Текст книги "Оборотень"

Автор книги: Петр Прудковский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 3 страниц)

4. БЕЛОВОДСКАЯ, 48

От станции, на которой останавливались поезда дальнего следования, до города Орежска было около семи километров. Отсюда каждые четыре часа ходила «передача» – два классных, пригородного типа, вагончика, влекомые бойким маневровым паровозиком серии «ОВ» – овечкой, как называют железнодорожники. На дощатом перроне, подле киоска, где продавались билеты, в ожидании «передачи» уже собралось человек двадцать пассажиров, прибывших с ночным поездом. Одни дремали, сидя на своих корзинах и чемоданах, другие, более нетерпеливые, расхаживали взад и вперед, поглядывая вдаль, откуда над темной кромкой леса уже подымалась розовая полоска зари. Среди последних был молодой человек в синем прорезиненном плаще и с небольшим перевязанным бечевкой портфелем в руке. Его худощавое, нервное лицо, с большими темными глазами и курчавым чубом, выбившимся из-под сдвинутой на затылок фуражки, невольно привлекало внимание. Это было одно из тех лиц, на которых каждое мимолетное впечатление отражается мгновенно, подобно тому, как на зеркальной поверхности тихого, окаймленного кустами ракит пруда даже самый легкий ветерок вызывает легкую рябь. И всякий, поглядев на него хотя бы мельком, безошибочно определил бы сейчас, что человеку этому не терпится попасть в город, и он готов на что угодно, лишь бы ускорить течение времени.

Так оно и было. Прошагав еще раз от одного края платформы до другого, он посмотрел на часы, минуту соображая что-то, потом решительно соскочил с дощатого настила и быстро пошел по путям – к выходной стрелке. Около семафора спустился с насыпи и по чуть приметной среди высоких луговых трав тропинке направился, срезая угол, к лесу, через который, как сообщили ему, шла грунтовая дорога в юрод.

Юрий Стрельцов – так звали юношу – правильно рассчитал, что, идя обычным походным шагом, он будет в городе по крайней мере на полтора часа раньше, чем если бы приехал туда с «передачей», и, следовательно, застанет еще дома тех, кто утром уходит обычно на работу.

Размашисто шагая по обочине грейдера, Юрий думал о том, как удастся выполнить данное ему поручение. Это было первое серьезное, больше того, таинственное дело, с которым столкнулся он за время своей недолгой работы помощником следователя. В его руках был сейчас кончик единственной нити, по которой, может быть, удастся размотать весь клубок…

Порыв ветра налетел откуда-то сзади, затрепал полами плаща, погнал впереди по дороге крупинки песка, соломинки, катышки сухого навоза. Небо заволоклось серыми облаками, заметно похолодало. Юрий прибавил шагу, чего доброго, пойдет дождь – осень нынче выдалась дождливая – надо поскорее добраться до города.

Ровно в семь, – репродуктор на телеграфном столбе только что передал сигналы проверки времени, – Юрий остановился около углового дома, на стене которого была прибита табличка с надписью: «Беловодская». Теперь оставалось только найти на этой улице дом под номером сорок восьмым…

Нужный ему дом Юрий отыскал скоро: это был опрятный одноэтажный домик, с ярко-зелеными, недавно выкрашенными ставнями на окнах; в маленьком палисаднике перед домом Юрий еще издали увидел пожилую женщину в темном ватнике; она подбирала в фартук падалицу с двух грушевых деревьев.

– Доброе утро, Прасковья Никитична! – сказал он, приподымая фуражку.

Женщина быстро обернулась, с минуту удивленно смотрела на Юрия, но удивление на ее лице тотчас же сменилось приветливой улыбкой.

– Здравствуйте, – отвечала она. – Простите, что-то не припомню я вас… Вы не из Сашиных товарищей?

– Нет, я приезжий. Из Энска. Вам просили передать привет…

– Неужели Верочка? Вы знакомы с ней? Да что же вы стоите, входите, садитесь вот сюда (она указала на лавочку под одним из деревьев), рассказывайте. Саша! – позвала она. – Иди скорей! От Верочки товарищ…

Юрий почувствовал, как сердце у него забилось учащенно. С первого же слова он, кажется, напал на след. Стараясь подавить волнение, он вошел в палисадник и присел на лавочку.

– Не знаю, смогу ли я сообщить что-либо… Тут дело вот в чем: на вокзале в Энске я случайно разговорился с одной девушкой… может быть, это и не та, о ком вы думаете. Я даже не знаю ее имени. Она ехала из Орежска, а я направлялся сюда… Я спросил, не знает ли она, где можно здесь остановиться, на случай, если в гостинице не будет мест… и она указала ваш адрес. Вот и все.

– Ну, конечно же, это Верочка! Кто бы другой мог знать нас? И больше она ни о чем не просила передать?

– Нет.

– Как жаль! А я думала…

На крыльцо вышел мужчина лет тридцати, в шинели без погон, со связкой ученических тетрадей в руках. Он с интересом поглядел на Юрия, и, сойдя со ступенек, протянул ему руку.

– Вот… товарищ из Энска. Видел там Верочку, – сказала Прасковья Никитична. – Странно, что она ничего не написала до сих пор… Удалось ли ей разыскать своего Михаила Евграфовича?

– Это ваша родственница, должно быть? – полюбопытствовал Юрий.

– Нет… Она совсем недавно у нас… Тут, знаете, целая история! Она в Германии была, в плену, а потом в лагере, у американцев… Насилу-насилу удалось вырваться от них! В плену она познакомилась с Мишей Кузьминым, это – товарищ Сашин, они учились вместе… ну, подружилась… полюбила. И вот разыскивает теперь его; он, как ей удалось узнать, вернулся в Россию… а ее еще целый год продержали. Саша! Товарищ просит пустить его переночевать… Я думаю, можно поставить койку в твоей комнате?

– Прасковья Никитична! Вы не беспокойтесь, я ведь так зашел, на всякий случай. Может быть, и не понадобится…

– Ну, что ж, смотрите, как вам удобнее. Гостиница у нас неплохая, но, конечно, места не всегда бывают. Вы, верно, в командировку к нам, надолго?

– Не знаю еще. Как придется. В случае чего – зайду к вам.

– Пожалуйста, заходите.

Юрий распрощался с гостеприимной Прасковьей Никитичной и вышел на улицу вслед за Александром Парамоновым. Некоторое время они шли молча. Но когда домик с зелеными ставнями скрылся за поворотом, Юрий дотронулся до руки учителя.

– Товарищ Парамонов, – сказал он, – мне необходимо поговорить с вами. Вы очень торопитесь?

Учитель посмотрел на часы.

– Занятия начнутся через час. Но у меня есть еще кое-какая работа… А вы что хотели бы?…

– Прежде всего – один вопрос. Вы хорошо знаете в лицо эту Верочку, о которой говорила Прасковья Никитична?

– Конечно. Она жила у нас несколько дней.

– Тогда поглядите на эту фотографию и скажите, она ли это?

И Юрий протянул ему снимок.

Возглас изумления вырвался у Александра Парамонова.

– Она! Она! Но что же с ней? Почему такой снимок…

– Ее нашли застреленной на окраине Энска. Мне поручено следствие по этому делу. Очень прошу сообщить все, что вы знаете об этой девушке.

Вечером того же дня Юрий выехал из Орежска.

Погода, начавшая меняться еще с утра, окончательно испортилась. Хмурое небо быстро темнело; холодный ветер задувал в открытое окно вагона, заносил брызги дождя. Юрий поднял стекло, и оно тотчас же запестрело косо бегущими струйками.

В поезде включили свет. Сразу в вагоне стало уютнее и как будто даже теплее. Пассажиры, сидевшие до того неподвижно, завозились, устраиваясь на ночь.

Вагон был «комбинированный», и Юрию досталось сидячее место в углу возле столика. Это, впрочем, не очень огорчило его. Спать не хотелось, а сидя с полузакрытыми глазами, прислонясь к стенке и мерно покачиваясь в такт с перестуком колес, легче было перебирать в памяти и приводить в порядок все впечатления последних дней.

Живо вспомнилось, как несколько дней назад вместе с врачом он сидел в больнице около кровати неизвестной девушки, дожидаясь, когда сознание вернется к ней и можно будет допросить ее… Часы проходили за часами; врач сокрушенно качал головой и разъяснял, что при такой тяжелой травме головного мозга трудно рассчитывать на благоприятный исход, но Юрий не терял надежды. Он пристально смотрел в темное рядом с марлевой повязкой лицо, и ему казалось, что он улавливает легкое дрожание ее бледных запекшихся губ. Несколько раз наклонял ухо к самому рту девушки, надеясь разобрать хотя бы одно произнесенное в бреду слово.

И вот расслышал какую-то одну фразу, все время повторявшуюся среди невнятного бормотания умирающей. И от этого частого повторения слова приобрели наконец смысл. «Беловодская, сорок восемь», – явственно услышал Юрий и тотчас же записал эти слова в свой блокнот. Похоже, это был чей-то адрес, крепко врезавшийся в память… Но больше ему ничего не удалось разобрать. Через сутки девушка умерла, так и не придя в сознание.

«Беловодская, 48» – был единственный ключ к тому, чтобы установить личность неизвестной. Ее нашли на рассвете 27 сентября на окраине города, вблизи виадука, переброшенного через железнодорожное полотно, с пулевой раной в голове. По-видимому, она была ограблена – все карманы пальто вывернуты, а сумочка валялась рядом совершенно пустая, – хотя по ветхому платью трудно было предположить, чтобы она имела при себе какие-либо ценности. Никаких документов у нее не оказалось, и только при вторичном, более тщательном, осмотре места происшествия Юрий нашел на земле железнодорожный билет с компостером от 25 сентября, приобретенный на станции Орежск. Справившись с расписанием поездов, он установил, что девушка приехала из Орежска накануне во второй половине дня. Убийство же, как сообщил врач, произошло около полуночи. Где пробыла девушка эти несколько часов, было неизвестно.

Слова, произнесенные в бреду, побудили Юрия немедленно связаться по телефону с Орежским управлением милиции. Какова же была его радость, когда он узнал, что в Орежске действительно имеется Беловодская улица, а на ней дом под номером 48. В этом доме проживало семейство Парамоновых – владелица дома, Прасковья Никитична Парамонова, вдова, ее сын Александр Дмитриевич, преподаватель средней школы, с женой Анастасией Ивановной и дальняя родственница, старушка. Первым вопросом Юрия было – в Орежске ли в настоящее время Анастасия Ивановна: из всех обитателей дома № 48 она одна могла бы оказаться потерпевшей. Ему обещали навести справку и, через два часа, когда он позвонил в Орежск вторично, сообщили, что Анастасия Парамонова, работающая счетоводом в какой-то артели, жива и здорова и никуда из города не отлучалась.

Юрий решил немедленно выехать в Орежск, захватив фотографию, снятую с убитой девушки. Его начальник, товарищ Верховский, очень заинтересовавшийся загадочным убийством, дал несколько советов, как вести расспросы. И вот расспросы увенчались успехом. Он не только установил личность убитой, но и узнал – к кому и зачем приехала Вера Ковалева в Энск. Но кто же такой этот Кузьмин и имеет ли он какое-либо отношение к убийству? На всякий случай Юрий позвонил перед отъездом из Орежска Верховскому и сообщил ему результаты своей поездки.

Если бы только можно было вычеркнуть эти сутки, которые предстояло провести в пути, и перенестись в Энск!…

5. ГДЕ ВОДЯТСЯ КОЛИБРИ?

Следователь Верховский с нетерпением ждал возвращения своего помощника. Из краткого, но обстоятельного доклада Юрия, переданного накануне по телефону, он сделал заключение, что дело может быть гораздо серьезнее, чем казалось.

Было около полуночи, когда в дверь кабинета постучали, и на пороге появился Юрий Стрельцов. Не раздеваясь, он подсел к столу и подробнейшим образом рассказал обо всем, что сообщили ему в семье Парамоновых.

Верховский внимательно слушал, делая изредка пометки в своем блокноте.

– Теперь моя очередь, – начал он, когда Юрий замолчал. – Послушайте, что удалось узнать мне. Кузьмин, которого разыскивала наша Верочка, действительно находился в лагере перемещенных лиц. Он репатриирован около года назад, работает сейчас на заводе сельскохозяйственных машин и проживает в рабочем поселке, неподалеку от виадука. И как раз в конце дня 26 сентября адресный стол выдал какой-то гражданке справку об этом человеке. Таким образом, звенья нашей цепи понемногу начинают смыкаться. Но вот, что самое главное: через два дня после убийства Ковалевой, точнее – позавчера утром, группа работников завода выехала в Москву, а оттуда – в Германию, а с ней – и наш Кузьмин… Этой командировки, как мне сообщили, он добивался давно. Не кажется ли вам, что между убийством девушки и отъездом ее друга имеется некая связь?

– Его можно еще догнать… и задержать, если нужно. Они будут в дороге не менее четырех дней.

– Совершенно верно. Но об этом после. Давайте сначала разберемся, что нам известно в этом деле и что пока остается неясным.

Верховский встал из-за стола и прошелся по кабинету. Юрий, хорошо знавший привычки своего начальника, приготовился слушать один из тех «анализов фактов», которые всегда восхищали его.

– Итак, начнем. Двое живут долгое время в фашистском плену, а потом среди перемещенных. Наконец, им удается в разнос время репатриироваться. Вы сказали, что они уговорились узнать друг о друге у Парамоновых, в Орежске. Очень хорошо. Но почему же тогда этот Кузьмин, вернувшийся на родину первым, так и не удосужился за целый год сообщить о своем местопребывании в Орежск, как было условлено? Не странно ли это?

– Разумеется, странно. Парамоновы тоже были удивлены… И если бы Александр Парамонов не вспомнил, что еще перед войной Кузьмин сообщал ему о своем направлении на Энский завод, – Верочка не поехала бы сюда…

– Запомним эту первую неясность и пойдем дальше. Девушка приезжает в Энск. Прямо с вокзала она идет в адресный стол и узнает там адрес своего друга.

Обрадованная, спешит за город, в рабочий поселок. Встретилась ли она там с Кузьминым или нет – этого мы пока не знаем. Известно только, что, пробыв где-то до поздней ночи, она возвращается пешком в город и около виадука, не успев перейти через железнодорожное полотно, подвергается нападению. Вариант с ограблением отпадает. Вы говорите, что ничего ценного при ней не было?

– Да. Александр Парамонов даже ссудил ей немного денег на дорогу…

– Вот видите. А между тем из сумочки ее взято все, что там находилось. Убийце понадобилось, чтобы личность девушки нельзя было установить. Заметьте это обстоятельство. Оно чрезвычайно важно. Дальше. Можно признать за бесспорный факт, что бедняжка возвращалась в город в ужасном состоянии…

– Почему вы так думаете?

– Перед ней было хорошо освещенное шоссе. Но она пошла не прямо, через виадук, а свернула почему-то вниз, под арки, где даже и прохода на другую сторону нет… Так неразумно поступить можно только при крайнем расстройстве чувств. Или…

– Или?

– …или она хотела спрятаться от преследования. Может быть, даже видела, что ее догоняют. Чувствовала, что жизнь ее висит на волоске! Как вам кажется, похоже все это на радостную встречу с другом, ради которой она так крепко запомнила условленный адрес, что даже перед смертью, в бреду, твердила его?…

Верховский подошел к столу и выпил стакан воды. Юрию редко приходилось видеть своего начальника в таком волнении.

– За всем этим, Юра, может оказаться большая гнусность! Да… Однако будем продолжать. Что такое этот

Кузьмин?… После вашего разговора по телефону из Орежска я побывал на заводе и побеседовал кое с кем из его сослуживцев. Ничего плохого о Кузьмине сказать они не могли. Наоборот! Очень общительный парень, активный комсомолец… А его рассказы о мытарствах, которые пришлось испытать ему в плену, просто нельзя было слушать без волнения. Между прочим, Кузьмину удалось каким-то образом даже сберечь свой комсомольский билет… Словом, ничего подозрительного как будто нет. Разве вот только то, что он очень уж настойчиво упрашивал включить его в состав бригады, отправляющейся в Восточную Германию. Но, вообще говоря, в желании прокатиться за границу нет ничего предосудительного. И все-таки, именно это обстоятельство обратило на себя внимание многих… и прежде всего – начальника цеха, где работал Кузьмин, – товарища Григорова. Он сам признался мне в этом и прибавил, что даже поделился своим подозрением с главным инженером, поехавшим с бригадой. Но слушайте дальше: естественно, я поинтересовался, не знает ли товарищ Григоров, где был и чем занимался Кузьмин вечером 26-го… И вот что он сообщил мне: как раз в этот вечер они шли вместе с завода, и Кузьмин пригласил своего начальника зайти к нему на чашку чаю, но, когда они уже поднялись по лестнице, соседка сообщила Кузьмину, что в его отсутствие какая-то женщина справлялась о нем… и, наверно, зайдет еще. Григоров из скромности отказался от приглашения и распрощался с Кузьминым. Таким образом, мы точно знаем, что Вера Ковалева разыскивала Кузьмина и была в рабочем поселке… неизвестно только, как я уже говорил, состоялась ли их встреча. Но если и состоялась, то наверняка известно, что Кузьмин в это время был в своей квартире один и, более того, был уже предупрежден, что его разыскивает женщина.

Верховский сделал паузу и снова отхлебнул несколько глотков из стакана.

– Вот, Юра, мы и дошли до самого главного… Как видите – весь путь несчастной девушки прослежен шаг за шагом… от вокзала в Орежске до квартиры Кузьмина. Но что произошло затем? Об этом может рассказать только вот эта штучка… Поглядите-ка.

И он протянул Юрию крошечный кусочек металла, завернутый в папиросную бумагу.

– Пуля? – шепотом спросил Юрий, чувствуя, что волнение Верховского начинает передаваться и ему.

– Да, пуля, извлеченная при вскрытии. И не простая, а разрывная. Но обратите внимание на ее размер! Мне известно только одно такое оружие: это пистолет «Колибри», дамский пистолет, как его называют… Немногим больше спичечной коробки. Игрушка! И тем не менее – смертельное оружие. А спрятать и провезти его можно в любом месте – в куске туалетного мыла, в выдолбленном каблуке башмака… Может быть, хотите знать, где изготовляются эти игрушки? Да в той же самой стране, где водятся и птички колибри… Кстати, в каком лагере рассталась Верочка со своим другом Кузьминым?

– В лагере Брюккенау. В американской зоне оккупации…

– Ну, вот. Как видите – все дороги ведут в Рим. Такую «игрушку» мог иметь при себе только человек, побывавший за границей, да к тому же имевший близкую связь с заокеанскими господами… Итак, вот результат: девушку убил тот, кому надо было во что бы то ни стало помешать ее встрече с Кузьминым, либо…

– Сам Кузьмин?…

– Да. Но что же произошло такое, что превратило друга и возлюбленного Веры Ковалевой в ее убийцу?…

Вот где загадка, дорогой мой! И решить эту загадку – наш долг. Мне кажется, Юра, что мы с вами напали на след матерого врага. Давайте пока кончим на этом. Идите отдыхайте… уже второй час. А завтра, вернее, утром, прошу,– зайдите ко мне пораньше… Ну, скажем, часов в семь. Не позднее.

– А как же…

– Вы насчет Кузьмина? Не беспокойтесь, в это время они в лучшем случае будут подъезжать к Смоленску… и в случае чего – телеграмма догонит поезд. Да, еще один вопрос. Вы ведь неплохо, как будто, владеете немецким языком?

– Да, и английским тоже. Впрочем, слабее, чем немецким, а что?

– Так. Может пригодиться для дела. Ну, всего вам хорошего! Отдыхайте. До семи!

– Есть – отдыхать до семи, товарищ начальник!

И крепко пожав руку Верховскому, Юрий вышел из кабинета.

Как только дверь закрылась за юношей, Верховский снял трубку телефонного аппарата и заказал срочный разговор с Москвой.

На следующий день Юрий явился к Верховскому гораздо раньше назначенного срока. Ему не терпелось узнать, какое новое поручение даст ему начальник.

Верховский был уже у себя. Вернее, он никуда и не уходил из кабинета… В комнате было накурено, на письменном столе стоял недопитый стакан крепкого чая. Струйки сизого дыма, плыли в воздухе, уходя в форточку, открытую, видимо, только что…

– Вы всю ночь не спали, Сергей Петрович! – невольно вырвалось у Юрия при виде Верховского, сидевшего за письменным столом.

– Ну, подумаешь, беда какая! – улыбнулся Верховский. – Садитесь и слушайте хорошенько.

Он потянулся к папиросному коробку, лежавшему подле чернильного прибора, но коробок оказался пуст. И Юрию стало вдруг ужасно досадно, что сам он не курит и у него нет при себе папирос…

– Итак, дорогой, дело вот в чем. Надо догнать Кузьмина. И сделать это поручается вам. Вы поедете вместе с ним в Германию…

– Я?!

– Вы. Чему удивляетесь? За время работы у нас вы зарекомендовали себя неплохо, и думаю, что вполне справитесь и с этой операцией. В общем, я выдвинул вашу кандидатуру, и она принята. Вы будете включены в состав бригады машиностроителей в качестве переводчика. Собирайтесь скорее. Я уже узнавал в аэропорте: самолет в Москву вылетает в 9 утра. Через пару часов вы будете на Внуковском аэродроме… В Москве зайдете в Министерство и у товарища Васильева, комната 211, – запишите! – получите все необходимые документы. И тотчас же вылетаете дальше. Маршрут бригады известен; вы сможете присоединиться к ним либо в Бресте, либо, в крайнем случае, – в Варшаве. Едут они московским экспрессом, вагон 7. Разыщите прежде всего начальника группы, – фамилия его Березин, Петр Савельевич, – и передайте ему вот это письмо. Главное, не выпускать из виду этого Кузьмина… Вообще же действуйте сообразно обстоятельствам.