Текст книги "Русская трагедия"

Автор книги: Петр Алешкин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 6 страниц)

На улице собралась толпа. Милиционер сказал подъехавшим гаишникам, что у него на глазах произошло столкновение, что виноват водитель «Жигулей»: мчался на огромной скорости.

В больнице ироническое состояние не покидало Анохина. Он пытался шутить с медсестрами, когда они заводили на него карточку, с врачом, который, узнав, что он из Москвы, сказал:

– Понятно, что произошло. Долбали вас и будут долбать. Теперь жди, доить начнут. Знаешь, наверно, почему у нас не любят москвичей?

– Догадываюсь… Только я тамбовский, лишь живу там…

– На лбу это у тебя не написано. Наши ребята на номера смотрят.

– Я не виноват в аварии.

– У сильного всегда бессильный виноват! – засмеялся врач. – В Тамбове свои законы!

Голову зашили, обмотали бинтом. Он еле поднялся со стола от боли в груди. С помощью рентгена выяснили, что у него сломано три ребра. Врач сделал в грудь обезболивающие уколы и сдал Анохина медсестрам, которые привели его в убогую на вид палату.

Ночь Дмитрий не спал от боли в груди из-за сломанных ребер. Лежать было невозможно. Утром приехали к нему из Уварова два старых друга. Вместе с ними отыскали машину на милицейской стоянке, перевезли ее в мастерскую. В милиции Дмитрий написал свои показания о дорожно-транспортном происшествии. Ему снова подтвердили, что виновен водитель «Жигулей», но предупредили, что якобы тот утверждает, что Анохин разворачивался из крайнего правого ряда.

Через три дня Анохин вернулся в Москву, а через два дня позвонил в тамбовскую милицию, где шло следствие по дорожно-транспортному происшествию, и услышал:

– Срочно приезжай в Тамбов. Дело осложняется. Здесь объясним!

На тамбовских бандитов нарвался, решил Анохин. Вспомнил, что вид у водителя был соответствующий. И вел тот себя до странности спокойно. Следователь в Тамбове пояснил, что машина, которая врезалась в его «Мерседес», принадлежит заводу «Большевик». Нужно встречаться с директором, договариваться, а то они собираются подавать на него в уголовный суд.

– Они считают, что вы виноваты в ДТП. Не с той полосы разворачивались.

– В меня врезались со скоростью не менее ста двадцати километров в час так, что «Мерседес» развернулся на триста шестьдесят градусов, и я виноват! воскликнул Дима.

– Как теперь докажешь, с какой скоростью он ехал? – примирительно ответил следователь.

– Но вы же сами говорили, что виноват он.

– Свидетели нашлись, утверждают, что вы не с той полосы разворачивались, опустил глаза следователь. – Надо вам договариваться с директором Юшкиным Никитой Ивановичем. Очень уж он строг. Непременно хочет в суд подать. А зачем вам судимость?

Дмитрий позвонил в Уварово своим друзьям, рассказал о том, что услышал в милиции.

– Ты влип! – огорченно сказал ему давний друг. – Юшкина бандиты командировали на завод смотрителем. Он там один из директоров. Человек жестокий и жесткий. С ним лучше не связываться. Договаривайся как-нибудь!

Юшкин, человек крепкого телосложения, настоящий качок, суровый, действительно, жесткий на вид, заявил сразу:

– Пять тысяч долларов на бочку – и расплевались!

– Почему пять? – растерялся Дима. – Я готов отремонтировать за свой счет. Там и разбито-то на пятьсот долларов. Я же не виноват в аварии…

Юшкин, слушая его молча, быстро набрал номер на своем мобильном телефоне и сказал в трубку суровым тоном:

– Юрий Сергеич, он не считает себя виноватым. Заводим уголовное дело.

Юрием Сергеевичем звали начальника районного отдела милиции.

– Почему сразу уголовное дело? – засуетился Анохин. – Может, договоримся? У меня нет с собой таких денег. Я подумаю…

– Ладно, Юрий Сергеевич, он думать будет, – отключил Юшкин телефон и глянул на Дмитрия. – Три дня тебе на раздумья. Не привезешь через три дня, будешь должен шесть тысяч. Понял? Гуляй!

Подавленный, удрученный, потрясенный Анохин с первым же поездом вернулся в Москву. Ни на второй, ни на третий день он не поехал в Тамбов. Ему стало стыдно своей слабости в кабинете Юшкина, не готов он был тогда к такому разговору. Когда назначенный срок кончился, раздался звонок из Тамбова.

– Почему опаздываешь? Завтра ждем! – жестко сказал мужчина.

– Я не собираюсь приезжать. Машина ваша пострадала долларов на пятьсот. Ну еще за товарный вид готов добавить. Я собрал у друзей полторы тысячи долларов. Больше нет. Если считаете, что я должен вам больше, то подавайте в суд. Он решит, кто виноват и сколько надо платить.

– Хочешь суд? Будет суд! – бросил мужчина коротко и отключил телефон.

Через месяц пришла повестка в суд, и в тот же вечер раздался телефонный звонок.

– Анохин? – спросил незнакомый молодой и веселый голос. – Повестку в суд получил? Имей в виду, решение суда уже принято. Ты должен заводу шесть тысяч долларов плюс шесть тысяч долларов нам за судебные издержки. Без этих денег лучше не приезжай на суд. Назад не вернешься. И помни: баксы все равно заплатить придется. Через месяц будешь должен не шесть, а десять. Заупрямишься, сначала сгорит твой «Мерседесик», потом квартирка… Куда звонить, ты знаешь. И о детях помни! Помни о детях!

Ошеломленный Анохин не успел слова вставить, как из трубки ударили в ухо, взорвались короткие гудки. Дмитрий бросил трубку и ушел на кухню. Руки у него дрожали. В голове стучало. Что делать? Вспомнилось, что знакомый директор издательства рассказывал, как, когда на него наехали бандиты, написал заявление в ФСБ. На другой же день примчалась группа спецназовцев, установили в его кабинете скрытые камеры, жучки, но бандиты, видно, пронюхали про это и больше не беспокоили его. Вспомнил об этом Дима и сел за компьютер, начал писать письмо в ФСБ на имя директора.

На другой день Анохин отнес это письмо в приемную ФСБ на Кузнецком мосту.

Между тем подошло время суда. Дмитрий, конечно, на него не поехал, не стал рисковать. Он знал, что вначале судья должен был познакомить его с материалами дела, попытаться примирить истца с ответчиком, убедить их прийти к какому-нибудь приемлемому для обеих сторон решению без суда. Анохин думал, что в худшем случае его оштрафуют за неявку и перенесут заседание на другой день. К тому времени в ФСБ что-нибудь решат, помогут ему выйти из сложившейся ситуации.

В середине мая из Тамбова пришло короткое письмо, состоявшее из двух строчек, говоривших о том, что Октябрьский районный суд г. Тамбова направляет копию заочного решения суда по иску ОАО "Завод «Большевик» о взыскании ущерба. Заочное решение было напечатано на бланке и гласило, что "руководствуясь ст. 213-1 ГПК РФ, суд решил взыскать с Анохина Дмитрия Ивановича в пользу ОАО "Завод «Большевик» 164 723 руб. 44 коп. и возврат госпошлины в сумме 3257 руб. 24 коп. Решение может быть обжаловано в Октябрьский райсуд г. Тамбова в течение 15 дней. Решение вступило в законную силу 19.05.2000 г.".

Получил решение суда Анохин двадцатого мая, то есть когда оно уже вступило в законную силу. Дмитрий глянул на тамбовский штемпель на конверте. Отправлено письмо было одиннадцатого мая, хотя принято решение было четвертого. Все было сделано для того, чтобы он не успел опротестовать. И сумма, которую решили с него взыскать, была по курсу того времени равна шести тысячам долларов из цента в цент.

7

…Завтракали Дмитрий со Светланой на открытой веранде за тем же столом, где вчера провели вечер. Девушка была молчалива, но ласкова, нежна. Солнце поднялось над горами, освещало веранду, грело их теплыми лучами. Воздух был прохладный, легкий, свежий. Вода в озере ослепительно блестела, сверкал снег в горах. Спокойствие, красота, нега разлиты были вокруг. Дима чувствовал, что Светлана хочет заговорить с ним о чем-то важном, но не решается. Когда хозяйка принесла им кофе в высоком пластмассовом кофейнике, Анохин, наливая его девушке в чашку, ласково погладил ее по руке, улыбнулся:

– Нежишься на солнышке, котенок!

– Ты помнишь, что вчера мне сказал? Может, ты вчера шутил, когда делал мне предложение? Или чтоб успокоить, сгоряча…

Он взял ее руку и засмеялся радостно:

– Не сгоряча, а от горячей страсти… У меня сейчас от счастья сердце так разбухло, что боюсь, разорвет грудную клетку. Мне хочется скакать козленком по горам, взлететь вон на ту вершину, кататься в снегу, чтобы остыть… Я лежал, не спал, сомневался, что ты сгоряча согласилась стать моей женой, а оказывается, ты тоже думала, что я сгоряча сделал тебе предложение. Я готов поверить в Бога! Когда он у меня, как у Иова, отнял все, чем я жил, что мне было дорого, и вдруг смилостивился и послал мне тебя… Конечно, все так стремительно произошло, поверить трудно, что это не сон, явь. Сладкая явь!.. Потому-то я так часто касаюсь тебя, чтобы удостовериться: не бред ли ты мой? Существуешь ли ты на самом деле? – говорил он, не выпуская ее руки из своей, словно, действительно, опасался, что если отпустит, то она исчезнет.

– Что с тобой произошло? Как ты потерял все?

– Я тебе все расскажу… Это долгая история… Будем считать, что у нас вчера произошла помолвка, а окончательное решение ты мне скажешь в конце пути. Хорошо?

– Я уже приняла окончательное решение. Я кажусь себе невесомой пушинкой даже сейчас, когда ты просто держишь мою руку в своей, когда просто прикасаешься ко мне!

Возвращались они на шоссе по горной дороге потихоньку, молчали. Анохин боялся расплескать свое нежное блаженное состояние после утреннего разговора, поглядывал на девушку счастливыми глазами и думал: неужели это моя жена? С ума сойти можно! Когда выехали на шоссе, где было жарче, чем в горах, помчались быстрее.

– Я тебе солгала, когда сказала, что не читала твои книги, – заговорила вдруг Светлана. – Подразнить хотела. Я их все читала… Твои книги и маме, и мне нравились. Я над ними и плакала, и хохотала…

В Долине Смерти стояла жуткая жара. Дул ветер. Нес пыль, песок. Полдня ехали по этому пеклу, только к вечеру, когда солнце стало кроваво-красным, коснулось своим краем равнины на горизонте, они вкатили в Лас-Вегас. Остановились на ночлег в мотеле напротив каменных скал казино "Остров сокровищ". Смыли дорожную пыль в душе, поплавали в прохладной воде и пошли через дорогу к высоким, крутым скалам, за которыми было казино. На одном уступе лежал скелет, на другом – распахнутый сундучок, из которого высыпались драгоценности: жемчужные бусы, золотые украшения. На вид трудно было догадаться, что скалы эти искусственные, что это просто стена казино. Перед входом в "Остров сокровищ" было большое озеро. Переходить его нужно было по деревянным мосткам, перилами которых служили толстые пеньковые канаты. Слева, метрах в десяти от мостков, у самой каменной скалы, стоял огромный корабль. Часть борта у него вверху и постройки на палубе были в саже, словно недавно на нем бушевал пожар. А справа, вдали, у другого берега озера, виднелся другой парусник, поменьше. Когда шли мимо скалы, Дима взглянул на расписание представлений. Бой начнется в одиннадцать часов. До него можно поиграть часочек.

В казино было прохладно. Тихо. Только из разных концов зала доносился звон монет, сыпавшихся из игральных аппаратов. Казино поразило Светлану своими размерами. Оно было огромным, как стадион. Конца-края не видно. Можно заблудиться. Казалось, что в нем расположились тысячи игральных аппаратов, множество рулеток, зеленых карточных столов, буфетов.

– Приступим, попытаем счастья? – смеясь, спросил Анохин, глядя, как девушка удивленными глазами обводит зал. – Ты что предпочитаешь? Рулетку, карты, одноруких бандитов?

Он играл, а сам подглядывал на часы. Минут за пятнадцать до представления прервал игру, ссыпал все монеты из стакана в карман и потянул Свету смотреть на сражение двух кораблей на озере у скал казино. Потом они любовались извержением вулкана возле холма-оазиса с пальмами, с бурной пенистой рекой, наблюдали за сражением богатыря с огнедышащим Змеем-Горынычем возле сказочного дворца с голубыми, розовыми, зелеными башенками, куполами. Такие дворцы обычно рисуют художники в детских волшебных сказках.

Всю ночь Анохин со Светой не спали, переходили из казино в казино. Их на улице было несметное количество. Каких только не было: и в виде огромного льва, и в виде древнеримских дворцов с огромным количеством скульптур, изображавших цезарей, и в виде древнеегипетских пирамид. И все они целую ночь переливались, играли разноцветными огнями. Улица от такого красочного многоцветия казалась сказочной.

Днем, на солнце, Лас-Вегас не производил такого впечатления, как ночью. Грустно возвышались раскаленные скалы "Острова сокровищ", жалко, побито торчал обугленный пиратский корабль. Монотонно шумел поток воды по камням с холма, поросшего пальмами. Ненужно, скучно вытянулась полукругом белая колоннада с римскими скульптурами. Застыл на жаре добрый старый коричневый лев, прикидывающийся грозным и сердитым. Дима прокатился напоследок по центральной улице Лас-Вегаса и выехал из города в сторону Большого каньона. Жара стояла неимоверная, но Свете хотелось ехать с открытым верхом, чувствовать теплый ветер на своем лице.

Грустновато было покидать сказку. Оба они были молчаливы. Непонятная печаль лежала на сердце Анохина. Вспоминались дети: Оля, Борис. После первой поездки в Лас-Вегас Дмитрий мечтал когда-нибудь привезти их сюда, показать сказочный город. Вряд ли теперь можно будет осуществить эти мечты. Когда он их увидит? И увидит ли вообще? От этих мыслей разрывалась душа. Он считал себя плохим отцом. Ему казалось, что слишком мало времени уделяет детям. Никогда не было времени. Всегда в делах, в бегах, в работе. Утешал себя, что Галя все время с ними. Почему так получилось, что Оля, девочка, тянулась к нему сильнее, чем сын? Дочке хотелось, чтобы он играл с ней, читал ей на ночь. А Боря был слишком послушный, смирный. Скажешь ему: не мешай, папа занят! И он не ждет повторения, поворачивается и уходит. А от Оли такими словами не отвяжешься, не отстанет, пока не поиграешь с ней хотя бы пять минут. Чудесная девочка! Теперь, думая о детях, Анохин был рад, что сумел настоять, чтобы они выучили английский язык. Он хотел, чтобы Оля окончила Плехановскую академию, чтобы потом могла работать у него в издательстве. Мечтал, что она когда-нибудь сменит его, станет руководителем.

Характер и задатки организатора у нее были. Борис помимо английского языка самостоятельно изучал хинди. Мечтал надолго уехать в Индию. В прошлом году Анохин отпустил его туда на две недели с группой московских школьников. И теперь Борис бредил Индией. Это увлечение сына не беспокоило Диму. Пусть. Может, станет известным исследователем этой страны. Чем плохо! Если сможет Анохин в Америке подняться, не утонуть, не исчезнуть в пучине, то, может быть, потом возьмет сюда Олю, поможет ей. Светлана славная, не станет ревновать к дочери! А он выживет, поднимется, в этом Анохин не сомневался. Года два-три упорного труда, и он снова пойдет в гору. Только бы не испортила детей Галя, пока он будет кувыркаться здесь. Мысль о Гале болью отдалась в груди. Сколько пудов соли они вместе съели, а он так и не разгадал, не узнал ее! Как странно и страшно! Неужели он такой слепец? Кажется, трудно понять, распознать человека, когда он ослеплен страстью. Но страсти к Гале никогда не было. Страсть была к Женечке. И Дима боялся страсти, сдерживал себя, чтобы еще раз не вляпаться.

Галя ему нравилась, всегда нравилась. Любил ли он ее? Да, любил, любил спокойной любовью. Ему хорошо было дома, несмотря на частые ссоры с ней, на свои нервные срывы. Они были разные люди. Анохин сначала надеялся, что Галя станет его помощницей. Ведь она имела отношение к литературе, писала стихи, заочно окончила Литературный институт. Дмитрий издал две книги ее стихов, помог вступить в Союз писателей и все ждал, что теперь, когда дети подросли, она станет его литературным секретарем, будет помогать ему. Но ждал он напрасно. Она была какой-то вялой, равнодушной, сонной. В последние годы даже книги перестала читать. Интересовали ее только дача, дом, деньги! Ей все казалось, что он мало приносит домой денег. Анохин услышал однажды, как она жаловалась подругам, что у нее муж растяпа: все деньги мешками хапают, а он ушами хлопает. Это было давно, тогда еще издательство процветало. После разрыва с Костей Куприяновым из-за его воровства, а украл он больше, чем они с Андреем предполагали, начался затяжной кризис. Совпал он с общим ухудшением дел в книготорговле. Книги не продавались, склады затоваривались. Галя стала раздраженно выпытывать у него по вечерам, как идут дела в издательстве, обвинять, что он не те книги издает. Заканчивались эти раздраженные разговоры ссорой. Она, не стесняясь детей, кричала, что он тряпка, что все его писатели бездельники. На порог их не надо пускать в издательство. Мол, если так дело пойдет, то скоро детям есть нечего будет. А они растут, им в институты надо будет поступать, а деньги тают. И свадьбы не за горами. Где они будут жить? Надо о квартирах думать. И не выдержала, настояла год назад, чтоб ее взяли в издательство главным редактором. Черт с ней, решил Дима, пускай поработает. На некоторое время она успокоилась, стала деятельной. Вначале не мешала ему работать с известными писателями, потихоньку налаживала связи с авторами фэнтези, бездарные романы которых Анохин читать без ехидного смеха не мог, не понимал, кто читает такую бредятину. В издательстве появились рукописи оккультной дребедени, замелькали в кабинете Гали постные лица разных сектантов, которые за свои деньги хотели печатать всякую ерунду под маркой «Беседы», стали заходить потомственные целители с лицами шарлатанов. Они тоже не жалели денег на издание своих книг. Дима не успеет выгнать из издательства одного такого ухаря, как появляется другой. Он устроил скандал дома, когда узнал, что Галя с Андреем взяли десять тысяч долларов у сектантов на книгу.

– Кретин! – заорала Галя. – Посчитай своей пустой башкой, посчитай! Мы за пять тысяч весь тираж издадим, а по две с половиной тысячи в карман положим. На меня молиться надо, что я их нашла, а ты орешь! Двадцать таких книг в год, и можно жить по-человечески!

На работе Анохин попытался поговорить с Андреем Куприяновым, который в последнее время был заодно с Галей, поддерживал все ее начинания. Дима надеялся убедить его, чтобы он больше не поощрял Галю, не играл с ней в такие игры. Но разговор не получился. Андрей отшучивался, увиливал, посмеивался:

– Выкинь ты из головы эту чепуху! Кто заметит, что мы ее издали. Заберут тираж, и хрен с ними… Деньги на дороге не валяются!

Книга вышла, сектанты тираж взяли, но незамеченной она не прошла. В ЦДЛ спросили однажды, почему он такую чушь издавать начал, мозги людям туманить. Он отшутился, а на другой день узнал, что новая рукопись этих же сектантов принята к изданию. Анохин вспылил, не сдержался, накричал на Андрея. Куприянов покраснел, сузил глаза, но стерпел. Было это за две недели до поездки в США. А на другой день Андрей позвал Диму к себе в кабинет. В то утро Анохин получил из Тамбова письмо с заочным решением суда о взыскании с него шести тысяч долларов в пользу завода «Большевик», был расстроен, не до разговоров ему было. В кабинете в кресле возле стола Куприянова сидела Галя. Вид у обоих был беспокойный какой-то, взвинченный. Оба отводили глаза. Дмитрий, занятый своими мыслями, не сразу обратил на это внимание.

– Ты, может, догадывался, – начал Андрей, разглядывая свою ручку, которую он держал обеими руками над столом, и запнулся.

– О чем? – перебил недовольным тоном Дмитрий и хотел сказать, чтобы он не тянул, говорил быстрее и яснее.

Куприянов вздохнул, глянул на него и проговорил:

– Мы с Галей решили пожениться!

– Что-о? – хохотнул Анохин, так это было невероятно. Но в груди засосало. Шутка?

– Это не шутка! – сердито и грубо сказала Галя, глядя на него. Только теперь Дима заметил, что лицо у нее алое, такое, каким оно бывало во время сильных ссор с ним. – Ты слепец! Мы уже два месяца живем с Андреем.

Анохин сел на стул напротив их, сглотнул, качнул головой, не отрывая глаз от Андрея. От внезапной тяжкой боли ему хотелось застонать, но он неожиданно для себя снова хохотнул.

– Зря смеешься! – зло бросила Галя.

Она почему-то распаляла себя. Ей, видно, было так легче. А Андрей конфузился, бормотал виновато:

– Сам не пойму, как случилось… Голову потерял… Ты как писатель понять можешь… бывает… Вот, мы решили, что нам лучше вместе…

Анохин начал задыхаться. Чтобы они не видели его слабости, он быстро поднялся, выскочил из кабинета. Но в свой кабинет поднялся спокойно, чтоб секретарша не заметила его состояния, взял кейс, вышел на улицу, сел в свою машину и полетел по Пятницкой. Первым желанием было завалиться в ЦДЛ и надраться до чертиков, чтоб забыть все, ничего не помнить. Однако он проскочил мимо, помчался на дачу. Пить не стал, гулял до полночи по лесу. Как ни странно, но спал он неплохо. На работу не поехал. Снова бродил по лесу. Каких только мыслей у него не было в голове! О чем только не думал!

В издательстве Куприянов снова позвал его в свой кабинет. Там опять была Галя. Анохин догадывался, о чем пойдет речь. Думал об этом в лесу, но, как вести себя, что делать, не смог придумать. И Галя, и Андрей были спокойнее на этот раз, уверенные, серьезные.

– Я хочу в командировку на недельку мотнуться, – сказал Андрей, – в Курск, в типографию. И еще кое-какие дела там есть. Вернусь оттуда, надо будет собрание акционеров провести. Ситуация, как ты понимаешь, резко изменилась… Кстати, я тебе забыл сказать в прошлый раз, я у Дугина купил его десять процентов акций. Вот ксерокопия его заявления о выходе из учредителей и продаже мне своих акций… – Куприянов протянул через стол Диме лист бумаги.

Анохин взял его, стал читать.

– Я вчера подала заявление на развод, – спокойно произнесла Галя.

Дмитрий сдержался, не взглянул на нее, сделал вид, что, читая, не расслышал.

– И о чем мы будем говорить на собрании? – Дима вернул ксерокопию Андрею.

– Ситуация ведь изменилась: у тебя тридцать пять процентов акций, у нас – шестьдесят пять…

– У вас? – усмехнулся Дима и глянул на Галю.

– Ну да, у нас, – повторил Андрей. – Любой на нашем месте захотел бы поменять руководителя акционерного общества, мы не исключение…

– Между прочим, «Беседу» создавал я! – жестко перебил Анохин.

– Мы не спорим… – начал Куприянов, но Галя быстро вставила:

– Не один, мы тоже создавали…

– Значит, так, – уверенно заговорил Дмитрий. – Собрание мы проведем. Это верно! Поезжай в свою командировку, отдохни, подумай на досуге… Проведем мы собрание после моей командировки. Ты не забыл, что я еду в США на ярмарку?

– Туда можно и не ездить. Нечего деньги зря катать, – сказала Галя.

– Пока руковожу я, и мне решать, куда ехать, куда нет!.. После моей командировки соберемся. – Анохин повернулся к двери.

Андрей Куприянов уехал в Курск в тот же день, потом оттуда дал телеграмму, что задерживается еще на неделю…

– Ты чем-то не доволен? – отвлекла Анохина Светлана от тяжких мыслей. Лицо у тебя было такое хмурое, жесткое…

– Минувшее проходит предо мною… – продекламировал он.

– Выкинь ты это минувшее из головы, ты со мной! Оно минуло! – Девушка положила ему голову на плечо. – Думать надо о том, что впереди, – вздохнула она вдруг. – Хотя, хотя и с прошлым надо свести счеты…

– Это так… – усмехнулся он и подумал горько: "Мне уж помогли зачеркнуть все мое прошлое! Да еще как, чуть самого совсем не вычеркнули из жизни!" И Анохин явственно увидел перед собой спецназовца.

За три дня до отъезда в Америку в кабинете его раздался обычный телефонный звонок.

– Нам надо срочно встретиться! – услышал Дмитрий в трубке мужской голос.

– По какому вопросу? – Анохин насторожился. Чувствовалось по уверенному голосу, что это не автор, не менеджер книготорговой фирмы. – Приезжайте, я на месте.

– Нет, мы встретимся у памятника Кириллу и Мефодию на Славянской площади. Метро «Китай-город». На метро вы быстрее доберетесь. Через пятнадцать минут жду.

– А если я не приеду?

– Вы вроде бы до сих пор дураком не были. По крайней мере я такого за вами не наблюдал.

– Мы знакомы?

– Вы меня не знаете, а я о вас знаю все. Все книги читал! – засмеялся добродушно мужчина. – Бросайте все дела и мчитесь сюда. Важнее этого в вашей жизни ничего нет.

– Вы из Тамбова?

– Нет.

– А как я вас узнаю?

– Я вас узнаю. Я жду!

"Идти или не идти? А чего, собственно, опасаться? Не будет же он убивать меня средь бела дня возле Кремля? Поеду! – подумал Анохин и поднялся решительно, твердо, с надеждой. – Кто знает, что это за человек? Может быть, встреча с ним подскажет какой-нибудь выход из этого ужасного положения".

Выйдя из метро, Дима пересек площадь и направился мимо стоянки автомашин к памятнику Кириллу и Мефодию.

– Привет, – услышал он и обернулся, остановился, увидев рядом с собой коренастого мужчину в темно-сером пиджаке, с серым в клеточку галстуком, в дымчатых очках, стекла у которых снизу были прозрачные, но чем выше, тем темнее становились. Он с приятной улыбкой протянул Дмитрию руку. Анохин пожал ее, почувствовал на костяшках его пальцев крепкие, набитые мозоли. Помнится, с холодком в душе подумалось тогда, что перед ним каратист. Мужчина был широкоплеч, крепок, с сильно поседевшими густыми волосами. Но усы были темно-русые и без единой сединки. "На нем парик!" – догадался Анохин. Возле уголков глаз, у висков мелкие морщинки. Значит, ему не меньше тридцати пяти.

– Я рад, что вы пришли, – быстро сказал мужчина. – Пройдемся, – кивнул он на ступени, ведущие вверх, в сквер. И двинулся неторопливо к ним. Дмитрий пошел рядом. – Ты везучий! – дружески усмехнулся мужчина, переходя на «ты». Говорил он спокойно, негромко. В сквере шум стоял от машин, объезжающих вокруг, и Диме приходилось держаться поближе к мужчине, чтобы слышать его слова. – Три года разоряем, а ты все держишься! Убить решили, вывернулся!

– Убить! – воскликнул Дима, приостанавливаясь.

– Ну да, в Тамбове. Заурядная автокатастрофа. Сам, мол, виноват, неправильно маневрировал, сам под машину кинулся. А тебе повезло! – засмеялся мужчина.

– За что? Почему?

– За – "Убить Ельцина", за – "Убийство генерала Рохлина", за – "Я убийца", за сатирические повести, за книги, которые издаешь…

– Но почему? Доренко на всю страну по телевизору говорит более страшные вещи!

– Кто такой Доренко? Сейчас его уберут с экрана, а через полгода проведи опрос, восемьдесят процентов людей не вспомнят не только, что он говорил, но и не назовут, кто такой Доренко. Телевизор – минутная вещь, а книги живут вечно, – добродушно ухмыльнулся мужчина. – А как тебя по-иному унять? Вот и решились на крайнюю меру… А раз решились, значит, выполнять надо! Ездок ты неосторожный, торопливый. Все это знают, – хмыкнул мужчина, – никто не удивится, если ты не сегодня-завтра погибнешь в аварии. А это непременно случится!.. Исчезнуть тебе надо годика на два куда-нибудь подальше от Москвы и затаиться. Сиди себе в деревне сибирской и пиши свою "Войну и мир". А там видно будет, как жизнь сложится.

– Зачем вы мне это сказали? Зачем вам это надо?

– Ты слышал, думаю? Сейчас начинается суд над убийцами журналиста Холодова из "Московского комсомольца". Не хочется года через два-три на их месте оказаться… Жизнь – верткая штука. Неизвестно, как завтра повернется. Это во-первых. А во-вторых, я все вещи твои читал, до строчки. Поклонник, можно сказать, перед тобой. Я ведь тоже из деревни, многое близко… Пиши о любви. Никто в России о ней писать не может, а тебе удается!.. Вот основные причины, почему я встретился с тобой…

– Хорошо, – пробормотал ошеломленный, раздавленный Анохин. – Я исчезну! Тем более… – умолк он на минуту, а мужчина продолжил за него, добросердечно улыбаясь:

– Тем более что ты потерял и семью, и издательство.

– И это вы знаете?

– Работа такая! – засмеялся мужчина.

– Да, я исчезну, но можно на прощанье один вопрос? – быстро спросил Дмитрий.

– Смогу – отвечу.

– Куприянов Андрей ваш?

– Нет.

– Тогда кто же?

– Это уже второй вопрос! – снова засмеялся мужчина.

– И все же? Это умрет со мной!

– Впрочем, если и расскажешь, кто тебе поверит… Но я отвечу. Только прежде хочу спросить: ты уверен, что тебе нужен этот ответ? Выдержишь ли ты его? Я бы не хотел такое узнать!

– Говорите. – Дима дрожал, словно заранее готовился услышать что-то еще более ужасное, чем то, что он узнал сейчас.

– Галя Сорокина… со времен литературной студии завода.

– Галя! – У Анохина зашумело в ушах. Шум, звон все усиливались.

Мужчина подхватил его под руку, подвел к скамейке, усадил. Заставил взять под язык таблетку. Когда Анохин пришел в себя, очухался немного, мужчины рядом не было. Стояло в голове ощущение, что он привиделся ему. Не было никакого мужчины, не было разговора. Примнилось Диме в жарком бреду. Ему казалось, что он сошел с ума. Мимо, по дорожке сквера изредка проходили люди, взглядывали на него украдкой внимательно, с подозрением, словно понять хотели: пьян он или болен?..

– Эй, взгляни в зеркало! – услышал Анохин прямо над ухом голос Светланы.

– А что там такое? – Дима глянул в зеркало заднего вида.

– Ну вот, прямо на глазах изменился! – хихикнула девушка. – Ты опять свое минувшее терзал? Лицо у тебя было такое зверское. У-ух!..

– Я всегда за рулем свои романы обдумываю. И сейчас любовный эпизод представлял.

– Ну да, любовный!

– Я представлял себя маньяком-каннибалом! – деланно громко захохотал Дмитрий. – Представлял, как я рву на куски молодое женское тело, вырываю язык, выдавливаю глаза! – И он действительно представил, увидел, как вырывает язык у Гали, и передернулся весь, содрогнулся, подумав, что Галя знала, что его будут убивать. Это она сообщила куда следует, что он едет в Тамбов. – Фу, ужасно!.. Оттого у меня и было зверское лицо.

– Не надо гадости представлять, надо природой любоваться! – Светлана повела рукой вокруг. – Когда ты еще такое увидишь?

На неровной поверхности то тут, то там торчали кактусы, казалось, что кто-то от нечего делать понавтыкал как попало колючие угловатые толстые колья. А по горизонту тянулись волнистые горы.

– Через пять километров место отдыха, поесть-попить хочешь? – спросил Дима.

Площадка для отдыха была хорошо оборудована: стоянка для машин, туалет, столы под высокими кактусами. Они выбрали стол в тенечке под кактусом. Анохин наблюдал, как Света раскладывает еду на газете, и на душе его становилось светлей. Он физически чувствовал, как скверное настроение от воспоминаний потихоньку рассеивается, рассасывается в его душе, сменяется покоем, миром. Как она прелестна! "Неужто это не сон? Неужели она будет моей женой? – в сотый раз промелькнули в его голове мысли о Свете. А может, сном была та встреча с фээсбэшником? Фу! Опять о нем? Не было его, не было! Все, никогда я не вернусь в Россию!"