Текст книги "Одиночество зверя (СИ)"

Автор книги: Пётр Самотарж

сообщить о нарушении

Текущая страница: 38 (всего у книги 39 страниц)

– И в какую же, по-твоему, сторону нам следует двигаться вместо той, в которую мы сейчас движемся?

– Ты всё прекрасно понимаешь.

– Мы ходим по кругу. Я не могу развести руками все проблемы всех граждан России. Но я могу навести порядок в вопросах, которыми занимаюсь лично, начиная сверху.

– И где же ты навёл порядок за четыре года?

– Ты тоже всё прекрасно понимаешь, как и я.

– Нет, не понимаю. Расскажи мне.

– Понимаешь, понимаешь. Не притворяйся. Государственные службы работают эффективней, коррупция медленно, но снижается, экономика переживает трудные времена, но не катастрофу, и имеет очевидные шансы на оздоровление.

– Ты все свои успехи вычитал в официальных статистических сводках на своём столе?

– А ты не видишь никаких изменений к лучшему и талдычишь только о непрестанных ужасах. Мол, весь бюджет до копейки разворовывается, все чиновники – уголовные преступники, вся полиция работает на них. При этом подавляющее большинство людей просто живут и работают, а не борются с какими-нибудь начальниками или другими преступниками. И возможностей людям заработать деньги становится больше, а не меньше.

– Стране нужно изменение в главном – в смене пирамиды сатрапов на демократию, а именно здесь ничего и не меняется. Парламент без реальной оппозиции – только смешная ширма, и никто уже давно в него не верит. Посмотри настоящие социологические исследования.

– Я много разного читаю и могу тебя спросить: реальная оппозиция – только та, которая собирается после прихода к власти крушить направо и налево, посадить в тюрьму президента вместе с премьером и стратегически переориентировать внешнюю политику? Назови мне хоть одну демократическую страну, где такая оппозиция есть в парламенте.

– Таких демократических стран, разумеется, нет. А вот диктатур – сколько угодно.

– При диктатуре вы сидели бы в тюрьмах. Во всяком случае, уж точно не ходили бы по митингам.

– Во-первых, люди уже давно сидят, во-вторых – у вас с Покровским, надо думать, ещё имеются планы на будущее.

– Ребята, я прошу, успокойтесь, – попыталась прервать дуэль учительница. – Аня, честное слово, ты слишком увлекаешься. И ты несправедлива к Игорю.

– Елена Николаевна, не надо бросаться на его защиту, – быстро отозвалась Корсунская. – Он не попал в беду, а сам выбрал себе жизнь и сам несёт за неё ответственность. Если власть нельзя сменить посредством выборов, она в конце концов сменится через большую кровь и нам всем расплачиваться.

– Анечка, ты слишком горячишься. Я же говорила тебе – ничего ужасного не происходит.

– Елена Николаевна, вам просто кажется. Страна ведь не заканчивается за МКАДом. Даже по привокзальным станциям метро заметно – из области на работу в Москву народа приезжает едва ли не в несколько больше, чем в советские времена. А тем кто далеко от Москвы живёт, куда приезжать? Про свободу я вообще молчу: выборы утратили всякий практический смысл и вернулись к стадии коммунистического спектакля, только теперь даже за явку власть уже не борется. Проголосуют десять процентов избирателей, пять или один – выборы всё равно состоялись.

– Да, как и в любой демократической стране, – хмуро парировал Саранцев.

– В демократических странах есть оппозиция, за которую недовольные властью могут проголосовать, а в России последней возможностью продемонстрировать власти протест оставалась низкая явка с последующим срывом выборов.

– И что дальше?

– Что дальше?

– Дальше ведь всё равно новые выборы, и в них тоже примут участие не идеальные во всех отношениях кандидаты, а обыкновенные живые люди со всеми их человеческими недостатками. И если они тоже не состоятся – то за ними опять будут выборы, и всё это время у власти будут оставаться те же самые люди, против которых избиратели вроде бы высказывают протест посредством неявки на выборы и срыва голосования. Может, лучше всё же сменить нежеланных, дав шанс новым?

– Новые ничем не отличаются от старых, – упорствовала Корсунская.

– Но при срыве выборов у руля просто-напросто останутся те самые старые, разве нет? Если раз за разом сменять людей у кормила, со временем очередной новоизбранный озаботится своим собственным переизбранием или сохранением своего кресла за своей партией и постарается оставить о себе благоприятное впечатление у избирателей. Ты ведь сама только что рассуждала о неизбежности катастрофы при отказе от сменяемости власти, а теперь доказываешь бессмысленность смены. Или все адвокаты руководствуются логикой именно такого рода?

– Для составления благоприятного образа в глазах избирателей у вас есть телевидение.

– У Горбачёва в девяносто первом тоже было телевидение, но почему-то оно ему не помогло, как и всей компартии. Может, причина в другом?

– Ну конечно, причина в том, что всё население страны пожинает обильные плоды экономического процветания!

Елена Николаевна обеспокоилась уже не на шутку и неотрывно смотрела на Корсунскую, молитвенно сложив руки на груди. Наверное, она уже прокляла себя за предложение прощального поцелуя, но теперь сожаления уже не могли помочь – следовало действовать с крайней решительностью.

– Во всей огромной стране нигде вздохнуть нельзя без разрешения какого-нибудь мордатого урода, – продолжала разглагольствовать Корсунская. – Вот и Мишка весь день мнётся и ждёт удобного случая что-то там у тебя выклянчить. А ведь ты в принципе не должен обладать юридической возможностью принять хоть какую-нибудь меру к одной отдельно взятой маленькой компании!

– Я ничего не жду, – поспешно вставил Конопляник. – Анька, куда тебя повело? Ты меня не приплетай.

– Боишься, что господин президент откажется тебе помочь?

– Нет, просто не распространяй здесь дезинформацию. Я ничего не выжидаю и не собираюсь ничего просить, закрывай эту тему.

– Ну конечно, ничего.

– Конечно, ничего. Ты так уверенно говоришь – люди могут подумать, будто у тебя подтверждающий документ в кармане, а у тебя ведь ничегошеньки нет, только пургу несёшь.

– Ты тридцать лет о Елене Николаевне не вспоминал, а тут вдруг засуетился и озаботился её судьбой. Почему вдруг?

– Услышал где-то. С кем-то общался из наших, и проскользнули новости. Я не помню точно, не записывал. Не ожидал проверки, тем более с твоей стороны.

– Вы, конечно, очень милые ребята, – заговорила вновь учительница, – но у меня в жизни никаких особо ужасных событий не произошло. Не первый раз не у первой школьной администрации на меня вырос зуб. Спасибо вам за проявленную заботу, но давайте лучше не обо мне.

– Елена Николаевна, ну зачем он выкручивается? – Корсунская обратилась к классному руководителю, как к высшему судии. – Я ведь с первого телефонного разговора поняла – он ищет повод для встречи с президентом, а не вам хочет помочь.

– Анечка, в конце концов, всё это несущественно, – мягко разъяснила учительница очевидную вещь. – Мы встретились, поболтали, хорошо посидели – ничего плохого здесь нет.

– И школа теперь будет обращаться с Еленой Николаевной поосторожней, – добавил Конопляник.

– Благодаря тебе, – съязвила неугомонная.

– Ну, не без моего участия. И отвяжись от меня, я тебя не трогал.

– Не отвяжусь, пока правду не скажешь.

Саранцеву показалось, что у истерички дрогнул голос, и она вот-вот заплачет. Причину столь бурной вспышки чувств он понять не мог. Положим, Мишке действительно нужно уладить некие проблемы – с кем не случалось. Почему она делает на пустом месте вселенский скандал? Наверное, охрана в коридоре слышит.

– Ты, Анна Батьковна, нарушаешь основополагающий принцип христианской морали: «Поступай с другими так, как ты хотел бы, чтобы поступали с тобой». Оставь уже Мишку в покое, и меня заодно.

– Я никого не трогаю.

– Как же, не трогаешь. Аж люстра позвякивает.

– Дети, прекратите ссориться! Сейчас же! – повысила голос Елена Николаевна. Она не хотела закончить встречу плохо.

Одноклассники замолчали, но не смотрели друг на друга, а Конопляник переводил внимательный взгляд с одного на другую, а затем обратил взор к классному руководителю, словно ждал одобрения или команды.

– Хорошо, не надо целоваться. Я, наверное, всю оставшуюся жизнь буду жалеть, что вылезла с этой дурацкой идеей. Ладно, мальчики, всего вам хорошего. Аня, пойдём.

Женщины дружно встали, мужчины тоже, потом с грохотом отодвинули свои стулья и вышли из-за стола. Теперь все стояли, смотрели друг на друга и выдумывали прощальные слова.

– Я всё же, вопреки всему, надеюсь на новую встречу, – твёрдым голосом произнесла Елена Николаевна. – Рано или поздно все остынем, задумаемся, вспомним былое, осмыслим своё место в нашем подлунном мире и снова встретимся. Ведь даже класс почти не вспоминали сегодня – форменное безобразие.

– Из-за меня всё, – пояснил Саранцев. – Выдавил своим присутствием все воспоминания.

– Да нет, Игорь, ты не сокрушайся, – воспротивилась Елена Николаевна. – Не обижайтесь, но слишком официально всё вышло. Просто соберитесь как-нибудь, да завалитесь ко мне домой. Чайку с тортиком попьём и только и будем делать, что вспоминать.

– Обязательно, – заверил её не уверенный в себе президент и подумал о дочери, которая ждёт его в Горках с ответами на все её вопросы. Захотелось вдруг, прямо сейчас, не сходя с места, вывалить их все на классного руководителя и дождаться от неё правильного решения.

Правильное для кого – для Светки и её матери, для него, для Покровского, для закона? Множество правильных ответов сбивало с толку и заставляло насторожиться: а если одного, большого и безоговорочного, всеобъемлющего правильного ответа вовсе нет?

– Вряд ли у него получится просто так завалиться к вам домой, – не удержалась Корсунская.

– Вообще-то, да, – улыбнулась учительница.

– Ничего, я не буду вечно президентом, – утешил их Игорь Петрович. – И даже премьер-министром. Время придёт.

– Конечно, придёт, – согласилась с ним Елена Николаевна и придержала за локоть, проходя мимо – словно незаметно пожала руку втайне от всех остальных.

В дверях она остановилась и обернулась:

– Ладно, мальчики, попрощаемся с вами здесь.

– Нет, почему? Мы вас проводим до машины, – удивился Саранцев.

– Не надо, Игорь. Там уйма народу, охрана, может, ещё и журналисты пришли по следу от школы. Лучше здесь, где все свои. Спасибо вам за сегодняшний день и проявленную заботу, и до встречи.

– До свидания, Елена Николаевна, – почти беспомощно сказал Игорь Петрович и даже оглянулся, словно ждал удара из-за спины.

– До свидания, – повторил за ним Конопляник и уверенно посмотрел вперёд, где за прикрытой дверью пряталось будущее.

– Анечка, не молчи, – строго молвила Елена Николаевна. – Возьми себя в руки, наконец.

– Счастливо, – выдавила та после неприятной паузы и ни на кого не глядя.

– Пока, – буркнул президент, а Мишка только взмахнул рукой и картинно улыбнулся – наверное, хотел разрядить напряжённость.

Корсунская открыла дверь, и женщины канули в полутёмный коридор, где мелькнула чья-то призрачная тень. Некоторое время брошенные одноклассники стояли посреди кабинета и собирались распрощаться друг с другом, но в дверном проёме возник новый женский силуэт: Юля Кореанно вошла с неясным оттенком противоречивых чувств на лице и остановилась, бросив насторожённый взгляд на Конопляника.

Тот сделал шаг в сторону от президента и огляделся, потом молча посмотрел в ухо Саранцеву и перевёл взгляд на Юлю.

– Вы ещё не закончили? – спросила та у шефа.

– Да вроде бы, – сухо ответил Игорь Петрович и посмотрел на Мишку.

Одноклассник молчал под обращёнными к нему взглядами, потом решился:

– Ну ладно, счастливо.

– Пока.

– Всего хорошего, – добавила от себя Кореанно.

Конопляник посмотрел на неё, согласно кивнул и вышел из кабинета, глядя себе под ноги.

– Я думала, вы проводите Елену Николаевну, – напряжённо проговорила Юля – она не хотела делать замечание президенту, но хотела указать ему на ошибку.

– Я тоже думал. Но она решила иначе – не захотела учинять фурор среди своих соседей.

– Жаль, – продолжила укоризненную речь специалист по связям с общественностью.

– Не уверен. Мне самому очень хотелось поскорее закруглить всё представление.

Не дождавшись реплики от собеседницы, Саранцев продолжил:

– Встречи с прошлым не всегда радуют, Юлия Николаевна. Иногда даже расстраивают.

– Тогда есть ещё одно предложение, Игорь Петрович.

– Какие ещё предложения? Домой пора. И башка трещит.

– Завершающий штрих, так сказать.

– Много времени займёт?

– Как вы решите. Ребята задержали журналиста – притворялся официантом.

– Давно задержали?

– Очень удачно – минут пятнадцать назад.

– Почему же удачно?

– Его уже успели проверить – он действительно журналист. Не из пула. И оружия при нём, разумеется нет. В общем, вы можете сейчас подойти туда и сказать ему пару слов.

– Наручники ему не надевали, надеюсь?

– Нет, зачем же. Но человек всё же проявил старание и фантазию – заслуживает награду. Вишенка на торте ради эффектного завершения операции.

– Операции?

– Да, операции. Игорь Петрович, я просто исполняю свои служебные обязанности. Возможно, увлекаюсь иногда. Наверное, влезла в личные дела…

– Ничего страшного, Юля. Какие у меня могут быть личные дела? Они все остались в детстве и юности. Идёмте спасать вашего журналиста.

Президент и пресс-секретарь вышли из кабинета в коридор, прошли по нему метров десять и вошли в небольшую служебную каморку, заваленную всяким хламом. С потолка свисала на проводе голая слабосильная лампочка, под ней на стуле, закинув ногу на ногу, сидел лысоватый человек не первой молодости и далеко не спортивной комплекции в белой рубашке и чёрных брюках, а рядом стояли двое офицеров ФСО, помоложе и постройнее своего подопечного, но тоже в белых рубашках – только с галстуками. При виде новоприбывших злоумышленник, не изменившись в лице и даже, как показалось Саранцеву, чуть улыбнувшись, неторопливо встал. Ноги он чуть расставил, словно приготовился к морской качке, руки опустил по швам и смотрел на главу государства чуть набычившись, едва ли не исподлобья.

– Здравствуйте, – раздумчиво сказал Игорь Петрович.

– Здравствуйте, – ответил журналист и продлил своё безбрежное молчание.

– Хотите взять у меня интервью?

– Есть такой план.

– Всё ещё есть? Вы от него не отказались?

– С какой стати? Я всё ближе к цели.

– Почему вы так думаете?

– Мы ведь уже разговариваем.

Саранцев замолчал, внимательно разглядывая нахала. Давать ему интервью не хотелось, но Юля права – раз уж затеял всю эту мешанину, можно и вишенкой её увенчать. Пусть задаст свои вопросы, получит ответы, произведёт сенсацию – эксклюзивное интервью президента в местной прессе никогда раньше не появлялось.

– Какое издание вы представляете?

Журналист произнёс неизвестное название.

– Как вас зовут?

– Самсонов Николай Игоревич.

– Очень приятно. Саранцев Игорь Петрович.

– Да, конечно. Я в курсе.

– Так что же, Николай Игоревич, хотите опубликовать это интервью в своей газете?

– Редакция мне такого задания не давала, так что я ещё подумаю.

– Хотите прославиться?

– Не без этого. Но главное в другом.

– Горите желанием рассказать человечеству всю правду обо мне?

– Хочу потрясти общественное сознание.

– Серьёзно?

– Вне всяких сомнений.

– Подобного рода желания обычно терзают, извините, романтично настроенных мальчиков. Вы не производите подобного впечатления.

– Я знаю. И тем не менее. Я, видите ли, не так давно начал новую жизнь, и мне в действительности ещё совсем немного лет.

Саранцев, помолчал, потом развёл руками:

– Ладно, так и быть. Пойдёмте в кабинет, что ли. Не здесь же нам работать.

Они прошли в кабинет, где президент провёл уже слишком много времени, и где персонал ресторана успел навести порядок. В коридоре по-прежнему никого не встретили. Сели на соседние стулья за столом с белоснежной скатертью, журналист извлёк из кармана мобильный телефон, включил режим диктофона и вопросительно посмотрел на собеседника:

– Вы позволите, Игорь Петрович?

– Разумеется. Возможно, я прямо сейчас, на ваших глазах, тоже начинаю новую жизнь. Вот и поговорим как двое несовершеннолетних, откровенно и наивно. Если хотите, я даже дам указание пресс-службе не редактировать окончательный текст. Но запись нам всё же скопируйте.

– Самой собой, – заметно оживился Самсонов и уселся поудобнее, словно готовился провести на занятом им стуле долгие часы. – Итак, Игорь Петрович, приступим?

– Да, пожалуйста, я готов. Только, хоть мы и договорились считать себя подростками, вы же понимаете – я не смогу ответить без подготовки на любой из ваших вопросов. Иногда требуется знание конкретных цифр и фактов, а я не собираюсь делать вид, будто все их знаю наизусть.

– Да-да, конечно, я понимаю. Я и не планировал вопросов такого рода – у нас всё же не отчётно-выборное собрание. Подозреваю, вы и сами знаете, с чего я намерен начать.

– Думаю, да. Намерен ли я идти на переизбрание?

– Именно. Я понимаю, вы уже много раз давали свой ответ – в том ключе, что решение ещё не принято. Я не собираюсь выяснять, когда оно будет принято, и каким оно будет. Я хочу понять, какие аргументы за и против вы взвешиваете.

– Только и всего?

– Да, для начала.

– У вас завидный информационный аппетит.

– Да, не жалуюсь. Раз уж мы оба начинаем новую жизнь, почему бы не поговорить по душам? Кстати, я ещё спрошу об обстоятельствах вашего судьбоносного решения начать сначала. Они, случайно, не имеют какого-либо отношения к вопросу выборов?

– Не всё сразу. Вы интересовались моими мотивами, так я готов их обсудить.

– Замечательно. Я только «за».

– Сразу хочу провести чёткую границу: решение ещё не принято. Мы говорим исключительно о ходе моих размышлений.

– Безусловно.

– Хорошо. Мой основной ориентир в политическом планировании, как вы понимаете, Сергей Александрович Покровский. Пойдёт он на президентские выборы или нет – главный вопрос. Я располагаю некоторой информацией по данной тематике из первоисточника, но не могу поделиться ею с вами – это не моя тайна. Вы меня понимаете?

– Конечно, – насторожился Самсонов. – Вы хотите сказать, он уже принял решение?

– Без комментариев. Мы же договорились.

– Хорошо, договорились, – заспешил интервьюер. – Возвращаемся к сути. Вы заговорили о Покровском.

– Да, заговорил. Итак, главный вопрос – действующий премьер-министр. Если он решает идти на третий президентский срок, мне придётся вступить с ним в открытое противостояние. Единая Россия, вне всякого сомнения, поддержит его, и мне придётся искать другую политическую базу. А я, уверяю вас, пока даже не приступал к обдумыванию возможных вариантов. Тем не менее, полагаю, до президентских выборов времени ещё достаточно.

– Но думские выборы всего через три месяца, – осторожно уточнил Самсонов.

– Да, бесспорно. Интересуетесь моими планами?

– Интересуюсь.

– Я ещё не принял окончательного решения. Как вы понимаете, избрание депутатом моей целью уж точно не является. Поддержка какой-либо из существующих партий на парламентских выборах мне просто запрещена по закону. Однако, моей задачей как гаранта Конституции остаётся обеспечение правомерности всего избирательного процесса вне связи с моими собственными политическими пристрастиями. Смею вас уверить, со своей стороны я приложу все усилия для успешного исполнения всех моих полномочий без изъятия и без расчётов на будущие ответные услуги.

– Хорошо, давайте вернёмся к президентским выборам. Я правильно понимаю – вы не исключаете в принципе возможности вашего участия в них одновременно с Покровским?

– Да, правильно. Собственно, мы оба не раз говорили об этом.

– Замечательно. В случае вашего противостояния на президентских выборах, как вы расцениваете ваши шансы на успех? В чём, по-вашему, ваши сильные стороны, а в чём – Покровского?

– Подсчитывать шансы сейчас не имеет смысла.

– Тем не менее. Вам же известны социологические исследования о степени влияния политических фигур – Покровский получает в них очень хорошие результаты.

– Мне известны всевозможные оценки, и я не могу пожаловаться на пренебрежение общества к моей скромной особе. Сергей Александрович, безусловно, очень сильный политический соперник. На его стороне итоги двух первых президентских сроков – большинство избирателей оценивает их положительно. Мне пришлось тяжелее – если помните, нефтяные цены рухнули всего через несколько месяцев после выборов, и все последующие финансово-экономические трудности люди связывают со мной.

– Да, хотя не вы построили экономику, привязанную к цене на углеводороды.

– Уж точно не я один её построил, хотя полностью снять с себя ответственность я не могу, поскольку в должности премьер-министра не сделал всего возможного для ослабления упомянутой вами зависимости. Если уж начинать с самого начала, то корни российской зависимости от нефтегазового валютного экспорта уходят ещё в советские времена, а именно – в правление Брежнева. После нефтяного эмбарго ОПЕК в 1973 году Советский Союз буквально вышел на мировую арену в качестве штрейкбрехера, выливая на международный рынок столько нефти, сколько мог физически обеспечить. Затем ещё протянули газовую трубу в Европу и окончательно забыли о развитии собственного наукоёмкого промышленного производства. Но мои рассуждения не имеют никакого смысла, поскольку не освобождают меня от ответственности за изменение ситуации. Однако, экономические реформы – вопрос сложный и долгий, я не стану прямо здесь и сейчас перечислять все возможные меры. Скажу одно – новая экономика должна строиться в основном на частной инициативе отдельных людей и преимущественно частных деньгах. Мои слова не означают полного отказа государства от участия в экономике, но оно должно сосредоточиться на инфраструктуре, а не на строительстве и модернизации промышленных предприятий. Инвесторы по определению не могут не нести финансовой ответственности за отдачу от поддержанных ими проектов, и основная задача государственной власти – создать правовую, а главное – правоприменительную атмосферу, способствующую повышению экономической эффективности, а не затрудняющую её.

– Хорошо, вернёмся к будущим выборам. Как вы полагаете, возникнут ли трудности при поиске политической партии, согласной поддержать вас?

– Мы же помним – ни я, ни Покровский, ещё не объявили о намерении идти на выборы?

– Да, помним. Хорошо, если вы решите идти на выборы, ожидаете ли вы трудности при строительстве собственного политического союза?

– Думаю, нет.

– Вы уверены?

– Разумеется. Какие трудности вы имеете в виду?

– Препятствия организационного характера со стороны людей Покровского.

– Кто такие люди Покровского?

– Должностные лица на разных уровнях, поддерживающие политику Покровского и желающие его возвращения в Кремль. Они ведь существуют?

– Бесспорно.

– Вы бы не стали ждать от них ударов в спину?

– Я бы не стал ждать от них активной поддержки моей кандидатуры, и они имели бы полное право мне не содействовать. Но они обязаны соблюдать законы Российской Федерации, и в первую очередь – Конституцию. Препятствование же одному из кандидатов вести предвыборную кампанию есть уголовное преступление. Вы думаете, действующий президент России не способен обеспечить соблюдение своих гражданских прав?

– Подозреваю, способен. На сам факт ведения такой борьбы мог бы ослабить ваши позиции.

– Я бы не стал забегать вперёд. Наши взаимные предположения слишком удалились в неопределённое будущее. Могу заявить вам прямо сейчас и совершенно официально: в воскресенье вечером я официально объявлю о принятом решении. Сейчас его нет, и не стоит гадать на кофейной гуще. Мыслей, планов и гипотез слишком много, основывать на них выводы – преждевременно. В Горках-9 состоится рабочее совещание, по итогам которого я и выступлю с заявлением. Повторяю, каким оно будет – сейчас я даже не способен предположить, слишком много привнесённых обстоятельств.

– Упомянутое вами рабочее совещание будет закрытым?

– А вы желаете поприсутствовать?

– Я бы не отказался.

– Охотно верю. Но речь идёт не о спектакле, билеты в свободную продажу не поступят, частные приглашения и контрамарки также в наши планы не входят. Как я сказал, совещание будет носить рабочий характер, продлится несколько часов. Нам предстоит обсудить множество технических вопросов, набросать планы возможных действий при разных сценариях развития событий. Работа предстоит большая, трудная и ответственная, но жаловаться на тяготы судьбы я не намерен. Тем не менее, мы ведь не обсудили и другие варианты, помимо политической дуэли между мной и Сергеем Александровичем.

– Они существуют?

– Само собой. Их набор очевиден: либо на выборы не пойдёт никто из нас, либо кто-то один.

– Никто? Вы допускаете и такой вариант развития событий?

– Считаю его наименее вероятным. Я бы сказал, почти невероятным. Отказ от продолжения борьбы всегда выглядит поражением. Да, по сути, таковым и является. Мол, я не знаю, куда идти дальше, освободите меня от груза ответственности.

– Получается, действующий политик никогда не должен оставлять занимаемый им пост.

– Почему? В случае поражения у него просто не будет выбора. Лично я не считаю себя разгромленным и готов продолжить своё служение. В каком качестве – другой вопрос.

– Как бы вы определили признаки политического поражения?

– В первую очередь – ухудшение экономической и социальной ситуации в стране при обратных тенденциях во внешнем мире. Полагаю, в настоящее время мы начинаем поступательное движение вперёд, отрабатывая ущёрб, причинённый кризисом. Полностью отойти от власти именно сейчас – означало бы признание ошибочности политики, проводившейся все последние годы, а я считаю её правильной.

– Игорь Петрович, в среде политических аналитиков наиболее вероятным вариантом развития событий считается так называемая рокировка – то есть, предполагается повторный обмен креслами между вами и Покровским. Вы можете прокомментировать такую оценку?

– Подобный вариант я отношу к числу вероятных, но, как я сказал, окончательное решение пока не принято. Консультации уже начались, но предугадать их исход прямо здесь и сейчас я не берусь.

– То есть, вы не считаете его единственно возможным?

– Николай Игоревич, вы снова вымогаете у меня твёрдый ответ. Если я сейчас утвердительно отвечу на ваш вопрос, то упомянутое вами сообщество политических аналитиков скажет: «Саранцев взбунтовался против Покровского». Ошибка кроется в самой посылке, ведь никто ничего не решает разом за всех. Я вполне допускаю вероятность обратной рокировки, хотя меня не устраивает метафора. Есть в ней какой-то намёк на мошенничество или нечестную игру. Давайте сразу договоримся: в таком решении нет ничего незаконного.

– Да, разумеется, – поспешно кивнул Самсонов и зачем-то поправил лежащий на столе телефон.

– Я никому никогда, ни публично, ни тайно, не давал торжественного обещания непременно пойти на второй президентский срок. Если кто-то непременно ждёт от меня именно такого шага, он имеет на то полное право, но решать мне. Кстати, противоположной клятвы я тоже никогда не давал. Повторяю, в воскресенье вечером я объявлю о своих ближайших политических планах. Сейчас их не знает никто, включая меня. Если прочтёте или услышите где-нибудь обратное утверждение, плюньте лжецу в глаза. Даже если я действительно поменяюсь креслами с Сергеем Александровичем, как все напряжённо ждут, то в данный момент мы такой договорённости ещё не достигли.

– Игорь Петрович, вы назвали возможным также и сохранение нынешнего «статус кво». То есть, вы идёте на президентские выборы, а Покровский остаётся в должности премьер-министра. В таком случае, кто станет вашим основным соперником на выборах?

– Можно подумать, вы сами не знаете.

– Не знаю.

– Да бросьте, Николай Игоревич. Конечно, знаете.

– Вы имеете в виду Зарубина?

– Разумеется.

– А в случае, если на выборы пойдёте вы, а не Покровский?

– Тоже Зарубин.

– А если вы сойдётесь все трое?

– Надеюсь, в таком случае Зарубин станет третьим. Если мы выйдем на дистанцию вместе с Покровским, ситуация слишком запутается, и предугадывать исход я не берусь. Думаю, часть избирателей Единой России мне привлечь всё же удастся, а насколько большую – зависит от хода предвыборной кампании. Которая ещё не началась, и которую обсуждать не имеет смысла.

Самсонов немного помедлил, словно не решаясь произнести следующее слово. Но произнёс его, робко отведя глаза:

– Игорь Петрович, вы боитесь Покровского?

Саранцев ошарашенно помолчал, потом пожал плечами:

– В каком смысле – боюсь? Полагаете, он способен подкараулить меня в тёмном углу и побить?

– Нет, в политическом смысле. Вы зависите от него?

– Знаете, Николай Игоревич, в некоторой степени все люди зависят друг от друга. Например, сейчас вы публикацией этого интервью можете оказать влияние на меня.

– Но я не претендую на степень влияния, сколько-нибудь сопоставимую с возможностями Сергея Александровича. Если он будет категорически против вашего участия в предстоящих выборах, вы пойдёте на них?

– Я ведь уже говорил – в данное время развивается процесс согласования наших дальнейших политических шагов. Мы получили предложения команды Покровского и обдумываем их.

– Каковы же полученные вами предложения?

– Не гоните коней, Николай Игоревич. Вы пытаетесь забраться в самую гущу политического варева. Всему есть своё время.

– Тем не менее. Хорошо, отвлечёмся от ваших последних контактов, но мне интересно в принципе ваше отношение к фигуре Покровского.

– Я отношусь к нему с уважением. Устраивает вас такой ответ?

– Боюсь, он слишком общий.

– Разумеется, общий. Мы ведь не родственники и даже не друзья. Я бы сказал – мы коллеги.

– Тем не менее, большую часть времени вы состояли у него в подчинении.

– В некотором смысле. Работа в президентском аппарате, и тем более – деятельность главы правительства не предполагает простого исполнения указаний сверху. Все сотрудники администрации – политически активные инициативные люди, к которым президент обращается за советом и основывает свои решения на их предложениях. Речь идёт не о механическом переписывании бумажек или переносе их в компьютер, здесь необходимы знания, творческое мышление и аналитические способности. Он действительно властен уволить тех, кто не справляется с возложенными на них заданиями, но те, кто остаётся – специалисты высочайшего класса. Любая корпорация с руками их оторвёт в свой менеджмент.

– Но, всё же, Покровский дирижирует оркестром, пусть даже состоящим из выдающихся музыкантов мирового уровня.

– Но являются ли гениальные исполнители подчинёнными дирижёра, хотя именно он делает из них оркестр?

– Ну, в каком-то отношении – да.

– Вот именно – в каком-то. Я расплодил здесь метафоры только ради иллюстрации своей мысли. Президент окружён соратниками и сподвижниками, а не подчинёнными. Неловко получилось – я вроде бы причислил себя к гениям, но речь шла о воображаемых музыкантах, а не обо мне.