Текст книги "Таинства красоты [Стихи и поэмы о любви]"

Автор книги: Петр Киле

ЧАСТЬ  III  СОНЕТЫ

Предисловие

Известно, сонеты – это стихотворения в 14 строк с весьма изощренной рифмовкой, при этом патетической тональности в выражении чувств, чаще любовных, и мысли. Здесь явно заключено противоречие. Недаром эта форма кажется искусственной у многих поэтов.

Но прибегал ли Петрарка к изощренной рифмовке? Он просто пользовался особенностями итальянского языка. Сонет и у Шекспира предельно прост. Ничего искусственного, свободное высказывание, непрерывный монолог поэта в драме его жизни. Нередко и речи персонажей у Шекспира обретают форму сонета без рифмы, а где-то и с рифмой.

Словом, существует особая внутренняя форма поэтического высказывания чувства или мысли, что нашло внешнее выражение в сонете, с ограничением числа строк и с той или иной рифмовкой. Здесь главное – внутренняя основа поэтического высказывания особой тональности. Если это есть, есть и сонет. Но самая изощренная конструкция стихотворения в 14 строк не создает еще песни души особой тональности.

Посвящение

 
В высоком чистом небе тают облака.
Переливаясь и журча, бежит река,
И берега, охваченные зноем,
Как в детстве, веют негой и покоем.
На всем печать иль думы, иль мечты,
Блистающего взгляда красоты.
Что ж день преображен моим воспоминаньем?
Или природа ведает познаньем,
Как женщина, ее же тайн и грез,
Одаривая нас кустами роз?
И мир претерпевает обновленье.
Здесь таинство. Примите посвященье,
                 Как ныне я
Пред вечною загадкой бытия.
 

I

*  *  *

 
В прогулках бесконечных в даль времен
    Прошла вся юность, точно сон.
За лирикой Серебряного века
Открылась мне эпохи новой веха,
    Как сад цветущий, весь в росе.
    О серии новелл или эссе
Мне грезилось, как впал в моральные исканья,
Придумав лишь себе же испытанья
При свете исчезающей звезды,
    Чтоб пробудиться в час беды.
        Теперь не до сентенций.
    На новом рубеже столетий,
Воспомня сны и грезы, воспою
Из юности заветной песнь мою.
 

*  *  *

 
     Я рос в глуши лесов, в дали времен,
Где синей цепью гор означен небосклон,
     Как знаками далеких континентов, -
Так простиралась предо мною вся планета.
     В ту пору книжка детская попалась мне,
     С кентавром на обложке. Помню, как во сне.
Без навыка читать свободно, с увлеченьем,
Что я успел прочесть? Но с трепетным волненьем
    Заметил я поверх высоких облаков
                    Присутствие богов,
                    Могучих и ужасных,
    Богинь, пленительно прекрасных,
С Олимпа весело взиравших на людей,
            Как мой отец из памяти моей.
 

*  *  *

 
Струился свет с небес, купались облака,
      И нимф влекла к себе река.
То девушки собрались стайкой
За дальним лугом как бы втайне.
А за кустами спрятался сатир
С ухмылкой горделивой, из задир.
То был еще юнец, беспечный волокита.
Над ним превесело смеялась Афродита.
А день все длился, будто вечен он.
Зевс-Громовержец, Гера, Аполлон,
Другие боги на веселом пире,
Мне мнилось, возвестят о вечном мире.
Душа наполнилась таинственной мечтой.
Все в мире просияло красотой.
 

*  *  *

 
Вблизи села я помню местность Край Земли.
Хотя к нему тропинки нас вели
И далее, а все ж вселяло то названье
В душе моей тревогу, как преданье
            О небе, что на Землю упадет,
            И все живое на Земле умрет.
О, как пугался я, прознав о смерти рано.
Как! Все умрут? И я? Прекрасно.
Теперь я знал, что предпринять.
Пойду на Край Земли и стану, как Атлант, держать
        Я небо на плечах, а жизнь земная
        Вновь потечет от края и до края,
        С трудами и весельем в череде времен,
        С пожарами и войнами племен.
 

*  *  *

 
Собрались мы из дальних деревень
В селе большом в один прекрасный день.
Здесь было много русских, я впервые
Воочию увидел: мы в России!
Две родины: большая, малая сошлись,
    В судьбе моей переплелись.
Язык я знал неведомо откуда,
Как дети, но не в том таилось чудо.
В учительницах я улавливал черты
Богинь, знакомых мне, и новые мечты
С их женственностью милой сопрягались,
Как будто тайн души моей они касались,
Влекущих, стыдных, научая быть
Достойным и одно прекрасное любить.
 

*  *  *

 
Есть странные растения – хвощи
И плауны, не то, что бы не хороши;
Растут они в воде иль на болоте,
В местах, где не заметишь бабочек в полете.
Я в детстве их бежал, как от стыда,
И в том бы не признался никогда,
Когда бы не узнал, что то – реликты,
И ими были воды и земля покрыты,
Пока цветковые на смену не взошли.
       Для украшения Земли?
Учительница, о, она сошла б за Флору,
Кивнула важно мне с улыбкою во взоре.
       С тех пор за истину я чту:
Природа исстари творила красоту.
 

*  *  *

 
Еще зимой нежданно снег подтает,
И солнце, грея горячее, просияет,
И в воздухе повеет новизной
       И побежденной стариной.
И осень приносила мне приметы
Начала новой жизни. Как барчук одетый,
            Проехав пол-планеты,
Я,  сирота, однажды вдруг предстал не где-то,
А в центре Ленинграда, как в мечте
        Родиться снова – в красоте.
И мир открылся мне старинный,
        Как скифу древние Афины,
             В извечной новизне,
С сияньем чистым неба по весне.
 

*  *  *

 
Пришедший школьником впервые в Эрмитаж,
              Застывший мир старинный,
Не очень удивился я, как юный паж
                  Времен Екатерины,
Что понаслышке роскошь эту знал,
              Хоть мал, а был удал.
    Что вынес я из первых посещений?
          В игре беспечной детских чувств
          Не ведал, как свесветный гений
               Открыл мне храм искусств.
          Ведь такова от века младость,
                  Вы помните, друзья,
          Для детства новизна, как радость,
                  Отрада бытия!
 

*  *  *

 
Высокой живописи пышный пир!
    Надеждой странною влекомый,
    Входил я в Эрмитаж, как в мир,
        Мне исстари знакомый,
        Из детства моего,
     В чем ощущал я торжество;
     Средь публики многоязыкой
     Бродил с беспечною улыбкой.
И боги Греции всходили вновь...
            Все тайна и любовь,
            Что всех влечет от века -
             И Запад, и Восток , -
    Как счастья чаемая нега
    Или бессмертия залог.
 

*  *  *

 
    Здесь в страствиях провел я годы,
Претерпевая грусть и тяжкие невзгоды,
Моральною рефлексией томим,
           Безмолвный, точно мим,
    Средь публики разноязыкой,
    Столь временной, как тени, зыбкой,
    Сходящей где-то ныне в мир иной
           Безвесною толпой.
О, Время! Сохрани хоть наши чувства,
                  Как сны
                  Весны,
    В отсветах пламени искусства.
              Иначе, что ж, музей -
              Всего лишь мавзолей?
 

Лоджии Рафаэля в Эрмитаже.

 
    Высокий узкий коридор
              Вдоль окон сада,
    Всего лишь переход куда-то,
    Но если вдруг поднимешь взор
        На стены, на плафоны,
    Восходят словно небосклоны
        Мифологических времен,
    С идиллией пастушеских племен.
И тут же завитки, виньетки и узоры
Со всем богатством фауны и флоры,
    Природы вещей письмена,
    Как жизни радость и весна.
           Весь мир в высоких сводах
 Гармонией пленительной воссоздан.
 

*  *  *

 
Я шел осенним лесом над Амуром,
    Далеким, словно древний Муром,
    Вернувшись много лет спустя
    В родные, вешние края.
    Земная ширь, как в поднебесье, -
    На всем и дума, и веселье.
Берез высоких женская краса
         И стать мужская сосен, -
    В них память отшумевших весен
         Сияет, как роса.
Я шел осенним лесом, внемля
Гармонии тишайшей бытия,
         Как в сводах Рафаэля.
О, милые, заветные края!
 

*  *  *

 
Прощай, о, юность!  Ты была, была,
            Была наивна и светла,
Но не скажу я, скоротечной,
            А как весна, предвечной.
Впервые повстречалась мне
На берегах Невы, где, как во сне,
Я школу посещал у Невского и Мойки,
Воображая все прыжки и стойки,
Живя гимнастикой, как юный грек,
           Во красоте каналов , рек.
Призванье мысля не в атлетах,
Но также отнюдь не в поэтах,
Мужая, много я ошибок совершил,
Всю жизнь, казалось, упустил.
 

*  *  *

 
Пришла любовь, и ночь, как день, была светла.
С картины Боттичелли милая моя сошла,
           С “Весны” или “Рождения Венеры”,
В призвание нежданное мое поверив.
И юность возвратилась, как весенний пир;
Впервые я писал стихи, влюбленный в мир.
            Избалованный щедрыми дарами,
О,  юность, ты прости, боюсь, я не сумел
             Взирать на мир счастливыми глазами,
             Творить с чудесной силой, – не успел,
Как впал в хандру, в мучительные думы
             О суете сует, и сирый и угрюмый,
             Бродил, как тень, среди живых,
             В их притязаниях убогих и нагих.
 

*  *  *

 
Я помню Ленинград в границах прежних,
          Классических времен.
В лучах зари и в грезах безмятежных,
Объятый тишиною, возникает он.
Пустынны улицы, сады и парки,
Как бы дождем умытые с утра.
А в горожанах свежесть, словно Парки
Забылись сном, и всюду детвора,
И юность чистая мелькает стайкой,
С улыбкой, с речью нежной, без утайки
Всю прелесть жизни излучая в дар, -
В душе моей волненья жар
И ныне пробуждается отрадой -
Всесветной тишиною Ленинграда.
 

*  *  *

 
Все высшее на небе, на земле от века,
Все лучшее, что важно так для человека,
Застал я здесь,  не ведая о том еще.
Весь светел, без туманов и трущоб,
           В войну не побежденный,
С блокадных лет вновь возрожденный,
           С породой новою людей
Меня он встретил лаской, как детей
Среди родных охотно привечают,
Поскольку добрых всходов ожидают.
Откуда я и кто? Улыбка, нежный взгляд...
Досадно даже, все же горд и рад.
В деревне так бывало, в детстве раннем,
И рос я, зла не зная, добр и раним.
 

*  *  *

 
Судьба свела нас в танцевальном классе.
Я издали следил, как ты кружилась в вальсе,
Не смея подойти, столь странный, как сатир,
Что нимфу повстречал, придя на пир.
Сатир хотя и стройного сложенья,
С копытцами – достоин сожаленья,
Когда с ним нимфа, женственность сама, -
          Нашла кого свести с ума.
Но в таинствах любви возможны превращенья
          И новые рожденья.
Вочеловеченья возжаждал он,
Его мольбы услышал Аполлон.
Ведь нимфа знала муз из свиты бога света,
И те ей обещали в спутники поэта.
 

В Царском Селе.

1

 
У озера, где всюду тень поэта
Являлась нам, в сияньи вод и света,
Мы обнаружили пещеру нимф.
В святилище вошли мы вслед за ним.
Он принял нас за Дафниса и Хлою
(О них впервые слышал я, не скрою).
– “О милые друзья, – приветствовал он нас. -
Чудесный отдых ожидает вас.
Невинный, вы еще, как дети,
Но ваша слава не потонем в лете.
Купайтесь вволю вы вдвоем,
Счастливые в неведеньи своем”.
Там был источник освященный,
Из моря чудно освещенный.
 

2

 
Нагие, мы купались не без страха в нем,
Всплывая то и дело из глубин времен,
И зрели мы картины там вдоль стен пещеры:
Чудесное рождение Венеры;
Гефеста-кузнеца, как в сети он поймал
Новорожденную, и тут же в жены взял;
И с таинством веселого зачатья
Природа осветилась вся от счастья;
Рождение Амура в тайне от богов
Среди зверей и птиц, в тени лесов...
Сошедшего в аид Орфея,
Иль “Обручение Марии” Рафаэля,
С пустынным храмом в вышине,
Куда вошли мы, как во сне.
 

*  *  *

 
Прелестна в платье тайна красоты.
    В моих объятиях вся ты.
И стыд, и нега, и любовь таились
В изгибах тела, – мы равно дивились,
Как женственность причудливо мила.
    А ночь была, как день, светла.
Влюбленный уж без памяти, я жажду счастья.
А ты в сомнениях нежна, полна участья.
Как сладостно волнение в крови
    При муках счастия любви.
        Иль это восхожденье,
              Как на кресте,
        И новое рожденье
              Во красоте?
 

*  *  *

 
У нас был ранний брак, к тому же тайный,
В чем проступает смысл, как смерти ранней,
Каков был брак Амура и Психеи, – Феб
Предугадал веление судеб.
Психея отдана чуловищу и смерти,
И нет печали горьше той на свете.
Здесь таинство; в него вовлечены,
Какие бедствия и гибельные сны
Мы пережили, и разлуку злую,
Продлись она, быть может, роковую;
И юность вновь, ее невинные грехи -
Совсем нежданные мои стихи...
Кто ведал, вновь представ студентом,
Явлюсь, по воле Феба, я поэтом.
 

*  *  *

 
Мне в имени твоем все слышится Эллада,
Хотя ему ты с детских лет не очень рада,
Быть может, ласкою родных обойдена, -
           О, дивная, волшебная страна!
Росла ты неприметной. Мир уединенный
Твой цвел, как ландыш потаенный,
Мной найденный среди пырея и вьюнков,
Идея красоты классических веков.
Была ты мне женой и самым верным другом,
Хотя, бог весть, каким я был супругом.
Но музы знали, я служил тебе
Всечасно, преданный своей судьбе,
Таинственной, неведомой доныне,
            Как милое твое же имя.
 

*  *  *

 
В твоем присутствии или в разлуке
Я постигал чрез творческие муки
И тайну женственности, и уз,
Что связывают нас и милых муз,
Твоих сестер, как Данте в Беатриче,
       Чтоб вознести ее, смотрите,
        До высших райских сфер,
        Петрарке горестный пример.
Ветшает и загробный мир. Нас не прельщает
И Рай. Неведомо, что нас там ожидает.
Что ж остается нам? Поэзия одна.
Ведь вечно юной пребывает лишь она.
Туда, мой друг! Мы в ней пребудем вечно,
И наша жизнь продлится бесконечно.
 

*  *  *

 
Проснувшись, ты с улыбкой засыпаешь вновь,
        Вся нега красоты и вся любовь,
“Венера” Тициана иль Джорджоне, -
Весь мир передо мною, как в тумане тонет,
         Сияя утренней звездой.
Воспоминания восходят чередой -
Зарницы грез и новых знаний,
Волненья, стыд несбышихся желаний, -
          Вся жизнь и утро, утро дней.
А небо на востоке все ясней.
Пора, вставай! У Музы завтрак на столе.
И ей на лекцию. Я снова на Земле
          С ее зарей в полнеба,
С прекрасным городом, во славу Феба!
 

*  *  *

 
Я выбегал к Неве, где не было гранита,
И берег, как в селе, земля изрыта
Дождями и водой, с полоскою песка;
К мосту стремительно неслась река.
С Литейного вступал я в мир старинный,
         Всегда таинственно пустынный.
И мимо Эрмитажа на Дворцовый мост,
Где я оглядываюсь, словно здесь мой пост.
Так некогда ходил я в Университет
И в дождь, и в снег, рассеянный поэт,
Взволнованный и тихий, как в музее,
Что с небом на заре все ярче и светлее,
Весь упоенный грезами, мечтой
И города всемирной красотой.
 

*  *  *

 
О, Летний сад! Я вновь приветствую тебя,
Как  детства милые, предвечные края.
Приветствую твои таинственные сени,
Приют богов и муз, и стольких поколений,
Что здесь прошли преважно иль смеясь,
И стар и млад в загробный мир сойдя в свой час.
Я некогда вступил в твои пределы юным
И ныне внемлю отзвучавшим струнам.
                  Как солнца яркий луч
          Ликующе пробьется из-за туч,
          Отрадой мне повеяло небесной
          От мифов Греции чудесной.
Лишь боги вечны, полны юных чувств,
Волшебные создания искусств.
 

*  *  *

 
Бесплодной жизнью духа утомленный,
К прекрасному весь устремленный,
Я здесь бродил, всесилья красоты
Улавливая всюду знаки и черты.
                Деревья и листва,
               Меж ними синева.
Вокруг прекрасный город, солнцем освещенный,
         И остров-сад уединенный,
Как в роще посвященный музам и богам
                Античный храм.
         Или, как сцена, где актеры мы,
         Взошедшие едва на свет из тьмы,
         Уж время наше истекает,
          Как сад пустеет на закате.
 

*  *  *

 
“Божественной комедией” впервые здесь,
Под сенью вековых деревьев сада,
Я зачитался и, сходя по кругам Ада,
           В края родные уносился весь.
Все впечатления в мои младенческие годы
От дней, ночей величественной природы,
            От мифов и сказаний старины
            Вдруг ожили во мне, как сны,
            Иль страхи, что поныне будят слезы,
            Иль первые пленительные грезы
О счастье, о любви – из детства моего,
            Сродни по тайному значенью
            Поэта странному виденью.
            Поэзии чудесной волшебство!
 

*  *  *

 
Какая связь меж Адом и годами детства,
Когда природа впрямь – таинственное действо?
Между Чистилищем и юности порой,
Когда душа стенает мировою скорбью?
Меж Раем в небесах и первою любовью,
Привнесшей в сердце вечный идеал и строй?
         Свершилось чудо: чтоб не быть обузой
         Любовь и вера обернулись Музой,
И Данте сотворил жестокий мир, как Бог,
         Велик, прекрасен и убог.
И лишь поэзии ярчайший свет
         Сквозь потрясения веков и лет
Сияет, как сверхновая звезда, на удивленье,
Все мироздание взывая к Возрожденью.
 

II

*  *  *

 
    Свершилось. Как! Единый мир,
    Отрада наша и кумир,
    Повержен, как землетрясеньем,
         С рассудка помраченьем,
    И прах дымится, льется кровь...
Обезображено все чистое, живое.
В анафемах клянут великое, родное,
Мечты весенние и первую любовь...
  Добро и зло переменив местами,
    Как над детьми, смеясь над нами,
  Писатели, художники, актеры
    Бесчинствуют, как мародеры,
В стране своей, в ее хранилищах искусств
  В восторге от разбоя и беспутств.
 

*  *  *

 
Когда приветливость у города – девиз,
И он прекрасен так, то, верно, Парадиз,
О чем мечтал строитель чудотворный,
            Могучий и проворный.
Под  именем иным он сохранил, как друг,
И старое прозванье – Петербург,
Лишь просиял таинственней и чище -
Великих теней вечное жилище.
А ныне что? Вновь наг и зол пришел разврат,
В обличье новом – за сто лет назад.
Не помня ничего,  не имя возвратили,
Могилы повсеместно взрыли.
И нечисть мира хлынула на нас,
С экранов не сходящая сейчас.
 

*  *  *

 
Не странно ли заговорить стихами вновь,
Когда все позади – и юность, и любовь,
И воспоминаний радость, – только мука
От потрясений роковых с великою страной,
Разрушенной невиданной войной,
И с нею мучает нежданная разлука?
       Что поднимает душу, и она поет,
        Как в детстве, уносясь в полет
        В тоске по всей Вселенной
        С ее красой нетленной?
И Родину она находит без оков,
        Встающей из глубин веков
До грозной для народов мира славы
        Евроазийской сверхдержавы.
 

*  *  *

 
Страна смиренья и молитв,
Как сделалась, о, Провиденье,
        Ареной непрерывных битв
Сил мировых, как наважденье?
        С востока полчища татар.
Ужели испытанье – божий дар?
Из века в век войну до гроба
Ведет и просвещенная Европа,
Цивилизацией своей гордясь,
Торгашеской насквозь, как грязь
И грех в обличье респектабельном, конечно.
Прочь, нечисть, прочь! О, дивная страна,
Прекрасная, как юность и весна!
Такой отныне ты пребудешь вечно.
 

*  *  *

 
О, век, восторженный, блистательный в начале,
Влекомый к равенству, добру и красоте,
Как скоро ты споткнулся, с разумом в опале,
           И изменил возвышенной мечте!
От взрывов и смертей сошла с оси планета,
Пространство искривилось, время вспять ушло;
В борьбе смешались ипостаси тьмы и света,
           Изнанка и лицо, добро и зло.
И вот венец: прославленные вернисажи
Из свалок выбранных предметов и вещей,
Подобья чучел, – ужасающие шаржи
На Землю, кладбище отходов, без людей.
Здесь нет пророчества, как нет искусства
В игре бесплодной с извращеньем чувства.
 

*  *  *

 
На празднествах элит и юности безумной
Жизнь полыхает вечеринкой шумной,
И мир ликует от веселья и беспутств.
Дерзанья пыл угас. Куда ни глянь, кровь стынет,
            Имен великих нет – пустыня
            В высоких сферах мысли и искусств.
О, век двадцатый, старец, впавший  в детство,
            С программой звездных войн,
            Какое обветшалое наследство
            Готовишь ты для будущих времен?
Иль Разум, воспылавший во Вселенной,
            В полете мысли дерзновенной
            Пристанища лишенный на Земле,
Погаснет без следа во звездной мгле?
 

*  *  *

 
Россия обезумела, о, боже!
Не ведая куда, несешься ты, похоже,
Среди пожарищ и торжеств,
Среди бесчисленных жертв.
Недаром всадник выбран бравый,
      Придурок шалый и подлец;
Он вскоре изнемог от вящей славы
      И ныне он полумертвец.
А конь на поле с мертвецами
Косит безумными глазами -
И на дыбы. Жокей спадает, весь из праха,
      И вопиет толпа от страха.
А мы-то рассмеемся: “Сгинь!
Рассыпься наконец. Аминь.”
 

*  *  *

 
В сияньи звезд восходит небосклон,
И грустно-радостный несется перезвон.
    То соловьи ль поют, поэты?
Россия, соловьиный сад планеты,
Во тьме ночей сверкает, словно ключ,
          Таинственный и вечный,
          Мятежный и беспечный,
Когда в него ударит солнца луч.
Я внемлю звукам чистым то свирели,
То неба, что мы помним с колыбели,
И юность вновь, с волнением в крови
Душою вторит песням о любви.
О, сад! Как осенью, он тихо светел ныне.
    Оазис, гибнущий в пустыне!
 

*  *  *

 
Нет горьше, кажется, разлуки с близким другом,
Умершим молодым; мечты его, как дым,
    Рассеялись над вешним лугом,
Где небо в звездах вопрошали мы
    О смерти, о любви, о вечной жизни,
Убежище, как в детстве, находя в отчизне,
Безмерной, с сотнями народов и племен,
        Единых из глубин времен.
    Семья распалась, дети, что сироты,
Пусть даже нет у них о том заботы.
А что же сталось с нами без страны,
        Ее естественных границ,
                  Ее столиц,
        Ее небес, ее весны?!
 

*  *  *

 
С Победой дивная весна сошла на Землю.
Как пробужденный чудной силой, внемлю
        Я шороху летящих в бездне звезд
И реву динозавров, снившихся мне днесь.
А я все небо на плечах держу. Кто знает,
Что здесь стою один? Мне душу грусть снедает
От одиночества, безвестности, тоски.
Так я пою и ныне, сжав виски,
Безвестный, одинокий. Мне не внове.
Жив чудом в мире, что в своей основе
Разбился вдребезги, и нет его,
Вокруг твердят, в том видя торжество.
        А небо над Россией  пламенеет
Из края в край и миром вешним веет.
 

*  *  *

 
С какою мстительной отвагой и злорадством,
Казалось, навсегда прощаясь с рабством,
На памятники двинулась толпа
Кумиров прежних сбрасывать с столпа.
Явился новый идол и воссел на троне,
Со свечкой Богу, токмо не в короне,
Из прежних, перевертыш, пьяница большой.
Толпа вопила: он, такой-сякой,
Совсем, как мы, и с ним у нас свобода!
           И то был глас народа?
Ему – всю власть, а нам – все злато
       Из недр земли и из казны!
Так сговорились геростраты,
       Лихие разрушители страны.
 

*  *  *

 
А идол требовал все новых потрясений,
Не в силах созидать, и жертвоприношений.
Пусть льется кровь. И сотни молодых парней
Во всякий день бросают на закланье.
Война развязана в стране своей
Неведомо кому в какое наказанье.
    А идол, упиваясь кровью,
Возжаждал призаняться и любовью.
Сам немощен, он страсти развязал,
Пусть девушки в принцессах ходят, указал,
    Когда весь мир – вертеп и биржа,
Мы к лону цивилизации будем ближе.
    Но идолу не спится от свечей
    По сонму неродившихся детей.
 

*  *  *

 
Прием ли, презентация иль вернисаж,
        Когда воможен эпатаж,
Что ж все там отдает неловкой
Почтенных личностей тусовкой,
Над всем великим ерничающих зло,
        Всерьез толкующих об НЛО,
О магии, шаманах, экстрасенсах,
        Мифическом чудовище Лох-Несса?
“Здесь цвет интеллигенции”, – смеясь,
        Сказала дикторша тотчас.
        Да, ерничество ныне в моде,
        Как исстари в простом народе.
Зато у всех мозги и мысли набекрень.
В России восторжествовала чернь.
 

*  *  *

 
Самолюбивые мечты, сомненья, неудачи
              Поблекли пред вселенскою бедой.
              В ночи, с погасшею звездой,
Я вновь пою, решая те ж задачи,
Что юность подсказала невзначай,
И ей я говорю не первый раз: “Прощай!”
“О, нет! – смеется. – Буду ль я тебе обузой?”
              И вновь предстала Музой.
Прощай навеки, юность! Наконец пора
Мне повзрослеть. Предвижу много в том добра,
              Когда бы Муза не покинула поэта
До часа смертного, последнего привета,
Что, может быть, в бреду произнесут уста,
              И в мире воссияет красота!
 

*  *  *

 
    Друзья! Умчалась юность наша.
Пустеет час от часу жизни нашей чаша.
Да, грустно, но тужить нет смысла. Рок.
Иное бедствие постигло нас врасплох.
Собрались мы, как после кораблекрушенья,
    Немногие, и нет нам утешенья.
Страна огромная, как целый материк,
Где новый мир недаром ведь возник,
Осталась лишь таинственным виденьем,
    Ужасным для кого-то наважденьем,
Прекрасным и пленительным для нас,
    В ком свет души поныне не угас.
Здесь, на брегах Невы, взросли мы, юность мира,
    Свободные, как пушкинская лира.
 

*  *  *

 
Но что же с нами сталось? Где наш дом?
Как на чужбине, мы в отечестве своем,
    Мы – пленники чужой свободы
Нас грабить, лгать, натравливать народы, -
    Все ради барыша нуворишей, воров,
Как будто этот путь не стар, как мир, а нов.
    Что ж, милые друзья, философы эпохи
Великих катастроф, дела-то наши плохи?
Не веря в Бога с детской простотой
Сократа иль Христа и в Рай земной, -
Его, глумясь, отвергла мстительная злоба, -
Чем можем мы утешиться у гроба,
    С последними прости-прощай,
С тревогой за Россию, чистый вешний край?
 

*  *  *

 
И все же мы счастливцы, как ни странно,
Родившиеся в мире новом, верно, слишком рано,
    Мы, как посланцы будущих времен,
    Сонм жизней прожили. О, чудный сон!
    Все было, как впервые: новой жизнью
Повсюду веяло над милою отчизной -
    Зимой – в сиянии снегов,
А летом – в пышном разнообразии цветов;
И осень означала – в школу снова
    За тайной света, тайной слова,
И с таинством взросления весной
В мечтах и песнях вместе со страной,
    Встающей из глубин тысячелетий,
    В грядущее унесшейся в полете.
 

*  *  *

 
Так, с детства рос я с чувством Новой Жизни,
Анафемам не веря, отвергая тризны,
У Данте находя ее приметы вновь,
Петрарке внемля, как  поет любовь.
А ныне, что ж, как свет за горизонтом,
          Сияющим прозрачным зонтом
Она восходит, устремляясь ввысь:
          Рожденье заново – ее девиз.
Ее не изолгать всей журналистской своре
В угоду торгашам. Все сгинете в позоре
По кругам Ада, – жребий ваш таков.
А мир предстанет снова чист и нов,
          Как в первый день творенья
                В эпоху Возрожденья.
 

*  *  *

 
О, город юности моей, нет, ты не сон!
Но где же ты? Иль в небо вознесен
Рукой Петра, как парусник на шпиле,
Когда здесь, на земле, вновь бесы в силе?
Вновь поклоняются не Богу, а Тельцу,
        С ножом у горла брату и отцу,
        Когда они препятствие успеху.
Вновь русских дев бросают на утеху
Цивилизованных, с деньгой, иных причин
У них так зваться нет, – мужчин.
Россия ж стынет на дожде осеннем,
Убогая и нищая, как в старой песне.
        О, город мой, восстань! Очнись!
Красой и подвигом России вновь явись!