Текст книги "Убийца полицейского [Подозревается в убийстве]"

Автор книги: Пер Вале

Соавторы: Май Шёвалль
сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 10 страниц)

Рад теребил свою шляпу.

– Так что уж я-то знаю Бертиля Морда… Запойный. А вообще-то он лучше, чем кажется. Видно, любит ее. И ревнует. Хотя я не вижу, чтобы у него был особый повод ревновать. Мне ее личная жизнь неизвестна. Да и есть ли у нее личная жизнь?

– А что сам Морд говорит?

– Его допрашивали в Мальмё. На семнадцатое число у него алиби. Говорит, в тот день он был в Копенгагене. Ездил на пароме «Мальмёхюс», да…

– Тебе известно, кто его допрашивал?

– Известно. Инспектор по фамилии Монссон.

Мартин Бек не один год знал Пера Монссона и вполне ему доверял. Он прокашлялся:

– Выходит, и у Морда не все чисто.

Рад задумался. Почесал пса за ухом, потом сказал:

– Пожалуй. Но у Фольке Бенгтссона положение куда похуже.

– Если и впрямь что-то произошло.

– Она пропала. С меня и этого достаточно. Никто из знакомых не может найти этому разумное объяснение.

– А как она выглядит?

Рад сунул руку в задний карман и достал две фотографии – на иностранный паспорт и цветную, сложенную пополам. Бросил взгляд на них, потом протянул Мартину Беку. Прокомментировал:

– Карточки удачные, обе. Я бы сказал, что у нее обычная внешность. Как у большинства. Довольно симпатичная.

Мартин Бек долго рассматривал фотографии.

Довольно симпатичная… Какое там. Сигбрит Морд была довольно уродлива и нескладна. Остроносая, черты лица неправильные, выражение кислое.

Цветная фотография была любительская, отпечатана старательно, с применением ретуши. Сигбрит Морд стояла в рост на пристани, на фоне двухтрубного пассажирского парохода. Манерно щурилась на солнце, приняв позу, которая должна была, как ей казалось, украсить ее.

– Совсем свежая фотография, – сказал Рад. – Летом сделана.

– Откуда у тебя этот снимок?

– Забрал в доме у нее, когда мы делали обыск. На стенку прилепила. Должно быть, понравилась.

Он наклонил голову, приглядываясь к фотокарточке.

– И правда, карточка хорошая, – продолжал он. – Вот такая она и есть. Славная баба.

– Ты никогда не был женат? – неожиданно спросил Мартин Бек.

Рад сразу повеселел.

– Что, теперь меня решил допросить! – Он рассмеялся. – Основательно работаешь.

– Извини – глупый вопрос, конечно. К делу не относится.

Мартин Бек покривил душой. Его вопрос непосредственно относился к делу.

– Да ничего, отвечу. Крутил я когда-то с одной девчонкой из Аббекоса. Даже помолвка была. Ну прямо скажу, нарвался я… Через три месяца я уже был сыт по горло, а она и через полгода еще не насытилась. С тех пор я предпочитаю собак. Она потом еще троим жизнь отравила. Правда, теперь-то уж давно бабушка.

Он помолчал, потом добавил:

– Конечно, тоскливо совсем без детей. Иногда. А иногда думаешь, что это даже к лучшему. У нас-то здесь еще жить вроде бы можно, а в целом что-то с нашим обществом неладно. Не хотел бы я в нашей стране детей воспитывать. Еще неизвестно, что из этого вышло бы.

Мартин Бек молчал. Его собственный опыт воспитателя сводился в основном к тому, чтобы поменьше ворчать на детей и предоставить им развиваться, так сказать, естественным путем. Результат можно было назвать удачным только наполовину. Дочь славная, самостоятельная и, судя по всему, привязана к нему. А вот сына он никак не мог понять. По чести говоря, сын ему откровенно не нравился. Всегда что-то крутит, врет, в последние годы относится к отцу с явным презрением.

Продолжая ласкать пса, Рад спросил с легкой улыбкой:

– Можно мне задать контрвопрос? Почему ты меня спросил, был ли я женат?

– Сглупил.

Впервые с тех пор, как они встретились, Мартин Бек увидел на его посерьезневшем лице намек на обиду.

– Неправда. Сдается мне, я знаю, почему ты спросил.

– Почему?

– Потому что считаешь, что я не смыслю в женщинах.

Мартин Бек отложил фотографии. С тех пор как он познакомился с Реей, он не так боялся откровенности.

– Ладно, – сказал он. – Ты угадал.

– Это хорошо. – Рад рассеянно закурил новую сигарету. – Очень хорошо. Спасибо тебе. Может быть, ты и прав. В моей личной жизни не было женщин. Если не считать матери, конечно, и той рыбачки из Аббекоса.

Зазвонил телефон. Рад взял трубку и передал Беку.

– Привет, Бек, это Рагнарссон. Мы, наверно, в сто мест звонили, тебя разыскивали. Что там происходит?

Начальнику Отдела по расследованию убийств приходится мириться еще и с тем, что ведущие газеты следят, куда и зачем он выезжает. Для этого у них есть платные осведомители среди сотрудников управления. Противно, да ничего не поделаешь.

Мартин Бек знал Рагнарссона как относительно честного и порядочного журналиста, чего не мог сказать о представляемой им газете.

– Что молчишь, – спросил Рагнарссон.

– Пропал человек, – ответил Мартин Бек.

– Пропал? Люди каждый день пропадают без того, чтобы тебя привлекали к расследованию. Между прочим, я слышал, что Колльберг тоже выехал. Значит, что-то стряслось.

– Может быть – да, а может быть – нет.

– Мы высылаем двух человечков. Так и знай. Я за тем и позвонил. Сам понимаешь, не хочется действовать без твоего ведома. Мне ты можешь доверять. Ну, привет.

– Привет.

Рад явно был озабочен.

– Пресса?

– Она.

– Из Стокгольма?

– Да.

– Теперь раззвонят.

– Еще как.

– Что будем делать дальше?

– Тебе решать, – ответил Мартин Бек. – Ты здесь все знаешь.

– Участок Андерслёв – еще бы не знать. Познакомить тебя с окрестностями? На машине? Только не на патрульной. Моя лучше.

– Как пожелаешь.

В машине они коснулись трех вопросов.

Сначала Рад поделился наблюдением, о котором до тех пор почему-то промолчал.

– Вот это почта, а сейчас мы проезжаем автобусную остановку. Примерно здесь Сигбрит видели в последний раз.

Он сбавил скорость и остановил машину.

– Есть еще одно свидетельское показание.

– Какое именно.

– Одна свидетельница видела Фольке Бенгтссона. Он проезжал на своем грузовике, а около Сигбрит остановился. Вполне естественно. Он возвращался домой, они соседи, знали друг друга. Он видит, что она ждет автобуса, и предлагает подвезти.

– Что за свидетель?

Рад барабанил пальцами по рулю.

– Одна здешняя дама, пожилая. Сигне Перссон. Как услышала, что Сигбрит пропала, пришла к нам и рассказала. Мол, шла по другой стороне улицы, увидела Сигбрит, и в эту самую минуту навстречу подъехал Бенгтссон и остановился. Показания записала Бритта, она в это время была одна здесь. Сказала свидетельнице, чтобы та пришла еще раз и рассказала все мне. Сигне пришла на следующий день, мы с ней потолковали. Она повторила прежние показания, мол, видела Сигбрит и как Фольке остановился. Я тогда спросил, видела ли она своими глазами, чтобы Сигбрит вошла в кабину.

– А она что?

– Мол, не хотела оборачиваться, чтобы не показаться любопытной. Дурацкий ответ, ведь более любопытной бабы во всем районе не сыщешь. Я поднажал, тогда она сказала, что немного спустя оглянулась, но ни Сигбрит, ни грузовика уже не было. Мы потолковали еще, тогда она сказала, что не уверена в этом. Мол, не желает чернить людей. А на следующий день встретила одного из моих парней и решительно утверждала, дескать, видела, как Бенгтссон остановился и Сигбрит села в машину. Если она будет настаивать на этих показаниях, Фольке Бенгтссону не отвертеться.

– А сам Бенгтссон что говорит?

– Не знаю. Я с ним не разговаривал. Два сотрудника из Треллеборга искали его, да не застали дома. Потом было решено вас вызвать, и мне дали понять, чтобы я ничего не предпринимал. Не опережал, так сказать, события.

Рад включил скорость и поглядел в зеркальце заднего обзора.

– За нами кто-то следит. Двое в зеленом «фиате». Мы остановились, и они тоже. Познакомим их с окрестностями?

– Пожалуйста.

– Интересно быть предметом слежки, – заметил Рад. – Со мной это в первый раз.

Он ехал со скоростью около тридцати километров, но вторая машина и не собиралась его обгонять.

– Вот те дома направо – это и есть Думме, где живут Сигбрит Морд и Фольке Бенгтссон. Хочешь заехать туда?

– Сейчас не стоит. Криминалистическое исследование проведено как следует?

– У Сигбрит? Я бы не сказал. Мы приехали, все осмотрели, я взял фотографию со стены над ее кроватью. И мы оставили там свои отпечатки пальцев.

– Если бы она лишилась жизни…

Мартин Бек остановился. Не очень-то удачно он формулирует вопрос.

– …и я был убийцей – как бы я поступил с телом? – подхватил Рад. – Я уже думал об этом. Очень уж много возможностей… Кругом тьма всяких карьеров и заброшенных развалюх. Всевозможные сараи. Вдоль всего балтийского побережья – пустующие дачи. Лес, бурелом, кустарники, овраги и все такое прочее.

– Лес?

– Ну да, около озера Бёрринге. После бури шестьдесят восьмого там даже на гусеничном тракторе не проедешь. Сто лет надо, чтобы весь бурелом разобрать. К тому же… Кстати, в ящике перед тобой лежит карта.

Мартин Бек достал карту и развернул ее.

– Мы сейчас в Альстаде, шоссе номер один, едем в сторону Мальмё. Дальше сам сориентируешься.

– Так что ты хотел сказать? Что «к тому же»?

– Да, к тому же у всех такое впечатление, что Сигбрит Морд подобрала какая-то машина. Даже свидетель есть. Если ты посмотришь на карту, то увидишь, что через мой участок проходят три шоссе. Кроме того, у нас такая сеть малых дорог, какой, наверно, больше нигде в стране не найдется.

– Я уже заметил это, – сказал Мартин Бек.

Как обычно, его укачало в машине. Это не помешало ему внимательно изучать окружающий ландшафт. Волнистый рельеф области Сёдерслетт ласкает глаз. Это не просто густо населенная, идиллическая сельская местность. Краю присуща своя, особая гармония.

Ему вдруг вспомнились кое-какие из множества критических замечаний о том, как плохо становится жить в Швеции. Паршивая страна, сказал кто-то, правда жутко красивая.

Рад продолжал рассказывать:

– У нашего участка есть свои особенности. Когда мы не возимся с бумагами, по большей части разъезжаем. За год патрульная машина проходит восемьдесят тысяч километров. В поселке около тысячи жителей, а всего на нашей территории не больше десяти тысяч. Но к нам относится кусок побережья в двадцать пять километров, и летом число жителей превышает тридцать тысяч. Можешь представить себе, сколько домов пустует в это время года. Притом я говорю о людях, которых мы знаем и можем отыскать. Добавь к этому пять-шесть тысяч человек, остающихся вне нашего поля зрения. Живут в списанных развалюхах, в автоприцепах, все время переезжают с места на место…

Они выехали на приморское шоссе и направились к востоку. Море было гладкое, свинцово-серое, вдоль горизонта тянулись грузовые суда.

– Словом, если Сигбрит мертва, тело искать можно в сотне мест. А если она села в машину к Фольке или еще к кому-нибудь, то скорее всего ее надо искать за пределами участка. Тут уже вариантов будет тысяча.

Поселки следовали один за другим: Беддинге, Скатехольм. Рыбачьи поселки, отчасти превращенные в курорты, но со вкусом. Никаких высотных зданий и роскошных отелей.

– Скатехольм – здесь конец моего участка, – доложил Рад. – Дальше начинается участок Истад. Доедем до Аббекоса. А это – Дюбек. Грязь, болото. Самый неприятный участок на всем берегу. Может, она лежит тут в трясине… Ну вот и Аббекос.

Рад сбавил скорость.

– Да, вот здесь она и жила, та лапушка, которая научила меня трезво смотреть на женщин. Хочешь на гавань поглядеть?

Мартин Бек молча кивнул.

Они вышли из машины и сели каждый на свою сваю. Над молом кричали чайки.

Зеленый «фиат» остановился в двадцати метрах. Его пассажиры остались сидеть в машине.

– Знакомые? – спросил Мартин Бек.

– Нет. Молодежь… Если им что надо, подошли бы, поговорили. Не скучно им так сидеть и таращиться…

Мартин Бек молчал. Он становился все старше, журналисты – все моложе. С каждым годом контакт все хуже.

– Так почему тебя интересовало мое отношение к женщинам? – спросил Рад.

– Сдается мне, что нам очень мало известно о Сигбрит Морд. Мы знаем, как она выглядела, где работала, знаем, что держалась скромно. Разведена, бездетна. Вот почти и все. А ты задумывался над тем, что она была в том возрасте, когда многими женщинами овладевает отчаяние? Особенно если нет детей, нет родных, нет никаких интересов… Считают себя полными неудачницами, в том числе в личной жизни. И часто совершают глупости. Идут на необдуманные связи.

– Благодарю за лекцию, – сказал Рад.

Поднял с земли дощечку и швырнул в воду. Пес тотчас прыгнул в море.

– Молодец, – вздохнул Рад. – Теперь он мне совсем загадит заднее сиденье. Значит, ты хочешь сказать, что у Сигбрит была тайная любовь или что-то в этом роде.

– Во всяком случае, не исключено.

Рад наклонил голову и ухмыльнулся.

– Никак не укладывается все это в голове. У тебя есть какие-нибудь планы? Или я не должен спрашивать?

– Дождусь, когда приедет Леннарт. Потом стоит потолковать просто так с Фольке Бенгтссоном и Бертилем Мордом.

– Можешь на меня рассчитывать.

– Я так и думал.

Рад рассмеялся. Потом встал, подошел к зеленому «фиату», постучал в стекло. Водитель, молодой человек с рыжей бородой, опустил его и посмотрел вопросительно на Рада.

– Мы возвращаемся в Андерслёв, – сказал Рад. – Но я поеду через Чельсторп, надо у брата яиц взять. Газета сэкономит деньги, если вы поедете через Шиварп.

«Фиат» последовал за ними и ждал, пока Рад ходил за яйцами.

– Сразу видно, не верят они полицейским, – заметил Рад.

Сверх того в этот день, пятницу, второго ноября, ничего особенного не произошло.

Мартин Бек нанес положенный визит в Треллеборг, посетил полицмейстера и комиссара полиции, возглавлявшего местный уголовный розыск. Позавидовал полицмейстеру: окна его кабинета смотрели на гавань.

Ничего нового, по существу, он не услышал.

Вечером позвонил Колльберг, сообщил, что ему осточертела машина и он собирается переночевать в Векшё. Потом спросил:

– Ну а что там у тебя в Андерсторпе?

– В Андерслёве. Здесь очень славно, только газетчики уже на хвост сели.

– Надень форму для внушительности.

– Заткнись, – ответил Мартин Бек.

Завтра праздник. День всех святых. Взять да испортить кому-нибудь праздник… Скажем, Монссону в Мальмё.

V

– Всяких хамов повидал я на своем веку, – сказал Пер Монссон. – Но таких, как Бертиль Морд, надо поискать.

Они сидели на балконе в доме Монссона на Регементсгатан и наслаждались жизнью.

Мартин Бек приехал в Мальмё на автобусе. Он попытался расспросить водителя, но без особого успеха. Другой шофер сидел за рулем в тот злополучный день.

Монссон был рослый добродушный мужчина, он отличался спокойным нравом и редко прибегал к сильным выражениям. Но тут и он не выдержал:

– Нет, правда, хулиган какой-то.

– С капитанами это бывает, – сказал Мартин Бек. – Они часто очень одиноки, а если у такого человека к тому же деспотические замашки, он легко становится наглым и самовластным. Или, как ты выразился, хамом.

– Чем он теперь занимается?

– Владелец пивнушки в Лимхамне. Ты ведь знаешь его биографию? Доконал себе печень спиртным то ли в Эквадоре, то ли в Венесуэле. Лежал в больнице. Теперь врачи не разрешают ему снова выйти в плавание. Обосновался дома в Андерслёве, но из этого ничего хорошего не вышло. Пил, колотил жену. Она подала на развод. Он был против. Но развод ей дали. Без всяких.

– Рад говорит, у него алиби на семнадцатое число.

– Относительное… Говорит, смотался на пароме в Копенгаген, чтобы гульнуть. Да только алиби это с душком. На мой взгляд. Говорит, дескать, сидел в носовом салоне. Паром отходит без четверти двенадцать, раньше отчаливал ровно в двенадцать. И будто он сидел в салоне один, и от официанта несло перегаром. Кто-то из команды развлекался у игорного автомата. Я сам часто по этому маршруту езжу. Официант – его зовут Стюре – всегда под мухой, всегда у него мешки под глазами. И всегда один и тот же член команды пичкает кронами игральный автомат. По-моему, тебе стоит самому потолковать с Бертилем Мордом, – сказал Монссон.

Мартин Бек кивнул.

– Свидетели признали его, – продолжал Монссон. – Да его и нетрудно узнать. Беда только в том, что там каждый день одно и то же. Паром отходит по расписанию, и большинство пассажиров те же. Как тут положиться на память свидетелей? Человека опознают две недели спустя, можно ошибиться в дне.

– Значит, ты его уже допросил?

– Допросил, и не очень-то он убедил меня.

– У него есть машина?

– Есть. Он живет в западных кварталах, отсюда рукой подать, если рука длинная. Местер Юхансгатан, двадцать три. До Андерслёва полчаса езды. Примерно.

– Почему это так важно?

– Да потому, что он туда ездил. Иногда.

Мартин Бек не стал больше допытываться.

Третье ноября, суббота, на дворе почти лето. Несмотря на праздник – день всех святых, – Мартин Бек намеревался потревожить покой капитана Морда. К тому же капитан вряд ли верующий.

– Пожалуй, я пойду, – сказал Мартин Бек.

– Давай. Я как раз хотел сказать, что самое время, если ты хочешь застать Морда трезвым. Вызвать тебе такси?

– Да нет, лучше пройдусь.

Мартин Бек часто бывал в Мальмё и неплохо ориентировался, во всяком случае, в центре города.

К тому же стояла хорошая погода, и ему хотелось проветрить мозги перед встречей с Бертилем Мордом.

Ведь вот и Монссон подбросил ему явное предвзятое суждение.

Предвзятые суждения – это плохо. Поддаваться им опасно, но столь же опасно ими пренебрегать. Всегда следует помнить, что и предвзятое суждение может оказаться верным.

Стажер этот мог бы весьма успешно выступить в театре или на телевидении, исполняя пародию на человека, который изо всех сил делает вид, что не следит за домом. К тому же дом был маленький, а соседние здания снесены. Стажер стоял на другой стороне улицы, сплетя пальцы на спине, с отсутствующим видом, однако то и дело косился на дверь, за которой надлежало пребывать жертве его наблюдений.

Мартин Бек и пальца не успел оторвать от кнопки, когда Бертиль Морд распахнул дверь.

На нем были форменные брюки, а кроме брюк – майка и деревянные башмаки. От него разило перегаром, но к перегару примешивался запах одеколона, и неспроста – огромная ручища сжимала флакон «Флориды» и опасную бритву. Указывая бритвой на своего караульщика, он заорал:

– Это еще что за чертова кукла битых два часа стоит и таращится на мой дом?

– Ничего подобного, – сказал Мартин Бек, входя и закрывая за собой дверь. – Ничего подобного…

– Что – ничего подобного? – кипятился Морд. – В чем дело, черт возьми?

– Спокойно, спокойно…

– Спокойно? Так оставьте меня в покое! И не подсылайте переодетую шантрапу, чтобы шпионила за мной. Я привык быть сам себе хозяин. А ты-то кто, черт бы тебя побрал? Главная ищейка?

– Вот именно, – сказал Мартин Бек.

Он прошел мимо Морда и стал осматривать полутемную комнату. Запах стоял такой, словно здесь спало пятьдесят индивидов, притом отнюдь не человеческого рода. Окна завешены старыми ватными одеялами со множеством дыр и жирных пятен; впрочем, если отогнуть угол внизу, можно выглянуть наружу. У одной стены стояла кровать, которую не убирали неделями, а то и месяцами. Обстановку дополняли четыре стула, стол и здоровенный гардероб. На столе – стакан и две бутылки русской контрабандной водки: одна совсем пустая, другая наполовину. В углу валялась гора грязного белья, через открытую дверь в другом конце комнаты было видно кухню, где творилось нечто неописуемое.

– Я побывал в ста восьми странах, – орал Морд, – и нигде не видел ничего подобного! Ищейки тебя донимают. Больничная касса тебя донимает. Налоговый инспектор, собес, инспектор по борьбе с алкоголизмом и прочая шваль. Энергосбыт, таможня, переписчики, поликлиника. Даже почта покоя не дает, хотя мне никакая почта не нужна.

Мартин Бек перевел взгляд на Морда. Не мужчина – медведь, рост не меньше метра девяносто, вес – добрых сто двадцать пять. Черные волосы, темные злые глаза.

– Откуда ты взял эти сто восемь стран? – спросил он.

– Не говорите мне «ты». Я не желаю, чтобы всякая сволочь ко мне на «ты» обращалась. Говорите «сэр» или хотя бы «господин». Откуда взял? Дурацкий вопрос, я же сам счет вел. Сто восьмая – Верхняя Вольта. И провалиться мне на этом месте – хуже нашей нет. Я лежал в больницах Северной Кореи, и Гондураса, и Макао, и Доминиканской Республики, и Пакистана, и Эквадора. И нигде не видел такого безобразия, как здесь, в Мальмё, этим летом. Сунули в палату, которую строили еще в прошлом веке.

Морд посмотрел по сторонам.

– Здесь не убрано, – продолжал он. – Я не мастер убирать, не обучен.

Он взял пустую бутылку и отнес на кухню.

– Ну так, с этим все. А теперь позвольте задать один вопрос. Что тут такое происходит, черт возьми? Почему, когда я бреюсь, какой-то идиот скребется в мою дверь? Я бреюсь два раза в день, утром в шесть часов, потом в три. Сам бреюсь. Опасной бритвой. Так лучше.

Мартин Бек молчал.

– Я задал вам вопрос. Не слышу ответа. Вот вы – кто вы такой? За каким чертом пришли в мой дом?

– Меня звать Мартин Бек, я служу в полиции. Комиссар уголовной полиции, начальник отдела по расследованию убийств.

– Год и месяц рождения?

– Двадцать пятое сентября тысяча девятьсот двадцать второго года.

– Ясно. То ли дело, когда сам вопросы задаешь. Что вам угодно?

– Ваша бывшая жена пропала семнадцатого октября.

– Ну и что?

– Нам хотелось бы знать, куда она могла деться.

– Хотелось бы… Но я же говорил, сто тысяч чертей, что ничего не знаю. Семнадцатого числа я как раз сидел на пароме «Мальмёхюс», опрокинул стаканчик. Ну хорошо, не стаканчик.

– Вы, кажется, держите что-то вроде ресторана?

– Держу. У меня там две бабы работают. И полная чистота, черт возьми, вся медь сверкает, а не то я их в два счета выставлю. Я проверяю. Захожу, когда меня никто не ждет.

– Понятно.

– Вы там что-то насчет убийства намекали.

– Да, такая возможность не исключена. Похоже, кто-то ее похитил. А ваше алиби не очень-то надежно.

– Мое алиби в полном порядке. Я сидел на «Мальмёхюсе». А вот рядом с ней псих живет, извращенец. Если он Сигбрит хоть пальцем тронул, я ее собственными руками задушу.

Мартин Бек посмотрел на его руки. Страшные руки. Не только человека – медведя задушат.

– Вы сказали «ее». «Задушу ее».

– Я оговорился. Я люблю Сигбрит.

Так, вот и прояснилось кое-что. Бертиль Морд – опасный человек, он не владеет собой. За много лет привык командовать другими. Возможно, он неплохой моряк, но на суше ему не по себе. От него можно ждать всего, в том числе самого худшего.

– Вся беда моя в том, что я родился на свет в этом проклятом Треллеборге, – говорил Морд. – Стал, так сказать, гражданином, а на черта мне это надо. В стране, которую я могу выносить месяц, от силы два. И все бы еще ничего, все шло хорошо, пока я не заболел. Я полюбил Сигбрит, почти каждый год к ней приезжал. Нам было хорошо вместе. Потом я снова уходил в море. Пока не началась эта волынка. Печень забастовала, и теперь мне не дают справку.

Он помолчал.

– А теперь уходите, – вдруг произнес он. – Не то я разозлюсь и врежу по морде.

– Ладно, – ответил Мартин Бек. – Если приду снова, то скорее всего с ордером на арест.

– Катитесь к черту.

– Что вы можете сказать о вашей жене? Что она за человек?

– Не ваше дело. Вон отсюда.

Мартин Бек шагнул к двери.

– Всего доброго, капитан Морд, – сказал он.

– Постойте, – вдруг остановил его Морд.

Он поставил на стол одеколон, положил бритву.

– Я передумал. Сам не знаю почему.

Он сел и налил себе стакан водки.

– Пьете?

– Пью, – ответил Мартин Бек. – Но не сейчас и не теплую водку.

– И я не пил бы теплую неразбавленную. Будь у меня стюард или слуга, который по первому знаку бегом приносит лед и лимонный сок. А что, в самом деле, продать пивнушку, уехать да наняться на пароход в Панаме или Либерии…

Мартин Бек сел к столу.

– Вот только одна загвоздка. Меня не возьмут капитаном. От силы штурманом у какого-нибудь типа вроде меня самого. И уж я не стерпел бы. Задушил бы гада.

Мартин Бек молча слушал.

– Но хоть упиться насмерть в море можно мне или нет? Много ли мне надо было – Сигбрит и пароход. Теперь ни того, ни другого. И околеть спокойно не дают, всякий черт сует свой нос.

Он обвел взглядом комнату.

– Думаете, мне нравится так жить? Нравится в дерьме сидеть?

Он хлопнул ладонью по столу так, что стакан едва не опрокинулся.

– Знаю, знаю, что вы думаете! – орал он. – Вы думаете, я Сигбрит угробил. Да только не было этого. Неужели не ясно? Э, да знаю я цену вам, ищейкам шведским и всем прочим. Полицейские – крысы портовые. Только на то и годятся, чтобы приходить на борт и разживаться выпивкой и сигаретами, а не дашь – пожалеешь. Помню паразита одного в Милуолле, когда мы туда ходили. Этакий бобби. Как пришвартуемся – стоит будто статуя и козыряет. «Йес, сёёр», да «Глэд ту си ю, кэптен» [1]1
  Я рад видеть вас, капитан (англ.)


[Закрыть]. Потом набьет карманы табачком и бутылками так, что еле ползет по сходням. И у нас то же самое.

– Мне не нужно от вас ни водки, ни табака.

– А что же вам нужно, черт возьми?

– Мне нужно знать, что случилось с вашей бывшей женой. Поэтому спрашиваю, что вы можете о ней сказать, что она за человек.

– Человек? Она хороший человек. Чего вы от меня добиваетесь? Я ее люблю. А вам надо меня подловить. Слышали от этого полицейского в Андерслёве, что я ее поколачивал. А вам известно, что он сам мне однажды по морде съездил? Никогда не думал, что у него духу хватит. Это мне-то – меня всего один раз в жизни били, да и то – четверо против одного. В Антверпене. Но в Андерслёве он был прав, а я не прав, вот и смирился.

Мартин Бек посмотрел на Морда.

Похоже, старается изобразить, что он не так уж и плох…

– Вы долго были женаты? – спросил Мартин Бек.

– Да. Сигбрит было всего восемнадцать, когда мы сошлись. Через два месяца я ушел в плавание. И после все время был в море, только на месяц-другой приезжал домой каждый год, и все было очень здорово.

– Вы говорите об интимных отношениях?

– Ну да. Я ей нравился.

– А остальные десять месяцев?

– Она говорила, что верна мне, и у меня не было никаких доказательств обратного.

– А вы сами?

– Сам-то я в каждом порту душу отводил.

– А что вы говорили дома?

– Кому, Сигбрит? Что говорил – мол, ни разу не изменял, только и ждал отпуска. И теперь ничего не сказал бы, если бы не такие дела. Теперь-то все равно.

– Вы хотите сказать, потому что Сигбрит мертва?

Если Мартин Бек ждал, что его собеседник вспылит, то он ошибался. Морд отхлебнул из стакана, и рука его не дрожала.

– Так и стараетесь меня в ловушку заманить, – спокойно произнес он. – Не выйдет. Во-первых, я в тот день был на пароме, а во-вторых, не верю, что Сигбрит мертва.

– А что же вы думаете по этому поводу?

– Не знаю. Зато я знаю кое-что другое, что вам и в голову не приходило.

– Например?

– У Сигбрит есть свое маленькое тщеславие. Ей жутко нравилось быть женой капитана и хозяйкой маленького домика. Пока мы были вместе, нашего заработка вполне хватало. Да у меня еще кое-что для себя оставалось. Потом мы разошлись. Разошлись и разошлись, что тут поделаешь, но с какой стати мне платить ей за то, что она от меня избавилась. Так что никакого пособия или другой помощи она от меня не получала. И после развода ей уже шиковать не приходилось.

– Почему же вы разошлись?

– Невмоготу мне было торчать в этой деревне и ничего не делать. Вот и ударился в запой, орал на нее, мол, убери, почисти ботинки, колотил ее, а ей это не по нраву было. И ничего удивительного. Потом-то я себя сколько раз за это ругал. И сейчас сижу здесь и кляну себя. За это и за то, что пятнадцать лет выпивал в день по две бутылки. Поехали!

Морд залпом выпил весь стакан. Двести граммов водки – словно воду, даже не крякнул.

– Хотелось бы выяснить еще одну вещь, – сказал Мартин Бек.

– Ну?

– После развода ваша связь продолжалась?

– Было дело. Приезжал к ней, отводил душу. Но это уже давно было. Последний раз года полтора назад… Я-то все еще надеялся, что мы снова поладим, но теперь уж поздно.

– Почему?

– Причин много. Хотя бы моя болезнь. Да и зачем восстанавливать отношения, которые во многом строились на лжи и обмане? Пусть даже я один врал. И все-таки я ее люблю.

Мартин Бек поразмыслил, потом сказал:

– Капитан Морд, судя по вашим словам, вы неплохо женщин изучили.

– Что ж, можно сказать и так. А что?

– Ваша жена – можно назвать ее привлекательной женщиной, волнующей?

– Еще как! Что вы думаете, я просто так каждый год по месяцу и больше стоял на якоре в Андерслёве?

Мартин Бек почувствовал, что зашел в тупик. Чем дальше, тем труднее становилось ему определить свое мнение. И Морд уже не вызывал у него такого отпора, как в начале беседы.

– Сто восемь стран – это же надо… Как только вы все помните.

Морд сунул руку в задний карман брюк и достал записную книжку в кожаном переплете, чуть ли не с молитвенник толщиной.

– Помните, помните. Я же говорил вам, учет веду. Вот глядите.

Он полистал книжку. Страницы в мелкую черную линейку были почти все исписаны.

– Вот, – продолжал Морд. – Тут у меня все. Начинается со Швеции, Финляндии, Польши, Дании и кончается такими странами, как Мальта, Южный Йемен и Верхняя Вольта. Конечно, на Мальте я и раньше бывал, но в перечень записал только после того, как она стала независимой. Мировая книжечка. Я купил ее в Сингапуре более двадцати лет назад и с тех пор ни разу не видел ничего подобного. – Он засунул ее обратно в карман. – Так сказать, судовой журнал моей жизни. Вся жизнь человека в такую маленькую книжечку укладывается… А большинству и того много.

Мартин Бек встал. Морд сорвался со стула и вытянул перед собой свои ручищи.

– А если кто Сигбрит какую гадость подстроил, предоставьте его мне. Да только никто не посмеет ее тронуть. Она моя.

Его темные глаза сверкали.

– Разорву в клочья, – бушевал он. – Мне не впервой.

Мартин Бек посмотрел на его руки

– Вам не мешало бы хорошенько вспомнить, что вы делали семнадцатого числа, капитан Морд. Ваше алиби не очень убедительно.

– Алиби, – фыркнул Морд. – По какому это случаю?

В два шага он очутился у двери и распахнул ее.

– А теперь катитесь к черту. Да поживее, пока я еще добрый.

– Всего хорошего, капитан Морд, – вежливо попрощался Мартин Бек.

В ярком свете из двери он рассмотрел, что у Морда желтые белки.

– Крыса портовая! – проревел Морд.

И с грохотом захлопнул за ним дверь.

Мартин Бек отшагал метров сто в сторону центра.

Потом повернул и направился к гавани. Возле «Савоя» остановился и вошел в бар.

– А, здравствуйте, – приветствовал его бармен.

Мартин Бек кивнул и сказал:

– Виски.

– Как обычно, с ледяной водой?

Мартин Бек снова кивнул.

Прошлый раз он заходил сюда больше четырех лет назад. Да, вот это память.

Он долго сидел размышляя.

Поди тут разберись. У него было такое чувство, словно Морд в чем-то провел его. Что это, бесшабашная откровенность или изощренная хитрость? Во всяком случае, Морд что-то очень уж легко говорит об убийствах.

Он заказал еще стаканчик виски.

Потом рассчитался и вышел. Пересек по мостику канал и направился к шеренге такси перед вокзалом. Путь до Андерслёва занял ровно двадцать девять минут.