Текст книги "Опалы Нефертити"

Автор книги: Петр Бобев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 14 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]

Крум покачал головой.

– Бурамара не ошибается. И ты так же ему веришь, как и я. Жалко, что сейчас все реже встречаются такие виртуозы. Контакты с цивилизацией притупляют их способности читать следы.

– В последнее время я замечаю, – язвительно сказал Том, – что и наш виртуоз начинает издавать фальшивые нотки. Или на него тоже повлиял городской комфорт... Или, может, склероз...

Ветер внезапно усилился. Хотя и с запозданием, кукабурра и в этот раз не ошиблась. Из раскаленной пустыни несло жаром, как из открытой печи. В воздухе заклубилось облачко пыли.

– Земля Австралии летит к морю, – шутливо заметил Крум, провожая взглядом темное облако.

Он не договорил, потому что к нему подошел Бурамара, еще более замкнутый, еще более мрачный.

– Это был не дикарь! – проговорил он тихо, но решительно.

Крум снова уловил в его голосе знакомую боль.

– Его убил белый человек!

Том засмеялся своим угрожающим смехом, от которого трепетали на допросах арестанты.

– С тобой что-то происходит, Бурамара! Ты ночью случайно не приложился к бутылке? У белых людей есть револьверы и ружья. Они не мечут копья.

Чернокожий не ответил. Цвет кожи давно научил его сносить унижения. Это не произвело особого впечатления и на Крума. Начальник его всегда был таким. Плохо, если в чем-нибудь ошибешься и подвернешься ему под горячую руку. Он не наказывает, не ругает. Но насмешки его невыносимее любого наказания.

Ветер усилился. Красноватого цвета облако, которое медленно надвигалось с востока, заслонило солнце. Песчаная пыль начала забиваться в глаза, в горло. До них донеслась далекая приглушенная музыка, грустная песня песков, одновременно угрожающая и благозвучная. В отдельных местах начали подниматься пылевые смерчи.

– Давайте-ка двигаться обратно! – предложил Том Риджер, растирая воспаленные от пыли глаза. – В «Сити» разберемся.

Крум возразил:

– Лучше еще несколько минут побудем здесь! Проверим выводы Бурамары. А то после бури никаких следов не останется.

Следопыт не дал ему договорить.

– Я готов! – сказал он.

Крум одобрительно взглянул на него. Том также кивнул головой, сжав губы в решительную складку.

Бурамара начал:

– Убийца попытался замести следы, как если бы зачеркивал строчки в книге. Но Бурамара разобрал написанное. С трудом, но прочитал.

Он не смотрел им в глаза. Только капли пота, стекавшие по его грубому лицу под широкополой шляпой, стали крупнее, то ли от напряжения, то ли от жары. А может, ему нездоровилось?

– Скорпиончик шел быстро, – продолжил следопыт. – Шаг широкий, песок отброшен далеко назад. Здесь он остановился. Обернулся. Следы ног на одном уровне, но расстояние между ними шире. Значит, он стоял вот так!

И он занял позу человека, который ожидает нападения, и вытащил пистолет. Затем он продолжил рассказывать, для большей убедительности показывая каждое описываемое действие.

– Убийца бежал. Следы носков обуви глубже. Когда он увидел направленный на него пистолет, остановился. Поднял руки. При этом тело давит на переднюю часть ступни, и там отпечатки глубже. Если поднимешь только одну руку, одна нога оставляет более глубокий след. Они заговорили. Убийца опустил руки и приблизился. Скорпиончик спрятал пистолет. Оба они сели вот на этот камень. Убийца был тяжелее. Он стер больше пыли в камня. Закурили. Вот пепел. Вот один окурок, вот второй. Потом поднялись. Между ними произошла ссора. Следы наступают друг на друга, и они то мельче, то глубже.

Том пошутил:

– Жалко, что он не европеец. А то писал бы чудесные сценарии для детективных фильмов. Превзошел бы Конан Дойля. Судя по тому, как он дал волю своему воображению, я не удивлюсь, если он обвинит в убийстве кого-нибудь из наших, а может, даже тебя или меня. Для большего эффекта.

Крум, который полностью доверял следопыту, на этот раз тоже заколебался. Он был полицейским, а значит, никому не должен был доверять, даже ближайшим друзьям, даже самому себе. Был случай, когда преступление совершил полицейский, страдавший раздвоением личности. Он снова взглянул на нож Бурамары. Связь с убийством Билла Скитальца становилась все более очевидной. Туземцы, как все угнетаемые люди, имеют склонность преувеличивать. Может, и Бурамара...

А Бурамара, словно не слыша насмешки инспектора и не замечая колебания его помощника, продолжал рассказывать, как будто читал написанное и подшитое в папку следственное досье, подкрепленное показателями свидетелей и признанием обвиняемого:

– Тогда убийца приставил дуло пистолета к груди Скорпиончика и выстрелил. Скорпиончик упал лицом вниз. Вот кровь, присыпанная потом землей. Убийца перевернул его на спину, чтобы обыскать. Взял то, что ему было надо. Потом разулся и пошел босиком. Срезал одну прямую ветку вон с той акации, заострил ее как копье туземцев, оттащил убитого на песок и воткнул копье ему в спину, в рану от пули. Несколько раз обошел вокруг этого места, чтобы оставить побольше следов босых ног, и попытался замести старые следы метелкой из веток. Попытался, но не смог. Только человек, который видит следы, может их замести. Когда он их не видит, он только разбрасывает песок, все равно что черкает между строчками, а не по самим строчкам.

Крум прервал его:

– Ты уверен, что следы босых ног оставил не абориген?

–У чернокожих ступня шире. И большой палец отставлен дальше. Они ходят по раскаленной земле спокойно, а белый семенил и ковылял. Дайте мне закончить, а потом спрашивайте! Убийца вернулся к трупу и там тоже замел следы, только еще хуже. Чтобы можно было подумать, будто их заметал туземец, но чтобы были видны и отпечатки босых ног. Потом побежал на восток, вон до той скалы, а оттуда двинулся на запад, ступая все время по камням в надежде, что на них не остаются следы. Он дошел до места, где оставил обувь, обулся и пошел дальше на запад.

Том Риджер молчал, упорно разглядывая землю под ногами. Когда следопыт закончил, он спросил его:

– Бурамара, самое важное из того, что ты сказал, это то, что Скорпиончик был убит пулей, а не копьем. Вот в этом ты и убеди меня, докажи, что преступление совершил не дикарь.

– Докажу! – сквозь стиснутые зубы произнес Бурамара. – Идемте!

Он отвел их к трупу.

– Смотрите! Одежда вокруг раны опалена. Наклонитесь! Все еще пахнет порохом.

Двое полицейских стояли задумавшись. Несомненно, выводы были убедительны. Том Риджер положил руку на плечо Бурамары.

– Остается, чтобы ты сказал мне еще одно. Кто его убил?

Тогда Бурамара поднял голову.

– Ты! – произнес он глухо, но решительно.

Том Риджер, овладев собой, сжал губы в тонкую линию. Да, недооценил он способности следопыта. Ледяным голосом он произнес:

– Бурамара, у меня нет времени на плоские шутки. Если ты знаешь что-нибудь, говори! Или молчи!

– Я знаю, что убийца – ты! Ты надел ботинки Гарри. Но ты тяжелее его. И ступаешь на внешнюю сторону ступни. По этому я догадался, что это был не Плешивый, хотя обувь и его. Я знаю и след твоей босой ноги. Знаю, как «дикари» делают копья. Знаю, какую марку сигарет куришь ты и какую Плешивый. Нашел я и гильзу от твоего пистолета. Знаю, что боек твоего пистолета бьет капсули немного в сторону. А кроме того, твои глаза сейчас говорят, что я прав.

Опомнившись от удивления, Крум Димов стиснул зубы. Первой его мыслью было: «Эх, Бурамара! Зачем ты усложняешь мне жизнь?» Но потом в нем пробудилось его гражданское сознание. Он все еще оставался полицейским. По крайнем мере, гражданином. А напротив него стоял убийца. Крум потянулся за оружием. Но Том Риджер, который давно уже ожидал этого момента, опередил его.

– Не шевелись! – крикнул он, направляя на Крума свой пистолет. – Давай объяснимся!

Пораженный неожиданным открытием, Крум вымолвил:

– Какие могут быть объяснения! Я должен тебя арестовать!

Том возразил.

– Верно, я его убил. Но ты знаешь, почему?

– Для меня это не важно. Объяснишь в суде.

– Нет, важно! Скорпиончик – вор. Он выкрал опал у Гарри Плешивого. И я преследовал его как вора. Он отказался вернуть опал, угрожал убить меня, и я, прибегнув к законной самообороне...

– А зачем ты потом воткнул в рану копье?

– Из-за тебя. Чтобы ты встал на нашу сторону в борьбе против дикарей. Я видел, что ты колеблешься. А необходимо очистить от них окрестности. Иначе они не оставят нас в покое.

Эти ответы вовсе не были приемлемыми, но все же это были хоть какие-то ответы. Крум задал свой последний вопрос:

– А почему тогда ты не вернул опал Гарри? Почему промолчал?

– Если бы я это сделал публично, ночью кто-нибудь его бы прихлопнул. А остаться с ним наедине мне не удалось.

– Все равно я должен тебя арестовать! – упрямо повторил Крум.

Том Риджер отступил на несколько шагов, не опуская оружия. Он знал силу этого обыкновенно миролюбивого болгарина.

– Если ты выдашь меня суду, я и тебя потащу за собой в тюрьму. Покажу чек и скажу, что ты был моим соучастником в торговле египетскими «находками». Назову случаи, когда ты освобождал пойманных мошенников.

– Я отпускал их под твою ответственность.

– Что, уже начал оправдываться? – засмеялся Том. – Это ты и будешь доказывать в суде.

Крум заколебался. Действительно, во время следствия его доверчивость может быть истолкована как соучастие. Возникла реальная опасность, что в тюрьму попадет и он.

Бурамара, выполнивший поставленную перед ним задачу и вновь замкнувшийся в скорлупе своей безучастности, проговорил:

– Идет вилли-вилли!

«Вилли-вилли» – это смерч, ужас песчаного океана. Но, словно не услышав его на этот раз, инспектор вдруг заговорил добродушно и примирительно:

– Крум! Останемся друзьями! Скажем, что это дикари, и точка! Станем компаньонами, ведь мы же друзья! Если мы будем с тобой вместе, ни один из тех негодяев не посмеет нам слова сказать. Мы потребуем десять процентов добычи. А кто откажется, того прогоним. У меня уже есть там несколько надежных ребят. Только ты еще мне необходим. Разбогатеем, станем миллионерами...

Крум процедил сквозь зубы:

– После Билла Скитальца и Скорпиончика кто на очереди?

Том затряс головой.

– О Билле я и правда ничего не знаю. Но думаю, что это дикари. Ну, соглашайся! Дай руку! И весь мир будет наш!

Внезапно резким движением Крум выхватил пистолет. Однако противник опередил его. Том нажал на курок. Одновременно с грохотом выстрела Крум бросился на землю, а Том отступил назад, не переставая стрелять в Бурамару, который как кенгуру метнулся за ближайшую скалу. Но тут Крум приподнялся на локтях и, направив на Тома пистолет, крикнул:

– Прекрати огонь! Стрелять буду!

Том знал, что прицел Крума безошибочен. Поэтому он заспешил. Выстрелил еще раз. И, конечно же, с такого расстояния промахнулся. Он был плохим стрелком.

В его сознании мелькнула слабая надежда: «Тарелочка» не способен убить человека.

Крум спустил курок. Однако, верный себе, он послал пулю не в тело преступника, а в его руку. Пуля пробила мякоть между большим и указательным пальцами, и пистолет выпал из руки Тома. Обезоруженный, видя, как с одной стороны Крум снова взводит курок, а с другой Бурамара приготовился метнуть свой нож, Том Риджер обезумел от страха. Он бросился назад и, не дожидаясь, когда его верблюд опустится на колени, вскочил в седло. И тут ему пришла в голову мысль. Он погнал перед собой верблюдов своих врагов, чтобы те не смогли настичь его.

И только сейчас он заметил, что вокруг уже бушевала буря. Его оглушил ее грозный рев. Дюна, которая была перед ним, словно ожила. Вдоль ее гребня как дым начало куриться облачко песка. Задымились и другие дюны. Небо, зловеще красное, как бы придавило землю. Песок кипел как вода в котле. Багровая мгла поднялась и заволокла солнце, которое еще некоторое время продолжало плыть, словно огненный шар в песчаном хаосе, пока не угасло.

Том Риджер спешил выбраться из пустыни, выйти на дорогу к лагерю, опередить самум. Он перевязал платком раненую руку, а другой ухватился за поводья. Перепуганные, как и он, верблюды отфыркивались, выдувая из ноздрей набившуюся пыль. Но вдруг у него мелькнула мысль – куда он едет? Не был ли он уже здесь раньше? Гудящий ветер еще не успел замести следы трех верблюдов, и он понял, что они шли кругами.

И вот сквозь кровавую мглу он увидел «вилли-вилли». Словно засасываемый гигантской воронкой с широким концом наверху, песок взвивался ревущим смерчем и подобно чудовищному канату устремлялся ввысь, туда, где должен был быть синий небосвод, но сейчас клубился тот же самый песок, который засасывал ноги животных, забивался под одежду, в рот, глаза и уши. Дикари представляют небо в виде мужчины с ногами эму. «Вилли-вилли», смерчи, – это и есть его страусиные ноги.

Том почувствовал, что задыхается. Сердце его неистово колотилось. Легкие были забиты пылью. Губы потрескались и кровоточили. Горло саднило. Во время бури дикари ложатся на землю, обматывают головы травой и ждут ее конца. Но он не мог ждать.

Единственная радостная мысль мелькала в его сознании среди этого ужаса стихии. Верблюды были с ним. А Крум и Бурамара должны были идти пешком. Крум, к тому же, ранен. Да, буря может ему помочь, убрать их с его пути.

Лишь бы выбраться! Лишь бы уцелеть! Добраться до «Сити», собрать людей, убедить их в том, что Крум на него напал, и тогда они пойдут за ним. До сих пор он считал своего помощника легкомысленным юношей, которым можно вертеть как заблагорассудится. И вдруг тот выказал такую твердость! Впрочем нет – на этот раз действительно совершил глупость! Для чего им воевать друг с другом? Какой в этом смысл?

А буря все усиливалась. Животные уже не могли держаться на ногах. Тогда они легли на землю и спрятали морды между передними ногами. Спрыгнул на землю и Том Риджер и укрылся между верблюдами от ветра. Голову он обмотал попоной, успев заметить, что смерч приближается. Песок закипел. Пустыня словно обезумела, извергая в воздух тучи песка и при этом сотрясаясь с грохотом, подобным орудийной канонаде.

Несчастный почувствовал, что погибает. Ему не хватало воздуха. Голова раскалывалась от боли. Перед глазами проносились кошмары, один другого ужаснее. То ему казалось, что он, лежа на огромной лопате, летит в раскаленную печь. То – будто он попал в мутную реку и огромный крокодил схватил его голову и, сжимая челюсти, тащит его вниз, на илистое дно, а зубы все глубже и глубже впиваются в его череп.

Верблюд, что лежал рядом с ним, тоже задыхался. Песок засыпал их тяжелым, раскаленным сугробом. Ветер наметал над ними новую дюну...

Два часа спустя

буря прошла. Грохот ее затих как раскаты далекого грома. Багровая мгла рассеялась. Гнувшиеся к самой земле под напором воздуха травы и кустарники распрямились, стряхнув осевший на них песок. Небосвод снова засиял огненным блеском. Солнце обрушило на землю свой жар.

Бурамара высвободил голову из травы, которой он ее обмотал. Потом толкнул Крума, лежавшего с ним рядом.

– Все кончилось!

Раненый с трудом поднялся. Рука его болела нестерпимо. Кровь перестала идти, запеклась, и рубашка прилипла к ране. Каждое движение причиняло ему резкую боль.

Он попытался встать и упал на колени. Ослаб от потери крови.

– Останемся здесь! – сказал Бурамара. – Пока ты не почувствуешь себя лучше. Крум встрепенулся.

– Нет! Я не имею права лежать здесь! Мы должны его опередить. Если он будет там раньше нас, то соберет свою шайку и они еще по дороге нас прикончат. А там Мария, одна...

– Тогда хотя бы похороним Скорпиончика! – предложил Бурамара.

Крум не стал возражать. Это было совсем естественно. Он подождал, пока следопыт вырыл в песке глубокую яму, опустил в нее тело несчастного и потом засыпал ее песком. Сверху он воткнул в песок две ветки, сложив их крестом.

Крум снова попробовал встать. Бурамара поддерживал его. Так, опираясь на плечо следопыта, Крум двинулся в обратный путь.

Метис остановился.

– Подожди, давай я перевяжу тебе рану!

Он осторожно усадил Крума на камень и сбегал к ближайшему эвкалиптовому кусту. Сорвал несколько листочков, потом промыл рану водой. Разорвав рукав, наложил на рану листья и перевязал руку куском ткани.

– Так-то лучше! – сказал он.

И повел, вернее, понес его дальше.

Недавно еще мертвая и безжизненная, степь оживала. Укрывшиеся от гнева стихии животные вылезали из своих убежищ. Куда ни посмотришь, всюду виднелось множество живых существ: кенгуру, эму, козы, попугаи. Больше всего было попугаев: черные, желтые, красные, зеленые, они прыгали по кустам, перекликались друг с другом, качались, уцепившись клювом за ветки. Великое множество змей, ящериц, скорпионов ползало по земле. В воздухе носились тучи насекомых.

Превозмогая боль в руке и лихорадочную дрожь в теле, едва шевеля потрескавшимися губами, Крум спросил:

– Бурамара, ты уверен, что это Том?

– Когда я не уверен, то молчу!

– Но как ты узнал, что это он, когда, кроме всего прочего, он был в чужой обуви?

– Я видел его вчера вечером. Тогда еще подумал: для чего это он переобулся? А сегодня понял, для чего. Всю дорогу смотрел на его следы. Одни вели за Скорпиончиком, другие возвращались.

– А почему ты решил, что это Том преследовал Скорпиончика, а не наоборот?

– Ну, это же совсем просто! Любой черный ребенок тебе это скажет. Следы Тома отпечатались поверх следов Скорпиончика.

Изнемогая от усталости и жары, Крум попытался улыбнуться:

– Чудесный дар у тебя, Бурамара!

Следопыт ответил не сразу. По лицу его снова пробежала знакомая тень. Круму показалось, что он простонал.

– Дар! Как у борзой! Охотник выпускает ее гнать дичь. А я всю жизнь мечтал быть человеком, а не борзой.

– Нет, дружище! – попытался успокоить его Крум. – Совсем не то же самое, что у борзой. Она только вынюхивает следы. Не размышляет. А у тебя совсем другое. Логика. Суждения. Разумные догадки, для которых ты находишь объяснение. Если бы ты был в Европе, стал бы...

– Дело не в том, что я не в Европе, – прервал его Бурамара. – А в том, что я не европеец...

Крум замолчал. На это ответить ему было нечем. Но душа его бунтовала. Он не хотел признавать, что цвет кожи должен разделять людей. Почему они не делятся по цвету волос, по цвету глаз? Почему могут считаться равноценными блондин и брюнет, но не чернокожий, желтокожий и белый? Даже если белые более развиты интеллектуально. Разве ему не встречались белые, по своему умственному развитию не превосходящие самого примитивного туземца? А Крум изучал и психологию австралийских аборигенов. Часто в шутку, когда какой-нибудь опьяненный своим расовым превосходством гордец говорил ему о «дикарях», он вежливо просил того разъяснить ему структуру их брачных групп или их «примитивное», дьявольски сложное мировоззрение. Но настолько интеллигентного европейца он еще не встречал, а для дикаря это элементарнейшие познания, несоблюдение которых могло ему стоить дорого.

Бурамара прервал его размышления:

– Ты говоришь – дар! А я считаю —мука! Ты видишь только то, что перед твоими глазами в настоящий момент. А я вижу все: и то, что есть, и то, что было недавно, и вчера, и позавчера. Я вижу и то, что вскоре произойдет. Вот, смотри! Совсем недавно здесь пробежал молодой кенгуру. А за ним – две собаки динго. Они догонят его, потому что он слабый. Я вижу, как они его разорвут. Первой на него набросится самка, потому что самец прихрамывает и отстает. Вся степь кишит передо мной теми животными, которых я вижу, и теми, которых я не вижу. Взор мой затуманивается, голова идет кругом.

Полупустыня постепенно обрастала деревьями, действительно редкими, какими обычно бывают эвкалиптовые леса. Это скорее парки, а не леса. Среди красных эвкалиптов начали встречаться дубы, акации, отдельные бутылковидные и травяные деревья. На оголенных гребнях холмов, где не было достаточно влаги, стояли, ощетинившись, словно запущенные, неподстриженные живые изгороди, поросли кустарника – скрэба.

Бурамара показал пальцем.

– Дриандра!

Крум увидел небольшой куст. Кенгуру валлаби уткнулся мордой в цветы, росшие на нем, и слизывал с них нектар. Он знал от своей сестры, что так кенгуру опыляют растения. Удивительная страна Австралия. Один переселенец из Европы писал: «Здесь все наоборот. Рождество – во время жатвы. Большинство цветов не пахнут. Есть млекопитающие, которые несут яйца, и деревья, которые не отбрасывают тени. Движение на дорогах левостороннее. Зайцы – бедствие, а лисы – полезны. Млекопитающие опыляют цветы, как пчелы».

Наверное, и люди помогают опылению некоторых растений. Потому что, например, в цветах одного австралийского кустарникого растения – дорианте, собирается по ликерной рюмке нектара. Даже человек может этим утолить жажду.

Так же, как обитатели Олимпа, которые пили нектар, питались амброзией и становились от этого бессмертными. А почему же не бессмертны тогда аборигены, которые очень часто утоляют жажду нектаром дорианте?

Крум сам почувствовал, что это уже были не мысли, а начинался бред. Он вдруг понял, что почти всей тяжестью висит на плече своего товарища, и предложил ему сесть отдохнуть в тени эвкалипта.

Бурамара потащил его дальше.

– Не здесь! С него падают ветки.

Есть и такое дерево в Австралии. Другие сбрасывают с себя только листву. А эти – целые ветки, которые могут даже убить человека, раздавить грузовик.

Они отошли подальше. Крум улегся на землю. Забылся. И в забытьи снова увидел Скорпиончика и Билла Скитальца. Вот они! Гонятся за ним. С ножами. С пистолетами. Он бежит. Прыгает среди волн. Пытается взобраться на доску серфинга. А ему навстречу несется акула. Раскрывает пасть. Но нет, это уже не акула. Это Том Риджер. Он стреляет. Потом вонзает в рану туземное копье...

Проснулся он к вечеру. На западе солнце скрывалось за выщербленной скалистой громадой гор Радужной Змеи. На востоке лежала пустыня, над печальными просторами которой возвышались красные каменные глыбы, отбрасывая длинные черно-фиолетовые тени. Песчаная грудь пустыни была изрезана зловещими шрамами «криков» – пересохших речных русел, заполнявшимися наступающим мраком, который поднимался, как при наводнении, готовый выйти из берегов и залить весь мир. Под последними лучами солнца песчаные склоны светились, словно раскаленные угли, а в мареве над их пламенеющими гребнями переливалось многоцветное сияние.

– Пойдем! – прошептал Крум.

Они двинулись дальше. Вскоре солнце зашло. И сразу же на них дохнуло прохладой ночи. Освеженный ею, преодолев сотрясавший его ранее озноб, Крум заспешил, опираясь на плечо Бурамары. Он шел и не думал, куда идет. Бурамара не может заблудиться. Если бы Крум был один, он наверняка бы погиб. Но со следопытом он дойдет. Лишь бы добраться до лагеря раньше убийцы.

Словно прочитав его мысли, Бурамара успокоил его:

– Верблюды не пошли по направлению к лагерю.

С короткими передышками они шли всю ночь. Крум и думать не мог о том, чтобы отдохнуть подольше. И чем ближе они подходили к лагерю, тем реже попадалась им на пути дичь. С распространением белой напасти животные уходили на восток, где все еще была зелень и пища. Смутная тревога закралась в его сердце. Неужели действительно права Мария? Лишь змеи и ящерицы все еще обследовали свои районы охоты, недоумевая, почему опустели норки мышей и крыс.

На рассвете, замерзшие и истощенные, они добрались до «Сити». Их встретили двое часовых – Джонни Кенгуру и Гарри Плешивый.

Еще издали Крум спросил:

– Где Том Риджер?

– Еще не возвращался, – ответил Гарри. – Разве он тебя не настиг?

Не отвечая, Крум подошел к ним. Он знал, что Джонни Кенгуру был одним из самых верных людей Тома. Да и Гарри тоже. Поэтому он прошел мимо них, не снимая руки с пистолета.

Увидев Крума, Мария бросилась ему на шею. Какую ужасную ночь она провела. Проснулись и другие старатели, повыскакивали из своих хижин сонные, встревоженные и с любопытством собрались вокруг них. Перевязанная рука Крума еще более усиливала их беспокойство.

Крум лег на землю перед своей хижиной.

– Подойдите сюда! – наконец произнес он. – И слушайте! Судить будете вы! Толпа окружила его.

– Не тяни! Работа нас ждет.

Он заговорил, и на этот раз не снимая руки с револьвера.

– Мы с Бурамарой расследовали убийство. Это труп Скорпиончика.

Толпа зашумела.

– Убил его Том Риджер!

Из десятков грудей вырвались возгласы удивления, страха и негодования.

Гарри Плешивый прорычал:

– Вздор-то молоть всякий горазд. Ты докажи!

– Вот первое доказательство – сказал Крум, показывая раненую руку. – Когда Бурамара прочитал следы, Том выстрелил в меня.

Джонни Кенгуру метнул на него злобный взгляд.

– Если ты и на меня будешь так клеветать, я в тебя тоже пулю всажу.

– Нечего ссориться! – крикнул кто-то. – Сначала выслушаем его.

Крум продолжил:

– Скорпиончик выкопал хороший опал в шахте Плешивого...

При этих словах Гарри просипел:

– Я так и думал.

– И сбежал. Том его выследил и пошел за ним. До этого он сменил свои ботинки на ботинки Гарри. Чтобы запутать следопыта.

– Так, значит, для этого он попросил их у меня! – догадался Плешивый. – А мне наврал, что собственные ботинки натирают ему ноги.

– И для того, чтобы бросить тень подозрения на Гарри. Он убил Скорпиончика, забрал опал, всадил ему в спину копье, опять-таки для того, чтобы нас обмануть, и незамеченным вернулся в «Сити»...

Гарри наклонился над ним.

– А опал? Где мой опал?

– У него, конечно же.

Тогда Плешивый разразился потоком ругани:

– Негодяй! Убивает и грабит! Грабит друзей! Скотина! Динго!

Джонни Кенгуру выступил вперед.

– А я обвиняю Крума в том, что он убил Тома Риджера!

– Не мели чепуху! – обрезал его Крум.

– У меня такие же доказательства, как и у тебя! Пока он сам сюда не придет, я тебе не поверю. Крум приподнялся на локтях.

– Этого я от вас и хочу. Чтобы, когда придет Том, вы его арестовали. А потом нас обоих, в наручниках, отправите в Алису, в суд...

– На тебя я прямо сейчас надену браслеты! – просипел Джонни, подступая с наручниками наготове.

Крум направил на него пистолет, Бурамара выхватил нож. Мария тоже шагнула вперед с пистолетом в руке. Тогда Плешивый крикнул:

– Джонни, убирайся ты к черту! Не соображаешь, что это уж слишком?..

Неизвестно, чем бы кончилась эта распря. Половина искателей была на стороне Крума, остальные – за Джонни. И среди последних были самые опасные, самые горячие сорвиголовы.

Внезапно кто-то закричал:

– Где мои опалы? Кто стащил мою коробку?

При этих словах словно ток прошел по толпе. Все бросились к своим тайникам, забыв об осторожности, забыв, что таким образом они сами выдают, где спрятали опалы.

Мария наклонилась над братом. Дала ему воды и лекарство. Помогла поудобнее лечь.

– Какая была тревожная ночь! – сказала она. -Вас нет! Ни тебя, ни Бурамары... Ни Эму!.. Потом началось нашествие змей...

– Змей?

– Наверное, все хижины переполнены ими. Сегодня будем обыскивать окрестности. Одна укусила Джека. Я дала ему противоядие. Сейчас уже прошло. Часовые подняли тревогу. Если б ты только видел! Ползут со всех сторон. Забираются в хижины. А люди кричат, прыгают, топчут их ногами, режут ножами, бьют кольями. Всю ночь!

– Как ты это объясняешь?

– Если б это были динго, могла бы допустить, что это последствие белой гибели. Исчезла их добыча, травоядные. Но змеи? Они не едят людей. Да они еще и не почувствовали бедствия, еще могут терпеть голод. Мне все кажется, что кто-то умышленно напустил их на нас...

Крум обернулся к своему помощнику:

– А ты что скажешь, Бурамара?

Ни словом не обмолвившись о том, что он тоже устал, что и ему хочется отдохнуть, следопыт вышел из лагеря и принялся рыскать в кустарнике.

Мария умоляюще схватила брата за руку.

– Давай уедем, Крум! Не могу больше! Он беспомощно взглянул на нее.

– Прямо так? С незажившей раной?

– Сядешь на верблюда. Здесь становится страшно. И дело не только в белой гибели. Тут что-то другое. Не знаю, что. Но оно подстерегает нас... Да и наши люди. Они озверели, голодные. Сегодня будут есть печеных змей. А завтра? А послезавтра? На многие километры вокруг уже никакой дичи. Что они будут есть? Гнилую траву? Сейчас бы они и кукабурру съели. Фред Рыбка денег не берет. За мешочек риса требует опал. Пастор видит, что в шахте ему не везет, вчера принес оттуда-то кенгуру. Продал за опал. Люди грозятся пристукнуть торговца, который, не копнув ни разу, собрал уже больше всех опалов. Хорошо еще, что слуги его ночью дежурят. Скоро они все перебьют здесь друг друга. От жадности. И от голода. Вокруг нас уже белая пустыня. Не осталось ни одного зеленого листочка.

Шум, доносившийся из лагеря, усиливался. То там, то здесь раздавались вопли и ругань старателей, обнаруживших пропажу своих сокровищ.

– Я уже не сомневаюсь в том, что это вирус, – тяжело вздохнула Мария. – Это он уничтожает хлоропласты. А хлоропласты, лейкопласты и хромопласты – это, в сущности, одно и то же – мы называем их пластидами. Во время прорастания это лейкопласты. Под воздействием солнечного света они становятся хлоропластами, насыщаясь хлорофиллом, а перед увяданием превращаются в хромопласты. Хлорофилл в листьях замещается оранжевым каротином и желтым ксантофиллом. Здешние листья сразу же побелели, потому что уничтожены те компоненты, которые должны вырабатывать желтые цвета.

Не обращая внимания на нарастающий шум в лагере, захваченная своими рассуждениями, Мария продолжала:

– Эта болезнь распространяется как степной пожар. Скоро она опустошит оазис возле гор Радужной Змеи. Но и тогда не остановится. Потому что это только часть еще большего оазиса, района Алис-Спрингс...

– Там она должна остановиться, – отозвался Крум. – Вокруг простираются пустыни: на юго-востоке пустыня Симпсона, на северо-западе Гипсовая.

Девушка неуверенно покачала головой:

– Сомневаюсь я. У тли бывают и крылатые сородичи, а повсюду в пустыне есть растительность и жизнь. По крайней мере спинифекс. Для путешественников это дьявольская трава. Но для жизни вообще она – пионер, покоритель пустынь. Она захватывает песок, укрепляется на нем, останавливает дюны, прокладывая дорогу другим растениям. Но на этот раз спинифекс, к несчастью, окажется врагом человечества. По нему, как по мосту, вирусы пересекут пустыню. Необходимо как можно скорее вернуться в город рассказать, что мы знаем. И тогда начнем борьбу. Насекомых истребим инсектицидами. Гербицидами уничтожим спинифекс. Установив жестокий карантин, мы ограничим вывоз всех растительных продуктов из этого района.. Каждый потерянный час – это угроза жизни вообще... Нам придется мчаться наперегонки с крылатыми тлями, с цикадами и клопами, с жуками-долгоносиками. Стоит ветру отнести их в другую область, и они обгонят нас... Крум сочувственно покачал головой.

– Теперь я начинаю понимать. Явно, уезжать надо немедленно!

Но он тут же поправил себя:

– Я тебя отвезу. А сам снова вернусь сюда.