Текст книги "Брод в огне (СИ)"

Автор книги: Петрович Кулак

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 6 страниц)

"Где их маги?"

Наклз глазам своим не верил, потому что из доброй сотни людей, сидевшей в зале суда, во Мгле сейчас находился он один. И это за несколько секунд до того, как Дэмонра должна была коснуться меча.

И еще мерзкая улыбка Хакана и то, как он покачал головой.

"Проклятье".

Наклз обернулся. И увидел самую невероятную вещь, которая могла существовать между землей и небесами: по Мгле катилась радуга.

Волна цвета выплеснулась из ящика, на мгновение заставив меч двигаться с нормальной скоростью, прошлась через солнечный луч, позолотив пол, мазнула оранжевым по волосам Дэмонры, сделала серый костюм Магды в первом ряду – коричневым, а платье Эйрани – рубиновым, сверкнула на ее ожерелье и, наконец, докатилась до мага.

Так больно ему не было ни когда его клеймили, ни когда они с Дэмонрой сводили идентификационный номер с помощью кислоты. Будь у Наклза в легких хоть сколько-нибудь воздуха, он бы, наверное, орал в голос. Но цветная волна ушла за него раньше, чем он успел вдохнуть.

Мир перед глазами начал двоиться, разделяясь на Мглу и реальность. Его выбрасывало. Наклз не представлял себе, что происходит и как удержаться. Зал на несколько мгновений вновь стал тускло-серым, каким ему и следовало быть, а движение людей замедлились, словно в воде.

По рядам прошло какое-то шевеление. Эйрани, рванув корсаж на груди, стала заваливаться назад, явив миру нечто очень кружевное и провокационное. Зрелище, наверное, дорогого стоило, но Наклза заботило другое.

Девочка уже извлекла меч и разворачивалась к Дэмонре вместе с ним, держа нордэнский аналог справедливости на вытянутых руках. Дэмонра уже поджала губы и подтянулась. Она всегда говорила, что умирать надо красиво. Эдельвейс рядом с Эвальдом уже не сидел – он шел по проходу между стульями. А из ящика опять вырвались цвета.

Вновь мелькнула красноватая сталь, солнце, рыжие волосы, рубиновый подол и пена черных кружев.

При втором столкновении с радугой Наклза скрутило так, что он почти вылетел из Мглы. Маг на секунду почувствовал жесткое сидение стула и собственные руки, стиснутые на коленях, но сумел провалиться обратно.

Во всяком случае, ему стало понятно, почему в зале не нашлось магов от нордэнов и чему улыбался Хакан. Что бы ни лежало в ящике из-под меча, для него это был ад.

Что-то уродовало и разрывало Мглу, а заодно било тех, у кого хватило глупости там оказаться.

Следовало немедленно выходить. Острая боль в груди недвусмысленно дала Наклзу понять, что на сердечный удар он сегодня уже заработал.

"Не сейчас. Еще немного".

Бесы бы с ним, с красивым падением. Наклзу стало не до того, чтобы просчитывать шаги и движение подола платья белой твари. А чтобы ее убить, ему требовалось ровно полторы секунды. Это было больше того времени, за которое до него докатилась бы третья цветная волна, уже выплескивавшаяся на серые плиты.

Северяне все отлично просчитали.

Наклз отчаянно пытался сосредоточиться, понимая, что все равно не успевает. За мгновение до того, как волна прошила его в третий раз, он увидел фигуру, мелькнувшую за спиной Дэмонры.

Фигура исчезла, столкнувшись с радугой, но буквально через секунду возникла вновь.

Наклз узнал Кейси. Нордэна как-то умудрялась стоять во Мгле, не кривясь, когда сквозь нее шла радуга. И на виске у нее цвел ярко-красный цветок, тонкой струйкой стекая по шее.

Радужные волны били все чаще.

Наклз не мог сделать ничего. Даже вернуться не мог. А Кейси из Мглы манила кого-то рукой и улыбалась. Золотые волосы пушились вокруг ее головы, как нимб Заступников на фресках.

Эдельвейс Винтергольд шел к ней, Дэмонре, девочке в белом и раскаленному мечу. Во Мгле – шел, а в реальности, наверное, бежал.

Каким-то образом Кейси оставалась в этом цветущем красками аду, будучи дилетанткой, и даже что-то делала, в то время как профессионал и пальцем шевельнуть не мог.

Наклз еще видел, как Дэмонра тянется к раскаленному мечу, и как ее руку отбивает чья-то еще рука, и как ладонь Кейси прижимает ту чужую руку к раскаленному металлу, но уже ничего не соображал. Все происходящее было слишком мелко по сравнению с прокатывающейся через него радугой.

Маг даже не сразу понял, в какой именно момент его вышвырнуло обратно в реальный мир. Он с опозданием сообразил, что головная боль, до этого накатывавшая волнами, стала статичной. Терпеть ее сделалось в каком-то плане проще. Наклз уставился на свои руки со вспухшими венами и попытался выровнять дыхание. Милинда Маэрлинг крепко взяла его под локоть, как будто хотела таким образом удержать от падения то ли на пол, то ли в непонятный маговский мир, и с изрядной безжалостностью вонзила коготки в тыльную сторону ладони.

– Держитесь, – почти беззвучно выдохнула она ему в ухо. – Надо держаться. Все, уже все.

– Заседание переносится по техническим причинам! Всем просьба освободить места! Заседание переносится! – глухо долетал до него мужской голос.

– Это божье чудо, – тихо сказала Милинда Наклзу на ухо.

Наклз вдруг вспомнил, что сумма двух взаимоисключающих вероятностей равна единице и что у некоторых цветов бывает калибр. А мертвых нельзя выбросить из Мглы. Не требовалось большого ума, чтобы понять, какой именно ценой было куплено это божье чудо.

9

До этого утра Кейси никогда не употребляла маговских эликсиров и, тем более, в таком количестве. При попытке выпить виссару – ее она узнала по невообразимой горечи и слабому запаху резеды – нордэну едва не вывернуло на изнанку, но, к счастью, у нее хватило ума не позавтракать. В конце концов Кейси не придумала ничего лучше, чем заказать в номер шоколадные конфеты.

Персонал гостиницы был вышколен на удивление хорошо. Официант с непроницаемым лицом поставил перед Кейси бутылку игристого и два бокала, выложил коробку дорогих конфет с виарской вишней и бесшумно покинул номер, плотно прикрыв за собою дверь и не позволив себе напоследок даже любопытного взгляда. Нордэна закрылась на замок, послушала, как удаляются шаги по коридору, а потом вытащила из сумочки мощный военный бинокль и револьвер системы Асвейд. Последний она купила в аптеке с час назад, как только проводила Наклза на заседание. Из таких револьверчиков разве что гимназисты стрелялись, так что приобрести их большого труда не составляло. Особенно симпатичной белокурой девушке, сообщившей, что по ее участку ночью ходила бродячая собака, а отец как раз уехал и одной ей неспокойно.

Идея застрелиться из табельного оружия вне безнадежного боя всегда казалась ей такой же невозможной, как, например, украсть из офицерской столовой банку кофе. Или написать Наклзу прощальное письмо.

Вприкуску с конфетами ей все же удалось выхлебать из бокала, в который полагалось налить игристое, остатки виссары. Удалось только с третьей попытки, потому что организм, не привыкший к такому издевательству, просто отказывался принимать маговскую отраву. Кейси бегала умываться, плакала и пила дальше, а времени у нее оставалось всего ничего.

Наконец, мир дернулся и поплыл, но Мглой от этого не сделался. Кейси отчаянно хотела увидеть серый зал суда, который несколько минут наблюдала через бинокль из окна, но видела только потолок своего номера, который пытался вращаться куда-то влево и плавился под взглядом.

После второй дозы виссары цветы на обоях начали змеиться новыми побегами и куда-то ползти, но Кейси все еще не оказалась во Мгле.

Она не была профессиональным магом. Ей всего-то за всю жизнь трижды приходилось что-то делaть с Мглой, и получалось это почти случайно, как тогда, когда пришлось спасать Эрвина в трактире. Наверное, на зале суда стояла защита. Наверное, стоило это предусмотреть, но Кейси ничего не предусмотрела. Она полулежала в кресле и сквозь слезы глядела на потолок, откуда кривлялись какие-то лица. Мгла не открывалась.

Кейси с огромным трудом встала и тут же опустилась на четвереньки, потому что комната кружилась и удержать в ней равновесие нечего было и думать. Нашарила на полу сумочку, которую уронила еще раньше, а в сумочке нашла пузырьки, взятые у Наклза. Слезы в глазах мешали прочитать названия на этикетках, да эти названия, наверное, ничего бы ей и не сказали. Кейси предполагала, что ей хватит одной виссары, и ничего сильнее не припасла. С момента, как она доучилась, прошло четыре полных года, а маговские зелья менялись быстро. Не то чтобы маги от этого медленнее умирали.

Кейси интуитивно выбрала самую маленькую скляночку. Скорее всего, самое сильное средство находилось там.

"Какая невообразимая глупость", – еще успела относительно ясно подумать Кейси, а потом залпом выпила все. Ее скрутило так, как в жизни не скручивало, нордэна подумала, что вот именно сейчас она и умрет, а потом мир резко выцвел до пепельно-серого цвета. Кейси увидела себя, корчащуюся на полу около разбитой бутылки, а потом – зал суда. Входящих нордэн, Дэмонру, Зондэр, Магду, многих других. И Наклза, спокойно сидящего в третьем ряду, рядом с четой Маэрлингов. Маг иногда смотрел на нее, но ее, конечно, не замечал. Значит, Наклз не врал Магрит, говоря, что не видит Мглы.

Вся правда и ложь этого человека уже не имели никакого значения.

Кейси знала, что никогда не сможет остудить меч. Да это, наверняка, и заметили бы. Она оглядывалась, ища по залу других магов и к своему удивлению не находя ни одного. Что-то было не так, но и это уже ничего не меняло.

Жрицы о чем-то спорили с председательствующим. Кейси прямо посмотрела на Эдельвейса Винтергольда, прекрасно зная, что станет делать дальше. Не то чтобы она его особенно любила или не любила. Эдельвейс принадлежал не совсем к ее кругу, даже когда мать еще не выставили на Архипелаг, и к тому же был старше Кейси на целых шесть лет – в таком возрасте это еще казалось большой разницей. Он женился в очень ранней молодости и успел так же рано овдоветь, когда нордэна еще только училась в старших классах гимназии. Позже они изредка пересекался с ней на балах, пару раз танцевали и поддерживали ленивый разговор о природе и погоде. Помимо того, что этот крайне холодный и закрытый человек приходился сыном третьему лицу государства, сказать о нем что-то хорошее или плохое было трудно. Впрочем, уже один этот факт полностью выводил его из-под любой угрозы со стороны нордэнов. Даже они не рискнули бы бросить вызов всесильному шефу тайной полиции.

"Тебе очень не нравится происходящее, Эдельвейс Винтергольд", – медленно, с расстановкой сообщила она. Ей даже не требовалось его ни в чем убеждать. Судя по напряженному, злому лицу, происходящее и вправду нравилось Эдельвейсу очень мало.

Это сильно облегчало Кейси задачу. Внушать людям какие-то побуждения из Мглы – это было как-то слишком для самоучки вроде нее. А Эдельвейс и так испытывал раздражение. Его оставалось только чуть-чуть подтолкнуть.

Когда на Архипелаге еще на запретили любые контакты со Мглой, воздействие на чужую волю считалось самым грязным из всех существующих методов. Даже на убийство там смотрели проще.

"Всегда можно что-то сделать", – сказала Кейси.

Эдельвейс неприязненно созерцал нордэн, но не более того.

"Они гости, но ведут себя как хозяева", – заметила Кейси. И на этот раз попала в цель. Значит, не врали, когда болтали, что однажды младший Винтергольд стрелялся с нордэном и был сильно ранен. Читать по губам она не умела, но, судя по выражению лица, Эдельвейс сказал нечто резкое.

Обвинитель с Архипелага что-то отвечал. Кейси лихорадочно соображала, что делать дальше. Скандал националистического толку оказался бы полезен, но вряд ли из-за него перенесли бы заседание.

Будь Эдельвейс благородным человеком, Кейси, конечно, сказала бы ему, что невиновную женщину ведут на верную смерть, но никакого благородства, кроме древней крови, сыну и наследнику шефа Третьего отделения иметь не полагалось. Значит, следовало подойти с другого угла.

Эдельвейс не любил нордэнов. Вот и славно.

"Ведовской процесс – дикость".

Охота на неграждан была не меньшей дикостью. Едва ли Эдельвейса получилось бы этим пронять.

"Они думают, что вам нечем им ответить".

На лице Винтергольда появился скепсис. Он лучше всех знал, что перед сотней тысяч миллионы всегда будут правы. Наверное, он даже знал, на кого станут охотиться, когда "вампиры" и "ведьмы" в Каллад закончатся, а внешняя война будет экономически нецелесообразна. Наверное, это знали все, кроме таких отчаянных идеалисток, как Магда и Дэмонра.

Пререкания нордэнов и судейских прекратились. Слушающая Вьюгу эффектным движением сорвала с ящика белое покрывало, и оно стало плавно оседать на пол.

А потом Кейси почувствовала опасность. Эдакий холодок в груди, которые заставляет пригнуть голову за мгновение до того, как из окна вылетает пуля.

Гудение Мглы не показалось Кейси странным, потому что она не так часто здесь бывала, чтобы хорошо запомнить характерный шум. И то, что гудит не Мгла, а нечто другое, она поняла уже после того, как из ящика выплеснулась радуга. И Мгла взорвалась, распалась на обрывки, рухнула куда-то вниз и исчезла.

Архипелаг не испугался приволочь на этот процесс самую страшную тайну из всех, о которых знали Кейси и ее мать. Небесный огонь, который гасит Мглу.

Перед глазами Кейси дрожали собственная ладонь, лужа какой-то дряни в фиолетовых разводах, изгаженный ковер и резная ножка кресла.

Нордэна попыталась перевернуться на живот и встать, и вдруг осознала, что двигаться она почти не может. Ей сделалось страшно, как в дурном сне, где хочется убежать, а можно только плестись, и шаги за спиной все ближе. Пол плыл, так что в ковер пришлось вцепиться пальцами, чтобы не выпасть из сходящего с ума мира.

Кейси даже думать не хотелось, к каким последствиям может привести ударная доза маговских средств, принятых новичком, и последующее прямое столкновение с небесным огнем во Мгле. Паралич, в принципе, был возможен. Или разрыв сердца. Или безумие. Десяток вариантов, и ни одного хорошего.

Так или иначе, ей следовало возвращаться во Мглу и заканчивать начатое. Бояться уже стало поздно. Небесный огонь на континенте не мог гореть долго. Все, что Кейси знала об этой загадке, сводилось к тому, что Мгла и электричество конфликтовали и практически не могли находиться в одном месте в одно время (разумеется, очень условно, потому что Мглу – безумный бред физики – вообще было трудно отнести к каким-то пространственным и временным координатам). На Архипелаге по этой причине работа со Мглой находилась под запретом. Возможно, жрицы даже не врали, утверждая, что контакты с ней ускоряют приближение Гремящих морей. А на континенте, где запрета не ввели, не осталось природного небесного огня – цепи молний, прошивавшие небеса, никогда не долетали до земли, на домах не строились громоотводы, а пойти в грозу в чистое поле не считалось заявкой на самоубийство, разве что на простуду. Мгла окутывала землю слишком плотным флером, чтобы нордэны могли удержать здесь небесный огонь долго. Он бы обязательно потух в ближайшие секунды.

Кейси собрала все силы и медленно как в кошмарном сне потянулась к лежавшей где-то у ее бедра сумочке. Скользкими от крови пальцами нащупала в ней склянку, с трудом вытащила, поднесла к глазам. Все это происходило невыносимо долго. Наверное, Дэмонра уже схватилась за меч. Наверное, Наклз, про небесный огонь не знавший, уже погиб, пытаясь ей помешать.

Нордэна, всхлипывая, попыталась правой рукой открутить крышечку склянки. Пальцы скользили – она, видимо порезалась осколками бутылки, когда упала – а левая рука вообще не слушалась и лежала за спиной, как чужая.

"Злая кукла, да? Я просто сломанная кукла, вот и все. Мне не может быть страшно или больно. Меня вообще уже нет".

Мерзко затрещал обломившийся ноготь. Склянка упала на пол и, весело позвякивая, откатилась. Кейси видела ее в каких-то полутора метрах от себя и понимала, что в жизни не дотянется. Это было также далеко, как ее детство или как черный песок и серое небо Дэм-Вельды.

Ее мать убила пуля. Вспоминала ли Ингегерд в свои последние секунды серые стены Эльдингхэль, снега и колокола, как положено истинной нордэне? Наверное, скоро Кейси получила бы полную возможность у нее об этом спросить. Она, конечно, осталась бы недовольна дочерью. Порядочные нордэны не умирают на загаженном полу гостиницы от передозировки наркотиков, вспоминая не холодное светлое небо, а холодные светлые глаза одного-единственного человека. Принадлежавшего ей даже в меньшей степени, чем бескрайние небеса, которые, в конце концов, были равно чужими всем, а не ей в особенности.

"Когда я стану одним из твоих мертвецов, ты начнешь со мной разговаривать?"

Кейси, давясь слезами, снова полезла в сумочку.

– Ты ищешь не то и не там, – спокойным и холодноватым голосом Наклза подсказала ей пустота – светлый угол, белые обои с тонким рисунком, яркий солнечный луч. Голос звучал так четко, словно в двух шагах от Кейси завели граммофон. – Это не поможет тебе выйти во Мглу. Ты сама знаешь, что тебе поможет.

"Мертвых нельзя вышвырнуть из Мглы. Им придется вышвырнуть саму Мглу, чтобы меня прогнать". Эта мысль, простая и ясная, сверкнула в уме Кейси как вспышка. И вспышка осветила все – и почему на суде не оказалось магов, дежуривших во Мгле, и почему Наклза так спокойно пропустили на процесс, и почему на Архипелаге не особенно скрывали свое намерение прийти с божьим судом. Они меняли мертвую Дэмонру на мертвого Наклза.

Не следовало позволять богоравным взять то, чего они хотели. Кейси, в общем-то, не беспокоило политическое устройство кесарии или Архипелага. Пусть бы там хоть метель выла следующие десять тысяч лет. Она только не дала бы произвести размен Наклза на какое угодно сияющее будущее.

Нордэна с трудом согнула руку и нащупала ножку кресла. Толкнула ее, что было сил. Ничего не случилось. Кейси, закусив губу, толкнула еще раз. И еще. Пистолет лежал на самом краю сидения. Рано или поздно он бы упал.

Оружие клацнуло об пол довольно близко к ее руке. Рукоять удобно легла в ладонь. Приятная, надежная тяжесть необыкновенно успокаивала, как будто служа центром покоя в медленно кружащемся мире.

"Спасибо, привидение".

– Винтергольду скажи, что он никогда не выйдет из тени отца. Вся его карьера, женитьба, деньги – стереотипы биографии "мальчика из хорошей семьи". А глупости – единственный его шанс проявить индивидуальность. "Хорошему мальчику" тридцать лет и очень плохо. Это сработает.

Кейси, конечно, понимала, что с ней говорит не Наклз, и поднять пистолет так, чтобы он удобно прилегал к виску, тоже помогает не Наклз. После такой передозировки и сквозь слезы еще и не то можно было увидеть.

Будь выбор за ней, она, наверное, стреляла бы в сердце и через подушку, чтобы не производить лишнего шума, но куклы не выбирали декорации и сюжетные повороты.

Нордэна почему-то ждала, что заботливый помощник и курок за нее нажмет, но он отчего-то не торопился, видимо, оставляя эту возможность ей. Кейси в последний раз взглянула на пол – там в солнечных лучах блестели осколки бутылки и растекалась розоватая лужа игристого, мешавшегося с исчерна-фиолетовой рвотой – и подумала, что каждый находит такой конец, которого либо ищет, либо заслуживает, и что одно очень тяжело отделить от другого.

А потом закрыла глаза и изо всех сил надавила на курок.

10

Зондэр покидала заседание с чувством полной нереальности происходящего. Наверное, не догадайся Маэрлинг попросить Эрвина взять ее под руку – самому лейтенанту, по счастью, хватило ума не хватать под ручки полуобморочного майора – она бы запнулась о порог. А Нордэнвейдэ не то чтобы сноровисто, однако вполне надежно поддерживал ее, не давая потерять равновесие. И заодно создавал хоть какую-то опору в свихнувшемся мире, где людей заставляли хвататься за раскаленные железки из седой древности и называли это справедливостью.

Зондэр, как свидетель, сидела в первом ряду. То, что выступить с показаниями ей так и не довелось, не помешало нордэне нанюхаться вони горелого мяса.

Ее едва не выворачивало при одном воспоминании об этом запахе. Зондэр казалось, что теперь она до конца жизни сможет есть только овощи. Сестрице Магды крупно повезло, что у нее не выдержали то ли нервы, то ли корсаж, и она упала в обморок до того, как Эдельвейс Винтергольд одним движением руки смешал все карты северному правосудию.

– Госпожа майор... То есть миледи Мондум, прошу вас, осторожнее, здесь ступени. Вот так, замечательно...

Ничего "замечательного" в ситуации не было и быть не могло, но вежливый рэдец пытался помочь, поэтому Зондэр не огрызалась. В дальнем конце коридора – у самого выхода – она заметила Наклза. Мага шатало, как пьяного, чего не могла скрыть даже Милинда Маэрлинг, очень профессионально висящая у него на руке и, наверное, не дающая ему свалиться на пол. Графа в пределах видимости не наблюдалось.

Наклз, что и требовалось доказать, был отличным магом и сотворил чудо. Вот только слишком от этого чуда воняло горелым мясом. Очень некрасивое и недоброе оно вышло. Уж лучше бы он заставил белого голубя влететь в зал и сесть Дэмонре на плечо, или стальные розы – расцвести на люстре, или что там еще делали волшебники из сказок. Но он работал не волшебником, а профессиональным вероятностником, возможно, даже из Вету, и вместо всех этих бесполезных красивостей, оседающих в легендах, просто сделал рокировку, как в шахматах. Подставил одного человека вместо другого. Или один шмоток мяса вместо другого – здесь уж правду знал только он сам.

На улице дышать стало легче. Золотые лучи мягко струились через уже тронутые желтизной листья. Прохладный воздух чуть-чуть пах дымом, и бездонные небеса пугали красотою своей пустоты.

– Я почти забыл, как здесь... иначе, чем везде, – негромко заметил Эрвин, подняв к небу ярко-черные глаза. Зондэр почему-то подумала о том, как быстро должна уходить у порфирика сыворотка Асвейд. Не так уж долго бывшему лейтенанту оставалось безнаказанно смотреть в небеса. Калладские и любые другие. Дэмонра не смогла бы спасти его, она и себя-то теперь не могла спасти.

Мысли в голове Зондэр ворочались как-то тяжело и медленно, словно не пригнанные между собою детали механизма. Ей казалось бесконечно странным, почему Эрвин сегодня не сделал того, что сделал Эдельвейс. Или почему она сама не сделала. От раскаленного меча ее отделяло пять шагов и три гадины в белом. Не такой уж могучий рубеж обороны, если вдуматься.

Сына всесильного Винтергольда он, во всяком случае, не остановил. Эдельвейс слетел по ступенькам и откинул руку Дэмонры в сторону за секунду до того, как нордэна коснулась меча. Схватился за него сам. Держал, наверное, секунды две, побелев как мертвец и сцепив зубы. Висела такая гробовая тишина, что Зондэр ясно слышала, как шипит его кожа.

А потом Винтергольд оторвал от металла обожженную ладонь и вскинул ее вверх, обводя зал взглядом. И Зондэр опустила глаза, но слышала она все прекрасно:

"Если ваши боги так избирательно милосердны, что мешает им быть избирательно справедливыми? – боль выжгла из голоса Эдельвейса всю жизнь, оставив только сухой скрежет. Он цедил слова сквозь стиснутые зубы и Зондэр думала только о том, что лучше бы Винтергольд закричал или в обморок упал: пусть бы Наклз его пожалел, человек уже все сделал и вовсе не обязан был после такого находиться в сознании. – Хотите, дам показания? В день, когда по мнению ваших богов я расстреливал детишек в лесу или колдовал, или чем там еще занималась полковник Дэмонра Ингрейна, я гулял в заведении. Да простят меня дамы, в доме терпимости, если так понятнее. Анетта, Люси и Жизель легко это подтвердят перед судом. Заканчивайте балаган. Хотите поставить ее к стенке – поставьте ее к стенке по-человечески. За человеческое преступление! За подчинение приказу, потому что неподчинения тут даже вы не вкатаете, уважаемые господа, приказ-то был! Только вот давайте ограничимся охотой на предателей и обойдемся без охоты на ведьм. Меня тошнит от вашей "божьей правды".

– Пожалуйста, замолчите, не нужно, – в звонкой тишине попросила Дэмонра, тоже побелевшая. Схватила Винтергольда под локоть и застыла, явно не зная, что делать дальше. Ну конечно, она же всю жизнь бросалась под чужие пули, а тут кто-то пошел и закрыл ее. Логика мира дала сбой и нордэна смотрела на Эдельвейса широко распахнутыми глазами, словно перед ней стояло натуральное божье чудо. А чудо, к гадалке не ходи, устроил ее друг из третьего ряда.

– Скажите им, когда пришел приказ.

– Мне нечего сказать.

– Скажите им, кто провел разведку.

– Мне нечего сказать.

– Ну тогда вы умрете, упрямая вы женщина, – тихо заметил Эдельвейс. Зубы у него слегка клацали, а по лицу катился пот.

– Тогда я умру, – легко, с явным облегчением согласилась Дэмонра, отпуская Эдельвейса. – Спасибо, мессир Винтергольд, вы...

– Заседание переносится! Заседание переносится по техническим причинам. Всем просьба освободить места! Заседание переносится! – надрывался председательствующий, когда толпа покидала зал. А Зондэр отчаянно пыталась вспомнить, кто проводил разведку в тот день, когда они попали в засаду.

Странно, но мысль о том, что инсургенты оказались фактически в тылу, на уже прочесанной калладцами территории, пришла ей в голову только сейчас. Кому-то следовало за это отвечать.

Нордэна споткнулась об это умозаключение, как об камень.

А Эрвин все вертел головой по сторонам, будто не мог наглядеться на залитый осенним солнцем город.

– В Эйнальде, надо думать, тоже красиво? – спросила Зондэр, чтобы отвлечься. Было самое подходящее время, чтобы несколько старомодный и занудный Эрвин пустился в рассуждения о достопримечательностях и занялся пространным сравнительным анализом архитектурных стилей калладской и эйнальдской столиц. Он умел рассказывать о самых простых вещах настолько путано и заумно, что сам сбивался и смущенно замолкал на середине фразы.

– Там много сирени, – рассеяно отозвался Эрвин, отчего-то не расположенный просветить Зондэр на предмет памятников истории, которых в Эйнальде пруд пруди. – Не знаю. Наверное, красиво. Я нигде не встречал таких полей, как в Рэде, и таких небес, как в Каллад.

– Таких чистых и бескрайних?

– Таких холодных и недосягаемых. Ваши небеса как будто предназначены для того, чтобы глядящие в них как можно яснее ощущали свое одиночество и непричастность, что ли. Непричастность к миру, я имею в виду. Небо отдельно, мы отдельно. Оно было, есть и будет, а от нас завтра даже памяти не останется. Не сочтите меня за декаденствующего гимназиста, – смутившись, перебил сам себя Эрвин. – Я только сказал, что нигде больше не видел таких небес, а не то, что они мне нравятся. – Он поежился. – Мне вообще здесь все меньше нравится. Здесь красиво и ...

– И? – насторожилась Зондэр.

– И опасно, – нордэне показалось, что Эрвин сначала хотел сказать "страшно", но слова "страх" в лексиконе калладского офицера, пусть и отставного, быть не могло. Это в их головы крепко вколотили. – Как перед бурей.

– Здесь тихо, – возразила Зондэр.

– Именно. В Рэде и Эйнальде хотя бы стреляют иногда. А тут слишком тихо.

– Вам хорошо в Эйнальде, Эрвин? – спросила Зондэр.

Нордэнвейдэ – посвежевший, похорошевший, наверное, впервые за все время, которое Зондэр его знала, выглядящий как человек, а не как блеклый рисунок акварелью – усмехнулся.

– Да, наверное.

– Наверное?

– Ну, там у меня интересная работа, отличное жилье, светское общество – пожалуй, более светское, чем я привык видеть – и там нет жандармов. Я имею в виду, для меня – нет. Дипломатический иммунитет. Спасибо вам за него.

– И все-таки вы вернулись сюда, хотя могли не приезжать. Это потому, что судили Дэмонру?

– Да.

– И только?

Усмешка Эрвина сделалась совсем вымученной:

– Я не знаю, что эта страна делает с людьми. Живем хуже собак, но прибегаем на первый свист, виляя хвостом. Как будто мы тут солнце зарыли...

– Да, любить вообще бывает очень страшно, – кивнула Зондэр. Полную меру сказанного она осознала только шесть часов спустя, когда в "Серебряной подкове" насмерть перепуганная горничная нашла труп золотоволосой девушки в праздничном голубом платье и вызвала жандармов. – И очень глупо.

– Глупо не бывает, – безо всякого вызова, но уверенно возразил Эрвин. – Напрасно, надеюсь, тоже. Простите за такой вопрос, а где госпожа Кейси Ингегерд? По правде сказать, я ожидал увидеть ее на суде.

Зондэр поджала губы. Она вовсе не собиралась рассказывать, что безупречная барышня, которую знал Эрвин, теперь живет с магом, причем даже не как любовница – с любовницами господа хоть по набережной дефилируют или цветы им дарят – а как непонятно кто. То ли прислуга, то ли собака, то ли жена. Вряд ли такая информация уложилась бы в голове Эрвина Нордэнвейдэ, верившего, что любовь не бывает напрасной и глупой.

– Мы с ней думали попить кофе вечером, после службы, – сообщила Мондум. – Мы будем весьма рады, если вы присоединитесь. Расскажете о ваших успехах на дипломатическом поприще.

Эрвин посветлел и неловко улыбнулся:

– Почту за честь.

Штаб гудел как растревоженный улей. Те, кого на суде не оказалось, уже каким-то образом знали втрое больше свидетелей событий. Обсуждались совершенно невероятные вещи. Даже немыслимая ранее для военных возможность подавать руку жандармам – в конце концов, младший Винтергольд был жандармским подполковником.

Маэрлинг прилюдно поклялся выпить с Эдельвейсом на брудершафт, как только тот сможет снова держать бокал. Пока барышни помоложе из канцелярии обсуждали возможность послать этому отважному мужчине цветы, Магда пошарила по шкафу и извлекла наполовину опорожненную бутылку даггермара.

– Цветы и конфеты нормальные мужчины не пьют, – безапелляционно заявила нордэна, заворачивая бутыль в бумагу. К счастью, Зондэр находилась поблизости, так что эксцесса с откровенной контрабандой, отправленной жандармскому подполковнику в больницу, ценой громкой перебранки удалось избежать. Магда сначала обиделась, но потом улыбнулась и что-то шепнула одной из барышень. Через полчаса на столе перед Зондэр лежало полдюжины необыкновенно красивых и оранжевых апельсинов, а Магда невинно улыбалась. Все бы ничего, но по весу каждый из них был граммов на сто тяжелее своих средних собратьев, так что майор Мондум примерно догадывалась, куда внезапно исчезло пол-литра отличнейшего даггермара.

– Теперь это не контрабанда, а правильные армейские апельсины с сюрпризом, – сообщила необыкновенно довольная своей выдумкой Магда. Зондэр, поняв, что фрукты загублены окончательно, а уволят ее за них все равно не сегодня, махнула рукой, мол, посылайте, и пошла разбираться с накопившимися за утро делами.

Отличное настроение Мондум омрачал только тот факт, что вечером ей предстояла приватная беседа с Ингрейной Ингихильд, которую внезапная отмена смертного приговора предшественницы едва ли обрадовала. Нордэны с Архипелага предпочитали держаться вместе, так что неудача союзников стала бы для Ингрейны вполне болезненной пощечиной личного характера.