Текст книги "Последнее сражение. Немецкая авиация в последние месяцы войны. 1944-1945"

Автор книги: Петер Хенн

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 14 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]

Глава 6 ПОЕДИНОК С «ЛАЙТНИНГОМ»

В течение нескольких дней царило спокойствие. Затем погода прояснилась. Американцы захватили большие аэродромы вокруг Фоджи, а высадка в районе Салерно начала приносить свои плоды. В течение какого-то времени эти господа отдыхали. Они приводили в порядок взлетно-посадочные полосы, увеличивали свои запасы топлива, боеприпасов, бомб и новых самолетов, рассредоточивали свои 1500 бомбардировщиков и истребителей по различным аэродромам. Со своей стороны, мы в Италии могли поднять против них лишь 150 истребителей, – несколько групп находились на фронте в районе Вольтурно, [88]88
  Вольтурно – река, впадающая в залив Гаэта, в 33 км северо-западнее Неаполя.


[Закрыть]а остальные были сконцентрированы в северо-западной части долины По, создавая там истребительный барьер. Десять к одному. Это всегда была одна и та же история. Десять союзников, преследующих одного немца.

В один из дней в Лавариано пришло сообщение: «Вражеское соединение над Апеннинами, летит курсом на север. Вероятная цель – Южная Германия».

Все по местам!

Вскоре двадцать пять «Мессершмиттов» собрались в группу над аэродромом. Мы понятия не имели о численности противника. К нам присоединилась вторая группа истребителей, базировавшаяся на аэродроме западнее Удине. [89]89
  Речь идет о III./JG53, базировавшейся на аэродроме Вилла-Орба, в 18 км юго-западнее Удине. II./JG51, III./JG53 и I./JG4, тоже находившиеся на аэродроме Лавариано, входили в так называемое истребительное командование «Северная Италия» (Jagdfliegerführer Oberitalien).


[Закрыть]В воздухе находились пятьдесят немецких истребителей. Небо было заполнено шумом их двигателей, а мы ощущали себя сильными и были в хорошей форме.

Старик по двухсторонней связи объявил: «Сегодня мы непобедимы».

На высоте 5500 метров мы направлялись на юго-запад, в направлении Тревизо – Падуя.

Мы сидели словно на горящих углях. Пятьдесят пар глаз осматривали горизонт в поисках противника.

Внезапно раздался крик:

– Ниже нас, слева, большое соединение… пятьдесят «Либерейторов».

Другой голос радостно прокричал:

– На сей раз они не имеют никакого истребительного прикрытия.

– Невозможно, – произнес третий и довольно скептический голос.

Бомбардировщики проходили под нами, следуя к своей цели курсом на север.

«Предстоит хорошая драка, – раздался по двухсторонней связи голос Старика. – На этот раз наши шансы равны. Пятьдесят на пятьдесят. Доберитесь до них, парни».

Я подумал, что они, должно быть, опробовали какую-то новую тактику или имели некий план. Почему их было так мало, вопреки обычной практике? Наши силы были равны. Это было действительно нечто новое.

– Атакуем…

Эскадрильи спикировали. На высоте 1800 метров, чуть выше четырехмоторных бомбардировщиков, «Мессершмитты» выравнивались, выпускали очереди и резко уходили вверх. Мы стреляли словно безумные, наши пальцы автоматически нажимали на кнопки спуска. Мы снова и снова шли в атаку, вцепившись в бомбардировщики подобно пиявкам. Мы прицеливались хладнокровно и безжалостно, наши пушки извергали огонь.

Лидирующий «Либерейтор» ощутил всю мощь наших ударов. Облака черного дыма, кружащиеся в воздухе обломки самолета, очереди, взрывы, красные языки пламени, облизывающие фюзеляж. Затем он взорвался. Один «Мессершмитт» получил попадание и, вращаясь, падал к земле. Никто не обратил на это никакого внимания. Истребители сохраняли боевой порядок, как будто были на параде, непрерывно атакуя крылом к крылу и пикируя почти вслепую. Они взмывали вверх, снижались, корректировали курс, заходили бомбардировщикам в хвост, обмениваясь очередями с бортстрелками. Держа пальцы на кнопках спуска, пилоты следили за ниточками трассеров, сеявшими смерть среди бомбардировщиков. «Либерейтор» горел лучше, чем «Крепость». Из каждых трех снарядов, вылетавших из наших пушек, один был зажигательным с белым фосфором. От наших пулеметов тянулись белые следы, и взрывы пронизывали вражеское соединение.

Командир группы поощрял нас:

– Вот так. Задайте им. Ни один бомбардировщик не должен вернуться на свой аэродром.

В этот момент случилось невероятное. «Либерейторы» внезапно стали покидать боевой порядок и рассеиваться. Этого прежде никогда не случалось.

Они спасались бегством небольшими группами или поодиночке. Они пытались уйти, спастись от нашего огня.

Началось преследование. Летчики-истребители были радостны и довольны. Каждый выбирал себе цель, вцеплялся в своего врага, не оставляя его в покое ни на мгновение. Несколько бомбардировщиков лишились кусков обшивки. Американцы снижались, пытаясь достичь кромки облаков, простиравшихся к юго-западу над долиной По. «Мессершмитты» висели за ними, пролетали среди них, стремительно атакуя и не оставляя никакого времени на передышку.

По двухсторонней связи послышался возглас: «Проклятье! У меня закончился боекомплект. Отдам свою получку за патронную ленту к пулемету. Есть предложения?»

В воздухе, подобно огромным белым колокольчикам, раскачивались парашюты. Друг или враг? Никто не знал.

По двухсторонней связи раздался еще один голос: «Это – счастливчики. Война для них закончилась».

А затем другой голос: «Ни один из них не уйдет, это я вам говорю».

Мы гнались за бомбардировщиками на высоте верхушек деревьев. Мы атаковали их парами, а они даже не отвечали. Американские бортстрелки в своих турелях, должно быть, были убиты, иначе они просто бы выпрыгнули с парашютами. Наконец последний «Либерейтор» исчез в гряде облаков. На какое-то время беглецы могли почувствовать себя в безопасности. Однако было сомнительно, что со своими поврежденными двигателями они смогут вернуться в Фоджу.

Истребители перестраивались, покачивали над аэродромом крыльями в знак победы и приземлялись. [90]90
  Около полудня 28 декабря 1943 г. истребители из I./JG4, I./JG51 и III./JG53 перехватили соединение В-24. Согласно данным люфтваффе, в течение тридцати пяти минут в районе Виченца – Падуя удалось сбить 20 бомбардировщиков, в том числе семь «Либерейторов» были на счету II./JG51. По американским же сведениям, были потеряны только 11 самолетов. В то же время ответным огнем бортстрелков были подбиты несколько истребителей, в том числе Bf-109G-6 командира II./JG51 майора Раммельта. Немецкий пилот получил ранение и выпрыгнул с парашютом. В течение нескольких следующих недель группу в воздухе возглавлял командир 5./JG51 обер-лейтенант Рюбелль.


[Закрыть]Пилоты бросались в бар столовой.

Какие учения!

Выбравшись из своего самолета, я увидел направлявшегося ко мне механика.

– Вы видели свою «желтую двойку», герр лейтенант? Она словно решето. Пробоины в крыльях, дыры повсюду, от одного конца фюзеляжа до другого.

– Я не верю в это.

– Хорошо, пойдите и посмотрите сами. Одна пуля прошла сквозь нос, а другая – сквозь хвост, и стабилизатор пробит в двух местах.

– Боже Всевышний! Я счастливо отделался. Чуть ближе, и я должен был бы погибнуть. Откуда эти пятна масла? Двигатель, кажется, не поврежден.

– Это американское масло. Оно имеет иную структуру, чем наше. Вы можете это сразу видеть. Вы, должно быть, пролетели позади поврежденного «Либерейтора». Вся нижняя часть вашего самолета также черная. Предстоит довольно напряженная работа.

Механик взял тряпку, окунул ее в керосин и начал чистить мой самолет.

Мы снимали летные шлемы, расстегивали ремни и освобождались от спасательных жилетов – снаряжения, которое мы надевали в каждый вылет, – вытирали тыльными сторонами ладоней свои лица и смотрели друг на друга.

– Хорошо, для одного дня достаточно. Мы можем отдохнуть до вечера.

Зиги, затянувшись сигаретой, довольно категорично произнес:

– В чем мы нуждаемся, так это в нескольких тысячах истребителей. Какую взбучку мы можем задать им.

– Ты забываешь одну вещь, – раздраженно проворчал я. – Мы не имеем их.

На следующий день небо было совершенно чистым. Плохое предзнаменование. Приблизительно в половине одиннадцатого пилотов вызвали в комнату для инструктажей. На столе коменданта аэродрома накопилась куча телеграмм. Он разъяснил нам ситуацию.

– Над Фоджей небо заполнено большими бомбардировщиками, настоящий парад. Можно предположить, что они собираются в группы. Они продолжают взлетать один за другим.

Нам сообщили местоположение, высоту и приблизительное количество бомбардировщиков, все было четко отмечено на бумаге в клетку.

Мы покачали головами.

– Сколько мы имеем пригодных к полетам самолетов? – спросил командир группы.

– Двадцать.

– Вполне достаточно. Другая группа, вероятно, имеет такое же количество, что дает нам общее число в сорок «Мессершмиттов».

Зиги не смог удержаться от замечания:

– С ними надо быть поосторожней.

Офицер, проводивший инструктаж, взглянул на него искоса и сказал:

– Все группы бомбардировщиков имеют сильный истребительный эскорт.

– Они начинают терять уверенность, – произнес я.

– Так, – продолжил офицер, – 500 «больших грузовиков» и 200 «малолитражек» на высоте 4600 метров направляются на север в секторе «Цезарь». В настоящий момент мы не знаем, какова их цель, мы ожидаем дополнительной информации.

– Очень замечательное собрание, а? Это месть за вчерашнее. Пятьсот бомбардировщиков и двести истребителей, а мы во всей долине По имеем сорок истребителей.

Ожидая приказа на взлет, мы играли в карты и шутили друг с другом, пытаясь не думать и сохранить наш моральный дух. Мы пытались не обращать внимания на неприятное, сосущее ощущение в животе, которое возникло у нас с тех пор, как мы узнали подробности.

Это было затишье перед бурей, и мы пользовались последними спокойными минутами.

Прежде чем янки соберутся в группы, у нас было время для размышлений. До того как мы взлетим, было еще два часа.

Мы залезали в свои машины, снова выпрыгивали, ходили туда-сюда, прикуривали сигареты и отбрасывали их, ложились на свои койки, чтобы через пару минут снова вскочить, нервно и нетерпеливо. Единственная мысль владела всеми. Семьсот против сорока. Катастрофическая разница. Бесполезное жертвоприношение, а фактически чистое безумие.

Мы не говорили этого, но именно так и думали.

Чтобы успокоить свои нервы, я пошел поговорить со своим механиком.

– Вы заделали все вчерашние пробоины? Двигатель в порядке? Оба магнето [91]91
  Магнето – небольшой компактный генератор, вырабатывающий ток высокого напряжения, необходимый для зажигания топливной смеси в двигателях внутреннего сгорания.


[Закрыть]работают должным образом? А что с двухсторонней связью?

На все свои вопросы я получал один и тот же ответ:

– Да, да, да, герр лейтенант.

В глубине сердца я надеялся на то, что в последний момент что-нибудь пойдет не так, как надо, но сразу же ощутил чувство стыда и стал убеждать сам себя.

«Ты не один отправляешься в эту схватку. Тот факт, что самолет вышел из строя, заставил бы людей подумать, что его пилот трус. Это было бы недостойно тебя. Даже если двигатель работает не слишком хорошо, ты все равно должен лететь. Только это очень плохо. Для того чтобы избежать необходимости покинуть боевой порядок, ты должен пойти к своему механику и сказать: „Мой двигатель фыркает. Пойдите и посмотрите, что с ним“».

Каждый пилот проходил через это. Единственный выход состоит в том, чтобы продолжать выполнять свои обязанности и смотреть ситуации прямо в лицо.

Пехотинец в своем окопе тоже знает, что враг будет атаковать в большем числе, но он никогда не знает заранее, каково соотношение между нападающими и обороняющимися. Он лишь вздрагивает, когда видит танки, идущие волна за волной, но быстро берет себя в руки. Как правило, в подобных ситуациях инстинкт побеждает логику и разум. Ни у кого нет времени на размышления.

Летчики-истребители же, напротив, бездельничающие в своих шезлонгах около столовой, имеют предостаточно времени, чтобы взвесить ситуацию. Какое это испытание для нервов. Самая большая решимость рассыпается; вы должны бороться с самим собой прежде, чем вы начнете бороться с противником. Я не знаю ничего худшего, чем эти часы, предшествующие вылету, чем эта отсрочка перед взлетом.

Из «Танноя» [92]92
  «Танноя» – фирменное название радиоретрансляционной и радиовещательной аппаратуры производства одноименной компании.


[Закрыть]раздается рев: «Готовность три минуты».

Мы ждем около своих машин. Три минуты спустя мы должны быть в воздухе над аэродромом. Нервы напряжены до предела.

«Все по местам».

Я забираюсь в кабину, механик поднимается на крыло и помогает мне застегнуть привязные ремни. В любой момент может быть выпущена сигнальная ракета, дающая команду на взлет. Последний взгляд на средства управления. Теперь есть время лишь на то, чтобы отрегулировать летный шлем, проверить ход рулей, убедиться, работают ли клапаны кислородных баллонов и… ждать.

Я знал, что это состояние полной боеготовности порой тянется часами. Вражеское соединение может, лишь слегка изменив курс, пролететь вне радиуса действия Ме-109 или просто взять курс на другую цель. Однако это редко случалось.

В тот день я ни о чем не думал, а продолжал пристально разглядывать свою приборную панель.

Бац! Сигнальная ракета взлетела над контрольно-диспетчерским пунктом. Я толкнул вперед рычаг дросселя, вырулил на старт, поднялся в воздух и присоединился к остальным. Вторая группа заняла свое место в строю, и мы взяли курс на врага.

Американцы шли в строгом порядке. Я видел их приближение, гигантский летящий квадрат, массивный, но компактный. Сверху, снизу, впереди, позади, на флангах переплетались звенья истребителей. «Лайтнинги» ревностно охраняли свою собственность. К соединению бомбардировщиков было невозможно приблизиться. Внезапно вражеские истребители заметили нас, и начались «собачьи схватки». [93]93
  «Собачьи схватки» – жаргонное выражение военных летчиков, обозначающее ближний маневренный воздушный бой между истребителями.


[Закрыть]

Наша группа рассеялась, как это сделали «Либерейторы» накануне. «Лайтнинги» рассредоточились, прижимая нас вниз, преследуя и окружая. Они были со всех сторон. «Лайтнинги» продолжали снова и снова поджаривать нас на гриле, радуясь своему превосходству.

Я посмотрел через плечо и понял, что мне угрожает реальная опасность. Холодный пот потек по моей спине, когда я понял, что нахожусь один на высоте 5500 метров, преследуемый звеном «Лайтнингов». Они пикировали на меня, так что хватило времени сосчитать их.

Один, два, три, четыре. Это была удача. Их могло бы висеть у меня на хвосте вдвое больше.

Затем начался цирк. Ручку управления на себя. Конденсационные следы начали формироваться на концах крыльев, а также позади выхлопных патрубков. Открыв полностью дроссель, я заставил двигатель взреветь на максимальных оборотах. В моих ушах стучали слова, всегда одни и те же слова: «Ты должен спасти свою шкуру. Ты должен спасти свою шкуру».

Вражеские истребители наседали на меня, кружась вокруг, заходя в хвост, окружая. Один был слева позади меня, второй – справа, третий – выше, а четвертый – ниже.

«Хорошая работа, джентльмены. Меня поймали словно крысу. Нет шанса вырваться даже резким разворотом. Один из вас всегда преградит мне путь».

«Лайтнинги» резкими рывками постепенно приближались. Но ни один из них не стрелял. Они выжидали и выбирали подходящую позицию, чтобы не промахнуться.

Странно, как четко начинаешь рассуждать в подобной ситуации. Тебя охватывает абсолютное спокойствие. Одно неправильное движение, и я окажусь на земле.

Они танцевали вокруг меня, извиваясь подобно рыбам, поднимавшимся в горном потоке. Я был зажат этими «двухфюзеляжниками». Выпущена первая очередь. Она прошла слева от моей кабины и зацепила законцовку крыла. Я отвернул вправо.

Почему правый «Лайтнинг» не стреляет? Я ошибся. Вспышка трассеров. Слишком поздно. Повторный быстрый маневр ухода с линии огня, который, к моему большому удивлению, заставил моих преследователей изменить тактику. Теперь они летели друг за другом колонной.

Сейчас единственным, кто мог стрелять в меня, был лидер, который был ближе остальных. Я стал действовать необдуманно. Враги поняли мои намерения и заняли свои прежние позиции. Следующая очередь прошла справа от моей кабины.

На сей раз я ничего не мог сделать. Они достали меня. Два их двигателя давали им дополнительную скорость 50 км/ч, и они полностью использовали это преимущество. Они медленно нагоняли меня.

Теперь они были на дистанции лишь в 500 метров. Так же как я вцепился в «Либерейторы» вчера, сегодня «Лайтнинги» вцепились в меня.

Взгляд на высотомер – 3700 метров. В течение долгого времени я не мог определить свой курс, хотя стрелка компаса указывала на север.

Я должен был оторваться от них так или иначе, спикировать и исчезнуть на высоте нескольких метров над землей. В пикировании я имел небольшое преимущество перед ними. Двухбалочный фюзеляж замедлял их развороты. Это был единственный способ, которым я мог воспользоваться, чтобы разрушить их планы.

Я резко толкнул ручку управления вперед и нажал на нее изо всех сил. Нос самолета опустился вниз. Кровь загудела у меня в ушах. [94]94
  При резком переходе в пикирование на тело пилота действует отрицательная перегрузка, кровь приливает к голове. И наоборот, при резком наборе высоты возникает положительная перегрузка, когда кровь отливает к ногам.


[Закрыть]Песок, который накопился в кабине, полетел мне в лицо и застучал по моим летным очкам. «Мессершмитт» падал словно камень.

Я смотрел на указатель скорости – 480, 515, 560, 600, 640, 690 км/ч. Внизу я разглядел деревню и церковь, чей шпиль появился в моем лобовом стекле. Внезапно у меня в мозгу сверкнула мысль, которую я немедленно осуществил. Я резко ударил по левой педали руля направления. Хотя я пикировал почти вертикально, машина отреагировала и начала переворачиваться. Войдя в вираж под углом 80°, я перевернул самолет на спину и потянул ручку управления на себя. Мои преследователи, которые следовали за мной, выдерживая тот же угол пикирования, теперь промчались мимо ниже. Мой переворот сбил их с толку. Снизившись и развернувшись на 180°, я теперь летел на юг. Этот резкий маневр, который я только что выполнил изо всех своих сил и со всем вниманием, возымел эффект. От него зависела моя жизнь. У них не было времени, чтобы прицелиться. Их очереди проходили значительно выше меня, в то время как расстояние между «Лайтнингами» и мной увеличивалось. Они теперь были в 1000 метрах позади меня. Я взмок от пота, но смог оторваться от них.

К сожалению, мое удовлетворение продлилось недолго. Я видел двух из них, но не мог обнаружить двух других. Первые продолжали преследование, летя за мной. Впервые с самого начала боя я летел правильным курсом, на северо-восток.

Сейчас я должен добраться до дома. Не было никакой речи о том, чтобы те позади меня атаковали. Они должны были повернуть обратно. Я приземлюсь на следующем же аэродроме, который увижу.

Полет на бреющем, с двигателем на полных оборотах и с парой «двухфюзеляжников» позади, на высоте крыш и шпилей. Постепенно эти два ковбоя подтягивались все ближе.

Больше не было никакой возможности пикировать или уйти от них набором высоты. Их скороподъемность в любом случае превосходила мою… Лететь на бреющем и сохранять высоту до последней капли топлива. Охота снова начиналась. Теперь я мог видеть их; один слева, другой справа, они дожидались возможности сбить меня. Если бы только моя скорость не была на 50 километров меньше, чем у них. Это была проблема. Я не мог сохранять дистанцию, и в этих условиях не имело значения, сколько «Лайтнингов» преследовали меня – два или двадцать. С каждой секундой они приближались. Мой двигатель начинал перегреваться, поскольку я закрыл створки радиатора, чтобы получить хотя бы маленькую прибавку в скорости. Заложив крен, я посмотрел назад. Мои противники продолжали спокойно лететь прямо вперед, сберегая свои двигатели. Несмотря ни на что, они все еще нагоняли меня.

Чувство неполноценности захлестнуло меня, и я ощутил желание прекратить борьбу.

«Продолжай сражаться, Хенн, – сказал я сам себе, – и жди, пока очередь не покончит с тобой. Ты никогда не сможешь оторваться от них».

Два или три свистящих звука, срежет металла о металл. Первые пули нашли свою цель. Я оказался в положении пловца, который хочет утопиться. Так же как и последний начал бы инстинктивно плыть, я стал работать ручкой управления, делая развороты, виражи над крышами и полями, скользя над лесом и верхушками деревьев. Позади меня очереди взрыхляли землю. Мой самолет танцевал словно бесенок, перепрыгивая через преграды, кренясь на одно крыло и выравниваясь в нескольких метрах от земли. Бросок влево, бросок вправо, круг над шпилем. Шла охота, и целью был я. Полный газ…

Ничего сделать было нельзя. «Лайтнинги» с 400 метров вели по мне непрерывный огонь. Пули грохотали по фюзеляжу и крыльям.

«Боже, позволь, чтобы это закончилось!»

«Двухфюзеляжники» пересекали друг другу курс и должны были быть внимательны, чтобы не столкнуться. Пули продолжали барабанить. Клац, клац… Я все еще был жив. Ни одна пуля не попала в меня. Я продолжал размышлять: «Если ты пока слышишь их, то, значит, они не последние для тебя».

Высота, на которой я летел – между 18 и 30 метрами, – не давала мне возможности выпрыгнуть с парашютом. Я опустил нос самолета вниз. Мои руки и ноги постоянно двигались, действуя ручкой управления и педалями руля.

Через некоторое время, разворачиваясь в очередной раз, я смог увидеть лишь один «Лайтнинг». Второй исчез, так же как сделали и первые два.

Они, должно быть, договорились о том, кто должен покончить со мной. Я издал вздох облегчения. Теперь бой должен стать равным: человек против человека, машина против машины.

Этот парень был прекрасным пилотом, но, если удача была на моей стороне, почему бы не попытаться сбить его? Мои магазины были полные, поскольку я еще не стрелял, тогда как он, скорее всего, почти исчерпал свой боекомплект. Он, должно быть, обезумел от гнева и через несколько секунд снова нажал на кнопку огня.

Я поднял нос самолета вверх и выполнил разворот с набором высоты. Он сопровождал меня словно тень, приклеившись сзади. Каждый раз, когда я разворачивался, «Лайтнинг» выполнял более крутой разворот и преграждал мне путь. Я сжал зубы, решив сражаться до последнего. Я хотел застать его врасплох неожиданным разворотом, который позволит мне зайти ему в хвост и сбить его. Но это была лишь бесполезная предельная перегрузка моей машины, пустая трата времени.

Я обливался потом, руки и ноги начало сводить судорогами. Голова раскалывалась от боли, меня бил озноб, но я старался рассуждать: «Другой парень держит в руках такую же ручку управления, что и ты, а в этом танце ведешь ты. Он должен следовать за тобой, хочет он этого или нет. Он давит на педали и поворачивает руль».

Левый вираж, правый вираж… Такие энергичные развороты, что самолет почти останавливается. Не имеет значения, главное в том, чтобы продолжать маневрировать.

Казалось, что я слышал шепот врага: «Я сделаю тебя любой ценой». Я видел, как его очереди опутывают меня, словно арканом, красные трассеры вылетают из его пулеметов и со свистом проносятся мимо, а подо мной мелькают земля, деревья, дома и шпили…

«Боже, позволь нам закончить это!»

Сейчас он был не более чем в 150 метрах позади меня. Во время одного из виражей мне показалось, что я смог увидеть его лицо, белое пятно за ветровым стеклом кабины. Он стрелял из всего, что имел, нажимая на спуск, как только оказывался в благоприятной позиции. Неожиданно местность, над которой я пролетал, показалась мне знакомой. Вместо леса, домов и живых изгородей я увидел огромное открытое пространство. Прозвучал новый разрыв. Оглядевшись вокруг, я увидел аэродром. С его дальнего конца вела огонь зенитная батарея.

«Боже, теперь они собираются стрелять в меня!»

Но снаряды разрывались сзади.

К счастью, они были выпущены в моего противника. Повернувшись в кресле, я увидел, что «Лайтнинг» вошел в вираж и начал восходящую спираль. Разрывы зениток следовали за ним. Американец выполнил левый вираж, спикировал и исчез. Я помчался к зенитной батарее, ища ее защиты и пытаясь увидеть, что случилось с моим преследователем. Его разнесло на куски. Я вернулся к своему собственному аэродрому, совершенно не желая этого, потому что развороты и маневры, которые я выполнял, заставили меня потерять всякое представление о направлении полета. Теперь я мог спокойно приземлиться, уверенный в том, что зенитки прикроют меня. Я снова уцелел, но случайность сыграла в моем спасении гораздо большую роль, чем осознанные действия.

Я приземлился, прорулил через летное поле, выключил двигатель и открыл фонарь кабины, но почувствовал, что ни в состоянии подняться с кресла. Мои ноги подкашивались, а сердце колотилось. Руки не могли отпустить ручку управления и рычаг дросселя. Пропеллер замер, но от моего двигателя веяло адским жаром.

Примчался мой механик.

– Каждый, кто видел это, подумал, что вы пролезли сквозь замочную скважину, герр лейтенант.

Он помог мне снять снаряжение. Я был весь мокрый от пота, но смог встать. Моими первыми словами стала просьба дать сигарету.

Дотащившись до столовой, я рухнул в шезлонг. Мой механик все еще занимался проверкой самолета. Долгое время я не мог вымолвить ни слова, а затем, протирая глаза, спросил:

– Где остальные?

Никто не ответил. Мои товарищи стояли вокруг меня молча, словно воды в рот набрали. Некоторые их них покачали головой. Мой механик вернулся и спросил меня о подробностях:

– Что случилось, герр лейтенант? Расскажите нам.

Я махнул ему, чтобы он замолчал, и закрыл лицо руками.

Один за другим начали прибывать другие пилоты, их машины имели сильные повреждения. Парни приземлялись, падали в шезлонги и сидели в абсолютной тишине.

Некоторые из пилотов не вернулись.

Наш командир группы сидел широко расставив ноги и уперев руки в бедра. Через минуту я подошел к нему. Он смотрел прямо перед собой, его волосы были мокрыми от пота, а лицо осунувшимся. Он даже не заметил меня, и я пошел дальше.

Фюзеляж моего самолета позади кабины был похож на решето. Вальтер, командир 4-й эскадрильи, [95]95
  Имеется в виду обер-лейтенант Хорст Вальтер, который с 6 июня 1943 г. командовал 4./JG51, а затем 11 июня 1944 г. возглавил 11./JG51. В ходе Второй мировой войны он одержал 35 побед.


[Закрыть]показал мне в своей машине дыру размером с человеческую голову, зиявшую на одном уровне с бронепластиной, прикрывавшей кресло пилота. Снаряд прошел сквозь фюзеляж. Самолет командира группы был словно дуршлаг. Крылья были пробиты сотнями пуль, а в кабине зияла пробоина от снаряда. Снаряд, должно быть, едва не задел его усы. Гюнтер, командир 5-й эскадрильи, лежа под фюзеляжем своего самолета, добросовестно считал дырки в радиаторе. К счастью, он успел приземлиться раньше, чем стало бы слишком поздно. Каждый из наших самолетов, за исключением двух, нуждался в отправке в мастерские для серьезного ремонта.