гейл. – Простите меня, мадам. Не хотите ли присесть?

– Нет. – Гейл глядела прямо на Клоше, надеясь, что он не заметит ее испуга. – Зачем мы здесь?

– Ах да, – сказал Клоше и протянул руку: – Ампула.

– У нас ее нет, – сказал Сандерс.

Клоше глядел то на Дэвида, то на Гейл, улыбаясь и протягивая руку. Наконец он щелкнул пальцами.

Сандерс почувствовал, как сильные руки сжали его запястья и завернули локти за спину. Один из мужчин, стоявший у стола, шагнул к нему, схватил за воротник рубашки и оторвал его, рассыпая по полу пуговицы. Руки позади него стащили рубашку со спины.

Другой мужчина двинулся было к Гейл, но Клоше остановил его движением руки.

– Снимите с себя всю одежду, – сказал он. – Вы оба. Сейчас же.

Гейл заставила себя не сводить взгляда с Клоше. Она медленно расстегнула пуговицы блузки и бросила ее на пол. Один из людей Клоше поднял ее и осмотрел, прощупывая швы, сгибая встроенные в углы воротничка косточки. Она расстегнула свою короткую юбку. Человек протянул руки, чтобы взять юбку, но она бросила ее на пол ему под ноги. Все еще глядя на Клоше, не отрывая глаз от его лица, она расстегнула бюстгальтер и бросила его на пол. Мужчина поймал его на лету и прощупал чашечки, проверяя тонкую подкладку.

Сандерс раздевался менее размеренно, стряхивая с себя одежду и позволяя стоящим за его спиной снимать с него вещи. Только оставшись совсем нагим, он заметил, как Гейл смотрит на Клоше. Ее большие пальцы были спрятаны под резинкой трусиков. Сандерс пытался не смотреть на нее, но физическое возбуждение оцепеневших мужчин было столь заразительным, что он почувствовал, как тепло хлынуло ему в пах. Он закрыл глаза, пытаясь побороть неуместное чувство.

Клоше не сводил глаз с лица Гейл.

– Ничего, – сказал мужчина, стоявший за спиной Сандерса.

Это слово прорвало оцепенение, и Клоше отвел глаза от тела Гейл.

– Оденьтесь, – бросил он.

Гейл нагнулась, чтобы собрать одежду с пола.

– Я мог бы произвести настоящий осмотр вас обоих, – едко заметил Клоше, – но не стоит тратить на это время. Предполагаю, что ампула находится у Ромера Триса. Одна ампула не делает погоды.

– Тогда зачем вся эта комедия плаща и шпаги? – спросил Сандерс, надевая брюки.

– Вы знаете Бермуды, мистер Сандерс?

– До некоторой степени.

– Тогда, возможно, вы помните бывшего губернатора – покойного губернатора, вынужден отметить, – который столь нежно любил датских догов.

Сандерс вспомнил. В теплую ночь 1973-го сэр Ричард Шарплс, британский губернатор Бермуд, вышел на ночную прогулку со своим любимым догом. Человек и собака были найдены зверски убитыми в саду Дома правительства.

– Какое отношение имеет эта история к нам? – спросил он.

– Он вмешивался не в свои дела. Отказывался участвовать в бизнесе. Мне не нравится, когда человек, к которому я обращаюсь, отказывается участвовать в бизнесе.

– Бизнес?

– Я хотел увидеть ампулу исключительно для того, чтобы подтвердить мои подозрения на сей счет. Тот факт, что ее у вас не оказалось, что вы доверили ее Ромеру Трису на сохранение, а я полагаю, что именно это вы и сделали, подтверждает эти подозрения совершенно недвусмысленно. Сколько ампул вообще там находится?

– Я не знаю.

– Сколько штук вы нашли?

Сандерс взглянул на Гейл, но ее лицо оставалось все таким же бесстрастным.

– Две.

– Знаете ли вы, что в них содержится?

– Наверняка не знаем.

– Но вам известна легенда или, вернее, история, так как легенда, кажется, становится правдой?

– Да.

– Мистер Сандерс, я намерен получить все эти ампулы. Все до одной.

– Почему?

– Они представляют определенную ценность. Мы нуждаемся в них.

– Для чего?

– Не важно. Это вас не касается.

– Кому вы собрались продавать их? – спросила Гейл.

Клоше засмеялся.

– Как приятно видеть, что в вас наконец пробудился интерес. Но и это тоже вас не касается. Фактически, чем меньше вы будете знать, тем лучше будет для всех.

– Зачем же тогда вы тревожите нас? Мы ведь вам не нужны, – сказал Сандерс.

– Вы ныряете. И вы точно знаете, где они.

– Нет. Мы знаем только, где были две из них. Никто не говорит о том, что там есть еще. Кроме того, есть ныряльщики, которые знают эти места гораздо лучше нас.

– Возможно. Но со стороны британцев весьма предусмотрительно, что очень малый процент из числа этих ныряльщиков составляют темнокожие. А так как их держат подальше от этой профессии, то и ныряльщиков высокого класса среди черных осталось весьма немного. Я мог бы привезти сюда кое-кого, но любой квалифицированный ныряльщик, проходящий таможню, – любой темнокожий ныряльщик, следует подчеркнуть, – попадает под немедленное подозрение. Вы же здесь – туристы, вы белые. Вы вне всяких подозрений.

– Мы не торгуем наркотиками, – сказала Гейл.

– Ах вы не торговцы смертью? Я – тоже. Во-первых, я политик, а политика – это искусство использования средств для достижения целей. В данном случае – для очень благородных целей. Кроме того, я бизнесмен и уверен, что, если имеешь дело с людьми, не знакомыми с твоими идеями или не симпатизирующими им, то должен учитывать самые разные запросы и желания. Поэтому я готов иметь дело с вами. – Он помолчал и взглянул на Сандерса. – Вы должны выяснить, сколько ампул там есть. Если всего несколько штук, если легенда и впрямь всего лишь легенда – вы расскажете об этом мне, и только мне. В награду вы останетесь здоровыми и продолжите беззаботный отдых на Бермудах. Если, напротив, там осталось множество ампул, вы достанете их со дна. Мы, в свою очередь, обеспечим вас любой помощью, какая вам понадобится, – Клоше повернулся к Гейл. – Как только ампулы окажутся в наших руках, вы уедете отсюда. Вы поедете в Нью-Йорк и позвоните по телефону, номер которого я сообщу вам. По этому телефону вы оставите инструкции, в каком месте мира через шесть месяцев после даты разговора вы хотели бы получить миллион долларов в валюте по вашему выбору.