Текст книги "Тайна "снежного человека""

Автор книги: Петроний Аматуни

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 1 страниц)

УВАЖАЕМЫЙ ТОВ. РЕДАКТОР!

Зная, что Вы любите удивительные истории, я передаю Вам нижеследующий материал с просьбой опубликовать его в журнале «Дон».

Неделю назад я получил письмо от своего друга, командира корабля Василия Ивановича Козлова, и если я не переслал его Вам немедленно, то лишь потому, что мне понадобилось время, чтобы прийти в себя от изумления.

Лично я отказываюсь от комментариев. Смею, однако, Вас заверить, что тов. Козлов, с которым я дружу двадцать лет, – человек с безукорuзненной репутацией, прекрасный летчик, налетавший два миллиона километров. До прошлого года он работал в Ростове-на-Дону, а потом переехал в Ташкент. Никто из знающих его не помнит сличая, чтобы тов. Козлов когда-либо сказал лишнее. Он здоров, годен к полетам без ограничения и никогда не страдал заболеваниями нервной системы.

Вот, собственно, все, что я хотел Вам написать, прежде чем Вы приметесь за чтение заверенной нотариусом копии письма тов. Козлова. Оригинал хранится у меня…

«ПРИВЕТ, СТАРИНА!

Пишу тебе из Кисловодска. Не тревожься, я здоров более чем когда-либо, но эти чертовы эскулапы… (далее следует несколько чисто «авиационных» терминов; я их не привожу), эти чертовы эскулапы сочинили уже столько страниц в моей истории болезни, сколько не наберется во всех томах нашего «Тихого Дона». Но – к делу.

Десятого числа прошлого месяца меня вызвал командир и коротко изложил суть спецрейса, который мне надлежало выполнить.

– В районе Южных Гималаев, сказал он. – работает научная экспедиция. Слетайте к ним и доставьте продукты, одежду и кое-что из технического снаряжения.

– Понял вас.

– Возьмите с собой бортмеханика Клинка и штурмана Бондарева.

– Понял вас.

«Слетать», старина, предстояло на несколько тысяч километров в глубь наименее исследованного района земного шара.

Полдня мой второй пилот Ваня Кузнецов (тихий юноша, которого мы в наказание за его молодость прозвали «Кузнечиком») и Володя Бондарев клеили карты и прокладывали маршрут, а радист Гриша Матвейчук запасался нужными сведениями и документами.

Ну и местность, скажу тебе! Ни приводных радиостанций, ни пеленгаторов, одни горные кряжи и горушки тысяч по пять-шесть и выше.

Загрузились. Володя Клинк заправил все баки «под пробочки», и мы взлетели. Не буду описывать тебе весь долгий путь. Главное – последний этап. Летим: высота – 5200 метров, погода – ясно, видимость – «мильон километров»…

Суровый пейзаж, старина! Темно-синие скалы внизу и льды и снега на вершинах. За бортом мороз -30 градусов, а в кабине сидим в одних костюмчиках. Отопление работает нормально, да и вообще техника нас не подводила.

Бондарев глаз не сводит с гор н все время сличает их с картой; Кузнечик потихоньку любуется пейзажем; Клинк дремлет, как многие бортмеханики в рейсе в хорошую погоду; Гриша Матвейчук выстукивает что-то своим телеграфным ключом на Большую землю, а я на штурманской линейке прикидываю тонна-километраж и примерную производительность полета.

И вдруг – бах! – пушечный выстрел, и оба мотора, дав по нескольку выхлопов, стали. Клинк мигом очнулся и принялся проверять бензокраны, показания приборов и все такое.

У меня все внутри оборвалось… Выключаю автопилот, перевожу самолет в планирование. Начинаю соображать, куда девать шестнадцать тонн нашей техники.

– Командир! – крикнул Матвейчук. – Я сейчас передаю по радио, что моторы отказали. – Я точно знаю этот район, – наклонился ко мне Бондарев. – Я не прерывал детальной ориентировки.

Кивнул хлопцам – действуйте! – и выбираю местечко получше. Но что справа, что слева – один черт: для посадки самолета местность никудышная…

Стало тихо-тихо. Машина снижается, горы все ближе, настроение падает вместе с высотой. По передним стеклам текут и смерзаются струнки крови. Здоровенная птичья лапа точно скребет когтями по стеклу.

Надо же случиться такому! Даже над Гималаями в воздухе оказалось тесно, и мы не разминулись с какой-то огромной птицей. Крылатый хищник, властитель местных небес, решил отомстить нашей технике, без труда ворвавшейся в его холодные владения…

Ах, еще бы тысчонки две высоты – и Клинк, возможно, сумел бы вдохнуть жизнь в моторы! Но где их взять, старина? «Лунные» скалы вылезают со всех сторон и растут, будто мы рассматриваем их сквозь увеличительное стекло.

Вот справа – узкое ущелье, километров на двадцать в длину, а у самого начала – его единственная пригодная площадка. Подвернули мы с Кузнечиком вправо и сели на нее с убранным шасси.

И только тогда я почувствовал усталость.

Редчайший случай в авиации, и надо же ему достаться на нашу долю! Дело было к вечеру и всего в 347 километрах от цели…

Справа – гигантская дьявольская «расческа» из черно-серых скал, слева – глубокий запекшийся шрам в могучем теле хребта, а сверху сыплются на нас трескучие сухие снежинки, гонимые морозным дыханием гор.

Но вся эта прелесть, сам понимаешь, особенно хороша, когда ты видишь ее у себя под крылом, когда вместо ноющей тишины твой слух бодрит шум моторов и когда стрелки приборов не стоят мертво на нулях…

Клинк от души повозился в носу пилотской кабины и доложил нам обстановку. Крылатый разбойник таранил нас «в лоб» и буквально вывернул паизнанку все хозяйство включения зажигания, разомкнул контакты, оборвал проводники и выключил моторы.

И вот мы одни, под крышей мира, на самом чердаке…

Конечно, мы знали, что завтра, пусть через два-три дня нас найдут, но все же картина не из приятных. Хлопцы мои держались бодро, а Кузнечик с Клинком даже начали сражаться в шахматы. Продуктов у нас вдоволь.

Спали в пилотской кабине, в меховых мешках. При посадке дверь грузовой кабины выломало, и мороз там делал что хотел.

Утро… Бондарев готовит завтрак, Матвейчук включил рацию (благо аккумуляторы целые!) и связался с Большое землей.

– Командир, – сказал он, – спрашивают: как самочувствие и сможем ли продержаться еще?

– Сможем, – ответил я. – Пусть вышлют другой самолет в экспедицию…

– Они так и делают.

– Ну и отлично. После завтрака, для поддержания духа, я предложил ребятам продолжить шахматный турнир. Кузнечик полез в грузовую кабину, где он накануне оставил доску с отложенной партией, пошарил там и возвратился с лицом, бледным, как синоптическая карта.

– Что с тобой, парень?

– Командир, шахмат нет…

– Будет тебе, Кузнечик!

– Даю слово, командир, и там… чьи-то следы…

Я мигом вылез из самолета, глянул на снег – и обмер. Веришь ли, старина, всякая всячина в голову полезла, будто фильтры в мозгу засорились!

– Это… «снежный человек», – прошептал Бондарев, вылезая за мной.

Тогда я немного успокоился: снежный или другой, во всяком случае – человек, а не дьявол. С пистолетами в руках мы двинулись по следам. Отошли уже метров на пятьсот, как мой Кузнечик ойкнул и присел, а Клинк попятился и почему-то стал умильно приговаривать:

– Кутю-кутю-кутю…

Снова меня бросило в жар. Вижу: из-за скалы выглядывают два волосатых рыжих балбеса И наблюдают за нами. Под мышкой один из них держит нашу шахматную доску.

Но что меня поразило более всего, так это то, что они не убегали от нас! А ведь все, что я слышал и читал до сих пор о йети– «снежном человеке», говорило за то, что они должны были убежать.

Стали мы ласково увещевать их на разные голоса и подходить ближе, йети по-прежнему не убегают, только переводят взгляды с нас на самолет, и такое впечатление, что вид нашего самолета внушает им не страх, а напротив – успокаивает!

– Бондарев, – тихо говорю я, – дай-ка им свою штурманскую линейку. Она белая, блестящая, должна им понравиться.

– Ни за что! – с достоинством произнес штурман.

– Командир, – прервал его Матвейчук, – я им лучше дам хлеба: у меня есть в кармане булка. Дать?

– Попробуй.

Гриша смело подошел к ним и протянул половину булки одному и половину – другому. Взяли!

– Молодцы, шахматисты, – подбодрил их Бондарев, и знакомство стало налаживаться.

Дальше – лучше. «Шахматисты» пошли вместе с нами к самолету и без всякой боязни (заметь это, старина!) полезли в грузовую кабину.

Это были крепкие ребята с длиннющими руками, короткими ногами. Головы у них были чуть откинуты назад, заостренные к макушке. Уши острые, большие надбровные дуги и довольно мирно смотревшие карие глаза. Но зубы у них такие, что они могли бы перекусить и подмоторную раму, если бы не питали какой-то удивительной симпатии к технике.

Прошло часа два. Мы по обедали вместе с гостями, и дружба их стала простираться так далеко, что вскоре один из них даже полез целоваться с Клинком.

– Я вижу, что у тебя налаживаются с ними вполне родственные отношения, – заметил Бондарев, жуя колбасу.

– Во-первых, я жертвую собой во имя науки, а, во-вторых, ответил Клинк, – стоит мне сейчас молвить словечко и кое-кому не сдобровать…

– Нет, нет, тезка, – взмолился штурман, – я сказал это движимый только чувством юмора и уважением… к науке.

Тут другой йети, как бы желая не обидеть и штурмана, дружески обнял его за плечи, и я явственно услышал хруст чьих-то костей. Впрочем, секунду спустя Кузнечик отвлек йети горстью шахматных фигур, и Бондарев был спасен.

Йети, ответив Кузнечику благодарным взглядом, принялся пищать от радости и издавать гортанные звуки.

Часом позже мы вышли из самолета, и йети пошли к горам, оборачиваясь и точно приглашая нас следовать за ними. Любопытство, старина, великая сила, и не каждый совладает с ней! Мы пошли за ними.

Менее чем в трех километрах от места нашей вынужденной посадки йети стали спускаться вниз по хорошо протоптанной тропинке. Она круто сворачивала за острый выступ скалы, и когда мы обогнули ее, то увидели… Я не могу передать тебе наше изумление. Между скал был прочно зажат корабль, точнее – его останки. Не самолет, а именно корабль, космический корабль.

Мы провели в ракете несколько часов. Призвав на помощь всю свою сообразительность, мы попытались представить, что же произошло с этим космическим кораблем. Было очевидно, что ракета разбилась при посадке, и люди, прилетевшие с другой планеты, погибли. Сохранился только грузовой отсек, в котором и жили наши йети. Но откуда они взялись? Вероятно, это были потомки обезьян, которых космонавты взяли вместе с собой с намерением выпустить сначала их на поверхность той планеты, которою отыщут в космосе. Чудом спасшиеся, они прижились и дали потомство.

Теперь ты понимаешь, что такое «снежным человек»?! Мы были у истоков тайны, которая беспокоит умы миллионов людей!

Нам пришлось покинуть корабль, когда Кузнечик, выбегавший послушать, не летит ли самолет, крикнул:

– Командир! Летят, за нами летят!..

Мы вышли, щурясь от яркого дневного света. Справа высилась километровая стена хребта с миллионами тонн снега на вершине, а слева, зa останками межпланетного корабля, почти отвесно вниз уходил бездонный обрыв – пропасть.

Добежав до своего самолета, мы увидели вдали три блуждающие точки вертолетов – нас искали в ущелье. Клинк притащил ракетницу и принялся палить: в небо одна за одной взвивались разноцветные ракеты.

Вскоре нас заметили, и вертолеты гуськом направились к нам. наполняя ущелье грохотом. Снежная вершина хребта заколебалась, наклонилась и гигантской Ниагарой покатилась вниз.

Рев лавины покрыл шум вертолетов. На наших глазах скалы, служившие опорой межпланетному кораблю, рухнули, и все, что осталось от неведомых пришельцев из космоса, вместе с «шахматистами», посыпалось в бездну, ударяясь и разламываясь на мелкие куски. Более получаса сверху неслись глыбы льда, камни и потоки снега, погребая все в непроходимой глубине сужающейся пропасти…

В ущелье закрутились вихри, и нашим вертолетчикам пришлось немало потрудиться, прежде чем им удалось пробиться к нам.

Вот и все, старина!

А потом…

До сих пор все над нами подсмеиваются, а эти чертовы эскулапы (далее опять следуют «термины», которые я не решаюсь воспроизвести), эти чертовы эскулапы, сочувственно кивая головами, направили нас лечиться. Ведь единственное доказательство у нас – это… нехватка шахматных фигур, то есть сплошная «минус-материя»!

Вот почему мы сейчас в Кисловодске.

Черкни откровенно, старина: веришь ли ты мне? Если – да, то я на обратном пути загляну к тебе и как-нибудь вечерком подробно расскажу о том, что мы увидели в космическом корабле.

Мне не терпится узнать, как ты отнесешься к моему письму.

Ну, пока! Привет всем твоим домашним и нашим авиаторам.

Твой Василий.

P. S. Интересно: поверишь ли ты мне? По крайности, найди мне такого ученого мужа, который взялся бы всерьез доказать, что рассказанноe мной – невозможно…»

Товарищ Редактор!

Со своей стороны я присоединяюсь к просьбе моего друга, хотя лично я ему верю.

С приветом

пилот Аэрофлота П. АМАТУНИ

Ростов-на-Дону,

пятница, 1964 год