Текст книги "Танцы Близнецов"

Автор книги: Пётр Таращенко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 9 страниц)

Ломаная прямая

Раскинувшись на просторной тахте, над которой висела картина «Благовещенье» кисти дружественного живописца Петра Верховского, Карагодин, вооружённый мини-наушниками Sony, рассеянно слушал кассету с произведениями композиторов-минималистов и предавался смутным мечтаниям. «Вот, – думал он, – умеют же люди, всего три ноты, а имя уже в вечности. Что бы и мне такое придумать, чтобы не дюже трудоёмкое, но на века».

Давно пребывающий в статусе свободного художника, Карагодин питался «проектами», приносившими пусть нерегулярные, но порой достойные плоды, которые позволяли ему не прерывать связующую нить со столицей, где прошли его университетские годы и обретались Шерами, Виталик Шаламов, Вова Короляш, роскошная Дарья Алейникова, эпатажная Алёна Лиепиньш и масса прочих достойнейших и благородных людей. А также значительное число земляков из геройского города на Волге, презревших провинциальное благополучие во имя рискованной, но такой упоительной московской жизни. Потакая порой случайной прихоти, он садился в поезд, при случае увлекая с собой бизнес-импровизатора Валдомиро, также свободного от регулярных занятий, умеющего затеять непринуждённое, а порой и грозное веселье. На Павелецком вокзале их обычно встречала машина от фирмы «Коро», возглавляемой удачливым и харизматичным Вовой Короляшем, старинным другом, собравшим под знамёна своей фирмы соратников по жизни и всегда готовым поддержать любую креативную затею.

Впрочем, московская кутерьма быстро становилась докучной, утомляла, навевала мысль о суете сует. И он возвращался на провинциальные берега, где, как правило, им овладевал очередной порыв деятельности.

Здравствуй, товарищ!

Вялые звуки фортепьянных триолей были неожиданно сдобрены ритмическими трелями телефонного звонка, придавшими опусу оптимизма и свежести.

«Сильный ход, – восхитился Карагодин, – чувствуется рука мастера. Впрочем, где-то я это уже слышал… Господи, у Пуленка слышал, в опере «Человеческий голос». Триоли неожиданно закончились, и Карагодин осознал, что напористые трели – часть реальности, ими исходил чёрный телефонный аппарат, карболитовый раритет 60-х годов, подарок знакомой феи.

«Ни сна, ни отдыха измученной душе… Кому-то я нужен?» – недовольно поморщился Карагодин и снял трубку.

– Здравствуй, товарищ, – сказал незнакомый голос.

– Драссте, – ответил Карагодин, трубка молчала, и он было вознамерился вернуть её на «рога» аппарата, но не успел.

– Надо бы встретиться, – императивно сказала трубка.

– А то, – автоматически пошутил Карагодин, – святое дело.

В ответ послышался тяжёлый вздох, а за ним совершенно неожиданный дробный полив Люсиль, замначальника иностранного отдела горсовета, доброй приятельницы Карагодина, с которой он пару раз мастерил культурные городские мероприятия, в том числе и международный шабаш писателей-фантастов с диковатым названием «Волкогон на Волге».

– Карагодин, ты совсем исчез! Ты куда запропастился? Ты тут очень нужен! Ты что спишь, негодник? Не смей спать! Есть очень интересный проект. Очень международный! Ну просто очень! Тебе нужно срочно встретиться с маэстро Савойским, ты с ним только что говорил! Совершенно неординарный человек! У меня тут дел по горло. Передаю трубку.

– Здравствуй, товарищ, – прозвучал в трубке абсолютный клон первого приветствия. После блиц-интродукции Люсиль Карагодин заговорил в лапидарно-деловом стиле.

– Где и когда? – спросил он без обиняков.

– Через часок в «Английском клубе». Они там как раз откроются. Устроит?

«Хорошее начало», – подумал Карагодин, а в трубку сказал: – Вполне.

Зал «Английского клуба» был отделан массивными панелями тёмного дерева со вставками бронзовых корон на ромбах зеленого сукна. По замыслу дизайнера они должны были обеспечивать атмосферу консервативной британской респектабельности. В любое время дня зал был довольно пустынен.

История этого заведения и его особенности Карагодину были хорошо знакомы. Стиль клуба всегда находился в перманентном противостоянии с изменчивой действительностью. Его солидные интерьеры были побочным продуктом перестройки и выросли на месте весёленького молдавского кафе. Клуб вызывал осторожное недоверие завсегдатаев помпезных центральных ресторанов города, где можно было порезвиться от души, строгостью убранства и отрезвляющими ценами в меню. И сейчас, в начале 90-х, суть и дух «Английского клуба» так же стойко противостояли хабалистым росткам «свободного рынка» – возникающим тут и там забегаловкам и палаткам пестрых цыганских расцветок.

В тени «Английского клуба» затевались серьёзные дела, здесь рождались и рассыпались в пыль надежды и состояния.

«Рановато пришёл», – подумал Карагодин, но в следующий момент увидел круглолицего крепыша, сидевшего за столом в самом конце зала. Тот смотрел на него яркими карими, но как бы и огненными глазами, в которых гуляли отблески каких-то далёких пожаров, и никаких знаков не подавал. Из-за кулис барной стойки выплыл метрдотель с болезненно-бледным лицом, подошёл к Карагодину и сказал:

– Проходите, пожалуйста, вас ждут.

«Вон оно как…» – подумал Карагодин и проследовал за официантом к столу, где сидел крепыш, который легко поднялся, протянул дружественную руку и сказал:

– Борис. Присядем?

Рекогносцировочный момент знакомства тут же выявил наличие неких общих знакомых, общности пристрастий в плане напитков и закусок, в результате которых на столе появился графин с «Араратом» и блинчики с чёрной икрой, а также масса сопроводительной снеди.

Взаимное расположение сформировалось естественно и практически мгновенно. Легко перешли на «ты».

«Нечасто встретишь такого хорошего человека в наше тревожное время», – подумал Карагодин.

– Теперь о деле, – Борис зацепил зубцом вилки кусочек лосося, отправил в рот, помолчал, как бы собираясь с мыслями, и продолжил: – Есть такой достойный человек… Гарун Аль Рашид… ну, не помню, как там его. Короче, генерал-губернатор египетского города Порт-Саида, который, как тебе должно быть известно, есть город-побратим нашего города-героя.

Последовала продолжительная пауза.

Карагодин испытания паузой не выдержал.

– Ну, известно, – сказал он.

Этого оказалось достаточно, чтобы Борис очень толково и кратко обрисовал ситуацию и связанные с Гаруном перспективы. Не так давно губернатор приезжал в Волгоград с визитом дружбы, естественно, посетил местные достопримечательности, из которых комплекс на Мамаевом кургане посетил дважды, при этом второй раз – по собственной инициативе. Ходил у подножья скульптуры «Родина-мать зовет», рассматривал ракурсы.

Вскоре прислал в горсовет письмо с просьбой подыскать достойного ваятеля, чтобы обсудить кой-какие монументальные планы в его вотчине. Естественно, такой ваятель в лице Бориса, оснастившего родной город пусть меньшим, но, несомненно, монументальным памятником, нашёлся. О чём Люсиль, хорошая знакомая Бориса, его немедленно уведомила. Для упрощения общения и разработки возможного бизнес-плана была предложена кандидатура Карагодина, знающего английский и имеющего богатый организационный опыт, включающий написание самых разных бизнес-планов и прочих фантастических деловых бумаг.

Если идея нравится, то губернатор мгновенно пришлёт приглашения.

Следуя предложенной стилистике общения, Карагодин тоже выдержал паузу, после которой твёрдо сказал:

– Нравится.

Остаток времени новые друзья провели в приятных фантазиях, распалённое воображение рисовало вавилоны с вертолётными площадками на крышах международных бизнес-центров и лестницы, уходящие в небеса. Пару раз вызывали мэтра с печатью суровой аскезы на бледном лице, требовали невозможного, которое волшебным образом всегда находилось.

– Есть такое дело, – говорил мэтр, подтверждая этой пролетарской фигурой речи полное понимание вопроса, и… всегда находилось.

С клубного телефона звонили в горсовет Люсиль, требовали губернаторского приглашения немедленно.

Приглашение, украшенное затейливыми печатями в стилистике поздней Каббалы, и в самом деле вскоре пришло. Однако обнаружились обстоятельства непреодолимой силы. Форс-мажор заключался в том, что авиабилетов на Каир в продаже просто не было, а причины их отсутствия толком никто объяснить не мог. Все привычные усилия, как то: подключение административного ресурса, проплата услуг гражданкам, сидящим в авиа-агентстве на контроле отказа от полётов, обращения к узкоспециализированным спекулянтам с посулами двойной цены и прочих бонусов – давали неизменно нулевой результат. Губеру направляли извинительные письма, на что его канцелярия гнала новые приглашения. Однако Каир так и оставался недоступной Шамбалой, неким метафизическим изъяном земной географии: есть ли город, если туда нет авиабилетов? Карагодин в Каире бывал, в существовании этого города сомнений не имел, но и им порой овладевали нехорошие сомнения…

Пролетела осень. Карагодин, его папá и Савойские сдружились семьями. Декабрь рисовал на оконном стекле «кружки и стрелы». А нужный человек всё не находился. Карагодин пару раз летал в Москву, общался с университетскими дружками, привлекал их к содействию. Но и они терпели фиаско в своих сподвижнических усилиях.

В середине декабря Карагодин, корпевший над переводом мудрёного текста по заказу г-жи Жирмунской из Московского института мозга, работу закончил, нежно погрыз колпачок китайской автоматической ручки Wing Sung, которую использовал для особо ответственной работы, и вписал каллиграфическим почерком последнюю фразу: «В заключение можно сказать, что одним из наиболее эффективных, но и необъяснимых способов интуитивного познания мира является так называемое «озарение». И поставил точку.

Раздался телефонный звонок. Сердце Карагодина дало сбой и на миг остановилось. «Наконец-то!.. – враз понял он. – Случилось! Так вот оно какое – «озарение»…

– Слушай, товарищ, – голос Савойского звучал необычайно торжественно.

– В поход собираться? – на опережение и ещё не веря в происходящее, спросил Карагодин.

– В него самый! В египетский, ёклмн!

Слава богу, едем…

Провожали делегацию с подобающим масштабу предприятия размахом. Загрузив в просторное купе спального вагона несложный скарб Савойского и Карагодина, ящик коньяку, картонный короб с десятком герметически упакованных копчёных лещей-гигантов, а также множеством стеклянных баночек с чёрной икрой, которые по прибытии в Порт-Саид были призваны обеспечить содействие консульских чиновников и местных бюрократов, общество принялось произносить прочувствованные напутствия, давать советы касательно арабских прелестниц и пр.

Полковник Листопад, как всегда благонамеренный и серьёзный, облачённый в партикулярную дублёнку, разливал из пятилитровой ёмкости мадеру, привезённую из творческой командировки в Анапу, в одноразовые стаканчики провожающих. Катрин забренчала на гитаре, запела: «Мы едем, едем, едем в далёкие края!..», Валдомиро приделал к припеву второй голос, и получилась – песенка.

Савойский уединился с Аныванной в сторонке от компании, шептал что-то жене, а она смотрела на него прекрасными понимающими глазами и согласно кивала. Карагодину давались поручения передать приветы Шерами, Ржевскому, Короляшу, директору ООО «Коро», ответственному за встречу делегации в Москве, и прочим благородным донам.

Поезд дёрнулся, и чудесная компания поехала из зоны видимости назад. Некоторое время Карагодин и Савойский наблюдали в сужающемся секторе, как они дружно махали ладошками, посылая вслед уходящему поезду прощальные приветы. Пролетел светофор, который мигнул зелёным глазом и отделил приятную обыденность провинциального бытия от ещё неизвестного, но, несомненно, масштабного и яркого футурума.

– Слава богу, едем, – сказал Савойский. – Слушай, а ведь у них ещё много мадеры осталось.

– Это точно, не пропадут, – засмеялся Карагодин. – Да и у нас ещё кой-чего имеется.

Обустроившись в купе, некоторое время наблюдали ракурсы пролетающих районов, припорошённых первым снежком, незнакомые клочки частного сектора на городской периферии.

Пришла вполне кустодиевская проводница с лицом, не лишённом приятности, которое слегка девальвировала совершенно безумная «хала» на голове, заложила в кармашки планшета билетики, спросила:

– Чай будете?

– Гораздо позже, – быстро ответил Савойский. – Ночью чай пить будем. Сейчас не до чаю.

– Может, оно и правильно, остаётся только завидовать, – понимающе улыбнулась она и ретировалась в коридор.

Накрыли стол, который заботами Аныванны выглядел весьма обстоятельно, не оставляя ресторанному меню никаких шансов на конкуренцию, разлили «Арарат» по стаканам в консервативных мельхиоровых подстаканниках.

– За успех, – сказал Карагодин.

– Ни-ни, за успех заранее не будем, – сказал полный предрассудков Савойский. – Выпьем за удачу.

Закусывая разносолами Аныванны, рассуждали о генерал-губернаторе: что это за человек, какой масштаб его видения мира, серьёзен ли в своих намерениях. Пришли к единодушному мнению, что в намерениях серьёзен.

– Три раза приглашение присылал! Ты пойми – три раза! – горячился Савойский, – как же не серьёзен?!

С удивлением Карагодин узнал, что дядька, который был должен обеспечить билеты на рейс, работает в охране аэропорта Шереметьево, бывший работник спецслужб, полковник, но лично Савойский его никогда не видел. Друг хороших знакомых московской родственницы Аныванны. Случайно узнал о проблеме, сказал, что всё решит однозначно. Как не верить, если сказал: однозначно?!

Карагодин, удивлённый неопределённостью отношений и обязательств, спросил:

– А не может так получиться, что мы приедем…

– Ты что, с ума сошёл?! Ты что, полковнику не веришь?! Слову офицера не веришь?!

– Да не в том дело… – попытался защищаться Карагодин. – Просто всякое бывает.

– Слушай, ты Листопаду веришь?

– Конечно верю, – автоматом ответил Карагодин, – очень достойный человек, как я могу ему не верить?

– Ну вот! Ну вот! – довольно рассмеялся Савойский. – А ведь Листопад тоже полковник!

– Е-моё, и то правда! – Карагодин ощутил внезапное облегчение. – Как же это я не сообразил!

Выпили за слово офицера и уже совершенно спокойно принялись строить планы на завтрашний день.

Завтрак ждёт, дорогие гости!

Встреча на Павелецком вокзале была организована в лучших традициях русского гостеприимства. Руководство OOO «Коро» предоставило отечественный автомобиль представительского класса под управлением прыткого грума Петрухи, он так и представился – Петруха.

– Я вас вначале на фирму отвезу, – сообщил он.

– Не-не, – заартачился Савойский. – Давай по плану. Ты меня на Войковскую, а Карагодин поедет на фирму. Мне отдохнуть надо. Что-то неважно себя чувствую.

Карагодин, переживающий похожие страдания, энергично запротестовал:

– Чёрт с ним, с планом! Нас люди ждут, любят нас, уважают. Машину прислали. На Войковскую – позже.

– Директор сказал, вези их на фирму, а потом куда хотят, – сказал Петруха. – Давайте сначала на фирму, а то меня уволят.

– Как это уволят? – удивился Савойский. – У вас что, директор самодур?

– Нет, – сказал Петруха, – директор – Короляш. А всё равно сказал, что уволит, если сразу на фирму не привезу. Они ж там целую программу для вас приготовили.

– Видишь, люди целую программу приготовили, мы просто обязаны заехать! – убедительно сказал Карагодин, которому ужасно хотелось познакомить Савойского со своими старыми друзьями. – Заодно и подлечимся.

Савойский взял секундную паузу для раздумий, и её оказалось достаточно, чтобы Петруха предпринял неожиданный манёвр, выехал на Садовое и довольно сообщил:

– На Войковскую – проблема. Через центр сейчас не проедем, всё забито. А по кольцу – до фирмы как нечего делать. А после на Войковскую.

Фирма Короляша занимала просторное помещение бывшего продовольственного магазина «Мясная лавка» в цокольном этаже добротного шестиэтажного здания.

– Приехали! Приехали! – раздались радостные крики, едва Карагодин, Савойский и Петруха вошли в помещение, забитое разнообразной корпусной мебелью: шкафами, тумбами, навесными кухонными шкафчиками, из-за которых появились радостно возбуждённый Короляш, его зам, университетский друг Карагодина Юра Рыжов, в недалёком прошлом ведущий конструктор НИИ «Спектр», Павел Русанов, второй зам по торговым операциям, и наконец – Сёма, тоже какой-то зам, с которым Карагодин познакомился, когда тот приезжал по делам фирмы в Волгоград. Тогда Сёма подарил ему замечательный универсальный инструмент, похожий на суставчатое металлическое насекомое из какого-то космического блокбастера и содержащий пассатижи, нож, ложку, вилку, крестообразную отвёртку, шило, кривую хирургическую иглу для наложения швов в походных условиях и штопор. Карагодин добросовестно держал устройство в бардачке своих «жигулей», но так и не нашёл случая применить его на деле, отчего вещь казалась ему тем более ценной.

На сладкое из-за платяного шкафа выплыла пара молодиц в шотландских юбочках и чёрных бизнес-пиджачках и, сцепив ручки на уровне нижнего этажа, словно приготовившись петь, заняла почтительную арьергардную позицию за мужчинами.

– Вот они, красавцы, – объявил Короляш и раскрыл объятия сначала Карагодину, а затем и Савойскому, который принял это дружественное приветствие незнакомого человека как вполне естественное и даже само собой разумеющееся. – Явились…

– Не запылились! – в унисон пискнули молодицы, и все дружно рассмеялись.

Все три зама проделали процедуру приветственных объятий.

– Вот он каков, наш новый друг, – осматривая Савойского с нескрываемым удовлетворением, как заботливый отец глядит на любимого сына, вернувшегося из армии, продолжил Короляш. – Ну что ж, прошу…

– К нашему шалашу! – пискнули девчонки.

– Ну, положим, не к шалашу, мы пока не в Разливе…

– Слава богу, пока на бутилированной держимся, – гоготнул Сёма, попирая коробку с красивой надписью «Absolut Vodka. Produced in Sweden».

– А потому не к шалашу, а к столу, – объявил Короляш. – Завтрак ждёт, дорогие гости.

За мебельными декорациями оказалась ещё одна комната, увешанная по периметру пляжными полотенцами с изображениями Мерилин Монро, каких-то загорелых девиц в разных прогрессивных ракурсах, тигров, львов и экзотической птицы тукан.

В центре комнаты были сдвинуты три журнальных столика, уставленные открытыми банками разнообразных паштетов, консервированных сосисок, ветчинной нарезки, маринованных пикулей, маленькой кукурузки, сырами камамбер и нарядными упаковками пива «Хайнекен».

– Настоящий голландский натюрморт, – сказал Рыжов. – Ван-Дейк отдыхает!

– А сало русское едят! – неожиданно сказал Сёма, деловито разливая «Абсолют» по нарядным гусь-хрустальным стопочкам.

– Москва… – со вздохом сказал Савойский Карагодину. – Только объявили свободную продажу валюты, а у них уже всё на столе!

– У Короляша всегда всё было на столе, такой человек! – рассмеялся Карагодин. – Ван-Дейк отдыхает.

– Дикое время – билетов в Египет не купить, а с «Абсолютом» уже всё в порядке!..

– Переходный период к свободному рынку. Всё устаканится, – обнадёжил Карагодин.

– Слава богу, я уже всё устаканил.

– И то верно, присаживайся к столу, товарищ.

Петруху послали по делам. Предварительно разгрузили багажник, обнаружили «Арарат».

– Кстати. В Египте сухой закон, – как бы невзначай бросил Сёма.

– Понятное дело, – резонировал Короляш, – третий мир. Только поднимают голову. Бог с ними. Ещё очнутся. А сейчас – приветственный тост:

Друзья, коллеги… собратья! – Народ образовал почтительную тишину. – Испытываю чувство натуральной гордости за наших ребят, таланты которых ценят не только в России, но и в самых дальних уголках планеты. Египет – колыбель цивилизации, Москва – третий Рим, Волгоград – перекрёсток Великого шёлкового пути и город-герой. И это триединство блестяще олицетворяют наши дорогие гости, миссия которых – упрочить своим замечательным проектом связи между прошлым и будущим, между городами и странами, между народами, сколь бы разными по своим культурно-ценностным ориентирам они ни были.

Стены экс-«Мясной лавки» не раз слышали патетические тосты директора, которыми он традиционно начинал дружеские застолья, но у Савойского пафос первого тоста вызвал румянец смущения на полных щеках. Впрочем, в красивых фигурах речи директора он подсознательно угадывал ироничные нотки, и нотки эти его несколько успокоили.

– Чёрт с ними, с ориентирами, – решительно закончил Короляш, – мой тост за дружбу, а сегодня мы, наш коллектив, с подачи Карагодина прирос ещё одним другом, Борисом Савойским, и это – настоящий праздник души! Дай Бог тебе, Борис, здоровья и сбывания мечт! Ура!

– Ура! – дружно грянули замы и помы.

– Ура! – с секундным запозданием пискнули девчонки (как выяснилось позднее, стажёрки из торгового техникума).

И веселье началось. Понеслась тотальная дегустация европейского консервпрома.

– Это же морской коктейль, настоящий афродизиак, ты просто обязан попробовать, – Сёма тащил на тарелку Карагодина миниатюрное головоногое – чудное средство для восстановления мужской силы.

Будучи традиционалистом в гастрономических вопросах, выросший на осетрине, чёрной икре и раках Волго-Ахтубинской поймы, Карагодин ёжился, глядел на экзотическое маринованное животное с недоверием. Восемь тоненьких отростков, покрытых крошечными присосками, вызвали летучую инфернально-патологическую ассоциацию. «Упаси господи!..» – мысленно пискнул Карагодин, но отступать казалось неприличным, и он решительно вонзил вилку в лиловую мошонку микрокракена.

– А нам, нам можно? Мы тоже хотим! Дайте нам афродизиака! – требовали стажёрки, протягивая Сёме пластиковые тарелочки…

– Какие могут быть проблемы, – гудел, как большой шмель, Короляш. – Подадим машину к трапу, у Петрухи есть специальное разрешение.

Савойский, обставленный радужными коктейлями, которые прытко замешивал Паша Русанов, добавляя в «Абсолют» ликёры отчаянно кислотных цветов, довольно жмурился, говорил:

– Да совсем необязательно к трапу, просто – встретить в Шереметьево…

Как чёрт из табакерки из-за шкафа выскочил Петруха со связками эквадорских бананов в обеих руках, пристроил плоды на угол стола, сделал краткий доклад прямо в крупное ухо директора и тоже присел к столу с банкой Heineken non-alcoholic.

Последовали яркие, полные неподдельных дружеских чувств тосты замов. Карагодин, хорошо знакомый с процедурой застолий в «Мясной лавке», принимал их как должное, как некий замечательный, но и само собой разумеющийся ритуал. Не раз он поднимал пылающие неземными красками коктейли, не раз говорил зажигательные спичи.

И сейчас взял инициативу, встал, весомо произнёс:

– Что за день, просто пряник медовый! Как много хороших слов прозвучало. Но один тост мы упустили, друзья.

– Как так, – пронеслось по периметру стола, – не может быть! Что за тост такой?

– Очень важный тост – за прекрасных дам!

– Ё-моё! Конечно, за дам! – догадливый Сёма вытянулся во весь свой прекрасный рост и оттопырил локоть на уровень плеча. – Мужчины пьют стоя!

Мужчины оперативно поднялись и выпили стоя.

Пунцовые от неожиданного внимания стажёрки, пропищав благодарственные слова, заявили:

– А у нас для вас подарок! Концертный номер.

Рыжов, явно осведомлённый о затее, поднял из-под стола пузатую магнитолу и водрузил её средь сияющих коктейлей. Девчонки выскочили на свободное пространство между двумя горками и стали рядом по стойке «смирно».

– Ирландский танец! Исполняют Лика и Вика! – объявил Рыжов и нажал кнопку.

Зазвучала знаменитая увертюра из мюзикла «Riverdance».

Некоторое время Лика и Вика стояли недвижимо, подчёркивая сильные доли музыки ритмическими движениями кистей рук, разжимая и сжимая белые пальчики в аккуратненькие кулачки. На очередном ударе литавр включились ножки в чёрных туфельках, отбивая такт поразительно синхронными движениями народного танца. Лица артисток оставались отрешёнными, немигающие глаза смотрели в неведомое далёко. Девушки парой двинулись влево, вправо, сохраняя дистанцию до сантиметра, разошлись в стороны, снова сошлись, выдали сложную чечётку финала и застыли на тех же паркетинах полов, с которых и начали свой замечательный номер.

Поражённая аудитория выдержала паузу и взорвалась аплодисментами.

– Браво! – крикнул Карагодин.

– Браво! Брависсимо! – вторили замы и помы.

– Вот такие у нас таланты на стажировке, – довольно резюмировал Короляш. – Душевное вам спасибо, девчата. Не даёте забыть о прекрасном за грёбаным бизнесом. С меня бутылка красного.

Все добродушно рассмеялись.

Лика и Вика, польщённые комплиментом директора, зарделись, потряхивая шотландскими юбчонками на круглых задках, вернулись на свои стульчики. А Паша Русанов, соседствующий с ними, рванул из картонного ящика бутылку божоле, мгновенно выдернул высокотехнологичным штопором пробку и действительно налил артисткам по бокалу красного вина.

– За искусство, – сказал он и первым чокнулся с девочками бокалом с ультрамариновой смесью.

– Жизнь коротка, искусство – вечно! – поддержал Савойский, который после танцевального номера почувствовал себя совершенно как дома. (Что было вполне естественно, потому как его любимая дочь Вера также занималась бальными танцами и с предметом архитектор был знаком не понаслышке.)

Неожиданная вербальная активность Савойского не прошла незамеченной.

– Кстати, об искусстве, – как бы невзначай сказал Сёма. – Мы тут совершенно испортили вкус с этими голландскими ликёрами. Будет ли удобно спросить позволения господ путешественников отдегустировать…

– А то, – мгновенно отреагировал полный благодарных чувств Савойский, – качество гарантирую!

«Зря он так спешит, – думал Карагодин, – конечно, если насчёт сухого закона в Порт-Саиде – правда, почему бы и нет…»

Солнечный луч отразился в бокалах с «Араратом», преломился, распался на тысячу частей, и по белому потолку пробежали янтарные сполохи.

Дегустация, сдобренная экспертными комментариями и просто житейскими обобщениями, оказалась неожиданно масштабной. Снова всплыл вопрос о диковинных табу развивающихся стран на благородные напитки, и когда выяснилось, что запас «Арарата» ополовинен, Короляш процесс остановил, сказал, что таких бравых ребят никакие глупые запреты, возможно, и не коснутся, и было решено взять оставшиеся пол-ящика для переговорных нужд в Российском консульстве.

– Это ведь наша территория, – резонно обосновал он. – И законы там наши, правильные законы.

«Чего ж это я раньше не додумался…» – негодовал на себя Карагодин.

Неожиданно оказалось, что чудное застолье всего-навсего транзитный аэропорт, а реальная жизнь состоится в ресторане «Пекин», где у Короляша всегда зарезервирован стол.

Теряющий ориентиры Карагодин затребовал связь. Натыкал кнопочки радиотелефона с номером Дарьи, сказал, что в Москве, что едет к ней. Махнул очередной коктейль, всё забыл, набрал Алёну Лиепиньш, услышал в трубке знакомое: «Говорите, дорогой мой человек…» – ойкнул, опомнился, дал отбой. Попросил Короляша доставить его к Дарье и был препоручен заботам Петрухи.

– Встречаемся на Войковской в 10.00, в центре платформы, – сказал на прощанье Савойский. – Ты как себя чувствуешь?

– Как может чувствовать себя человек, которого ждёт любимая женщина?

– Ну, понятно, понятно. Береги себя, нас ждут великие дела.