Текст книги "Туман войны (СИ)"

Автор книги: Петр Иванов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 10 страниц)

  "Любезный Ползиков, поздравляю тебя с наградой храбрых. С самого детства ты был стоек, помню я, как ты с особенным искусством умел стоять на голове. Очень обрадовался я, узнав, что ты умеешь так же твердо стоять головою за Государя и Отечество. Посылаю тебе орден Св. Георгия. Спасибо Ползиков. Александр 16 февраля 1856г." Нет конечно спору нет инженер-полковник Владимир Петрович Ползиков свой георгиевский крест заработал честно, но выходит чтобы заслужить внимание верховной власти требуется и еще кое-что специфическое. Посмеялись они тогда в своем кругу инженерной братии, когда Ползиков зачитал им это послание наследника престола, но горький осадок остался.

  -Нет братцы мои, не быть мне генералом, я в акробатике не силен и на голове стоять не умею, не обучен таким фокусам...

  "Странный человек!" – подумали в одно и то же время оба посетителя. Разговор их были неожиданно прерван появлением сапера-телеграфиста, который влетел в подземельный кабинет Романова и, запыхавшись, отрапортовал:

  -Ваше высокоблагородие, снова идет француз контрминою, с третьего нумера доложили по связи, слышно работает!

  Услышав слово "идет", Лев вообразил, что "враг идет на приступ", и хотел было бежать наверх, чтоб принять участие в схватке, но Романов его остановил:

  -Куда вы спешите? Давайте послушаем сперва новую работу французов.

  На удивление гостей, потянувшихся было к вешалке за саблями, подполковник никуда уходить не торопился. Прислонив к уху что-то вроде небольшой чашки, соединенной проводом с телеграфным аппаратом, он долго и внимательно прислушивался, одновременно манипулируя свободной рукой рычажками странного устройства, извлеченного по такому случаю из под стола.

  -Далеко, еще саженей 40 до них будет, можно не торопиться... Вы что так на меня уставились господа офицеры? 19 век на дворе давно! Это станция дистанционного прослушивания. -поспешил с объяснениями гостеприимный хозяин подземелья,– Я немного изменил для своих нужд конструкцию "звукового телеграфа" или "телефона" – так кажеться называет сию вещицу ее изобретатель. Полезнейшая штука получилась, теперь нет необходимости ползти каждый раз в мину, едва там шум вражеских работ заслышат. Для предварительной оценки вполне подходит, а точную мои молодцы на месте проделают.

  Остаток дня Толстой вместе с приятелем провели у Романова, пока вновь попили чай, да поговорили на разные темы уже стемнело. Поднявшись на бастион и посмотрев на скрывающуюся в вечерней дымке панораму крепости он вспомнил наконец, что не все намеченное на сегодня исполнил, а завтра надо принимать полубатарею. Следовательно надо обязательно отыскать того нижнего чина телеграфиста, чье имя упоминалось в газетной заметке, на центральный телеграф возвращаться уже не хотелось, да и далеко... Лев решил еще раз заглянуть в штаб, может быть получиться там застать нужного человека. Проблуждав некоторое время в лабиринте траншей и ходов сообщений граф наконец с сумел добраться до штаба. Днем он уже побывал в этом просторном блиндаже, напоминавшем большую многокомнатную городскую квартиру поэтому сразу уверенно направился на узел связи, помещавшийся в одном из многочисленных закутков. От аппарата ему навстречу поднялся человек в солдатской шинели с погонами фельдфебеля. Чем то он напоминал Толстому его самого, сразу видна та же порода людей, как говаривал покойный дед: "крепких на кулак".

  -Здравствуйте ваше благородие, Лев Николаевич, -приветствовал телеграфист гостя, -Турчанинов меня оповестил еще в обед, но только сейчас удалось вырваться, сегодня было слишком много дел.

  -Зачем так официально? Меня пока только по имени величают, годами еще не вышел. -несколько опешил будущий великий русский писатель.

  -Сам не знаю... так получилось, -и в самом деле Толстой для нашего современника, это Лев Николаевич, а не Лева.

  Разговор у них вышел донельзя печальный, корнет о судьбе которого хотел разузнать граф, уже давно похоронен на городском кладбище, где обычно погребали погибших офицеров. Александр ничего не скрывая рассказал собеседнику о всех деталях той ночной драмы. Умолчал он только о том, что не сумел выполнить последнюю просьбу Петра, не смог написать ни строчки его родителям, пришлось доверить это дело штабным писарям, а те привычно напортачили...

  -Так я и думал. Жаль мальчика, он даже за девицами еще не бегал кажется.

  -Судьба Лев Николаевич, все под ней ходим, вы надолго к нам?

  -Дают вылазочную полубатарею трехфунтовок, не знаю будет ли толк от столь малого калибра. Вы лучше поведайте, как тут дела обстоят, чай к штабу близки, а то мне как приезжему разобраться пока трудно.

  -Как дела... как дела, хреново у нас дела... -Александр подошел к смотровой амбразуре где очередная ракета прочерчивала в вечернем небе огненный трек по направлению к Севастополю, -Смотрите сами, видите французы новые осадные батареи строят? Наполеон обещал прислать сюда триста крупнокалиберных мортир, вероятно первые уже прибыли на место.

  -Но ведь штурмы, сколько их уже было, до сих пор удавалось отбить?

  -Все верно ваше благородие, только вот последнего у нас почти не осталось пороха, слава богу, что погода испортилась и вышла передышка. Вот опять запустили ракету, в начале года они бросали на город десять в сутки, а теперь не меньше сотни. Пленные утверждают, что в Балаклаве построен целый завод по производству этой пакости и железная дорога проложена прямо до осадных позиций, чтобы боеприпасы подвозить.

  -Полагаете не выдержим? Но как же так? В 1812 мы смогли отбить нашествие двунадеси языков, а тут придеться отступать?

  -Они ученые теперь и вглубь полуострова за нами не пойдут. Уничтожат флот и Севастополь, собьют и все остальные укрепления по побережью и разорят города. Им что, военные припасы и пополнения подвозят морем, это намного быстрее чем на волах как у нас.

  Лев ничего не возразил, неприятно конечно, фельдфебель прав – подвоз припасов по нашим дорогам на гужевой тяге уже давно превратился в головную боль военного ведомства. И никаких улучшений тут не предвиделось, железные дороги в России пока представлены в совершенно недостаточном количестве. Но обдумав последнюю фразу он все же решил возразить, слишком обидная перспектива вырисовывалась в итоге.

  -Поговаривают, что накопим сил и тогда дело решиться в генеральном сражении? У нас в Бахчисарае по крайней мере с прошлого года ходят такие слухи.

  -"Мильен штыков"? Забудьте ваше благородие, этот миллион тонким слоем размазан по всей России, значительную часть войск приходиться держать против Австрии и для защиты Петербурга. Их стронуть оттуда нельзя, иначе у наших "доброжелателей" могут появиться разные нехорошие прожекты, особенно насчет Питера.

  -Разве к вам пополнения не присылают?

  -А как же, недавно пришло ополчение, дедушки с бородами до пояса и топорами. Велика Россия, а людей похоже уже не осталось. А что до планов сражений, так вы же сами пишете: "Гладко было на бумаге...".

  -Не ожидал, что до Севастополя так быстро доберется сие стихотворение, -Толстой даже обрадовался, что появилась возможность сменить тему разговора, -Я ведь только на прошлой неделе показал сослуживцам...

  -Нам текст по телеграфу передали, ночью все равно линия свободна, -Сашка махнул рукой в сторону аппарата Морзе на столе, -Лишняя тренировка для телеграфистов, пусть повышают мастерство. Английские корреспонденты статьи для газет пересылают телеграфом, вот пусть и наши привыкают.

  -Удивительно все же, так боюсь скоро и музыку будут передавать по медной проволоке?

  -Может по проводам, может без оных, а может не только музыку, но и изображение. -Сашка порылся в ящике стола и извлек тоненькую самодельную тетрадочку, всего три тонких листика, кое-как склеенных по краю, -Вот посмотрите пожалуйста ваше благородие, один мой покойный приятель сочинил, слог у него правда своеобразный.

  Уж сотый день врезаются гранаты

  В Малахов окровавленный курган,

  И рыжие британские солдаты

  Идут на штурм под хриплый барабан.

  ...................................

  Холодная казенная бумага,

  Нелепая любимая земля...

  Короткие и рубленые, но в то же время необычайно емкие строчки стихотворения невольно заворожили Льва Николаевича, он сумел сразу оценить талант неведомого поэта. Но в самом деле, мало того что автор проигнорировал часть букв русского алфавита, так еще и сам слог, рифмы и размерность необычные.

  -Недурственно, а твой друг родом не француз ли часом? Я смотрю бриттов ругает, а о других супростатах помалкивает?

  -Не знаю, может быть, мы недолго были знакомы. Почти как с вашим Петриком. -приходиться в который раз прибегать Александру к полу-правде полу-лжи. Ведь нельзя же сказать, что Константин Симонов еще даже и не родился, -Попробуйте ваше благородие доработать и отдайте в печать что ли? Может быть у вас возьмут, все же это лучше виршей наших казенно-квасных патриотов, над ними даже смеяться тошно.

  -На Камчатке в самом деле удалось победить? Или опять только на бумаге?

  -Десант по крайней мере действительно сбросили обратно в море, правда немного их было, по нашим меркам цифры совсем смешные. Скорее всего они повторят попытку и тогда придется уступить.

  -Эх братец, "война в Крыму – все в дыму", постараюсь я но успеха обещать не могу. Ни царя, ни бога, ни православный народ твой француз не упомянул, могут и зарезать цензоры за недостатком патриотизма! Только не смейся, это в самом деле так!

  Спустя месяц Лев Николаевич, после участия в ряде боевых операций покинул действующую армию, чтобы более никогда к военной службе не возвращаться. В его жизни начался новый этап, в результате которого мир получил великого писателя, вместо весьма посредственного офицера. Как говориться – каждому свое. «Поручик» Симонова в обработке Толстого был опубликован только после смерти писателя уже в начале ХХ века, рукопись случайно нашли родственники при разборе бумаг. Что помешало публикации стихотворения во время Крымской войны неизвестно, скорее всего, как и предполагал Лев в свое время, возникли проблемы с цензурой, традиционно видевшей в каждом «неправильном» печатном слове «подрыв устоев».

  Война и жизнь шли своим привычным ходом, в Севастополе кое-как отбили очередной штурм и пережили очередную массированную бомбардировку. До осажденного города наконец добрался "неофициальный представитель" его императорского величества князь М, столь напугавший в свое время Льва Николаевича в Бахчисарае. Пришелец вел себя скромно и безобидно, ни на что не претендовал, поэтому внимания на него в штабе практически не обращали. Временами высокий гость прогуливался по бастионам вместе с адмиралам Нахимовым, постепенно в течении недели к нему привыкли и стали даже доверять. Как говориться: "Толку было с него как с козла молока, но вреда однако тоже никакого." Но в один далеко не прекрасный летний день все внезапно изменилось, пришелец сыграл роковую роль как в судьбе осажденного города, так и в жизни "путешественника во времени" Александра.

  28 июня или 10 июля по старому стилю адмирал Павел Степанович Нахимов отправился на очередной осмотр укреплений. Надо сказать, что в фортификации адмирал разбирался плохо и его посещения позиций скорее служили для поднятия духа людей, легендарный адмирал, победитель при Синопе с нами, а значит и Севастополь устоит. На это раз его в поездке сопровождали только адъютант, да все то же князь М, сумевший войти в немалое доверие к адмиралу. Питерскому гостю явно нездоровилось, он тяжело простыл накануне, и поэтому зябко кутался в шинель солдатского покроя несмотря на теплую погоду. Впрочем на Малаховом кургане сегодня дул студеный ветер, и такая экипировка была вполне оправдана.

  -Знаете князь, а ведь меня в этот день год назад должны были убить! -неожиданно произнес адмирал, что-то разглядывая вдали на французских позициях.

  Гость вздрогнул, впервые маска показной учтивости на секунду сползла с его лица, но он быстро справился со своими чувствами, слава богу никто его реакции на шутку Павла Степановича не заметил.

  -Это вам господин адмирал цыганка нагадала или предсказатель в городе завелся? -осторожно полюбопытствовал Князь, стараясь не выдать обуревавшего его интереса.

  -Ни то ни другое сударь. Письмо я получил, еще до войны. Судя по почерку писал ребенок, возможно девочка. Удивительно, но она оказалась отчасти права, у наших европейских друзей действительно имеются специально выделенные стрелки для уничтожения офицеров противника. Жертвой одного такого "Робин Гуда" и должен был стать ваш покорный слуга.

  -Не может быть! И так и не узнали кто авторша письма? Можно было через жандармов попробовать найти.

  -Бог с вами князь, зачем? Предупредила и на на том спасибо, все равно я ей не поверил тогда. Убить меня по ее словам должны были прямо тут у этой амбразуры, но любезный наш Тотлебен распорядился углубить траншею на несколько вершков и уменьшил обсервационные щели, теперь мы в недосягаемости от пуль противника.

  Пока они мирно под свист пуль франтиеров беседовали, адъютант в стороне раскуривал трубку, он недавно пристрастился к табаку и не желал досаждать "зельем" адмиралу. Нахимов с князем разглядывали позиции противника поочередно в знаменитую адмиральскую подзорную трубу, своей оптики гость сегодня по неизвестной причине не взял. Пронзительно взвизгнув очередная пуля ударил в бруствер рядом со смотровой щелью, совсем близко...

  -Ох ты горе то какое! Опять галлы мне зрительную трубу уничтожили! -вздохнул устало адмирал.

  -Не волнуйтесь Павел Степанович, случайно получилось, я вздрогнул с непривычки и рука дернулась...

  -Да черт с ней со стекляшкой, у меня благодаря адмиралтейству целый запас! -и обращаясь к адъютанту адмирал добавил, -Голубчик да хватит вам кадить этой гадостью, не иначе на ваш дым французы и целятся. Потрудитесь сходить до командира батареи Керна за новой зрительной трубой.

  Адьютант убежал исполнять поручение и возле амбразуры теперь остались только двое: адмирал и его новый знакомый. Никто и ничто теперь не мешало их приватной беседе.

  -Стоит ли Павел Степанович гонять его за трубой? -возразил князь М.

  -Да уж нет мой сударь, что-то они там затевают не могу никак понять? -адмирал продолжил всматриваться в отдаленные позиции.

  Он не сразу заметил, что князь бесшумно отступил на шаг и теперь находиться сбоку и немного впереди, холеная рука заложена за борт шинели. Со стороны французских окопов снова захлопали выстрелы и тут князь вдруг отскочил еще на шаг в сторону и в руке его появился какой-то предмет... Это последнее, что увидел в своей жизни боковым зрением Павел Степанович, на секунду оторвавшись от наблюдения за противником. В его голове словно взорвался фугас, красная вспышка и темнота безмолвия поглотила последние мысли.

  -Адмирала убили-и-и-и!!! А-а-а!!! -пронеслось над Малаховым курганом, у каждого кто услышал этот крик кровь застыла в жилах. Десятки оказавшихся поблизости людей кинулись к злосчастной амбразуре наблюдательного пункта, где на руках у безутешного князя М умирал Нахимов.

  Сделав перевязку, его понесли на простых солдатских носилках в Аполлонову балку, а отсюда отправили в паровой шлюпке на Северную сторону. Всю дорогу он глядел в синее небо и что-то шептал. В госпитальном бараке вновь лишился чувств. Нечего и говорить о том, что у постели тяжелораненого собрались все врачи гарнизона. На следующий день страдальцу стало как будто лучше. Он шевелился, рукой дотрагивался до повязки на голове. Ему в этом препятствовали. "Эх, Боже мой, что за вздор... князь...!" -произнес Павел Степанович. То были единственные слова, разобранные окружающими. 30-го июня утром адмирала Нахимова не стало.

  Крымский историк В. П. Дюличев такими словами описывает похороны Нахимова: "От дома до самой церкви стояли в два ряда защитники Севастополя, взяв ружья в караул. Огромная толпа сопровождала прах героя. Никто не боялся ни вражеских ракет, ни артиллерийского обстрела. Да и не стреляли сегодня ни французы, ни англичане. Лазутчики и перебежчики безусловно доложили им, в чём дело. В те времена умели ценить отвагу и благородное рвение, хотя бы и со стороны противника. Грянула военная музыка полный поход, грянули прощальные салюты пушек, корабли приспустили флаги до середины мачт. И вдруг кто-то заметил: флаги ползут и на кораблях противников, на пароходофрегатах несущих блокадный дозор! А другой, выхватив подзорную трубу из рук замешкавшегося матроса, увидел: офицеры-англичане, сбившись в кучу на палубе, сняли фуражки, склонили головы..."

  Во втором часу дня баркас, буксируемый паровой шлюпкой, привез тело Нахимова с Северной стороны на Графскую пристань. Море было неспокойно и подбрасывало баркас. На корме стоял пожилой священник с крестом. Народ без шапок толпился у пристани, особенно много собралось моряков. Тело доставили в дом адмирала, там же и отслужили панихиду. Покойного покрыли флагом с корабля "Императрица Мария" в память Синопского боя. Полотнище было в нескольких местах пробито ядрами и картечами. Один за другим стали входить в комнату матросы, солдаты, адмиралы, офицеры и множество дам, нарушивших этим запрещение покойного являться на Южную. Почти все женщины плакали. Этот день адмирал лежал на столе как живой. Но на другой день его положили в гроб, и лицо пришлось закрыть покрывалом. В головах утвердили три флага, андреевский и два государственных. Картинки – портрет Лазарева и изображение корабля "Крейсер в бурю" оставили на стенах.

  Вынесли гроб – несли Горчаков, Остен-Сакен, Бутаков и известный уже читателям князь М, как личный представитель императора. Батальон модлинского полка и моряки были выстроены вдоль улицы почетным караулом. При появлении гроба барабаны загремели полный поход. Корабль "Великий князь Константин" стал салютовать пушечными залпами. Послышались три ружейных залпа, Нахимова положили близ соратников, подле Лазарева, Корнилова и Истомина. Люди рыдая, бросали горсти земли в могилу. Едва разошлись толпы, как вражеский обстрел возобновился и в бухту снова стали падать неприятельские бомбы.

  За день до большой трагедии в Севастополе чуть было не случилась маленькая, из разряда тех что на войне обыкновенны. Костя Станюкович возвращался с позиций домой, обычно он выполнял роль курьера при отце и разносил записки и передавал устные распоряжения, но сегодня на Малаховом кургане завязалась серьезная артиллерийская перестрелка и его защитники прогнали парнишку прочь. Путь пролегал через пояс разрушенных постоянными обстрелами обывательских домов в пригороде. Жители давно покинули свои пострадавшие от ядер и бомб жилища и теперь здесь хозяйничали только крысы, да бродячие собаки. Костя остановился на минутку, соблазнившись большим красным яблоком, одиноко свисавшим на ветке старой яблони и эта задержка спасла ему жизнь. Едва он вонзил молодые зубы в сочную мякоть плода, как его чуткий слух уловил столь знакомый и ставший уже привычным мягкий щелчок взводимого курка. Каким-то шестым чувством мальчик понял, что там в глубине черного проема окна во дворе напротив притаилась смерть. Не то что бы боялся пуль или снарядов, к шальным кускам металла носившимся в воздухе и иногда поражавшим людей в городе все уже давно привыкли. Но здесь было другое – за ним охотились... Там на бастионах все было проще, солдаты обеих сторон не испытывали ненависти к друг другу и как правило по команде лениво стреляли не целясь в сторону противника. Редкие минуты ожесточенных стычек обычно приходились на штурмы и ночные вылазки. Иногда на бруствер ставили бутылку с песком и противник от нечего делать упражнялся в меткости, потом и французы в свою очередь выставляли мишень. Никто до сегодняшнего дня не пытался намеренно убить Костю, до него просто никому не было дела. Мгновения превратились в часы, он замер притаившись за стволом дерева, шаг вперед или назад – и пуля отправиться ему навстречу. Невидимый противник терпеливо ждал, когда же жертва высунется из укрытия, плохой стрелок не иначе – другой бы попытался сразу, ствол дерева толщиной не более шести вершков полностью цель не скрывал.

  Костя с трудом поборол порыв панического страха, отозвавшийся болью в паху. Долго здесь за деревом ему не просидеть, "охотник" рано или поздно потеряет терпение и тогда ему конец. Он дернулся было назад и тут же пригнувшись кинулся вперед, надеясь сбить прицел противнику. Получилось! Хлопок и невидимая свинцовая оса только разворошила воздухом волосы на голове мальчика и улетела дальше. Влево-вправо и снова влево, мозг лихорадочно вспоминал рассказы старых солдат, подслушанные вечером у костра, нельзя бежать по прямой! Вслед ему хлопнул еще один выстрел, и опять промах, только облачко пыли взвилось на месте попадания из глинобитной стены. Но Коля этого уже не видел, он обдирая бока протискивался сквозь узкую щель в заборе, еще секунда и его серо-белая рубашка утонула в густых зарослях спасительного бурьяна.

  Об этом случае он постарался побыстрее забыть и никогда его более не вспоминал. Напрасно искать в его рассказах, зачастую написанных позднее "по памяти", а не по документам и мемуарам, хоть малейший намек на тот короткий эпизод 27 июня. Вероятно ужас пережитого повлиял на дальнейший жизненный путь Станюковича и он отказался от карьеры военного.

  Прошла неделя после трагической гибели на Малаховом кургане адмирала Нахимова, но Севастополь жил пока по старому,новый командующий в город еще не прибыл. Все так же по утрам собирались совещания в штабном блиндаже, правда адмирала временно заменял Тотлебен, которому буквально на днях присвоили чин генерала.

  Очередной военный день закончился, но для унтер-офицера Михаила дежурившего сегодня на узле связи в штабе работа только началась. В эту ночь следовало протестировать первую в России, да и в мире тоже, систему беспроводной связи. Александр все же не удержался от соблазна, когда еще в его руках будут необходимые средства, и решил попробовать "изобрести радио" – катушки Румкофа у него уже были, так зачем же дело стало? "Посвященных" было трое, он сам, начальник, да Мишка, более никого решили не привлекать. Одна станция помешалась на узле связи в штабе, другая в помещении городского телеграфа. Работы по новой технике пока проводили только ночью, чтобы не привлекать к себе излишнего внимания, обе точки располагались на естественных возвышенностях, но в штабе пришлось задействовать для антенны мачту флагштока.

  Все прошло как нельзя лучше, сначала были проблемы но благодаря консультациям по телефону и малой толике везения все заработало как надо. Чудной этот Сашка, приплел какого-то немца, первая радиограмма была: "Генрих Герц зпт. радио". Велено записать на специальный бланк для истории, словно потом этого сделать нельзя.

  В отличие от своих начальников бывший кантонист смотрел на дальнейшие карьерные перспективы оптимистически. Перебираться в Питер ему не хотелось, тут хоть и провинция, зато южный приморский город, а уж девушки какие, вряд ли "северная столица" в этом плане лучше. Нет он останется здесь в Севастополе, война рано или поздно закончиться, и ему уже совсем немного осталось до бессрочного отпуска с зачетом введенного в позапрошлом году положения "месяц за год". Жаль только повоевать толком не дали, говорят ты молод, еще успеешь... Михаил отыскал в тайнике, оборудованном в одном из ящиков стола небольшую картонную коробочку. Недавно он пристрастился к курению, сигареты получили в ту пору большое распространение в Крыму, сперва через пленных и в качестве трофеев, а затем и свои маркитанты стали привозить большими партиями. Вот только приходиться прятать новое увлечение от грозного Петровича, не одобряет начальник такое новомодное "баловство". Разминая в руках бумажную трубочку он неторопливо направился к выходу, сейчас перекурим и надо разобрать установку, чтобы поутру никто из любопытных штабных не заметил необычного оборудования.

  Его глаза еще не успели толком освоились с ночным мраком в ходе сообщения, но он уже разглядел примерно в десяти шагах далее красную точку, огонек располагался примерно на уровне лица. Удача, а он как раз забыл кремень с огнивом, а возвращаться обратно в блиндаж было лень. Не иначе еще один любитель сигарет полуночничает, отчего бы не разжиться огоньком у него?

  -Ваше высокоблагородие, огня не одолжите? -обратился Мишка к темному силуэту, ночь сегодня хоть глаз выколи безлунная, лица собеседника не разглядеть. Это может быть только кто-то из штабных офицеров, а с ними отношения у телеграфистов хорошие и "вздрючки" за свои не совсем уставные действия он не ждал.

  -Пожалуйста братец бери, смотри не обожгись!

  -Откуда столько огня? -промелькнула в голове у Мишки последняя в его жизни мысль, прежде чем могильный мрак проглотил все вокруг, выстрел оборвавший его жизнь он так и не услышал.

  Часовой возле офицерского блиндажа услышал негромкий хлопок, повертел головой по сторонам, но ничего необычного не заметил. В небе над ними как раз пролетала очередная ракета, это зрелище отвлекло надолго вчерашнего крестьянина от поиска источника необычного звука: "Зараза анафемская!". Сплюнув в сердцах он погрозил кулаком вслед огненной гостье, точно пытаясь отклонить ее от города.

  Главный севастопольский телеграфист, как в шутку его величали офицеры в штабе Нахимова, Николай Петрович Федоров встал сегодня рано еще до рассвета. В последний год кроме ревматизма нажитого на длительной и беспокойной «царевой службе» его стали донимать еще и нехорошие предчувствия усилившиеся в последний месяц после гибели адмирала, отсюда и бессонница. В холостяцкой квартирке кроме него никого не было, от положенного по чину денщика он отказался не желая отбирать людей из строя, а своих дворовых для услуг никогда не водилось. Проделав машинально привычный утренний туалет, он оделся в дорогу и в самый последний момент, ведомый вдруг прорезавшимся шестым чувством, повесил на пояс кобуру с револьвером. Никогда ранее он оружия с собой на службу не носил, за исключением разве что форменной полусабли, а вот сегодня словно приказ получил от некоего неведомого ангела-хранителя. У них в подразделении только один Сашка с явным удовольствием постоянно таскает при себе такую тяжелую и бесполезную «дуру», остальных приходиться заставлять силой.

  Беглый взгляд на карманные часы, подарок родственников, – он слишком долго провозился с оружием и портупеей, потерял на этом целых десять минут. Не беда, всегда можно немного срезать путь, какой смысл добираться до штаба по дороге петляющей буквой "зю" между холмов и балок, когда можно пройти напрямую через пригород. Он свернул в сторону, теперь поневоле приходилось рассматривать дома разбитые ядрами и бомбами по обе стороны улицы. Никого, ни единой живой души, только облезлая собака греется в лучах встающего из-за горизонта солнца на пороге убогого домишки. А ведь когда-то, совсем недавно здесь жили люди, следы их пребывания остались повсюду, безжалостное время еще не уничтожило их окончательно.

  Неожиданно за спиной он услышал быстрые торопливые шаги, словно за ним гнались. Может быть за начальником спешит посыльный с центрального городского телеграфа со срочным поручением? Он развернулся, но сзади вместо знакомого запыхавшегося краснолицего солдатика увидел офицера – того самого питерского князюшку М. Вот так встреча! Вместо привычной ласково-угодливой маски на породистом и холеном лице питерца играла зловещая улыбка словно у хищника настигающего жертву. И вот тут наконец Петрович понял все до конца, в его голове словно фантастическая мозаика сложилась из отдельных фактов-фрагментов и слухов. В этом безумном пазле нашлось место и сомнениям Пирогова, знаменитый хирург сразу высказал немалое удивление по поводу пули сразившей адмирала на бастионе... и шифрованным телеграммам, которыми питерский гость постоянно обменивался с неизвестным корреспондентом в Петрограде, и еще...

  -Сука!!! -бессильно прохрипел он и попытался выхватить револьвер, уклонится от выстрела было немыслимо, из разделяло всего пять или шесть шагов. Не успел совсем немного...

  Его преследователь на ходу ловко выхватил из-за борта шинели небольшой изящный револьверчик, словно стальную вороненую игрушку, и утреннюю тишину прорезали два торопливых выстрела. Конец, как глупо и быстро... пальцы еще пытаются сами по себе извлечь неудобное тяжелое оружие из кобуры, но перед глазами уже не ненавистная харя торжествующего врага, а проносятся образы жены и детей, бесконечно далекие на фоне голубого неба. Сознание медленно покидает тело подталкиваемое невыносимой болью и только досада за последнюю трагическую ошибку еще удерживает из последних сил подобие жизни...

  Хладнокровный убийца, впрочем князь М предпочитал для своей деятельности более обтекаемый термин «ликвидатор», недолго простоял над остывающим телом врага, прикидывая, а не нужен ли контрольный выстрел в голову? Нет этот готов, такого промаха как с пацаном он больше не допустит никогда, теперь осталось только скрыть следы преступления в одном из заброшенных полуразрушенных домов. Разоблачения он не боялся, местным жандармам строжайше велено в деятельность князя М не вмешиваться ни под каким предлогом, а полиции и подавно опасаться не стоит, ее уже давно в осажденном городе нет. За порядком на этой стороне бухты надзирает импровизированный «городской караул» из оставшихся обывателей под начальством двух актеров местного театра Пилони и Дрейсиха. Эти клоуны не осмелятся даже заподозрить князя и представителя его императорского величества в предосудительном деянии, не говоря уж об аресте. Еще пара-тройка таких «ликвидаций» и можно будет вернуться обратно в Петербург, там давно с нетерпением ждут «кризисного менеджера», для кого-то очень влиятельного он стал последней надеждой. Матерясь вполголоса и ломая ногти на длинных тонких пальцах князь отволок труп в ближайший дворик и на скорую руку закидал строительным мусором. Что за страна? Невозможно подобрать нормальных помощников, пока все приходиться делать самому лично. Нашел вроде одного сообразительного, но пришлось вскоре от него избавиться – подонок начал шантажировать «хозяина», угрожая сдать властям. Он уже отряхивал одежду и вытирал испачканные кровью руки носовым платком, как вдруг вспомнил, что забыл сымитировать ограбление. Пришлось вернуться на место преступления и забрать кольт, часы и бумажник погибшего. Массивный и неуклюжий американский револьвер он закинул в старый колодец на обратном пути в город, а остальные вещи просто бросил на дороге, пусть расследование, если вдруг все же соберутся провести, выйдет на ложный след. Карманный хронометр с дарственной надписью, вещь приметная, рано или поздно всплывет у местных барыг, и тогда вина за убийство безусловно падет на грабителей и мародеров.