Текст книги "Плотин, или простота взгляда"

Автор книги: Пьер Адо

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 7 страниц)

«Некоторые беды, например, бедность и болезнь, идут на пользу только тем, кто их испытывает. Но моральное зло приносит пользу всему свету. Прежде всего, оно позволяет проявиться Божественной справедливости. Кроме того, оно приносит и другую пользу. Оно заставляет людей сохранять бдительность. Оно будит наш ум и наш дух, чтобы мы могли противостоять распространению зла. Оно позволяет нам понять, как хороша добродетель по сравнению с бедами, которые есть удел дурных людей. Зло возникло не для этого. Но поскольку оно возникло, оно должно приносить пользу. Самая великая сила – умение извлекать пользу из самого зла»

(III 2, 5, 15)

Поскольку зло в порядке вещей, поскольку оно – спасительное испытание, иногда для Плотина оно становится как бы спектаклем, который он смотрит с презрительным безразличием.

Людская суета становится в его глазах пляской марионеток, о которой уже говорил Платон («Законы» VII 803–804):

«Всемирная жизнь в полноте своей создает совокупность вещей. В процессе жизни она производит различные формы вещей и неустанно создаст эти красивые, изящные игрушки – живые существа. Армии, противостоящие друг другу, где люди, – эти смертные существа! – наступая в прекрасном боевом порядке, как бы исполняя пирриху, показывают нам, что великие человеческие деяния – всего лишь игра… Да, все происходит как на подмостках театра. Убийства, трупы, захват и разграбление городов! Все это не более чем смена костюмов и сцен, стоны и жалобы актеров. Ибо в нашем мире во всех жизненных событиях участвует не находящаяся в нас душа, а лишь внешняя человеческая оболочка, которая плачет, горюет и жестикулирует, играя свою роль в этом театре со множеством сцен, – на земле. Вот каково поведение человека, который умеет жить только в низшем, внешнем мире; он не знает, что, даже проливая слезы и принимая их всерьез, он играет. Только серьезный человек может серьезно относиться к серьезным вещам. Остальные люди – не более, чем игралища судьбы. Они принимают всерьез свои игрушки, они, не умеющие быть серьезными и не знающие, что сами они – лишь игрушки. Если ты играл с ними и с тобой случилась беда, знай, что ты играл с детьми, – и сними свою маску! Если играет Сократ, играет только его внешняя оболочка!»

(III 2, 15, 31)

Тем не менее это божественная комедия!.. Драма вселенной предначертана Провидением. Каждому суждено сыграть в пьесе свою роль, и это единственная роль, которая ему подходит, единственная, какую он избрал бы, или точнее, избирает в глубине души. В этой абсолютной драме актер и персонаж – одно: плохо играть значит быть плохим персонажем; хорошая роль – это хорошая игра:

«В подлинной драме, которой лишь подражают произведения драматургов, роль актера выполняет душа. Роль ей дается поэтом вселенной. Как актеры получают костюмы, ослепительные наряды или лохмотья, так и душа получает свою судьбу не случайно, а следуя плану вселенной. Если душа применяется к своей судьбе, она согласует свою игру со строем драмы и с всемирным разумом»

(III 2, 17, 32)

Если же она играет плохо, это также предусмотрено в пьесе. От этого драма не станет менее прекрасной.

«В звучании хора прекрасен и диссонанс. Даже то, что кажется противоестественным, в масштабе вселенной согласуется с природой… Приведем другой пример: злой палач ^[32] не нарушает порядка хорошо управляемого города. Городу он нужен; хорошо, что он там есть; он на своем месте»

(III 2, 17, 83)

Если у души дурная роль, это не значит, что сама душа непоправимо дурна. Плотин категорически отказывается признавать подобно гностикам, что есть души изначально дурные. По существу своему душа добра. Только низменная часть нашего существа, земное и внешнее в человеке может поддаться пороку, поскольку телесное и материальное ослепляет (I 8, 4, 6). Но душа каждого человека безгрешна на высшем своем уровне, часто абсолютно бессознательном:

«Эта первооснова души не несет ответственности за страдания, которые человек приносит другим или терпит сам. Все это происходит на уровне «животного», «смешанного» начала, то есть в той области, где низшие уровни души соединяются с телом»

(I 1, 9, 1)

В своих последних мыслях Плотин постоянно возвращается к этой теме. Она связана с теорией об уровнях нашего «я», о которой мы говорили во второй главе. Зло, страдания и страсти не властны над нашим истинным «я». Оно неподвластно даже астральным влияниям, хотя некоторые настаивают на их власти над нами:

«Говорят, что светила влияют на наш характер, а через него и на наши действия и страсти… Но что же тогда остается от нас? – Остаемся «мы», то есть наше настоящее «я», которое природа дала нам, чтобы обуздывать наши страсти. Наряду со всеми муками, которые причиняет нам тело, Господь даровал нам добродетель, над которой ничто не властно. Ибо не в покое нужна нам добродетель, а тогда, когда без нее мы могли бы впасть в грех. Поэтому нам нужно бежать отсюда и отринуть все наносное. Не надо быть соединением души и тела, одушевленного тела, в котором преобладает телесная природа… Иная душа, та, что чужда телесной жизни, стремится ввысь, к прекрасному, к Божественному, над которым не имеет власти ничто»

(II 3, 9, 12)

Тот, кто живет на высшем уровне своего существа, управляет своей судьбой; живущий на низших уровнях нашего «я» зависит от светил и представляет собой лишь частицу вселенной.

Чувствуется, что с приближением смерти Плотин все больше старается сосредоточиться на своем духовном «я» и рассматривать покидаемую им телесную жизнь как абсолютно чуждую.

Последний трактат Плотина, очень краткий – это размышления о смерти и как бы резюме, где очень мало философии. ^[33] Это последний земной взгляд, обращенный к Благу, перед наступлением окончательного созерцания:

«Благо существует не потому, что оно действует или думает, а только ввиду того, что оно покоится в себе самом… Это нечто, от чего зависит все, но которое ни от чего не зависит… Стало быть, оно должно оставаться неподвижным, и все должно обращаться к нему, как круг ориентирован на центр, откуда исходят радиусы»

(I 7, 1, 17)

Затем взгляд на совокупность явлений, которые, будучи порождены Благом, стремятся к нему вернуться:

«Каким образом все вещи обращаются к своему центру, который есть Благо? Неодушевленные вещи обращаются к душе, а душа обращается к Благу, проходя сквозь Дух. Даже неодушевленные вещи содержат частицу Блага, так как каждая вещь – это в некотором роде единство и существо, и представляет собой специфическую форму»

(I 7, 2, l)

Если даже то, что безжизненно, несет в себе частицу Блага, то тем более благой является сама жизнь, и она есть Благо, жизнь ли это души или жизнь Духа. Да, даже земная жизнь, смешанная со злом, есть благо.

«Но если эта жизнь – благо, почему же смерть – не зло?»

(I 7, 3, 3)

В любом случае смерть – не зло, – отвечает Плотин. Если смерть – это уничтожение, как считают эпикурейцы, она не зло:

«Чтобы испытывать боль, надо быть чем-то. Но умершего нет больше, или же, если он и существует, он лишен жизни и чувствует боль не больше, чем камень»

(I 7, 3, 5)

А если ты платоник и веришь в существование после смерти, смерть еще и благо:

«Смерть – тем более благо, что активность души, когда она освобождается от тела, возрастает. И если отдельная душа сольется со всеобщей душой, какое зло может она там встретить?.. Для души вообще нет зла, если она хранит чистоту своего существа. А если она не сохраняет эту чистоту, то не смерть, а жизнь будет злом! Если душа терпит наказание в царстве Аида, то тогда снова плоха не ее смерть, а ее жизнь, а жизнь ее дурна, так как это не чистая жизнь (к ней примешивается иное)… – Но если земная жизнь добродетельна, как же смерти не быть злом? Можно ответить, что если жизнь в земном мире – благо для людей добродетельных, то не потому, что в этом мире душа связана с телом, а потому, что добродетель охраняет душу от зла, заключающегося в этом союзе с телом. Итак, смерть – это в высшей степени благо. – Может быть, можно добавить, что жизнь в теле – сама по себе зло, и что если добродетель дает душе благодать, то потому, что душа благодаря ей не живет более жизнью, соединяющей душу с телом, но уже в этом мире отделяется от тела»

(I 7, 3, 7)

Скажем прямо. Тот, кто читал великолепие трактаты, которые Плотин в годы зрелости посвятил красоте мира Форм и любви к Благу, испытывает некоторое разочарование, читая его последние произведения. Порфирий сам отмечал:

«Когда он писал девять последних трактатов, силы его слабели, и четыре последних трактата еще слабее, чем пять предыдущих»

(Жизнь Пл. 3, 35)

Часто Плотин ограничивается тем, что повторяет свои собственные доктрины, излагая их очень схематично, как в самом последнем трактате, или же резюмирует сочинения стоиков и платоников. При этом заметна сухость, выхолащивание, иногда, как мы видим, презрительный тон.

Но, может быть, все это объясняется увенчивающимся пренебрежением к литературным формам, может быть, также и отвердением души, которая страдает в одиночестве и хочет принудить себя к полному приятию действительности, как бы жестока та ни была.

* * *

«Когда он уже умирал, Евстохий, который в это время жил в Путсолах, пришел к нему, когда уже было поздно, как он мне сам рассказывал. Тогда Плотин сказал ему: «Я еще жду тебя». Он сказал еще: «Стремлюсь возвести божественное во мне к божественному во всем». В эту минуту змея проползла под кроватью, на которой он лежал, и скользнула в щель в стене; ^[34] и Плотин скончался. Ему было, по словам Евстохия, 66 лет»

(Жизнь Пл. 2, 23)

В этих ultimis verbis – весь Плотин. Кроткая улыбка… «Я еще жду тебя», то есть: я не хотел умереть, не увидев тебя, мой последний друг, единственный ученик, который остался со мной. Но ты очень долго не шел! Из-за тебя мне пришлось замедлить свой уход.14

Чувство Божественного присутствия… Если философствовать – значит учиться умирать, то сейчас я осуществляю высший философский акт: я стараюсь, чтобы то божественное, что есть во мне, вознеслось навстречу тому божественному, что есть во вселенной. В своих последних словах умирающий Плотин не употребляет каких-то особых терминов. Не упоминает о Едином, о Благе, даже о Духе. Его последние слова – это почти банальная фраза, это «отдаю Богу душу», облеченное в терминологию стоиков. Это все равно, что сказать: моя душа сейчас сольется с Мировой Душой. Но все наследие Плотина позволяет нам уловить за этими простыми словами мистический смысл: слившись с душой вселенной, душа Плотина будет созерцать Дух Божий и его неизреченный источник, абсолютно простое Благо. И нам вспоминаются прекрасные и странные формулировки в описании Божественного присутствия:

«Ты уже не говоришь больше: до этих пределов – это я. Отбросив «до этих пределов», ты сам стал Всем. Ты и раньше Им был… Став кем-то, перестаешь быть Всем, отрицаешь его. И это продлится до тех пор, пока не отбросишь такое отрицание. Ты становишься больше, отбрасывая все, что не является Всем. Если ты от этого откажешься, Все явится тебе»

(VI 5, 12, 18)

* * *

Семнадцать веков отделяют нас теперь от Плотина. И современная история все ускоряет свой бег, унося нас непоправимо далеко от мудреца, одиноко умирающего на вилле в Кампании. Огромная пропасть зияет между ним и нами. И все же, когда мы читаем некоторые страницы «Эннеад», что-то пробуждается в нас, какой-то отзвук в глубине нашей души. Прав был Бергсон, говоря о зове мистиков: «Они ничего не просят, и однако получают. Они не нуждаются в призывах, они просто существуют; их существование – это зов». ^[35]

Но зову Плотина современный человек не доверяет. Пленительный, как пение сирен, – не обманчив ли он, не опасен ли? Современный человек боится, что его мистифицируют. Марксист, позитивист, ницшеанец или христианин, – он отрицает мираж «чисто духовного». Он открыл силу материи, могущество всего этого низшего мира, который Плотин считал слабым, бессильным, близким к небытию. Симона Вейль писала: «Очереди за продовольствием. Совершить что-либо легче при наличии низкого, а не высокого мотива. Низкие мотивы придают больше энергии, чем высокие. Встает проблема: как передать высоким мотивам энергию, свойственную низким?» ^[36] Эту мысль уже высказывали Николай Гартман («Категории бытия и ценности тем слабее, чем они возвышеннее») и Макс Шелер («Низшее изначально наделено силой; высшее бессильно»). ^[37] Пусть Плотин отказывается, если хочет, отождествлять себя со «смешанным началом», с «животным в человеке». Современный человек знает, что именно из этого смешанного начала Плотин черпает ту энергию, которая поддерживает его умственную деятельность. Современный человек открыл могущество социальных, психологических, биологических и материальных инфраструктур. Марксизм и психоанализ раскрыли перед ним механику мистификации: человек, который считает, что преодолел человеческую природу, – лишь игрушка низших побуждений и хочет уклониться от работы и от действия.

Эта критика «чисто духовного» несет в себе нечто здравое. Слишком часто принимался за истинные ценности камуфляж, потребный для защиты классовых предрассудков и психологических отклонений. Но, думаю, я показал в данной работе, что, несмотря на некоторые формулировки Плотина, его мистика, какою он жил, не является «способом бегства». Он был так же открыт для других, как и для Духа.

Кроме того, критика «чисто духовного» должна вести к подлинному очищению духовной жизни, а не к отрицанию целой области человеческой действительности. Бергсон видел верно: мистическое переживание есть универсальный и в высшей степени значительный феномен. Даже если этот феномен достигает полноты только с приходом христианства, тем не менее он определенно присущ всему человечеству, и плотиновский опыт – один из самых ярких тому примеров. Если он вызывает в нас отклик, то потому, что в человеческой действительности заложена латентная возможность мистической жизни.

Конечно, игнорировать нашу материальную, психологическую и социологическую зависимость – значит самим себя мистифицировать. Но столь же трагическая, хотя и более тонкая, мистификация – воображать, что человеческая жизнь сводится к ее аспектам, поддающимся анализу, математике, исчислению и выражению. Одним из великих уроков философии Мерло–Понти было то, что именно восприятие, то есть пережитой опыт в буквальном значении слова, придает смысл научному представлению. ^[38] Но это значит косвенным образом допускать, что человеческое существование обретает смысл в неизреченном. ^[39] Витгенштейн узрел эту частицу неизреченного в рамках научного и повседневного языка: «То, что выражается в речи, мы не можем выразить посредством языка». ^[40] «Существует невыразимое: то, что мы даем понять (но что не может быть высказано); в этом есть мистика». ^[41]

Итак, человек находится в положении почти невыносимом. Неизреченное прорезает привычную удобную оболочку повседневности. Значит, человек не может замкнуться в ней, жить в ней в полной мере, удовлетвориться ею. Но если он осмелится приблизиться к тайне, он не сможет долго оставаться в этом положении; ему скоро придется вернуться к успокоительной очевидности повседневности. Внутренняя жизнь человека никогда не будет цельной вполне: она – не чистый разум, не чистый экстаз и не чистое начало. Плотин уже знал это. Он принимал с кротостью эти разные уровни и стремился только уменьшить насколько возможно это многообразие, не обращая внимания на «смешанное начало». Человек должен был научиться мириться с самим собой.

Современный человек внутренне еще больше расколот, чем во времена Плотина. Но все же он может услышать его призыв. Не для того, чтобы в двадцатом веке рабски следовать духовному пути, который указывают «Эннеады». Это было бы невозможно или иллюзорно. Но чтобы принять с тем же мужеством, как Плотин, все стороны человеческого опыта и все, что есть в нем мистического, неизреченного и трансцендентного.

Из послесловия автора ко второму изданию

…В тексте этого небольшого эссе я ничего не менял. Несомненно, он очень далек от совершенства, но был написан с любовью и в некий момент воодушевления. Он составляет единое целое, в котором мне трудно было бы что-то изменить, добавить или убавить. Я старался говорить просто и употреблять не слишком много терминов, придерживаясь в этом совета Марка Аврелия (IX, 29): «Прост и скромен труд философии. Не будем поддаваться соблазну принимать выспренный вид и важничать». И я искренне считаю, что самая наша трудная и важная задача сегодня – это, по словам Гете, научиться «верить простому». Не в том ли для нас главный урок философов античности и особенно Плотина, чтобы мы поняли: философия – не сложное, претенциозное и искусственное построение ученой системы рассуждений, а трансформация восприятия и жизни, которая сообщает неисчерпаемый смысл таким простым и как будто таким банальным словам: «Любовь к Добру»?

Лимур, 1 сентября 1973

Основные даты жизни Плотина¹⁵

205: Рождение Плотина, вероятно, в Египте, возможно, в Ликополе (Жизнь Пл. 2, 37).

230–231: В возрасте 28 лет Плотин решает посвятить себя философии и посещает в Александрии лекции нескольких знаменитостей, которые его разочаровывают (Жизнь Пл. 3, 7).

232–242: По совету друга Плотин посещает занятия у Аммония и одиннадцать лет остается его учеником. Соучениками Плотина у Аммония являются Геренний и Ориген. Следует различать этого Оригена–язычника, о котором Порфирий несколько раз говорит в своей «Жизни Плотина», и Оригена–христианина, Отца церкви, который был лет на двадцать старше Плотина.

234: Рождение Порфирия.

243: Плотин присоединяется к армии императора Гордиана в Месопотамии. Он надеется на встречу с персидскими или индийскими мудрецами во время этого военного похода.

244 (февраль или март): Убийство Гордиана римскими солдатами, сторонниками узурпатора Филиппа Аравитянина. Плотину с трудом удается бежать и добраться до Антиохии. – Подобный тип государственного перепорота был очень распространен в III веке. После смерти Александра Севера (235) Римская империя переживает очень серьезный кризис. Императоров, иногда избираемых сенатом, как в случае с Гордианом, главным образом возводит на трон или лишает трона армия. Тот факт, что Плотин смог присоединиться к экспедиции Гордиана, позволяет предположить, что у него были знакомства в сенате, расположен ном к Гордиану благосклонно.

244: После своих злоключений в Месопотамии Плотин направляется в Рим.

244–253: Плотин дает уроки небольшому числу учеников и ничего не пишет.

246: Амелий становится учеником Плотина. Он составляет конспекты лекций Плотина.

254: Первый год правления Галлиена. Плотин начинает составлять некоторые трактаты (Жизнь Пл. 4, 10).

263: Порфирий приезжает из Афин, где был учеником Лонгина, и прибывает в Рим. Время летних каникул, но он встречается с Плотином (Жизнь Пл. 5, 4). Порфирия в школе принимают не сразу. После долгой дискуссии с Амелием он Плотина которое казалось ему сомнительным и ему доверяются книги Плотина.

266: Сенатор Сабинилл слушатель Плотина (Жизнь Пл. 7, 31) избран консулом на этот год и управляет совместно с императором Галлиеном. Этот последний как и его супруга Салонина питали к Плотину глубокое уважение (Жизнь Пл. 12, 1). Плотин мечтает восстановить разрушенный город в Кампании, чтобы сделать его платоновской республикой Платонополисом. Этот проект терпит провал из за недоброжелательства некоторых советников императора.

268: Порфирии впав в депрессию думает о самоубийстве Плотин советует ему путешествовать. Тогда Порфирий уезжает в Сицилию и поселяется в Лилибее у некоего Проба (Жизнь Пл. 11, 11).

268: Лето убийства Галлиена. Начало правления Клавдия. Последняя болезнь Плотина проявляется (Жизнь Пл. 2, 11).

268–269: Отъезд Амелия. Он покидает Рим и Плотина чтобы присоединиться к Лонгину при дворе царицы Зенобии в Тире (Жизнь Пл. 19, 42). В следующем году он будет в Апамее в Сирии (Жизнь Пл. 2, 33).

269: Плотин уезжает из Рима и удаляется в имение Зета в шести милях от Минтурн в Кампании (Жизнь Пл. 2, 18).

270: Смерть Плотина (Жизнь Пл. 2, 23).

301: Порфирий пишет «Жизнь Плотина» и выпускает первое издание «Эннеад» Порфирий уточняет свой возраст, в тот момент ему 68 лет.

Аналитическая библиография

В КАКОМ ПОРЯДКЕ ЧИТАТЬ ПЛОТИНА?

I. Для выборочного чтения

a. необходимый минимум содержится в трактатах I 6 «О прекрасном» и VI 9 «О Благе».

b. для преимущественного изучения плотиновской мистики и теологии см. основные положения в VI 7 «Об идеях и о Благе» и VI 8 «О воле Единого».

c. по поводу полемики со стоиками, важной для понимания сущности плотиновского учения, читать трактаты III 8 «О созерцании» V 8 «Об умной красоте» V 5 «О том, что умопостигаемое не вне ума» и II 9 «Против гностиков»

II. Для полного и углубленного чтения мне кажется необходимым читать трактаты Плотина в хронологическом порядке.

Издавая трактаты своего учителя Порфирии расположил их в произвольном систематическом порядке без соблюдения той последовательности, в какой они были написаны. Иногда он намеренно делил их. Он хотел получить пятьдесят четыре трактата, то есть произведение идеальных чисел шести и девяти (Жизнь Пл. 24, 13) Таким образом, «Эннеады» представляют собой шесть групп по девять трактатов. Каждая группа по замыслу Порфирия включает трактаты, посвященные общим темам: первая «Эннеада» посвящена проблемам морали, вторая – физики, третья – проблемам мира в целом, в четвертой речь идет главным образом о душе, в пятой – о божественном уме и, наконец, в шестой – о Благе и о Едином (Жизнь Пл. 24, 16 сл.). Это позволяет нам понять замысел Порфирия. Систематический порядок установленный им искусственно соответствует уровням совершенства духовной жизни. Он сгруппировал трактаты Плотина в той последовательности, которая соотносится с подразделением частей философии, различавшей в духовном развитии три этапа: мораль или этика выносились вперед, чтобы обеспечить начальное очищение души, необходимое для дальнейшего движения; затем шла физика, чтобы завершить очищение, выявляя тщету вещей материального мира; затем – политика (термин, заимствованный из элевсинских мистерий) или метафизика, сообщавшая полностью очистившейся душе высшее откровение божественного. Это разделение частей философии встречается у Плутарха («De Iside» 382 d) Феона из Смирны («Expos. rer. math.» p. 14 Hiller) Климента Александрийского («Strom» 128, 176, 1–2) и Оригена («In Cant»., 75, 6 Baehrens). Оно будет играть большую роль в христианской мистике.

Но систематический порядок введенный Порфирием является тем более произвольным, что в большей части трактатов Плотина речь идет о морали, физике и метафизике одновременно, и они не поддаются школьной классификации. Эти сочинения – всегда порождение конкретных обстоятельств: «темой сочинении были возникавшие вопросы» – как говорил сам Порфирий (Жизнь Пл.).

К счастью, в своей «Жизни Плотина» Порфирий сохранил перечень трактатов в хронологическом порядке (4, 22 – 6, 38), и мы имеем все основания говорить, что в основном он точен. Итак, он указывает нам, в каком порядке читать Плотина. Вот соотношение между хронологическим порядком и нумерацией трактатов в издании Порфирия:

1

I. 6

15

III. 4

29

IV. 5

43

VI. 2

2

IV. 7

16

I. 9

30

III. 8

44

VI. 3

3

III. 1

17

II. 6

31

V. 8

45

III. 7

4

IV. 2

18

V. 7

32

V. 5

46

I. 4

5

V. 9

19

I. 2

33

II. 9

47

III. 2

6

IV. 8

20

I. 3

34

VI. 6

48

III. 3

7

V. 4

21

IV. 1

35

II. 8

49

V. 3

8

IV. 9

22

VI. 4

36

I. 5

50

III. 5

9

VI. 9

23

VI. 5

37

II. 7

51

I. 8

10

V. 1

24

V. 6

38

VI. 7

52

II. 3

11

V. 2

25

II. 5

39

VI. 8

53

I. 1

12

II. 4

26

III. 6

40

II. 1

54

I. 7

13

III. 9

27

IV. 3

41

IV. 6

14

II. 2

28

IV. 4

42

VI. 1

При чтении трактатов Плотина в данной последовательности особой эволюции в мысли философа не заметно. В самом деле, он поразительно верен себе, вплоть до манеры выражения. Но лучше видны различные проблемы, занимавшие его на разных этапах жизни. Яснее видно, как определенные группы трактатов соответствуют конкретной проблеме. Мы можем указать читателю некоторые из этих групп.

Первый период литературной деятельности Плотина (трактаты 1–21).

1. Прежде всего это комплекс очерков о душе, ее бессмертии, сущности и присутствии в теле. Эти исследования продолжаются от трактата к трактату; в них обсуждаются некоторые тексты Платона и повторяются многие традиционные аргументы платонизма, опровергающего материализм стоиков. Они соответствуют трактатам 2 (IV 7), 4 (IV 2), 6 (IV 8), 8 (IV 9), 14 (II 2: «О круговом движении», – речь идет о движении души) и 21 (IV 1).

2. Некоторые проблемы, которые ставит платоновская теория Идей и аристотелева теория Ума, обсуждаются в сочинениях 5 (V 9) и 18 (V 7).

3. Начиная с этого первого периода, Плотин приступает к длительному изучению проблем, возникающих в связи с тем, что запредельно мысли, то есть в связи с Единым, проблем восхождения (надо идти дальше божественного Ума Аристотеля) и исхождения (каким образом следующее за Первым проистекает из Первого): 7 (V 4), 9 (VI 9), 10 (V 1), 11 (V 2).

4. Один трактат посвящен важной, но изолированной, по крайней мере в этом периоде, проблеме, – вопросу о материи: 12 (II 4).

5. Кроме того, определенное число трактатов относится к вопросу очищения посредством добродетели и к месту мудреца в иерархии существ: божество ли он или только «демон» (добрый гений)? Это трактаты 1 (I 6), 15 (III 4), 19 (I 2), 20 (I 3).

6. И, наконец, несколько трактатов, по поводу которых трудно сказать, не являются ли они частью более крупных комплексов: 3 (III 1) – мало оригинальный, 13 (III 9) – ряд заметок, и 17 (II 6).

Второй период литературной деятельности Плотина (трактаты 22–45)

1. Проблема присутствия умопостигаемого в материальном: трактаты 22–23 (VI 4–5).

2. Вопросы, касающиеся души: трактаты 2729 (IV 3–5), к которым, возможно, надо добавить 26 (III 6) и 41 (IV 6), которые посвящены также вопросу о неподверженности души аффектам.

3. Возражения гностикам. Эта группа трактатов, образующая единый труд, призвана показать, в противовес гностикам, что материальный мир – не обдуманное и сознательное творение Демиурга, а отражение сверхчувственного мира, основание бытия которого находится в нем самом: 30 (III 8), 31 (V 8), 32 (V 5), 33 (II 9).

4. Возможно, что и трактаты 38 и 39 (VI 7 и VI 8) относятся к этой антигностической группе, так как в них также развивается теория сверхчувственного мира, несущего свой смысл в себе, и делается особый акцент на идее Блага – последнего основания и полной свободы.

5. Размышления о структуре и отличительных чертах умопостигаемого мира вызывают к жизни трактаты 34 (VI 6), 42–44 (VI 1, 2, 3), 45 (III 7), где говорится об умопостигаемом числе, высших родах и вечности.

6. Остается несколько довольно кратких трактатов, возможно, произвольно вычлененных, как в случае с сочинениями первого периода: трактаты 25 (II 5), 35 (II 8), 36 (I 5), 37 (II 7), 40 (II 1).

Третий период литературной деятельности Плотина (трактаты 46–54)

1. С этого времени Плотина прежде всего интересует проблема природы зла. В чем причина зла? Винить ли в них Провидение, душу, светила или материю? Трактаты 47–48 (III 2–3), 51 (I 8), 52 (II 3).

2. С проблемой зла связана проблема счастья: как оставаться счастливым, терпя страдания? Мудрец счастлив, так как он умеет проводить различие между своей чисто духовной душой и той общностью души и тела, которая испытывает страдания: 53 (I 1), 54 (17).

3. Отдельный трактат, посвященный иерархии божественных ипостасей, возвращается к проблемам, которые рассматривались в трактатах 7, 9, 10, 11 и 38. Это трактат 49 (V 3).

4. Наконец, трактат 50 (III 5), где предлагается аллегорическая интерпретация мифа о Поросе и Пении в «Пире» Платона, являет собой достаточно изолированное явление в творчестве Плотина.

ГДЕ ЧИТАТЬ ПЛОТИНА?

1. Для французского читателя наиболее удобным является издание Э. Брейе (см. выше, стр. 9). Каждому трактату предпослана справка, где дается его анализ и определяется его место в истории философии. Общее введение (т. 1, стр. I-XXXIX) очень существенно, особенно и том, что касается литературной формы и стиля. Но греческий текст и перевод оставляют желать лучшего, и пользоваться ими следует с осторожностью. И последнее неудобство: трактаты представлены в систематическом порядке, произвольно установленном Порфирием. Под моим руководством была начата работа над полным переводом произведений Плотина с комментариями. Вышел первый том: Трактат 38 (VI 7) (Editions du Cerf, Paris, 1988).

2. Эллинисты могут обращаться к великолепным критическим изданиям Поля Анри и Ханса–Рудольфа Швицера:

[1] «Plotini Opera», ed. P. Henry et H. – R. Schwyzer, vol. 1–3, Paris-Bruxelles, 1951–1973. Из филологических соображении это издание предлагает сочинения в систематическом порядке «Эннеад», данном Порфирием. Во втором томе издания приводится английский перевод «Арабского Плотина», то есть т. н. «Теологии Аристотеля», которая содержит многочисленные цитаты и парафразы из трактатов Плотина. В III томе (стр. 332–410) находятся замечательные Addenda – результаты последних исследовании текста Плотина.

[2] «Plotini Opera», ed. P. Henry et H. – R. Schwyzer, Oxford, University Press, 1964, 1977, 1982. Критические замечания упрощены по сравнению с предыдущим изданием. Греческий текст часто отличается от текста издания [1] в пользу новых вариантов. В III томе на стр. 291–325 имеются новые addenda с многочисленными исправлениями к т. 1–2. (Последние исправления: Н. – R. Schwyzcr, «Corrigenda ad Plotini textum», «Museum Helveticum», 1987, p. 191–210).

3. Имеются также превосходные переводы на немецкий, английский, испанский и итальянский языки:

[3] «Plotins Schriften», издание подготовили R. Harder, R. Beutler, W. Theiler (Hamburg, Meiner, 1956–1971). Это издание (в 6 томах, где каждый из пяти первых томов разделен на два выпуска, в одном – греческий текст и перевод на немецкий, в другом – краткое содержание каждого трактата и критические замечания) является незаменимым: греческий текст в нем хороший (иногда содержит слишком много конъектур), немецкий перевод – великолепный; краткое содержание и планы трактатов удачно дополняют краткое содержание, данное Э. Брейе, не заменяя его. Сочинения Плотина даны в хронологическом порядке. Выпуск V, подготовленный Р. Хардером, содержит текст и перевод «Жизни Плотина» Порфирия. Том VI включает многочисленные таблицы и, в частности, на стр. 105–175 – «Очерк философии Плотина», написанный В. Тайлером; как и статья Х. – Р. Швицера, о которой упоминалось выше, это, вероятно, одно из самых точных, полных и глубоких изложений плотиновских идей. Теперь невозможно изучать Плотина, не ознакомившись с этой важнейшей работой.