Текст книги "Картины былого Тихого Дона. Книга первая"
Автор книги: Петр Краснов
Жанры:
Русская классическая проза
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 34 страниц) [доступный отрывок для чтения: 13 страниц]
Первые набеги казаков.
В проворстве, ловкости и воинской хитрости казаки превосходили своих врагов – татар. Во время походов они выработали свой способ действий, называвшийся татарским словом «лава». И никто не мог соперничать тогда с казаками в лаве. В разведках и поисках казак шел, незаметный даже для зоркого татарского глаза. Он шел в траве с травою вровень: высокий ковыль, кустарник, овраг, забор – все способствовало всаднику-невидимке. От татар научились казаки и переправам через широкие реки. Они связывали вместе несколько пуков камыша, делали из него плотик, называвшийся салою, привязывали его веревкой к шее или хвосту лошади, складывали на плотик седло и вьюк, а сам казак хватался рукой за гриву и переправлялся через реку вплавь.
Во время общей тревоги казаки собирались по 5 – 6 городков вместе, укреплялись и отсиживались в них. И, где бы неприятель ни появлялся, везде смелым натиском встречали его казаки. Станичные есаулы, схватив знамя, во весь дух неслись по улицам, сзывая на бой атаманов-молодцов. Вестовая пушка или колокол били тревогу. Старики и жены казачьи перегоняли стада и табуны на острова реки и скрывали их в камышах или за болотами. Лодки приковывали к пристаням цепями или затопляли их, имущество закапывали в землю. Отбив врага, казаки не оставались у него в долгу и готовились в новый поход. В походе просто, даже бедно одетые, донцы того времени отличались умом и храбростью. Не раз говорили они азиатам и русским боярам про себя: зипуны-то у нас сирые, да умы бархатные.
И по мере того, как росло и ширилось казачество, тесно ему становилось в приволье донских степей, искали они выхода из них и все чаще и чаще начали сталкиваться с азовским пашой или уходить на Волгу.
Разросшиеся станицы казачьи требовали и большей добычи. Да и казакам дома не сиделось, хотелось им поохотиться. И вот, когда задумает казак пойти в удалой набег, выходит он к станичной избе, на сборное место станицы и, кидая свою шапку-трухменку, сделанную из бараньей смушки, сверху несколько уже, нежели у основания, кричит зычным голосом:
– Атаманы-молодцы! послушайте!.. На Сине море, аль на Черное поохотиться: на Куму или на Кубань реку за ясырями (пленными); на Волгу-матушку рыбки половить иль под Астрахань, на Низовье, за добычей, иль в Сибирь пушных зверей пострелять!..
К говорившему со всех сторон станицы сходились казаки. И вот, то один, то другой бросал свою шапку вверх и мало-помалу вокруг него собиралась толпа, иногда в несколько сот человек. Все шли в ближайшую церковь-часовню – голубец, клали земной поклон перед образом, а потом отправлялись в общую избу, где за чаркою вина обсуждали условия похода и выбирали походного атамана. Остающиеся дома казаки помогали идущим в поиск снарядиться. И если этот поиск был речной, все вместе строили лодки, если на конях, то готовили коней. Богатые снабжали бедных оружием, выговаривая за собою право на известную часть добычи.
В этой вольной ватаге во время похода дисциплина и порядок были образцовые. Походный атаман мог казнить смертью за малейшее непослушание. Беспрекословно повиновались и выборным есаулам и сотникам. Но кончался поход, возвращались казаки к своим домам и опять все были равные..
Кто шел с атаманом промышлять зверя, на зверовую охоту, или шел воевать с татарами, персами или турками, назывался охотником. Но кто восставал против своих братьев-казаков или шел на московских людей, того и в те времена казацкой вольницы называли вором-разбойником. В степной, конный поиск казаки отправлялись малыми партиями – по 5 – 10 человек, широко рассыпаясь по степи. Вот откуда взялось у казаков и в лаве звено. Обыкновенно на двух казаков имелась заводная вьючная лошадь с сумами, в которые складывалось имущество, продовольствие, а впоследствии и добыча. Такие казаки, пользовавшиеся одной общей сумой, назывались односумами.
Но часто, очень часто, казаки пускались в морской поиск. Наши деды были искусными наездниками, но были также и отличными моряками. По Дону в Азовское море, из Азовского моря в Черное – это был их обычный путь. Богатые города Крыма и турецких берегов Малой Азии были им хорошо знакомы. Для морских походов казаки строили себе большие, длинные лодки без палубы. На лодках были мачты, но парусом казаки пользовались только при попутном ветре, а против ветра шли на веслах. На каждую лодку садилось 60 – 100 человек, борта лодок обшивались камышом, для защиты от неприятельских пуль и для большей устойчивости лодок. На дно клали бочки с пресной водой, сухари, пшено, сушеную и соленую рыбу и смело с такими запасами пускались в неизвестные края. Водки в поход не брали. В походе, прежде всего, требовалась трезвость. На казаках в походах одежда была самая бедная, чтобы неприятель не хотел поживиться ею, как добычей, чтобы легче было подходить к нему и укрываться в степи и на море.
Морские набеги казаков заставили турок укрепить находившийся в устье р. Дона город Азов. Сам Дон перегородили они цепью из тяжелых бревен, скованных железными кольцами. Но это препятствие не останавливало казаков. Темною, ненастной ночью, в жестокую бурю, без выстрела прорывались они сквозь эти цепи и выходили в море. Без компаса и без карт, по солнцу и по звездам узнавали они направление и без ошибки вели свои лодки к турецким берегам. Завидев вдали турецкие корабли, они рассыпались и уходили против ветра, а затем, перед закатом солнца, приближались к ним со стороны солнца, так, чтобы солнце светило прямо в глаза туркам, кидались на корабли с топорами и саблями и храбро рубились с турками. Захватив корабль, они брали на свои лодки оружие и наиболее ценные, но мелкие вещи, а затем, прорубив дно, топили корабль. В неравном бою казаки, благодаря своей смелости и ловкости, почти всегда выходили победителями. Но доставалось нередко и казакам, и много костей казачьих покоится на дне моря. Если целый турецкий флот гнался за донцами, распустив паруса, казаки неслись к берегам, скрывали, а иногда затопляли свои лодки в камышах, а сами рассеивались по берегу. Когда флот турецкий уходил, они собирались снова, вычерпывали воду из лодок, ставили новые весла и бросались следить за турецкими кораблями, ища случая напасть на них. Так, и на море, на лодках, казаки действовали тем же подобием назойливой лавы, которая составила им славу на суше.
В тихую погоду черными точками рисовались на синем море казачьи лодки. Ярко сверкали на солнце белые весла, ходко шли казаки. Вдруг где-либо на ладье кто-нибудь начинал песню. Пелось про героев-казаков, но чаще всего вспоминали в ней удалого атамана Ермака Тимофеевича. Песню пели хором, немного в нос, как пела тогда вся Русь, научившаяся песням хоровым у греков.
Далеко по синему морю раздавалась эта песня и вторили ей мерные и плавные взмахи казачьих весел.
На Устье Дона тихого,
По край моря синего
Построилась башенка,
Башенка высокая.
На этой на башенке,
На самой на маковке
Стоял часовой казак;
Он стоял, да умаялся;
Не долго мешкавши,
Бежит, спотыкается,
Говорит, задыхается:
– «Кормилец наш, батюшка!
Ермак Тимофеевич!
Посмотри-ка, что там на море,
Да на море, на Азовском-то:
Не белым там забелелось,
Не черным там зачернелось,
Зачернелись на синем море
Все турецкие кораблики!»
Речь возговорит надежда-атаман
Ермак Тимофеевич:
«Вы садитесь в легки лодочки,
На носу ставьте пушечки,
По пушечке по медненькой,
Разбивайте корабли басурманские.
Мы достанем много золота
И турецкого оружия!»
Кончат казаки свою песню, примолкнут, пригорюнятся, закручинятся и сейчас же кто-либо из старых, бывалых казаков начнет рассказывать про походы, про хитрость турецкую, про богатство турецких пашей, про то, как в крутой неволе томятся у них русские пленники, а прекрасные русские женщины наполняют темницы богатых турок.
И огнем загорятся глаза казаков, крепче налягут они мускулистыми руками на вальки весел, и только пена, шипя, разбегается из-под острогрудых кораблей!
Так жили наши деды – донские казаки. Поход и смертный бой заменяли им годы ученья и строевой службы. В непогоду, на свежем морском ветру, закалялось их тело, от трудов становились крепкими руки и острыми их глаза.
Они были воинами. Доблесть воинская ставилась на Дону выше всего. Храбрость, неутомимость, меткая стрельба, умение владеть оружием ценились больше и дороже богатства. За них выбирали в атаманы, таких людей славили в песнях, и молва о подвигах их шла далеко по Дону, разливалась широкой волной по России, делалась слышной и в чужих землях – за границей.
Участие донских казаков вместе с русскими войсками во взятии Казани в 1552 году.
Русь в это время оправлялась от татарской неволи. Города русские Смоленск, Рязань, Москва, Новгород были один от другого независимы. Князья, правившие этими городами, часто враждовали друг с другом, и пятьсот лет тому назад неспокойно было на Руси. Но постепенно стал усиливаться Московский князь. Он покорил себе соседних князей, смирил Новгород, усилился, завел порядочное войско.
В 1547 году великий князь Московский Иоанн IV Васильевич венчался в Москве царским венцом, стал Царем всея Руси. Все русские города ему были подвластны. Границы его царства на юге доходили до верховьев Дона, на востоке немного не дошли до Волги, на севере захватили Новгород и на западе остановились у Смоленска. Желая расширить свое царство, молодой шестнадцатилетний царь Иоанн IV Васильевич решил завоевать татарское Казанское царство и тем самым навсегда покончить с татарской неволей, в которой двести лет томились русские люди.
Два раза подходил Иоанн с войсками к Казани, и оба раза неудачно. То наступала ранняя весна и нельзя было перевезти через Волгу тяжелые пушки, необходимые для осады города, то, напротив, зима была такая лютая, что воины замерзали в лесах, и войско подошло к Казани слишком утомленное и не могло приступить к обложению города. Третий поход царь Иоанн объявил летом 1552 года. В этом походе, первый раз заодно с русскими войсками, участвовали донские казаки. В летописях московских мы читаем о том, как донские казаки вместе с конницей князя Курбского прогоняли на Арском поле, подле Казани, конные полчища татарского князя Япанчи и о том, как при взятии Казани, стены которой были взорваны бочками с порохом, первыми ворвались на улицы города донские казаки. Существует предание, что тогда же царь Иоанн IV пожаловал войско Донское первой своей грамотой, которой закрепил все земли, занятые донцами, за донскими казаками.
До нас не дошли имена казачьих атаманов и есаулов, храбро бившихся под казанскими стенами с татарами, не сохранилась и грамота царская. Но участие донцов в казанской осаде осталось в памяти народной. У стариков-станичников Багаевской и других станиц еще лет пятьдесят тому назад можно было слышать песню, где воспевали подвиги донского атамана Ермака Тимофеевича, взявшего Казань и подарившего ее царю Иоанну Васильевичу. Есть и еще песни, где поется о Ермаке, который явился к царю Иоанну Васильевичу и посоветовал ему как взять Казань. Очевидно, что в народной памяти остались подвиги наших дедов под казанскими стенами. Ермаку Тимофеевичу, этому первому герою-казаку, казаки приписали и атаманство под Казанью. Старая песня лучше всякого рассказа рисует нам охотничьи набеги донцов по рекам и то, как собирались казаки в поход. Вот как пели старики наши про взятие казаками Казани.
– «Как проходит, братцы, лето теплое,
Настает, братцы, зима холодная
И где-то мы, братцы, зимовать будем?
На Яик нам пойти – переход велик,
А за Волгу пойти – нам ворами слыть,
Нам ворами слыть – быть половленным,
По разным по тюрьмам порассаженным,
А мне, Ермаку, быть повешенным.
Как вы думайте, братцы, да подумайте,
Меня, Ермака, вы послушайте».
Ермак говорит, как в трубу трубит:
«Пойдемте мы, братцы, под Казань-город,
Под тем ли, под городом, сам Царь стоит,
Грозный Царь Иоанн Васильевич.
Он стоит, братцы, ровно три года,
И не может он, братцы, Казань-город взять.
Мы пойдем, братцы, ему поклонимся
И под власть его, ему покоримся!»
Как пришел Ермак к Царю, на колени стал.
Как сказал Царь Ермаку-казаку:
«Не ты ли, Ермак, войсковой атаманушка?
Не ты ли разбивал бусы корабли мои военные?»
«Я разбивал. Государь, бусы корабли,
Бусы корабли не орленые, не клейменые!
Отслужу я тебе. Государь, службу важную:
Ты позволь мне. Царь, Казань-город взять,
А возьму я Казань ровно в три часа.
Да и чем меня будешь жаловав!»
Как надел Ермак сумку старческую,
Платье ветхое, все истасканное,
И пошел Ермак в Казань за милостыныо
Побираться, христарадничать,
Заприметил там Ермак пороховую казну
И с тем вернулся он к товарищам.
«Де вы, братцы мои, атаманы-молодцы!
Да копайте вы ров под пороховую казну!»
Скоро вырыли глубокий ров донские казаки,
Как поставил там Ермак свечу воска ярого,
Во бочонок ли поставил полный с порохом,
А другую он поставил, где с Царем сидел.
И сказал Ермак Царю Грозному:
«Догорит свеча – я Казань возьму!»
Догорела свеча – в Казани поднялось облако!
Как крикнет Ермак донским казакам,
Донским казакам, гребенским и яиковским:
«Ой вы, братцы мои, атаманы-молодцы!
Вы бегите в город Казань скорехонько,
Вы гоните из города вон всех басурман.
Не берите вы в плен ни одной души:
Плен донским казакам не надобен!»
Ермак тремястами казаками город взял,
Город взял он Казань и Царю отдал,
Избавил Ермак войско Царское от урона,
За то Царь пожаловал Ермака князем
И наградил его медалью именною,
Да подарил Ермаку славный, тихий Дон
Со всеми его речками и проточками.
Как сказал Ермак донским казакам:
«Пойдемте, братцы, на тихий Дон, покаемся,
Не женатые, братцы, все поженимся!..»
После взятия Казани начались постоянные сношения Московского царя Иоанна IV Васильевича с донскими казаками. Царь пишет грамоты «на Дон в Нижние и Верхние юрты, Атаманам и Казакам», он приказывает им провожать своих послов, едущих к татарам. До нас дошла грамота от 1570 года. Эта грамота первая, которая сохранилась до нашего времени, и потому с нее считается и начало Донского войска, с 1570 года.
Донские казаки основывают Терское и Уральское казачьи войска
В песнях казачьих того времени часто упоминается о том, что донские казаки действовали вместе с другими казаками, с казаками гребенскими и яицкими. Так, скликает Ермак Тимофеевич донских казаков и говорит:
Ой вы, донские казаки, охотники,
Вы донские, гребенские со яицкими!
Давно это было… Еще до покорения Казани, а точный год нигде не указан. Как-то раз на станичной площади Раздорского городка собрались все «непенные», то есть не опороченные ничем казаки. Шумно было на кругу. Шумно и людно. Замышлялся новый поход, вызывали охотников. В середине стоял статный и видный казак атаман Андрей, окруженный бывалыми в походах, смелыми казаками, отчаянными головорезами – старшинами. Много было тут седых волос и седых кудрей, но сухощавы и загорелы были лица. Не один темный шрам на лице говорил о том, что не даром досталось казаку звание старшины, что не раз рубился он с врагом татарином или турком. Долго гутарили и гомонили казаки. Вдруг атаман взялся за свою высокую, остроконечную барашковую шапку и сейчас же раздался крик:
– Помолчи, честная станица, атаман трухменку гнет! Это кричал молодой есаул. И стих круг войсковой. И тогда заговорил атаман. Он предлагал казакам пойти «поохотиться» на Каспийской море.
– Любо или не любо, атаманы-молодцы?! – воскликнул он.
Снова зашумел круг. То и дело выходили из него казаки, кидали шапки оземь и скоро порядочная партия казаков собралась к атаману. Набег был решен. Предводителем был избран атаман Андрей.
Снарядив на Волге мелкие лодки, партия охотников спустилась в Каспийское море; долго ходили казаки по морю, останавливали персидских купцов и брали от них добычу. Но настала осень, задули сильные ветры. Зашумела буря.
Спасаясь от нее, казаки пристали к неведомому им берегу. Вдали виднелись высокие горы с вершинами, покрытыми снегом. Это были Кавказские горы. В горах казаки зазимовали. Поставили в долинах шатры, стали ходить на разведку, и понравилась андреевым казакам эта земля. На следующий год они послали на Дон товарищей звать к себе донцов, восхваляя гребни гор, на которых они жили. Называли они себя гребенскими казаками. Пришли еще казаки и основалось Гребенское казачье войско со своим кругом и с обычаями, сходными с обычаями донцов. В 1580 году, повелением царя Иоанна IV Васильевича Грозного они были переведены на Терек и потому стали называться терскими казаками.
Так первоначальное Донское войско положило основание Терскому. Терские казаки наши братья по крови, они вместе с донцами сражались с нехристями на Каспии и на Волге, добывая славу казачью. И до сего времени в Терском войске сохранились те же обычаи, та же речь, тот же говор, что и в Донском.
Мелкие станицы донских казаков селились и по Волге, близ Астрахани и тогда называли себя волжскими казаками. В 1584 году партия казаков в 800 человек под предводительством атамана Нечая пустилась с Волги на восток, прошла пустыни и степи и дошла до реки Урал, который тогда назывался Яиком. Приволье уральских степей, ширь и обилие рыбой реки Урал понравились казакам, и они решили здесь поселиться. Поставили эти казаки обычные свои плетневые городки, сдружились с киргизами и татарами, ходили набегами в далекие азиатские земли, соединялись с донцами в больших походах, а потом часто действовали и самостоятельно. Назывались они яицкими казаками, а впоследствии составили войско Уральское.
Так, в первые же годы своего существования донские казаки выделили из своей среды партии, образовавшие два славных и доблестных войска Терское, или Гребенское, и Уральское, или Яицкое.
Вскоре Донским казакам суждено было совершить новый великий подвиг, присоединить к Российской земле громадное царство Сибирское и положить основание Сибирскому казачьему войску.
Ермак Тимофеевич – покоритель Сибирского царства 1582 г.
В те далекие времена на Дону мало было людей, умеющих писать, и подвиги донцов того времени не записывались и не сохранились бы до нас вовсе, если бы не дошла до нас старая песня казачья. Рождались на Дону богатыри» сильною волей своей водили за собой станицы казаков, тяжелой рукой рубились с татарами и турками, смело ходили на лодках по бурному морю и пели их сподвижники про них песни. Так, много песен поется на Дону про Ермолая, или, как его называли, Ермака Тимофеевича. Поют в них и про то, как ходил Ермак по Азовскому морю на турок, как брал Ермак с казаками Казань-город, покорял Сибирь и брал сибирские города. Называют его в иных песнях «воровским атаманушкой», в других говорят просто: – старики были старые,
Казаки стародавние,
Атаман был у казаков
Ермолай Тимофеевич,
Есаул был у казаков
Гаврила Лаврентьевич.
Если бы не пришлось Ермаку Тимофеевичу столкнуться с русскими людьми и служить с ними одну царскую службу, может быть, про Ермака мы бы и знали только из песен. Но пришлось ему встретиться с русскими людьми и при помощи их сделать набег на Сибирь. На Руси в то время уже были люди, которые записывали все, что делается в Русской земле, составляли летописи, и вот из этих летописей мы подробно узнаем о подвигах Ермака с донскими казаками в Сибири.
Вскоре после завоевания Казани (1552 год), в 1558 году царь Иоанн IV Васильевич, чтобы обеспечить Пермскую землю, лежащую вверх по реке Каме, подарил большие участки у Уральских гор купцам Строгановым и разрешил им строить крепости, иметь пушки и войска для защиты своих угодий. Строгановы настроили небольшие деревянные крепости, дошли до самых Уральских гор, добывая здесь лес, охотясь за пушным зверем и собирая камни самоцветные. Но когда подошли они к Уральским горам, которые тогда назывались Каменным поясом, их встретили отряды Сибирского царя Кучума и не пустили их за горы. Войско Строгановых было наемное. В нем были и немцы, и шведы, и латыши, и татары. За стенами городков, стреляя из пушек и из ружей, прячась от стрел татарских за бревнами, они дрались хорошо, но сделать поход в неведомые, далекие страны, пройти по широким и быстрым рекам, драться неизвестно с какими народами эти дружины не могли.
Основатели Строгановского городка, братья Яков и Григорий так и умерли, не решившись перешагнуть за Каменный пояс; наследники их, меньшой брат Семен и сыновья Максим Яковлев и Никита Григорьев, решили продолжать начатое дело. В это время к ним и пришел Ермак.
Глухой осенью 1579 года, тогда, когда со дня на день ожидали, что Волга и Кама станут и покроются льдом, по бурным волнам их показались черные лодки. То шел вверх по Каме грозный донской атаман Ермак Тимофеевич с казацкой вольницей. Шли с ним Иван Кольцо, Яков Михайлов, Никита Пан и Матвей Мещеряков с товарищами. Все это были люди отчаянные. Не раз останавливали они на Волге корабли, отбирали товары у перепуганных купцов и с веселой песней гребли дальше. Казанский воевода Иван Мурашкин с целым войском, по приказу царскому, гонялся за ними и не мог поймать. И вот, в вольном набеге своем, повернули донские лодки в Каму и подошли к Строгановскому городку.
Среднего роста, широкоплечий, на диво сложенный, крепкий казак был Ермак Тимофеевич. Черные кудри вились над ушами, взгляд у него был быстрый, лицо чистое и пригожее. Пышно и богато оделся он, подходя к Строгановскому городку, окруженный своими казаками.
Ласково принятый Строгановыми, Ермак остался у них, и здесь, послушав их сетования на набеги кучумовых татар, крепко задумался. Смелой душой своей чуял Ермак, что зовут его Строгановы на славный подвиг. Это не удалой набег на Волгу – это завоевание целого царства. Надолго, быть может, навсегда придется уйти с Дона, забыть приволье родных степей. Но манил его подвиг прекрасный. И-вот, собрав вокруг себя своих удальцов, обратился к ним Ермак с такой речью:
«Гей вы думайте, братцы, вы подумайте,
И меня, Ермака, братцы, послушайте.
Зимой мы, братцы, исправимся,
А как вскроется весна красная,
Мы тогда-то, други-братцы, в поход пойдем,
Мы заслужим перед Грозным Царем вину свою:
Как гуляли мы, братцы, по синю морю,
Да по синему морю, по Хвалынскому,
Разбивали мы, братцы, бусы корабли,
Как и те-то корабли, братцы, не орленые,
Мы убили посланничка Всецарского
Как и лето настанет, братцы, лето теплое,
Да, пора уже нам, братцы, в поход идти.
Ой вы, гой еси, братцы, атаманы-молодцы,
Эй вы, делайте лодочки коломенки,
Забивайте вы кочета еловые,
Накладывайте бабаички сосновые,
Мы пойдем, братцы, с Божьей помощью,
Мы пригрянем, братцы, вверх по Волге-реке,
Перейдем мы, братцы, горы крутые,
Доберемся мы до царства басурманского,
Завоюем мы царство Сибирское,
Покорим его мы, братцы. Царю Белому,
А царя-то Кучума в полон возьмем
И за то-то Государь Царь нас пожалует.
Я тогда-то пойду сам к Белому Царю,
Я надену тогда шубу соболиную,
Я возьму кунью шапочку под мышечку,
Принесу я Царю Белому повинную:
Ой ты гой еси, надежда православный Царь!
Не вели меня казнить, да вели речь говорить:
Как и я – то Ермак сын Тимофеевич,
Как и я – то воровской Донской атаманушка,
Как и я – то гулял ведь по синю морю,
Что по синю морю, по Хвалынскому.
Как и я – то разбивал ведь бусы корабли,
Как и те корабли все не орленые,
А теперича, надежда, православный Царь,
Приношу тебе буйную головушку
И с буйной головой царство Сибирское!»
Молча слушал Ермака круг казачий. И думали казаки «думушку единую». И сладка им была мысль искупить свои грехи, свои грабежи и нападения на купцов великим подвигом, таким подвигом, который прославил бы навсегда имя казачье. А слава казачья донцам была всего дороже.
Смотрели казаки на снегом покрытые, поросшие густым лесом горы и хотелось им перешагнуть за них, поглядеть, что там делается за горами, какие народы там живут и как воюют. Много повидали они на своем веку. Ходили по Азовскому и Черному морям, видали турецкие города, видали высокие страшные горы Кавказа, но за Каменным поясом они не были ни разу. И тянула их к себе эта неведомая, неизвестная даль, и охотою шли они на труды и лишения походной жизни, шли на опасные бои.
– Любо! Любо нам, Ермак Гимофеевич, с тобой идти! Любо покорить царя Сибирского и подарить его Московскому православному Царю! Любо… Аминь!
Низко поклонился кругу атаман и вышел с площади. За ним разошлись и казаки. И на другой день закипела работа.
Всю зиму стучали в лесу топоры, визжали пилы – то казаки строили себе легкие лодки. Заготовляли «зелье», то есть порох, лили пули, устанавливали маленькие пушечки, солили мясо впрок. Строгановы усилили небольшую дружину казаков тремястами находившимися у них на службе воинами русскими, татарами, литовцами и немцами, придали им еще проводников и переводчиков, и весною 1581 г. отряд Ермака в 840 человек был совершенно готов к походу.
С этими маленькими силами, ничтожными числом, Ермак отправился в поход, завоевывать громадную Сибирь. Он разделил отряд на части, назначил в каждом атамана, назначил есаулов, сотников и пятидесятников, и пошел за Уральский хребет. Четыре дня плыл Ермак на лодках вверх по р. Чусовой до устья р. Серебряной, а потом два дня шел по Серебряной до Сибирской дороги. Здесь Ермак высадился на берег и построил укрепление, названное им «Кокуй-город». Сложив здесь запасы и обеспечив, таким образом, на всякий случай, путь отступления, Ермак налегке поплыл в р. Туру, за которой начиналось уже царство Сибирское. Здесь в татарском улусе казаки захватили важного князя мирзу Таузака.
Ермак потребовал его к себе и допросил о царстве Кучума. Таузак правдиво и точно рассказал Ермаку, каково царство Сибирское, и за то Ермак отпустил своего пленника на волю. Таузак отправился к царю Кучуму и известил его о движении на Сибирь неведомых белолицых людей. Кучум собрал совет из старшин. В тесной юрте уселись желтолицые и косоглазые обитатели Сибири, и Таузак повел перед ними свой рассказ:
– Идут, – сказал он, – из-за Каменного пояса люди страшные, ростом великие. Глаза у них быстрые. А из луков своих они стреляют огнем и громом смертоносным, который далеко попадает, ранит до смерти и всякие доспехи наши пробивает насквозь. А называют они себя донскими казаками! Быть беде!
– Быть беде! – повторили старшины и призадумался весь их совет.
– К этому были приметы и указания, – сказал один татарский мирза. – Видели подданные мои город в небе, и в том городе были видны христианские колокольни. А в реке Иртыш в тот час вода стала кровавой.
– Видели мы, – проговорил другой мирза, – как Тобольский мыс выбрасывал золотые и серебряные искры.
Мирза Девлетбай, живший на Нанине бугре, против теперешнего Тобольска, в городе Бициктуре, доложил Кучуму, что и он видел много знамений: с Иртыша приходил белый волк, а от реки Тобола черная гончая собака, и они грызлись между собой. И волк, как толковали кудесники, означал ханскую силу, а собака российскую, и российская победила.
Такими бабьими бреднями растравляли себя татары. Они еще не видали казаков, а уже боялись их, Ермак еще был далеко, а уже прятали имущество татары и робость одолевала их. Кучум против маленькой дружины Ермака послал большой конный отряд царевича Маметкуля.
А Ермак шел спокойно по реке Тоболу. Легко было на сердце у донцов; веселые, бодрые песни звенели в чужеземной стране. Недалеко от урочища Бабасан встретились донцы с Маметкулем.
Дружина Ермака построилась в боевой порядок в пешем строю и начала пальбу из пищалей и аркебуз. Маметкуль бросился в атаку, но не приученные к такому грому выстрелов, полудикие лошади татарские не шли на огонь, пули и стрелы поражали их и атака татар была отбита. Маметкуль бросился второй и третий раз, но только урон его становился больше, падали лошади и люди, а донцы Ермака подавались все вперед и вперед. Маметкуль отступил, и Ермак подошел к устью р. Тобол.
На пятьдесят второй день похода Ермака, 22 октября 1581 года, под вечер, казачьи струги, шедшие по р. Иртыш, подошли к городищу Атик-мурзы. Здесь казаки причалили к берегу и высадились. Невысокие холмы, покрытые уже почерневшим дубняком и елями, горели тысячью огней. То был стан самого царя Сибирского Кучума, засевшего с Маметкулем в крепкой засеке и решившего смертным боем защищать свое царство. Гомон тысяч голосов, ржание коней слышно было по реке на несколько верст. Точно море, глухо шумел стан татарский.
Тихо было в казачьем лагере. Таким маленьким казался этот стан. Всего один полк, если считать по-нынешнему, шел против целой армии. Но это был полк богатырей, прекрасно вооруженных, смелых, упорных, гордых и самолюбивых! Полк донских казаков.
Близ полночи сотники, бывшие на совете у Ермака, сказали пятидесятникам, а те десятникам приказ всем собираться на войсковой круг. На лесной прогалине, над обрывом, у глухо ропщущей реки-хобрались казаки. Мрачны были их лица. Незавидной казалась им доля. Зашли невесть куда, кругом угрюмые горы и скалы, хмурое, низко нависшее небо, впереди бесчисленная рать, одолеть которую нет силы.
– Идти назад! – глухо пронеслось по рядам казачьим, когда вышел Ермак.
Смоляные факелы освещали его лицо. В доспехах и металлическом шлеме, из-под которого вились черные кудри, он весь был порыв и мужество. Красные отблески огней играли на стали кольчуги, будто кровавые пятна.
Он взялся за шлем.
– Помолчи, честная станица! – раздались возгласы. – Атаман слово держать будет!
Стих весь круг казачий. Плотнее сдвинулись ряды, задние напирали на передних, только тяжелое дыхание да сдержанный кашель прерывали ночную тишину.
Ермак поднял курчавую голову. Из-под снятого шлема черными змеями рассыпались кудри, ярко блеснул белый лоб над загорелым лицом; глаза горели решимостью, удалью… и восторгом. Предстоящий кровавый бой радовал донца-атамана!
– Идти назад!? – тихо, но сурово сказал он. – Идти назад через безлюдную и мрачную пустыню, идти за горы, покрытые глубоким снегом. Идти пешком, потому что реки замерзнут!..
Ермак вздохнул. Вздохнул, как один человек, и весь круг войсковой.
– Вернуться домой на тихий Дон и что сказать? Вернуться без славы! Нас спросят дома старики, нас спросят жены и дети: «Вот вы пропадали два года за Волгой, что сделали вы?»
Что ж, атаманы-молодцы, решайте: идти нам со срамом домой, чтобы жены смеялись над нами, чтобы родители прокляли нас и не было нам никогда от них благословения, или вернуться после победы покорителями царства Сибирского!?
Огнем загорелись глаза казачьей вольницы. Слетели порывом шапки с косматых голов, поднялись руки, творя крестное знамение, поклялись казаки либо умереть, либо победить Кучума-царя. «Смерть лучше отступления!» – говорили казаки. Задумчивые расходились донцы по своим шалашам и там тихо беседовали, точили оружие, отсыпали порох, готовили пули.