Текст книги "Волчий камень"

Автор книги: Петр Заспа

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 25 страниц) [доступный отрывок для чтения: 10 страниц]

– Да и не так страшны туземцы, как ужасны сами джунгли. Бросок каймана из болота я бы сравнил с пушечным ядром, попавшим тебе в ноги. А еще здесь тьма всяческих ядовитых насекомых, жаб, змей. Но самые опасные на острове твари – это ягуары. Чертовы кошки не дают нам житья с первого дня нашего здесь появления. Единственное, чего они боятся, так это грохота мушкета. Если кому-то из моих людей удается подстрелить ягуара, я не скуплюсь на награду.

Губернатор громко рыгнул, ничуть не смущаясь, почесал живот и, ткнув пальцем в охранника, произнес:

– Это Чуи, а Томаса вы уже видели. Где-то с полгода назад обнаглевший ягуар бросился на стоявшего за изгородью в стойле быка. На счастье скотины, рядом оказался Томас. Он оторвал у кошки нижнюю челюсть, а потом долго бегал по поселку и крутил над головой дохлую тварь, держа ее за хвост. Вот это было зрелище…

Дон Диего осушил очередной кубок и, испытующе глядя в глаза Кюхельману, произнес:

– Так что, сеньоры, не раз подумайте, прежде чем шагнуть за пределы поселка. Потому что тогда я не дам и гнутого песо за ваши жизни.

– Мы бессмертны, – не моргнув глазом, ответил Гюнтер, хотя для себя решил, что никакая сила не затащит его в джунгли.

– Этот клочок земли мы отвоевали огнем, – продолжил дон Диего, словно не услышав фразы Кюхельмана, – но, к сожалению, зола – отличное удобрение, и теперь джунгли наступают на нас с удвоенной силой. Самый востребованный здесь инструмент – это топоры.

Гюнтер встал и, перегнувшись через перила, посмотрел на темный силуэт лодки. На мостике блеснули стекла нескольких биноклей. За ними внимательно наблюдали, готовые в любую минуту оказать помощь. Отправленные назад матросы уже доплыли – спасательная лодка стояла привязанная к корпусу.

«Сейчас Эрвин определит состав группы для отправки на берег, – подумал Гюнтер. – Затем подготовит плоты, проверит снаряжение и перескажет обстановку на острове, о которой ему доложат прибывшие с берега торпедисты».

Учитывая дотошность главного механика, он это дело растянет не меньше чем на час, а то и два.

Недалеко от губернаторского дома, из-за черной хибары доносился душераздирающий поросячий визг. В загоне, примыкающем к задней стене дома, подбрасывая в воздух комья земли, металась крупная черная свинья. За ней гонялся мужчина в грязных парусиновых штанах и такой же грязной рубахе. В руке он сжимал широкий короткий нож, переделанный из сломанной сабли. Свинья была гораздо проворнее своего губителя, но мужчина все-таки умудрился легко ранить обреченное животное. Впрочем, это только придало свинье решительности, теперь она пыталась рылом сбить его с ног и втоптать в серую жижу.

– Ничего не может сделать этот глупый Лопе, – с раздражением произнес губернатор, глядя на неравную борьбу свиньи с человеком. – Даже поросенка заколоть и то не в состоянии.

И он презрительно плюнул вниз с террасы.

Гюнтер с жалостью смотрел на бедную свинью. В конце концов измученное животное само напоролось на нож, в этом не было заслуги Лопе, и, разбрызгивая вокруг фонтаны крови, свалилось в грязь. Дон Диего еще раз сплюнул, демонстрируя свое презрение. Затем он больно схватил за локоть Гюнтера и прошептал:

– Смотрите, смотрите, это того стоит.

В подступающих к загону зарослях мелькнула пятнистая тень. Вжимаясь в траву, ягуар прополз открытое пространство и скрылся в кустах. Теперь до хрипящей свиньи ему оставалось не более пяти метров. Из кустарника остался торчать лишь нервно подрагивающий хвост. Ничего не подозревающий Лопе, довольный собой, еще раз ударил свою жертву ножом в то место, где он считал, бьется ее сердце.

– Он что, хочет украсть свинью? – наивно спросил Гюнтер.

– Как бы не так, – ответил дон Диего. – Туземцы поклоняются ягуару как божеству и приносят ему в жертву людей. Так что их прикормили человеческим мясом, и, похоже, оно им понравилось. Между свиньей и человеком ягуар выберет безмозглого Лопе.

Губернатор азартно барабанил кулаками по перилам.

– Но посмотрите, сеньоры, как он это сделает! Местные кошки создали свой способ охоты на людей. Они не рвут горло, а хватают зубами за голову и мощным рывком сворачивают шею.

– Вы что, не предупредите его? – обескураженно спросил за спиной Отто.

– Зачем? Он сам виноват. Да и не услышит, наверняка, оглох от поросячьего визга.

Торчавший из кустов пятнистый хвост замер, вытянувшись в струну. Ягуар ждал удобного момента.

– Вы должны его спасти! Это же ваш человек! – выкрикнул Гюнтер.

Губернатор то ли не понял его, то ли не услышал. Гюнтер глянул на Герреро. Удо, выпучив глаза, смотрел на ягуара. Кюхельман чувствительно ткнул его в бок:

– Не молчи, будто тебе уже горло перегрызли, переводи!

Удо, спохватившись, перевел фразу командира.

– Пустое, сеньоры, пустое, – азартно прошептал дон Диего. – Другим в назидание.

Он смотрел только на пятнистый хвост, ожидая рокового прыжка.

Гюнтер выхватил из кобуры «вальтер» и передернул затвор. Затем, не целясь, навскидку, дважды нажал на курок. Два сухих хлопка слились в один. Пули защелкали по веткам кустарника и взвизгнули рикошетом от камней. Ягуар выпрыгнул, прижав уши, и исчез в зарослях.

Дон Диего как завороженный смотрел на дымящийся ствол пистолета, едва видимого в широкой ладони Кюхельмана.

– Невероятно, ствол один, а выстрела два, – удивленно произнес он и, протянув руку, добавил: – Позвольте взглянуть.

– Нет! – ответил Гюнтер, заталкивая пистолет назад в кобуру. – Наше оружие опасно для простых смертных!

Губернатор неохотно убрал протянутую руку.

– Но вы его не убили? – в раздумье спросил дон Диего. – А! Понял! Вы его смертельно ранили, и теперь эта тварь сдохнет подальше отсюда.

Обернувшись к застывшему за спиной Чуи, он сказал:

– Иди посмотри.

С видом ребенка, не получившего игрушку, он посмотрел на кобуру на поясе у Гюнтера и разочарованно произнес:

– Напрасно, сеньоры, вы подарили Лопе жизнь. Никудышный матрос, трусливый солдат, он не достоин того, чтобы из-за него лишаться такого зрелища.

Дон Диего презрительно скривился, вспомнив, что именно Лопе первым бросил саблю, увидав плывущую в небе звезду, подвешенную чужаками, и забился в кусты. Губернатор решил, что с Лопе он еще расправится. Чужаки могут подумать, что все его люди такие же бездари, неспособные не то что воевать, а даже зарезать свинью. Нет, такого позора он не простит, да и не нравился ему никогда этот Лопе.

Разочарованно вздохнув, дон Диего опустился в кресло. Теперь он внимательно рассматривал автоматы, висевшие на груди у матросов и лежавший на коленях у Отто. После стрельбы по ягуару он понял, что эти странные предметы тоже оружие.

Многое в чужаках было странным, многое пугало, но он видел и их слабость. Главный из них пожалел глупого Лопе, да и остальные с ужасом смотрели на затаившегося ягуара.

Это жалость, а жалость – это слабость. Эту прописную истину дон Диего знал с детства.

«Кто же эти чужаки такие? И откуда они взялись?» – задумавшись, ломал он голову.

В их сбивчивую сказку он не поверил сразу. Не потому, что никогда не слышал о воинах правителя морей, а потому, что вообще никогда не верил в подобные сказки. И даже когда пастор Соломон пытался завести с ним разговор о боге и раскаянии, он попросту отвесил ему пару хороших затрещин. А потом еще и погонял его по поселку, на радость его пастве. Да и в ожидающий его впереди ад он тоже не верил. Потому что знал: если бы где-то был дьявол и взглянул он на жизнь дона Диего, то не стал бы дожидаться его прибытия в ад, а еще при жизни прислал к нему на остров чертей с котлами и сковородками. Что же касается бога, то за свою долгую и буйную жизнь дон Диего скормил акулам немало капелланов, пасторов и прочих духовников – французских, португальских, голландских, да и испанских, случалось. Бывало, что, разгулявшись, его люди грабили и сжигали церкви на других островах. И ни разу не разверзлось небо, не ударила молния гнева и не испепелила страшного грешника дона Диего.

Так что эти сказки, сеньоры подводники, оставьте своим детям. Знать бы только, в какой стороне живут ваши дети и на каком языке говорят? Язык, кстати, показался ему знакомым. Когда-то он слышал такие же каркающие слова. Пусть их послушает корчащий из себя святошу пастор Соломон. Этот трухлявый пень бывал в разных землях, может, и узнает, чей это язык. Много, конечно, было в чужаках загадочного, темного и непонятного. Они казались одновременно и сильными своей таинственностью, и слабыми, наивными как дети. Но когда дон Диего не мог чего-то понять, он всегда вспоминал давно произошедший с ним случай. На базарной площади заезжие комедианты смешили сбежавшихся зевак. Маленькая девочка с лицом взрослой женщины танцевала на канате на высоте колокольни. Затем сразу не понравившийся дону Диего толстяк с лицом, раскрашенным, как зад павиана, бросал ножи, вгоняя их вокруг отплясавшей на канате, а теперь привязанной к бревну девчонки. Толпа была в восторге. Потом толстяк пускал изо рта огонь и наконец достал длинную шпагу и загнал ее себе в горло по самый эфес. Удивленный дон Диего, понимая, что такого не может быть, потому что не может быть, вышел на помост и протянул факиру свою шпагу – на, мол, проглоти. Ободренный ревом толпы, он поймал попытавшегося удрать толстяка и заставил его взять в руки блестящую сталь. Как этот жирный боров изворачивался и пытался улизнуть! Наконец терпение дона Диего лопнуло. Рассвирепев, он понял, что его дурачат. Схватив факира за волосы, он все-таки воткнул ему в рот свою шпагу.

Чувство, что его обманывают, не покидало дона Диего и сейчас. С его лица слетела маска радушного хозяина. Он не замечал перешептывающихся и смотревших на него с удивлением гостей.

Из раздумья его вывел появившийся Чуи. Он молча пересек террасу и, поймав взгляд губернатора, отрицательно покачал головой.

– Ничего? Нет ни крови, ни клочков шерсти? – удивленно спросил дон Диего. – Ты хорошо все осмотрел?

И, получив утвердительный кивок, он довольно ухмыльнулся и спросил у Кюхельмана:

– Сеньор, вы промахнулись. Как такое может быть?

Гюнтер беспокойно заерзал на стуле. Он даже и не думал целиться. Но даже если бы попробовал стрелять прицельно, то с такой дистанции и в скрытую в кустах цель попасть из короткоствольного «вальтера» невозможно. Но как объяснить ехидно улыбающемуся губернатору, почему эпический воин, способный взглядом сжигать острова, не смог попасть из могучего оружия в какого-то ягуара?

Он переглянулся с Отто. Старпом хотел подсказать какую-то версию, но Гюнтер неожиданно услышал собственный голос:

– Настоящий воин никогда не убивает ради убийства! Своей цели я достиг – я спас вашего человека от неминуемой гибели. Как командир армии, побывавшей не в одном бою, советую вам: не разбрасывайтесь своими людьми ради кровавого зрелища.

Гюнтер назидательно поднял палец вверх, будто учитель, отчитывающий несмышленого ученика. Ему казалось, что именно так должен говорить воин, стоящий на высшей ступени военного искусства. Однако не покидало чувство, что он переигрывает и получается как-то фальшиво. Но Гюнтер себя успокоил тем, что для темного шестнадцатого века сойдет.

Для дона Диего такие умозаключения оказались тяжеловесны. Выслушав перевод, он наморщил лоб, переваривая услышанное и неожиданно взорвался громовым хохотом:

– Лопе! Меня спасет Лопе!

Дон Диего хохотал со слезами на глазах.

– Да я ему не доверю курице отрубить голову, не то что прикрывать свою спину. Вы, наверное, считаете, что я командую стадом шутов! – И, так же неожиданно замолчав, он произнес стальным голосом: – Скоро вернутся мои сыновья, вот тогда, сеньоры, вы увидите настоящих воинов. Тех, кому я доверю свою спину. Тех, чьи паруса наводят ужас на корабли в Карибском море.

Сверкнув глазами, он глянул на Кюхельмана и подумал: «Вот тогда я и выломаю тебе зубы своей шпагой. Никому еще не удавалось безнаказанно дурачить дона Диего. Вот тогда я посмотрю на твое бессмертие, брехливая собака».

– У тебя не возникло чувство, что он нам угрожает? – спросил Гюнтер у старпома.

– У меня возникло чувство, что он не верит ни единому нашему слову, – откликнулся Отто.

Между тем лицо губернатора вновь растянула гостеприимная улыбка.

«Ничего, – подумал Гюнтер, – сила на нашей стороне, а здесь это, похоже, главный аргумент. Хочешь, не хочешь, а улыбаться будешь».

Чтобы скрыть раздражение, появившееся после случая с Лопе, он отвернулся и стал смотреть на работающих плотников. Стол длиной не меньше двадцати метров уже был готов. Чередуясь светлыми и темными досками, он был состыкован из старых потемневших столов с новыми, только что сделанными. Теперь плотники трудились над длинными скамьями. Командовал ими Алонсо, размахивая руками и задрав вверх растрепанную черную бороду.

– Скажите, губернатор, – спросил, не оборачиваясь, Гюнтер, – почему у Алонсо такая странная кличка – Красная Борода?

– Много пьет, ничего уже не осталось от прежнего Алонсо, – ответил дон Диего с сожалением.

Поднявшись из кресла и тоже взглянув на работу плотников, он добавил:

– А раньше хорошим рубакой был. Привычка у него была: как кого зарубит, так саблю о бороду вытирает. Когда-то мы с ним вместе в этих водах гуляли. Он даже у меня на корабле мастер-канониром был. Теперь только кличка и осталась.

Невдалеке от стола, из дома с распахнутыми дверями, поднимался столбом белый дым. Во дворе над костром на вертеле жарился поросенок. Запах жареного мяса уже добрался до террасы, и Гюнтер сглотнул подбежавшую слюну. Хлопотали снующие туда-сюда женщины. Управляла всем кухонным хозяйством толстая, с волосами, собранными в пучок на голове, мулатка. И без подсказки Гюнтер понял, что это и есть пресловутая донна Дебора. Один из помощников принес деревянное корыто, полное забитых кур, и бросил у ее ног. Тут же подскочила одна из кухарок и, примостившись на краю корыта, принялась их ощипывать, разбрасывая вокруг перья и пух.

Поселок суетился в ожидании пира. Вокруг дома, отданного под кухню, ходила кругами, принюхиваясь, добрая половина населения.

Рядом с домом губернатора Кюхельман увидел худую и длинную фигуру в черной сутане священника. Пастор Соломон переминался у дверей, заглядывая на террасу, стараясь перехватить взгляд дона Диего и явно рассчитывая на приглашение. Но губернатор его демонстративно игнорировал. Он лишь раз злобно взглянул на заискивающего пастора и отвернулся.

Только болтливого Соломона и недоставало. Еще и в сутану вырядился по такому случаю. Наверняка увидал с колокольни, что дармовым вином угощают, и уже топчется под дверью. Хорошо бы, конечно, чтобы язык чужаков послушал, но важнее сейчас спокойно все обдумать без Соломоновой трескотни.

– А где сейчас ваши сыновья? – обратился к губернатору Отто, выведя его из задумчивости.

Дон Диего будто ждал этого вопроса, лицо его смягчилось.

– Карлос сейчас с богатым уловом плывет домой. Вчера заходил в нашу гавань «Черный паук». Да вы его, наверное, видели? – Губернатор вновь испытующе посмотрел на Кюхельмана. Ему только сейчас пришло в голову, что если чужаки со вчерашнего дня крутятся вокруг острова, то вполне могли видеть каравеллу Просперо.

Гюнтер неопределенно кивнул, решив, что губернатору не стоит знать, что именно «Черный паук» привел их к острову.

– Просперо и Карлос вместе ушли два месяца назад к берегам Африки, – продолжил дон Диего. – Очень удачно сходили. Но галеон Карлоса тихоходней, да и наполнить трюм больше времени надо, вот он и отстал. Просперо сказал: много взяли и рабов, и слоновой кости. Жаль, что он очень спешил. В тесный трюм каравеллы и так много не взять, так еще рабы начали дохнуть как мухи. Ему теперь надо срочно их распродать по плантациям на Ямайке, а так бы я вас с ним познакомил. Очень достойный кабальеро.

Гюнтер переглянулся с Отто. Старпом пожал плечами. Слово «работорговля», режущее ухо в двадцатом веке, здесь было вполне обычным и приличным занятием. Потому дон Диего и говорил о рабах, ничуть не смущаясь, будто разговор шел о сахарном тростнике или партии железной руды из Европы. Зато на Удо разговор произвел тяжелое впечатление. Доминиканец задвигал челюстями и запыхтел, раздувая ноздри. Возможно, он был потомком этих рабов, осевших на островах Карибского бассейна, и с болью слушал о мучениях своих предков, осознавая с горечью, что не много-то изменилось за сотни лет в отношении к нему подобным.

– Я волнуюсь о младшем, Пабло, – вновь заговорил дон Диего.

Гюнтер с удивлением заметил, что на лице у губернатора действительно появилась неподдельная тревога. «Неужели это каменное сердце еще способно о ком-то переживать?» – подумал он.

– Пабло уж три месяца как ушел к берегам Мексики. Может, вы, сеньоры, встречали бригантину с красным косым парусом впереди? – с надеждой в голосе спросил дон Диего.

Гюнтер с Отто отрицательно покачали головами.

– Ну ничего, Пабло выходил целым из разных передряг, – произнес, скорее для собственного успокоения, губернатор. – Он умен и хитер не по годам.

Затем, что-то вспомнив, дон Диего заулыбался и, повернувшись к гостям, весело пророкотал:

– Я вам, сеньоры, расскажу историю, как Пабло добыл свою бригантину, и тогда вы поймете, каков хитрец мой сын. Тогда он только начинал самостоятельно выходить в море как капитан. За плату я нанял для него шхуну с командой. Дрянная была шхуна, старая, с обросшим дном, но Пабло радовался как ребенок. На ней в море далеко уходить было опасно, а он все равно радовался. Попытали они удачи у южных берегов Эспаньолы, и в первую же неделю плавания их наблюдатель на марсе увидел английскую бригантину с розой Тюдоров на парусах. Идти на такой шхуне против бригантины – гиблое дело, но уж очень она понравилась Пабло. Решил он рискнуть, но не бросаться сломя голову в погоню, а взять хитростью. Два дня они шли параллельным курсом, чтобы не спугнуть англичан, и потихоньку сближались. – Дон Диего остановился, многозначительно помолчав, поднял палец и произнес: – Но послушайте дальше, сеньоры, до чего додумался Пабло! Они закрыли пушечные порты тряпками, соорудили на палубе курятник. Половину своей команды Пабло упрятал в трюм, а часть второй половины переодел в женское платье. На леерах развесили белье, и тоже большей частью женское. Устраивали танцы и якобы все, перепившись, падали и засыпали на палубе. Ни дать ни взять, идет небольшой торговец от острова к острову с пассажирами на борту и командой в несколько спившихся матросов. Такую комедию заломили перед англичанами, что те сами сближаться начали. Одичавшие за переход через Атлантику, они посылали «дамам» воздушные поцелуи и приглашали к себе на борт. А когда между кораблями уже можно было крюк добросить, Пабло выстрелил из носовой пушки, и перед изумленными англичанами предстала вся команда, вооруженная саблями и баграми. Ряженые дамы наставили на англичан мушкеты, и те все как один руки подняли. Вот таков мой Пабло! Не пропадет такой моряк в море. Слава разнеслась о нем по островам. Англичане везли большой груз специй, огромных денег стоил, так он все команде отдал, себе только бригантину оставил.

– А что с англичанами стало? – спросил старпом.

– Вы хотите узнать, отправил ли он их на корм акулам? Нет, сеньоры. Пабло не Карлос, – засмеялся дон Диего. – Это за кораблем Карлоса всегда ходят стаей акулы, потому что знают: он не даст им подохнуть с голоду. А Пабло высадил англичан на ближайшем острове, да еще дал мушкеты с порохом. Не знаю, правильно ли сделал. Я поначалу в ярости был, что он их не перерезал. Но вот странное дело… Карлос куда больше всяких искателей приключений перебил, не боялся и на военные корабли нападать, а не только на торговцев. Но слава идет по пятам за Пабло. Моряки с ним готовы за гроши в море идти, хотя он всегда жестко кодекс соблюдает. Ни драк, ни пьянок, ни баб у него на борту никогда нет. Даже в кости играть запрещает! А все готовы с ним хоть к черту на рога! А почему? – спросите вы. А потому, что все видят, что он капитан от бога! И это притом, что Пабло всего-то двадцать лет. Нет, не пропадет такой моряк!

И дон Диего гордо выставил на обозрение свой профиль, задрав кверху бороду.

Неожиданно ему в голову пришла мысль: «А почему это чужаки интересуются судьбой англичан? Опять проявление жалости? Или что-то другое? Сами-то они не англичане – это точно. Язык совсем другой, да и одежда на английскую не похожа. А вот союзниками могут быть вполне».

И опять дон Диего скривился от терзающих голову мыслей. Давно уже ему не приходилось столько думать. Чтобы как-то прояснить ситуацию, он решил от рассказов перейти к вопросам.

– А вы, сеньор, как считаете, Пабло правильно поступил? – обратился он к Кюхельману.

Гюнтер безразлично пожал плечами:

– Если ваш сын считает себя моряком и честным воином, то он поступил, как и положено настоящему капитану, ну а если он считает себя палачом, то он сделал глупость:

Едва сдержавшись, дон Диего почувствовал, что в нем закипает злость. Уж слишком легко этот чужак навешивает ярлыки. Он сам не одно английское горло перерезал, но палачом себя никогда не считал.

– А сами вы, сеньор? Не раз я уже слышал от вас, что вы воины и бывали в боях! Вам-то приходилось топить корабли врага?

– Приходилось.

– И как же вы с ними поступали? Отдавали им корабельные шлюпки или с извинениями обещали их вернуть на родину? Вам удавалось воевать с врагом, не убивая его?

Гюнтер смущенно отвернулся. Губернатор сумел вывести его на больной и скользкий вопрос морали. Вопрос, от которого всегда можно прикрыться воинским долгом и интересами родины. А можно терзаться муками совести из-за каждой новой жертвы. Он знал, что любой подводник старается думать, что на транспорте, в который он влепил торпеду, непременно плыли танки и самолеты, а не беженцы – женщины с детьми.

– Я всегда старался топить корабли и груз, а не команду и пассажиров. В отличие от ваших потешных пушек, мой корабль обладает таким оружием, что зачастую я топлю вражеский корабль за несколько миль и даже не вижу, что он вез.

Гюнтер чувствовал, что заводится. Этот пещерный пират пытается высмеять элементарные правила воинской чести. Да, война – грязное дело, но все же есть разница между честным солдатом и военным преступником.

– Если была возможность, я всегда давал время команде покинуть судно, прежде чем отправить его на дно, – Гюнтер понял, что его понесло, и сейчас он наговорит лишнего, но остановиться уже не мог. – Так уж повелось, что если есть война, то есть и враг. А с врагом не вино пьют, а воюют. Наша война идет на выживание, а не как у вас за бочку специй, но мы не наматываем кишки врагов вокруг своей шеи и не кормим их телами акул! И уж точно не развлекаемся, скармливая своих матросов ягуарам!

Дон Диего внимал каждому слову, половины не понял, но зато все запомнил. А еще он порадовался, что сумел вывести из себя надменного капитана чужаков, а это тоже слабость. Но ему был нужен ответ на другой вопрос.

– Ответьте, сеньоры, кто же ваши враги? – сделав ударение на слове ваши, спросил дон Диего.

– Возможно, это вас обрадует, но англичане и наши враги! А еще американцы, о которых вы, естественно, даже не слышали! А еще есть русские и австралийцы, греки и поляки! Я могу еще перечислять, но вы все равно ничего не поймете! Но, главное, упаси вас бог стать нашими врагами! Вот тогда уж точно я не дам гнутого песо за ваши жизни!

Эмоциональная речь Гюнтера произвела впечатление на губернатора. Дон Диего сник. Глаза его забегали, он пытался спрятать растерянность. Кажется, он недооценил чужаков и сейчас дергает тигра за усы.

Свесившись через перила, губернатор заревел трубным басом на кухарок:

– Мы долго еще будем ждать? Где эта донна Дебора? Вечно она тянет, а потом горелое мясо подает!

Зато Удо был очень доволен. Он с наслаждением переводил гневную речь командира. Будто не Кюхельман, а он сам каждым стальным словом, как гвоздем, прибивал губернатора к столбу позора. Доминиканец расправил плечи и окинул снисходительным взглядом поселок. Затем, взглянув на бухту, он заметил три красных спасательных плота, следующих от подводной лодки к берегу.

– Командир, смотрите! – указал он пальцем на море.

Но первым плоты заметил дон Диего. Он даже успел сосчитать оставшихся на палубе лодки подводников. Их оказалось больше, чем он предполагал.

– Губернатор, мне необходимо встретить своих людей, – направляясь к выходу, сказал Кюхельман.

Вслед за ним из-за стола вскочили старпом с матросами.

– Да, конечно, – обгоняя Гюнтера, бросился вперед губернатор. – Я вас провожу!