Текст книги "Наш человек в Мьянме"

Автор книги: Петр Козьма

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 24 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]

Мьянманский айпад

В каменном веке жизнь школьников была, несомненно, куда более тяжелой, чем сейчас. Можно легко себе представить, что во время уроков перед ними стояли гранитные глыбы, на которых они рубилами выбивали текст контрольной работы. В эффективности этого метода обучения сомневаться не приходится: каждое исправление ошибки в высеченном на камне тексте было связно с адским трудом и запоминалось надолго. А еще, наверное, школьникам в то время наверняка задавали домашние задания, и их, выбитых на каменных глыбах, надо было тащить или катить в школу… В общем, налицо наглядный аргумент в пользу научно-технического прогресса.

Но старое – не всегда плохо. По крайней мере, так обстоят дела в Мьянме. Здесь технологии каменного века до сих пор довольно широко применяются в начальной школе, а если они и сдают свои позиции, то крайне медленно.

Школьники Мьянмы испокон веков во время уроков делали записи на каменных пластинах-«таблетках». Пластины делались из темного слоистого сланца, который до сих пор добывается в шахтах на острове Белу возле Моламьяйна, столицы юго-восточного штата Мон. Там, в горах Мудон, постепенно сложилась целая индустрия со своими технологиями и правилами. По понятным причинам процесс производства сланцевых пластин носит сезонный характер, и его пик приходится на время перед началом учебного года: школьные каникулы в Мьянме длятся три месяца – март, апрель и май, а учебный год начинается с июня.

Состоящий из множества слоев сланец легко разделяется на довольно тонкие пластины. Для расщепления большого камня достаточно просто нанести точный удар сверху параллельно слоям. Затем полученные таким образом тонкие каменные пластины режутся на прямоугольники размером с большую книгу и полируются. Когда поверхность становится идеально ровной и гладкой, камень помещают в деревянную рамку. Кстати, дерево тоже нужно тщательно отполировать и стесать углы, чтобы школьникам было удобно этим приспособлением пользоваться, и они ненароком не поранились или не посадили занозу.

Если проводить современные аналоги, то устройство получается похожим на монитор компьютера. Сходство дополняет еще и цвет камня: он темно-серый, близкий к черному.

Эта гладкая сланцевая пластинка в рамке называется по-мьянмански «чаук-тин-боун». Пишут, вернее, царапают по ней чем-то вроде карандаша – шестигранного монолитного каменного грифеля чуть толще сигареты с металлическим колпачком сверху: все знают привычку школьников кусать и грызть ручки, а в случае с каменным стержнем последствия этой привычки могут быть куда более печальными. Этот цельнокаменный «карандаш» называется «чаук-тан».

Инструкция по применению очень проста. Легким движением руки школьник наносит грифелем на каменную пластину буквы, цифры и изображения. Смотрится это, кстати, очень красиво: чаук-тан оставляет на поверхности камня микроцарапины, тут же заполняя их своими микрочастицами, которые, раскрошившись, меняют цвет на более светлый; то есть сам процесс письма – реализация нанотехнологий в чистом виде. Поскольку камень немного прозрачный, создается впечатление объемности написанного: светло-серые ровные и четкие буквы словно парят в воздухе. Единственное, что портит впечатление от процесса – это противный скрип, который получается от трения камня о камень.

Стирается написанный текст тоже очень просто – немного увлажненной тряпкой: в ход обычно идут куски старых юбок, которых навалом в любой семье. Иногда школьники просто плюют на камень, а потом пускают в ход подол своей зеленой школьной юбки.

Это нехитрое приспособление на протяжении столетий заменяло в мьянманских школах рабочие тетради. Бумага на территории Мьянмы в прежние времена всегда была дорогой, а потом, при социализме, вообще стала дефицитом. До самого последнего времени все мьянманские школьные учебники издавались на коричневатой оберточной бумаге скверного качества, а полиграфия вызывала только слезы. Особенно это было заметно на самых патриотических картинках, когда, например, авторы изображали строй солдат, марширующих с огромным мьянманским флагом. Цветоделение обычно было сделано так, что цветные головы солдат висели в воздухе отдельно от их силуэтов, а цвета мьянманского флага вообще шпалами разбегались по разным частям картинки. В этой ситуации рассуждать о каких-то тетрадях и рабочих прописях было бы просто издевательством над здравым смыслом.

Но даже когда в последние пару десятилетий тетрадей стало в избытке, каменные пластины не торопились покидать рюкзаки и сумки школьников. Виной тому – традиционный консерватизм педагогов, который характерен не только для Мьянмы. Например, когда я начинал учиться в советской школе, шариковые ручки были уже давно в ходу, но учителя начальных классов были искренне уверены, что начинать упражнения в чистописании нужно только пером: тогда выработается красивый почерк. Именно поэтому свой первый год в школе я проходил с чернильной авторучкой.

Подобные идеи по отношению к сланцевым пластинам разделяют и мьянманские педагоги. Они уверены, что без чаук-тин-боуна никак не обойтись. И если в старших классах тетради уже давно вытеснили камень, то в начальной школе (в большинстве школ – примерно до 4 класса) все уроки до сих пор идут с использованием сланцевой пластины; хотя в последние годы в городских школах бумажные тетради наконец начали свое победное шествие и в начальных классах. Но те молодые мьянманцы, которые сейчас заканчивают среднюю школу, практически все поголовно прошли через этап сланцевой пластины.

В силу специфики мьянманского образования, построенного на зубрежке и многократной отработке навыков, выработка умения красиво писать – немаловажная часть процесса обучения. О школах часто судят не по тому, насколько умными выходят оттуда ученики, а по их умению красиво писать. Мьянманские буквы должны быть идеально круглыми, и именно для многократной отработки этого навыка каменная пластина подходит как нельзя лучше. Для удобства выработки почерка на поверхности камня могут быть ножом или шилом процарапаны горизонтальные линии, хотя это делается не всегда – с ними писать менее удобно, потому что грифель об них спотыкается. Интересно, что привычка прочерчивать горизонтальные линии перед тем, как написать даже самый нехитрый текст, остается со школьных времен в крови у многих мьянманцев. В доме одной моей знакомой все коробочки и баночки снабжены ярлыками – наклеенными на них маленькими квадратными кусочками бумаги. Перед тем, как написать на этом ярлыке название содержимого коробки или банки, как правило, всего одно слово, хозяйка аккуратно прочерчивает карандашом на бумажках по две горизонтальные линии.

Официальных соревнований между школами по красоте почерка в Мьянме нет. Но школы, где ученики пишут идеально круглые и красивые буквы, обычно ставятся в пример. А поскольку буквы на каменной пластинке обычно более крупные, чем на бумаге, и видны издалека, учитель всегда может похвалить ученика, показав образцы его каллиграфии всему классу.

Понятно, что на школьника, помимо выполнения обычного домашнего задания, накладывается еще и обязанность заточить дома каменные грифели. Точится грифель, кстати, очень просто – о любой твердый и шершавый камень. И часто школьные учителя ругают школьников примерно такими словами: «Ах ты, лентяй и разгильдяй! Ты даже не удосужился дома наточить свой чаук-тан!».

В силу того, что чаук-тин-боун – вещь прочная, порой один и то же камень используют не только старшие и младшие братья, но и разные поколения одной и той же семьи. Больше того, сланцевая пластина «секонд хенд» по своим потребительским качествам ценится больше, чем новая. На новой, хотя она и прошла полировку, все равно после высыхания появляется белесоватый налет. Старые же – идеально гладкие, с тусклым внутренним блеском. Кроме того, деревянная рамка на бывшем в употреблении чаук-тин-боуне тоже проходит через множество хватаний руками и становится идеально ровной и гладкой.

В деревнях Мьянмы, где люди часто живут натуральным хозяйством, и деньги – вещь довольно экзотическая, немаловажную роль играет фактор цены. Одна сланцевая «таблетка» в зависимости от качества и отделки стоит в розницу от 800 до 1000 кьят (т. е. 30–35 рублей), и она может послужить многим хозяевам на протяжении десятилетий. Часто спонсоры из числа более зажиточных семей перед началом учебного года покупают чаук-тин-боуны сразу для всех первоклассников своей деревни. Упаковка с десятью грифелями стоит 500 кьят, и хватает их довольно надолго. Именно поэтому можно уверенно предсказать, что в деревенских школах чаук-тин-боун уйдет в историю еще очень не скоро.

Если раньше мьянманцы были убеждены, что на лысине у М.С. Горбачева изображена карта Мьянмы, то теперь с не меньшей искренностью они утверждают, что Стив Джобс смог додуматься до изобретения айпада только после того, как какой-то друг привез ему из Мьянмы чаук-тин-боун и рассказал, как и для чего его используют в мьянманской школе.

Хотя кто его знает, вдруг оно на самом деле было именно так.

Чинлон

Конечно, в сегодняшней Мьянме, как и во многих других странах, популярен футбол. Но эта игра требует больших полей и определенного числа участников. А главное, соревновательный дух футбола вытесняет другую составляющую игры – виртуозное искусство владения мячом. В футболе это – средство достижения победы, а не самоцель.

Эти минусы футбола отсутствуют в совсем другой традиционной мьянманской игре, которая называется «чинлон». Для чинлона не требуется большое поле: достаточно относительно ровного пятачка, на котором могли бы встать в круг несколько человек. Участников может быть сколько угодно: если их много, то образуется несколько кругов игроков. А главное – никто ни с кем не соревнуется. Вернее так: каждый соревнуется с другими по степени виртуозности владения мячом. Это не игра в нашем понимании этого слова, потому что здесь победа не достигается ценой поражения других. Если ты упустил мяч, и он упал на землю – это не значит, что ты проиграл. У тебя есть шанс в следующий раз повторить то же самое движение и доказать, что ты можешь его выполнять успешно. Ты соревнуешься прежде всего с самим собой.

Суть игры проста. Несколько человек, обычно 6, становятся в круг диаметром примерно 22 фута (6,7 метра). Их задача – подкидывать в воздух и перекидывать друг другу тростниковый мяч. При этом мяч не должен падать на землю, и его нельзя отбивать руками. Существует шесть точек тела, которыми можно отбивать мяч: носок, пятка, подошва, нога ниже колена (как передняя, так и задняя часть), колен. Некоторые говорят, что допустимо отбивать мяч плечами и даже головой. Движения в чинлоне (а мяч можно отбить двумястами разными способами) имеют свои названия, и некоторые из них применяются в мьянманских танцах и боевых искусствах. Игрок не стоит на месте, а делает различные движения не только ногами, но и корпусом, иногда даже поворачиваясь вокруг своей оси.

Достоверно известно, что чинлон существовал уже в эпоху Пью, в VII веке нашей эры. При раскопке пагоды того периода недалеко от городка Мхьо Са в округе Пьи археологи обнаружили под развалинами стен серебряный шар, имитирующий тростниковый мячик. Кстати, раньше мячик изготавливался еще и из волокон пальмовых листьев или из стеблей бамбука, но впоследствии тростник вытеснил эти материалы.

Сухие ленты из тростниковых стеблей переплетаются по кругу крест-накрест, и получается мяч в том виде, в каком его можно увидеть в Мьянме. Сухой тростник, кажется, идеально подходит для мяча. Если вы попытаетесь стукнуть этим мячом о землю или об асфальт, как в баскетболе, он отскочит очень невысоко. Зато он удивительно легко пружинит от мышц и кожи игроков. А кроме того, мяч в игре издает неповторимое сухое потрескивание, которое считается одним из элементов эстетического восприятия чинлона.

Мысль о чинлоне возникает у мьянманцев тогда, когда они чего-то ждут или просто ищут, чем заняться. В обеденные перерывы и после работы во дворах домов собираются компании молодых людей, которые, завернув свои юбки-пасо так, что они превращаются в коротенькие шортики, с упоением играют в чинлон. Еще одна положительная черта чинлона – здесь нет, как в футболе, определенных правилами временных промежутков. В чинлон можно играть пять минут, а можно – час. Кстати, я всегда удивляюсь тому, что мьянманцы особенно любят играть в чинлон под проливным дождем.

На улицах в чинлон играют в основном молодые парни. Для них это активный отдых. Правда, иногда у образованных или богатых мьянманцев проскальзывает несколько пренебрежительное отношение к чинлону, который называют игрой таксистов, ждущих клиентов, или официантов чайных во время обеденного перерыва. Все это так, но очень многие из тех, кто говорит о чинлоне подобные слова, сами с удовольствием в него играют. Я не раз видел, как во дворах богатых домов в Шветанджаре (янгонской Рублевке) молодые члены живущих там семейств азартно предаются этой игре.

Но если для мужчин чинлон – это все-таки спортивная игра, то для женщин чинлон постепенно превратился в искусство. И здесь они достигли таких успехов, которые сильному полу и не снились.

В Мьянме периодически проходят индивидуальные конкурсы по чинлону. Чтобы было понятнее, скажу, что это – фактически вид художественной гимнастики, а поэтому упражнения с мячом больше похожи на танец, чем на спортивные упражнения. Девушки выступают с одним или нескольким мячиками, в то же время показывая упражнения с вращающимися вокруг рук и головы обручами и играя с зажатыми в ладони лентами. Иногда они при этом стоят на ребре кирпича или на верхушке бутылки из стекла. Одно резкое и неверное движение – и бутылка может разбиться, поранив ногу выступающей девушки.

Сложно уследить за каждым движением чинлонистки. Невозможно представить, чтобы человек в один момент времени делал столько разнообразных движений. Кстати, многие иностранцы думают даже, что в туфельках и под кожей на коленках у девушки вставлены металлические пластинки, а в мяче – магнит. Иначе не получается логически объяснить, как мяч может настолько четко прилетать туда, куда надо. Мьянманцы очень обижаются на эти выдумки. Они говорят, что точность владения мячом – это результат длительных тренировок, и мьянманцы никогда не опустились бы до подобного обмана. Этому поневоле веришь, когда узнаешь, что высшим классом игрока в чинлон считается игра вслепую, когда не смотришь на мяч, а отбиваешь его, ориентируясь исключительно на звук.

А одним из кульминационных моментов выступлений девушек-чинлонисток становится работа с мячами, в которых помещены горящие плошки с маслом. Здесь от девушки требуется не только удерживать мяч в воздухе, но и делать так, чтобы он не крутился, иначе плошка внутри опрокинется. А если при этом девушка делает еще и упражнение с горящими кольцами, хватая и подкидывая их настолько быстро, что не успевает обжечься, то приходится следить и за тем, чтобы огонь случайно не перекинулся на волосы. Поэтому от чинлонистки требуется не только изящество, грация и упорство в многолетнем овладении сложной техникой чинлона, но еще и изрядное мужество.

Раньше чинлон был составной частью праздников в пагодах или, хотя европейцу это кажется странным, церемонии похорон монаха. В старые времена соревнования во время праздников в пагодах проходили между множеством команд, часто – в сопровождении живого оркестра, который музыкой выделял удары по мячу. Иногда участники соревновались в правильности и красоте исполнения какого-то одного движения в чинлоне: в этом случае название этого движения предварительно объявлялось зрителям. Тем не менее, постепенно чинлон вышел на улицы и стал неотъемлемым атрибутом повседневной городской жизни, причем не только в Мьянме, но и в нескольких соседних с ней странах под другими названиями. Хотя по общему признанию, именно мьянманский чинлон среди подобных ему игр отличается наибольшей сложностью, мастерством и виртуозностью.

«В городе полночь!»

Иностранцы этого обычно не слышат: в гостиницах окна задраены наглухо, чтобы не терялся холод от кондиционера, поэтому в номера не долетают звуки янгонских улиц. Зато те янгонцы, у кого окна открыты настежь, в вечернее и ночное время всегда слышат, как каждый час где-то недалеко от их домов раздается стук железа о железо. И если лень смотреть на часы, они в полусне считают глухие удары: один, два, три, четыре… Четыре часа ночи. Еще спать да спать.

С разницей в несколько минут, у кого как идут часы, такой же стук раздается практически во всех тауншипах Янгона. Выражаясь современным языком, это можно было бы назвать флэш-мобом, если бы этому флэш-мобу не было по крайней мере несколько сотен лет.

Человек, стучащий каждый час железякой по железяке, – это наблюдатель за тем, не поднимаются ли от окрестных домов клубы дыма, и не начался ли где поблизости пожар. Так его должность и переводится с бирманского. С ноября по апрель на территории Мьянмы почти не бывает дождей, а начиная с марта солнце палит беспощадно. В это время пожары – не редкость, а ночью, когда бывает хоть какая-то прохлада, люди спят особенно крепко.

Как написано в Википедии, пожар – неуправляемое, несанкционированное горение веществ, материалов и газовоздушных смесей вне специального очага, приносящее значительный материальный ущерб. Причин для пожара в Янгоне может быть масса, и с древних времен они все прибавляются и прибавляются: например, еще несколько десятилетий назад никто не подозревал, во что может превратиться дом, если в нем окажется газовый баллон с дырявым шлангом, ведь централизованного газоснабжения в Янгоне нет, а электричество для приготовления пищи в связи с частыми отключениями – вещь ненадежная. Для того, чтобы увидеть ночью несанкционированное горение и поднять тревогу, как раз и нужен бодрствующий человек.

Такой человек обычно выбирается из числа неработающих пенсионеров, особенно из тех, кто может спать жарким днем. Ночью он садится на свое рабочее место, откуда более или менее хорошо просматривается окружающее пространство, и бдительно обозревает окрестности. Сидеть и часами обозревать окрестности – это в духе простого мьянманца, а здесь к любимому занятию прибавляется еще и социальная реализация.

Вопрос о том, нельзя ли ему сидеть всю ночь тихо, а не колотить по железяке, мьянманцев никогда не смущал. Мне объяснили, что если бы он сидел тихо, окрестные жители думали бы, что он давно сладко спит, а в это время пожар охватывает близлежащие дома, поэтому ему нужно периодически подавать признаки жизни. Причем, объяснение тому, что он отбивает время, а не просто иногда дергает за веревочку с колокольчиком, гениально. Жителям окрестных домов надо знать, что дежурный не только не спит, но и пребывает в здравом уме и трезвой памяти. Издать металлический звук можно просто стукнувшись во сне лбом обо что-то железное. А определенное число ударов говорит о том, что дежурный не только не спит, но и соображает. И удовлетворенные граждане засыпают снова в полной уверенности, что нажитое непосильным трудом добро находится под надежной защитой.

Должность эта – неоплачиваемая. Но заступающего на дежурство обычно снабжают едой на ночь. Иногда окрестные жители подкидывают ему кто мешок риса, кто несколько рыбешек. Это и есть благодарность за бессонные ночи.

Впрочем, в Янгоне такой человек часто все-таки получает зарплату. Например, в том случае, если обязанности ночного дежурного добровольно принимает на себя сторож какой-нибудь автомастерской или строительного объекта. Тогда окрестные обыватели спокойны вдвойне, потому что сторожу спать нельзя не только по причине моральной ответственности, но и согласно должностным инструкциям.

Обычно звуки ударов довольно глухие, как если бы ложкой лупили по пустой алюминиевой кастрюле. Я спросил у знакомых мьянманцев, почему бы не сделать звуки более благозвучными и не привесить, например, колокол. На это мне резонно возразили, что звуки колокола перебудят все окрестности, а глухие удары по металлу не разбудят никого, кто уже спит. Я вспомнил виденную еще в советские времена карикатуру, где по ночному городу идет мужик с огромным барабаном на шее, дубасит по нему и орет «Полночь, товарищи! В городе полночь!», и согласился с такой аргументацией.

Когда в Янгон приходит сезон дождей, тема пожаров сама собой теряет актуальность на полгода. Поэтому дежурные в апреле-мае добивают свои последние удары. Потом они вернутся в свои семьи, будут, как и все нормальные граждане, спать ночами, а днем – нянчить внуков. И ждать октября, когда они снова смогут социально реализоваться в роли ночного дежурного. В конце концов, это так прикольно – лупить каждый час по железяке, зная, что к твоим звукам прислушивается вся округа.