Текст книги "Ледяная могила (Роман приключений)"

Автор книги: Пьер Жиффар

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 9 страниц)

V
ОЧЕНЬ ВАЖНАЯ НОВОСТЬ

Прошло пять дней. Из главных городов Соединенных Штатов, вслед за воззванием географического общества, начался прилив золота в руки казначея общества, Герберта Крейга. Нью-Йорк, Бостон, Сан-Луи, Чикаго, Новый Орлеан, Сан-Франциско и Балтимор в общей сложности доставили в кассу новой экспедиции полсотни тысяч долларов. Ждали значительной суммы от ученых обществ, но они еще не успели ассигновать средства, потому что для вотирования кредитов им нужно было созывать экстренные собрания.

Результаты подписки были блестящие, но легко понять, как эти проволочки и ожидания терзали терпение Эммы и старого Макдуфа – тем более, что президент географического общества, Пертридж, решил ничего не предпринимать до тех пор, пока вся запланированная сумма в 250.000 долларов не будет покрыта подпиской.

На исходе пятого дня Эмма по своему обыкновению сидела у себя на веранде с маленьким Тоби. Вдруг она увидела на улице каких-то двух мужчин, которые мчались в экипаже по направлению к вилле Пауэлла и широко размахивали белыми платками. Экипаж так быстро подкатил к дому, что Эмма с трудом успела разглядеть в нем своего свекра, другого же человека она не распознала.

С одного взгляда на прибывших она поняла, что те явились с каким-то чрезвычайным известием. И в самом деле, когда старый Макдуф появился на веранде, он казался преображенным. Глаза его метали молнии, на сухих губах играла чуть ли не радостная улыбка. В руках у него были какие-то листки, которыми он воодушевленно размахивал.

– Садитесь, дедушка, – проговорила Эмма, мгновенно заразившись волнением свекра и кидая взгляд на его спутника, показавшегося ей незнакомым.

– Мистер Стюарт Грей, издатель «Messenger’a», – поспешил представить его Макдуф.

Молодой, безбородый, тощий и весьма респектабельный Грей отдал церемонный поклон. Наскоро раскланявшись с ним и попросив гостей сесть, Эмма порывисто обратилась к свекру с вопросом, какие новости он привез ей.

– Предчувствую, что вы с добрыми вестями!

– Да, дитя мое, – пробормотал запыхавшийся Макдуф.

– Джордж найден?

– Да.

– Живой?!.. Боже, какое счастье!.. Тоби, твой папа жив!..

– Увы, дитя мое, ты ошиблась. Он найден, но не живой…

Страшному воплю матери, сопровождавшему эти слова, вторили резкие крики перепуганного ребенка, который кинулся к ней на шею. Молодая женщина упала на кушетку и, казалось, несколько мгновений оставалась без чувств.

– Мертвый!.. – невнятно проговорила она, открыв наконец глаза и дико оглядываясь вокруг. – Он мертв!.. Так чему же вы радуетесь?..

– Правда, Эмма, правда… то есть, лучше сказать, ты не в силах понять… Видишь ли, я тебе объясню… Конечно, смерть всех их, всех, кто был с Джорджем, и не подлежала сомнению, и вот тут, в этих бумагах, она уже окончательно подтверждается…

– Так какое же мне дело до всего остального?..

– А вот подожди, выслушай. Мистер Грей был так любезен, что телеграфировал в Буэнос-Айрес своему корреспонденту и попросил немедленно сообщить, по телеграфу же, подлинные, проверенные показания промышленников, которые нашли обломки. Вчера эта телеграмма была получена; к сожалению, в ней не было ровно ничего нового. Но вслед за тем было получено другое известие. Вот оно, Эмма, читай сама!

«Капитан Мендез Лоа, – прочитала Эмма в поданной ей бумаге, – владелец аргентинского голета „Росарио“, рассказывает, что 6 числа сего мая, находясь на Грэхемовой Земле, он напал на какие-то следы, которые так его заинтересовали, что он пошел по ним и продолжал идти, пока не удалился от своего судна на значительное расстояние.

Боясь заблудиться на обратном пути ввиду наступающей ночи, он решил было уже вернуться к судну, как вдруг ему бросилась в глаза странная куча льда, которая, казалось, была нарочно кем-то сложена. Куча эта состояла из громадных, прозрачных ледяных пластин. Мендез Лоа и с ним двое его людей решили подойти к этой куче и осмотреть ее. Но едва они к ней приблизились, как оба матроса в паническом ужасе бросились прочь, затем пали на колени и начали читать молитвы. Они ни за что не соглашались подойти к ледяной груде. Один только Лоа решился на это, вооружившись всем своим мужеством. Хотя и сам он дрожал от страха, он сделал над собой огромное усилие и заставил себя пробыть около ледяной груды около двух минут, в течение которых ему удалось все рассмотреть.

Глазам его предстало потрясающее зрелище. Внутри огромной полости или пещеры из льда он увидел восемь или десять мертвецов. Тела располагались группами по два, по три. Одни лежали, другие стояли на коленях и словно молились. Они, очевидно, забрались сюда, чтобы спастись от холода, и все погибли голодной смертью. Одежда на них была изношена, меха вытерлись. Стоявшие на ногах показались Мендезу Лоа мраморными статуями. Он понял, что все эти люди замерзли, превратились в глыбы льда, и что трупы их оберегаются громадными ледяными монолитами, плотно сомкнутыми вокруг них со всех сторон.

Матросы умоляли капитана вернуться, и он уже собирался отойти от странной ледяной могилы; но как раз в эту минуту его глаза встретили оледенелый взгляд одного из мертвецов. Этот взгляд, полный предсмертной тоски, на миг буквально парализовал Мендеза, пригвоздил его к месту. Воображение полудикого аргентинца разгулялось; ему почудилось, что мертвец тихо шевелит своими мертвыми губами, будто говорит что-то. И вдруг он увидал, что мертвец протянул к нему руку в рукавице, точно что-то повелевая ему. „Меня словно настиг приступ холеры, – рассказывал аргентинец. – Я почувствовал ужасающую резь в животе. Мне вдруг взбрело в голову, что и я замерзну тут же, рядом с этими мертвецами“. И он вместе с матросами, как сумасшедший, пустился бежать без оглядки к своему судну. Мендез Лоа запомнил, что он видел эту ледяную пещеру 6-го апреля и что она находится на Земле Грэхема, в той местности, где из последней выдается полуостров, называемый промышленниками „Злым Берегом“ по причине часто свирепствующих там жестоких бурь. Неподалеку оттуда находятся Бискоуские острова».

– Теперь уже сомнений нет! – вскричал старый профессор, когда известие было прочитано. – Это наш Джордж и его товарищи, потому что в апреле никакой другой экспедиции в южном Ледовитом океане не было. Это наши дети! Они спаслись и достигли земли после крушения судна, но погибли от голода и страшной полярной стужи. И эта стужа сохраняет их тела целыми и невредимыми! Вот в чем вся суть, вот что теперь приводит меня в волнение, что меня занимает, подает мне надежды!.. Ты понимаешь, Эмма, все значение этого известия для нас?.. Ты помнишь, что говорил твой отец? Если, – сказал он, – будет точно указано местонахождение трупов, он примет на себя все расходы по снаряжению экспедиции для их доставки на родину. Вот оно, точное указание! Вот что меня радует!

Эмма не вполне понимала, чему тут можно было радоваться. Ей подумалось, что бедный старик просто-напросто слегка помутился рассудком от всех перенесенных им потрясений. Она несколько минут сидела молча, потом схватила в объятия своего сына, осыпала его поцелуями и, рыдая, проговорила:

– Бедное мое дитя!.. Теперь уж все, все кончено!.. Нет больше никакой надежды!

Но старый ученый сделал такой непонятный, непостижимый протестующий жест и сопроводил его такой странной улыбкой, что молодая вдова невольно бросила на него полный сострадания взгляд.

А старик все продолжал улыбаться своей странной, непостижимой, но явно радостной улыбкой. Он как будто собирался что-то сказать, но заставлял себя молчать. У него была какая-то тайна, и он почему-то сдерживался, чтобы не выдать ее…

Тем временем Пауэлл вернулся домой и прошел на веранду. Макдуф, Эмма и Тоби сразу окружили его и поспешили наперебой передать ему новость.

– Я знаю уже, все знаю! – перебил он их. – Я сейчас виделся с Пертриджем, он мне все рассказал. Я помню свое обещание. Сколько еще не хватает?

– Сто пятьдесят тысяч долларов.

– Я дам указание своему банкиру. Берите у него эту сумму, да и больше, – сколько понадобится.

Макдуф чуть не расплющил ему руки, горячо пожимая их.

– Пауэлл, – сказал он глухим, полным чувства и волнения голосом, – вы обязали меня на весь остаток моей жизни, и я хотел бы прожить как можно дольше, чтобы только иметь случай отблагодарить вас. Благодаря вам, я снова увижу своего сына. Мертвого – скажете вы! Даже и мертвого. Для меня и то великое утешение. Ну, а там… кто знает?..

И опять он замолк, не досказав чего-то.

VI
НОВАЯ ЭКСПЕДИЦИЯ

Все эти новости в тот же вечер были сообщены во всеобщее сведение на столбцах экстренного выпуска газеты «Philadelphia Messenger», а на другой день казначей географического общества Крейг получил из государственного банка извещение о том, что мистер Пауэлл открыл неограниченный кредит экспедиции профессора Макдуфа.

Через неделю весь личный состав экспедиции был уже избран. На шесть мест явилось тридцать восемь соискателей. Было из кого выбирать. Профессор набирал людей самолично, производя им тщательнейший экзамен. Командование судном экспедиции он поручил другу своего погибшего сына, лейтенанту Дугласу Кимбаллу. Само судно было старательно выбрано опытными арматорами из огромного числа американских кораблей; оно должно было, конечно, обладать свойствами и качествами, особенно пригодными для полярного плавания.

Помощником капитана был избран офицер торгового флота Джим Беннет. Врачом экспедиции Макдуф назначил своего ассистента и препаратора, доктора Манфреда Свифта.

Профессор проявил исключительную разборчивость при выборе ученых специалистов экспедиции. Он тщательно взвесил их «научный багаж», как принято говорить, и не забыл даже лично исследовать состояние их здоровья, мотивируя эту предосторожность суровыми условиями и трудами предстоящей экспедиции. Он также предупредил их, что научные работы – это второстепенная цель экспедиции, главная же ее цель – отыскание трупов погибших; как только они будут найдены, главная задача экспедиции будет тем самым исчерпана. Однако же, ботаники, зоологи, космографы Соединенных Штатов не должны были упускать представляющийся случай исследовать области дальнего юга, а потому Макдуф очень охотно принял ученых специалистов в личный состав экспедиции. Да и сам Макдуф, очевидно, поддался искусу научных работ, так как по указаниям профессора его ассистент устраивал на приобретенном судне такую лабораторию, которая сделала бы честь и сухопутному ученому учреждению.

Полагаем, что здесь будет кстати и уместно сказать несколько слов и о самом профессоре Макдуфе, как об ученом, поскольку до сих пор он выступал в нашем повествовании лишь как отец трагически погибшего сына. За сведениями об этом знаменитом ученом мы обратимся к «Биографическому словарю медицины и хирургии Соединенных Штатов и Канады», изданному в 1898 г. Вот что там сказано о Макдуфе:

«Знаменитый биолог, труды которого в области молекулярной деятельности клеток и структуры инертного вещества приобрели всемирную известность. Уже первые его изыскания относительно самопроизвольного зарождения у морских ежей произвели живейшее впечатление в ученом мире, так как, казалось, ими был решен вопрос о воссоздании жизни. В целом все его работы направлены были главным образом на изучение химических и физических процессов и превращений, происходящих в клетках животных тканей и на возможность вызвать эти процессы чисто опытным, искусственным путем. Так, именно в этом направлении им были произведены изыскания над оживотворением желатина под влиянием электрического тока, затем над искусственным образованием клеток под действием химического осмоса. Вообще же вся первая половина его ученой карьеры резюмируется в его обширном и капитальном труде: „Курс сравнительной биологии клетки у человека и животных“.

Впоследствии профессор Макдуф устремил свои исследования почти исключительно на восстановление животных тканей, и его открытия в этой области были так же важны и приобрели такую же славу, как и его прежние работы. В своем труде о переливании крови он пролил свет на зарождение и созидание красных кровяных шариков и подал надежду на возможность исцеления многих болезней путем замены части крови у человека кровью человекоподобных обезьян.

И в области хирургии его труды были не менее, если не более значительны и важны. Он первым отважился на опыты заживления сердца путем наложения швов на его разрывы и таким образом ввел сердце, к которому хирурги не осмеливались подступиться со своими инструментами, в число органов тела, не совсем недоступных применению хирургических методов.

Что касается, наконец, последних работ Макдуфа касательно пересадки артерий и переноса органов из одного организма в другой, то ими он открыл в медицине такие области и горизонты, о которых до него никто не отваживался и мечтать».

Никого не удивляло, что знаменитый ученый с таким рвением и в таком широком масштабе устраивал свою походную лабораторию. На протяжении всей его долгой жизни наука была господствующей страстью Макдуфа. Что же удивительного в том, что он предвидел во время своего рискованного странствования долгие часы невольного досуга, которые не желал терять даром?

В астрономы экспедиции Макдуф избрал молодого Уильяма Паттена, сына директора филадельфийской обсерватории. Зоологические работы экспедиции он вверил такому же юному ученому, Джемсу Гардинеру. Сначала Макдуф колебался принять Гардинера: это был хилый, хворый молодой человек; но он сам усиленно напрашивался, да вдобавок за него просил президент географического общества, Пертридж.

Ботаником экспедиции был назначен Джустус Квоньям. Это был один из самых блестящих выпускников пенсильванского училища естествоведения, – богатырь 28 лет, страстный спортсмен, дышавший силой и здоровьем. Бедняга потерпел какую-то тяжкую любовную неудачу, не знал, куда деваться от тоски, и был рад-радехонек уплыть за тридевять земель от тиранки и мучительницы его сердца.

– Поедемте с нами, – сказал ему Макдуф, хорошо знавший его самого и всю его семью. – Путешествие наверняка будет для вас целительно, – добавил он, намекая на сердечные горести молодого ученого. – Притом, вы говорите по-испански, а для нас это очень важно, потому что я хочу захватить с собой из Буэнос-Айреса тюленелова, который видел ледяную могилу моего сына: он поможет нам отыскать ее. А среди нас никто другой испанским не владеет.

Едва Макдуф покончил с выбором персонала своей экспедиции, как пришло письмо от одного арматора и судоторговца из Балтимора, состоявшего в числе членов филадельфийского географического общества. Он предлагал приобрести у него за 50.000 долларов судно, казалось, нарочно сооруженное и приспособленное для предстоявшей экспедиции.

Через четыре дня судно было приобретено и деньги уплачены.

Было решено тронуться в путь не позже 1 августа, чтобы поспеть в южное полушарие к тамошней весне и всю экспедицию закончить летом. Тем временем еще надо было приобретенное судно приспособить к новому назначению, снабдить инструментами, провизией. А между тем, начался уже июнь. Лихорадка спешных сборов мало-помалу заразила всех участников экспедиции. 30-го июня судно уже стояло в Филадельфии у набережной Рошамбо и экипаж его был весь набран. Он состоял из опытных моряков, людей сильных, обладавших железным здоровьем. Старый Макдуф самолично исследовал, выслушал и выстукал каждого из них.

5 июля на корме судна было начертано его новое имя: «Эмма Пауэлл. Филадельфия».

Старый Макдуф проявлял деятельную неутомимость, поразительную для его преклонных лет. Он все осматривал, все проверял, во все вникал сам и то и дело указывал на разные мелкие ошибки, упущения и недосмотры, требуя их немедленного исправления. Особенным его вниманием пользовалась биологическая лаборатория судна, и это всем бросалось в глаза, особенно же Эмме, которая все время почти безотлучно находилась при нем. Ее даже несколько удивляло это, по-видимому, ничем не оправдываемое рвение к благоустройству той составляющей экспедиции, которая, по словам самого же старого профессора, стояла на втором плане. Разве основной задачей экспедиции не было обнаружение трупов Джорджа и его спутников и доставка их из ледяной могилы на кладбище родины? Какое же место в этой задаче отводилось биологической лаборатории, приспособленной ко всем требованиям современных научных методов, богато, изобильно и заботливо снабженной всем необходимым?.. Очевидно, у старого профессора заговорила исследовательская жилка, и, располагая средствами, он тешил свое старое сердце ученого. Ему хотелось и в дороге чувствовать себя, как в собственном университетском рабочем кабинете. Посреди его судовой лаборатории возвышались даже неведомо зачем два операционных стола!..

Старый Пауэлл тоже очень интересовался ходом приготовлений к экспедиции и все расспрашивал о них дочь, так так сам очень редко находил свободное время, чтобы посетить судно. Но однажды, уже в конце июля, когда почти все приготовления закончились, он нашел время побывать на корабле. Здесь ему пришлось стать свидетелем странной и тяжелой сцены.

Дело в том, что жена Макдуфа, старушка, была совсем больным, едва живым существом, разбитым параличом. Отправляясь в экспедицию, Макдуф задумал показать и ей свой корабль. Старушку доставили на набережную и пронесли по всему судну. Она была рада и увидать голубое небо, и подышать чистым воздухом, и повидаться с невесткой, с внуком. Но, когда ее принесли на судно, никого из них там не было. Спустили ее и в лабораторию, и здесь профессор остался с ней на несколько минут с глазу на глаз и о чем-то заговорил с ней очень тихим голосом; остальные, из деликатности, остались за порогом лаборатории. Однако вскоре они услыхали доносившиеся оттуда глухие рыдания и стоны и после утешающий голос старого профессора, который как будто все повторял одно и то же слово. Затем все уже ясно расслышали обычные слова утешения:

– Полно, полно, не плачь!.. Подожди, ты сама увидишь!.. Сама убедишься! Успокойся, верь мне! Верь в мою счастливую звезду! А главное, не плачь так громко. Нехорошо. Ведь тебя услышат там, наверху!..

Скоро старушку вынесли из лаборатории, и тут только она увидала невестку, внука и Пауэлла. Профессор никого не предупредил о том, что собирался показать корабль своей жене, и все об этом жалели.

– Ничего, ничего, – отвечала старушка очень смущенным голосом, выслушивая эти сожаления. – Он захлопотался, забыл. Просто забыл, и больше ничего…

VII
К ЮГУ!

В течение последних дней июля на судно погрузили сотню тонн продовольственных припасов, двести тонн угля, шесть тонн керосина, якоря и пилы для льда, несколько саней, две дюжины эскимосских собак для передвижения по льду и, наконец, целое стадо кроликов, кур и морских свинок для ученых экспериментов профессора Макдуфа.

Несколько тысяч любопытствующих посетили судно и остались от него в полном восторге. Редко кому из них удавалось видеть Макдуфа, который все носился теперь по городу, отдавая последние распоряжения. И все его сотрудники также не знали отдыха, заканчивая каждый оборудование и устройство вверенной ему части хозяйства экспедиции.

31 июля, в полдень, Макдуф посетил Пауэлла и известил его, что все готово и что отъезд назначен на следующий день.

– Хорошо, – сказал король земледельческих машин. – В котором часу отплытие?

– Ровно в полдень.

– Приедем.

Под этим лаконичным множественным числом укрывался целый заговор.

Эмма Макдуф боялась, что вся измучится, если станет томиться в Филадельфии в ожидании вестей. Она хотела быть как можно ближе к месту работ экспедиции и потому решила на все это время поселиться в Буэнос-Айресе. Сперва она просилась было непосредственно присоединиться к экспедиции. Но Макдуф отказал ей наотрез, и к тому же она знала, что и отец на это не согласится. Пришлось пойти на компромисс: перебраться в Буэнос-Айрес и там ждать окончания экспедиции. Против этого Пауэлл не возражал.

Он отправлялся в Аргентину на собственной яхте «Линкольн». Там, в Буэнос-Айресе, он намеревался снять для дочери и внука роскошное помещение в «Paris-Palace», где останавливаются богатые путешественники и купцы.

Оставаться же в Филадельфии Эмма решительно отказалась. Она жаловалась, что ее каждую ночь тревожат тяжкие кошмары. Она видела своего мужа, видела, как он жестами призывал ее к себе, слышала его голос. Всего ужаснее было то, что он представлялся ей живым, среди груд полярного льда, в окружении замерзших людей, которых видел аргентинский тюленелов. Джордж, живой, брел среди этих «мраморных статуй», как выразился о них аргентинец, и повторял: «Эмма, где же ты?..»

Эмма рассказывала об этих кошмарах профессору Макдуфу. Тот выслушивал ее внимательно и улыбался своей удивительной, загадочной улыбкой, что озаряла старческое, сухое, напоминавшее о хищной птице лицо профессора всякий раз, когда речь заходила о его погибшем сыне. И в этой улыбке была какая-то тайна, которую он хранил, на пороге которой он всегда останавливался, не позволяя никому в нее проникнуть.

– Странное совпадение, – сказал он однажды, когда Эмма поведала ему об одном из своих обычных кошмаров. – Странное совпадение. Я ведь тоже вижу своего сына, но вижу не во сне, а наяву, явственно вижу весь день, каждый день… Ох, как я мучаюсь и терзаюсь, и как бы мне хотелось быть на несколько месяцев старше!..

– Зачем же это? – спросила Эмма, решительно не постигавшая такого странного желания. – Вы сами себе противоречите, дедушка. Вы, должно быть, верите, как и я, что Джордж жив, что тот промышленник ошибся, что он испугался живых, приняв их за мертвых, и в страхе убежал от них?..

– О, нет, увы, дитя мое! Я не тешу себя тщетными мечтами. Нет, наши мертвецы – настоящие мертвецы. Это ты все цепляешься за напрасные надежды, а я – нет!.. Но кто знает?..

Опять это загадочное «кто знает»! Эмма много раз пыталась выяснить, что профессор хотел сказать этими словами. Но он упорно молчал и только каждый раз с новым жаром обнимал ее и тяжело вздыхал.

Пауэлл, конечно, не мог оставаться в Буэнос-Айресе все то время, пока должна была длиться экспедиция, и намеревался совершить несколько поездок домой, где обширные предприятия требовали его пристального внимания.

Это решение Пауэлл с дочерью скрывали от профессора до самого дня отъезда.

«Линкольн» готовили к плаванию, но, когда капитана спрашивали, куда направляется яхта, он отвечал, что Пауэлл с дочерью собираются проводить «Эмму Пауэлл» и распроститься с экспедицией в море.

Лишь 1-го августа, в самый день отплытия, Пауэлл объявил доктору Макдуфу о своем решении. Старик с жаром поблагодарил его, обнял сноху. Потом схватил на руки внука, поцеловал его и прошептал ему на ухо несколько слов. Их никто не слыхал, кроме ребенка, но мальчик ровно ничего не понял и вскоре забыл сказанное профессором.

На прощание президент географического общества Пертридж произнес прочувствованную речь.

– Наши дети, братья погибли, – сказал в ответ Макдуф, – это факт, который мы должны принять a priori. Нам остается теперь только найти ту точку на земном шаре, где покоятся их останки, подобрать их тела и перевезти их на родину. Мы не пощадим трудов, чтобы доставить своим согражданам это последнее утешение. Не спешите пока рыть для них могилы. Быть может, наше предприятие потерпит неудачу; быть может, и мы погибнем, не успев доставить дорогие останки в эти могилы. Тогда помяните нас добрым словом; скажите себе, что мы, прежде чем погибнуть, сделали все возможное, чтобы выполнить нашу задачу!

Все собравшиеся к отплытию судна прошли вереницей мимо старца-профессора и все сердечно пожали ему руку.

Вслед за тем «Эмма Пауэлл» снялась с якоря и вышла в море. «Линкольн» последовал за ней.