Текст книги "Погрязшие в долгах. Эпилог (ЛП)"
Автор книги: Пэппер Винтерс
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 5 страниц)
– Как ты это сделаешь?
Он ткнул меня своим носом.
– Превратив наш дуэт в семью. Сделав тебя матерью.
Шесть недель спустя
Брак был лучше любого подарка, богатства, состояния или удачи, вместе взятых.
Женитьба на Ниле сделала мою жизнь, мой гребаный мир полным.
Последние шесть недель были хаотичным беспорядком в построении новых целей, продвижении наших мечтаний вперед.
Текс нашел Жаклин.
Нила и Вон несколько дней смотрели на фотографию своей сестры, прежде чем решили назначить встречу.
Они все договорились встретиться где-нибудь на нейтральной территории. Ресторан через две недели.
Я боялся, насколько сильными будут эмоции каждого в ту ночь, но я буду рядом с ней на каждом шагу.
Не проходило и дня, чтобы я не испытывал гребаного благоговения перед Нилой. Она с легкостью справилась с появлением своей сестры, ее новым миром и моей потребностью в ее эмоциональном комфорте. Она следила за моим состоянием, когда мы были на публике. Она точно знала, как обращаться со мной, чтобы я чувствовал себя любимым.
И она позволяла мне делать все, что она делала для меня взамен. Она позволила мне обеспечить ее домом, доставлять подарки как в физическом, так и в эмоциональном плане.
Вместе мы обрели новое счастье.
После нашей свадьбы и медового месяца на Санторини Нила со страстью вернулась к своему ремеслу. Она шила допоздна, пока я заполнял бухгалтерские книги и создавал новые связи. Мы часто работали бок о бок, иногда в ткацких мастерских, где все еще хранились ее ткани, принадлежности и беспорядок; иногда в гостиной, где я любил наслаждаться солнечным светом, а иногда в постели. Были и дни, когда мы сидели на корточках под теплыми одеялами и выполняли минимум взрослых обязанностей, чтобы остаток дня провести под простынями.
И сегодня вся эта тяжелая работа принесла свои плоды.
Мое сердце разорвалось на части, когда розы посыпались со всех сторон, целуя наши ноги.
Нила вцепилась в мое предплечье, тяжело дыша, борясь с приступом головокружения.
Я делал все возможное, чтобы найти для нее лекарство. Я просматривал сайт за сайтом, консультировался с врачами. Некоторые говорили, что это дефицит железа, поэтому я снабдил ее витаминами и минералами. Некоторые говорили, что мозг в конце концов перестанет вызывать приступы головокружения. Однако, я понимал, что у нее это было всю ее жизнь.
Лучшим решением, которое я нашел до сих пор, была серия упражнений, называемых техникой Каналита. Это помогло, но не вылечило ее.
Но у нас было время, и я не прекращал пытаться.
На данный момент я был ее якорем, крепко держащим ее в море наклоняющихся миров.
– Они обожают тебя, Иголочка.
Ее лицо встретилось с моим, разрисованное вспышками фотоаппаратов.
– Они обожают эту коллекцию. Не меня.
Я покачал головой, оглядывая ковер журналистов, фотографов и знаменитостей.
Модницы и репортеры со всего мира приехали, чтобы увидеть коллекцию Радужных бриллиантов Нилы. Коллекцию, которую она начала, когда стояла голая на лужайке Хоуксбриджа, собираясь бежать, спасая свою жизнь, через лес.
Она сказала мне, что то, что в тот день она была голой и на ней были только бриллианты, придало ей сил бежать. Это также послужило источником вдохновения для создания ее лучших экспонатов и модных дизайнов. Ее бренд Nila украсил не только мир высокой моды, но и магазины и местные универмаги.
Я так чертовски горжусь ею.
Сегодня вечером она не делила внимание ни с одним бутиком или лейблом. Вся двухчасовая постановка состояла из кусоочков, которые она создавала в Хоуксбридже, и нескольких предметов, которые она сохранила из гардероба Бонни, сделанных благодаря Эмме и ее предкам. Эти винтажные вещи были объявлены возвращением моды, и слова "Викторианское кружево" и "юбки с кринолином" разносились по теплому воздуху внутри театра.
– Ты сделала это. Гордись.
Я уткнулся носом в ее шею. Мои зубы ныли от желания укусить, но я сдержался. Вечером. Сегодня вечером я укушу ее и покажу, как я чертовски горд.
– Я бы не справилась без тебя.
Она наклонилась в моих объятиях, принеся с собой аромат духов ванили и орхидеи.
– Это неправда, но все равно спасибо.
Я поцеловал ее в ухо, стараясь не испортить замысловатый макияж, в котором ей помогла Жасмин. Последние несколько недель пролетели незаметно, и укороченная стрижка, которую я сделал ей в конюшне, отросла и стала густой и блестящей – идеальной длины, чтобы сжать ее в кулак, пока ее рот обхватывает мой член.
Я напрягся, вспомнив что делал ее язык прошлой ночью.
Два дня назад мы прибыли в Милан – в тот самый театр, где я украл ее много месяцев назад.
У времени была своя странная ирония.
Я оборвал ее жизнь в этом месте.
И она вернулась к жизни тоже здесь.
Год назад я пришел, чтобы украсть ее из центра внимания и помешать кому-либо наслаждаться ее творениями. Теперь я делил ее с теми, кто ценил ее мастерство и боролся друг с другом за престиж ношения ее искусства.
Вокруг нас стояли модели с сегодняшнего показа. Коллекция Радужных бриллиантов действительно была впечатляющей. Пастельные, розовые, пурпурные, бирюзовые, желтые цвета – множество тканей, о которых мне рассказывала Нила, и разрезы, и сборки, и причудливое шитье, которое она объясняла каждый раз, когда работала.
Стоя рядом с ней, я ни за что на свете не мог вспомнить ни единого названия стежка. Все, что я мог вспомнить, это то, как сильно я любил ее и какой сногсшибательной она была в платье цвета чарующего дыма.
Очевидно, это был шелк, тюль и еще множество материалов, которые она заставила меня вспомнить. Полуночные вставки на ее тонкой талии и блеск черных бусин спереди сделали ее короной шоу, черным бриллиантом ее империи.
Каждый раз, когда она проносилась передо мной, мне хотелось накинуть ей на плечи свой смокинг, чтобы скрыть восхитительную линию ее позвоночника и выпуклость ее задницы.
Я оценил мастерство и дизайн платья, но мне не понравилось, как мужчины таращились на мою жену.
Один из представителей бутиков, который уже участвовал в аукционе и выиграл новую коллекцию Нилы, поднялся на сцену и подарил ей букет белых роз. Темнокожий мужчина поцеловал ее в щеку, улыбнулся мне и повернулся лицом к зрителям, чтобы оживить аплодисменты.
В кои-то веки я не возражал быть в толпе такого размера. Не потому, что Нила была рядом со мной, и я привык прислушиваться к ее мыслям на подобных собраниях, а потому, что все были сосредоточены на одном: внушать благоговейный трепет.
Нила помахала камерам, поклонилась – скрывая легкое головокружение, вонзив ногти в мою манжету – и повернулась, чтобы уйти.
Не так быстро.
Я обнял ее еще на секунду. Я хотел насладиться этим моментом. Я хотел впитать в себя каждую мысль и чувство, потому что сегодняшний вечер был особенным не только для Нилы, но и для меня тоже.
Сегодня был мой тридцатый день рождения.
Я сделал это.
Нила не была обезглавлена, ее тело не гнило на пустоши вместе с ее предками, и я не умер от рук своего отца.
Мы превратили зло в добро, чтобы прожить достойную жизнь.
– Пошли, пора идти.
Она потянула меня за руку, покачиваясь на своих глупо высоких каблуках.
Я взял ее за локоть, поворачивая лицом к себе. К несчастью для нее, она не умела хранить сюрпризы, и я знал, что сегодня вечером она уже запланировала вечеринку по случаю моего дня рождения. Я не знал, где и что, но я чувствовал ее волнение от того, что она хотела удивить меня, и ее радость от празднования такой важной вехи. Вехи, которой, как мы оба боялись, никогда не суждено было сбыться.
Однако было и кое-что еще.
Что-то, что она охраняла и защищала. Что-то, что чертовски много значило для нее, и она не сказала мне.
Последние пару недель я думал, что это из-за коллекции. Тот факт, что она закончила весь гардероб из двадцати трех платьев и другой одежды, был огромным подвигом.
Но теперь... теперь я знал, что это было не так, потому что тайна все еще ярко светилась внутри нее.
Нила чувствовала мою решимость заставить ее рассказать мне. Я не хотел заманивать ее в ловушку на подиуме и заставлять раскрываться перед всем миром моды. Но где еще она была наиболее уязвима?
Я помог ей устоять. Я сдерживал её дисбаланс. Самое меньшее, что она могла сделать, это…
– У меня есть секрет, и я больше не могу его хранить.
Нила вздохнула, борясь с улыбкой. Вспышки фотоаппаратов продолжали гаснуть вместе с брошенной розой, когда модели в последний раз прошествовали позади нас.
Я выдохнул. Чертовски вовремя.
– Я так и думал.
Согнув колени, я посмотрел ей прямо в глаза.
– Ты проделала хорошую работу, скрывая это от меня.
Я застыл, когда она подняла руку, поправляя мои волосы, демонстрируя миру предельную привязанность между нами. В этом отношении мы были скрытны. После статьи на Ярмарке Тщеславия о нашей свадьбе мы избегали любых упоминаний и интервью.
Я втянул воздух, когда она обхватила мою шею, притягивая меня ближе.
– Ты не догадался?
Я покачал головой, мои волосы смешались с ее волосами.
– Нет.
Я позволил себе глубже погрузиться в ее мысли, ища ответ на ее скрытую правду. Ее эмоции были смутными, смешанными с глубоким удовлетворением и чувством тихого достижения за все, что она сделала сегодня вечером.
Она слегка покачнулась в моих руках.
– Это действительно первый раз, когда ты не можешь угадать? Ты не знаешь, что я собираюсь сказать? – Она поджала губы. – Потому что я уже знаю, что ты разгадал мой сюрприз по поводу твоего сегодняшнего дня рождения.
Я рассмеялся. Мое тело расслабилось, растворяясь в ней, чем больше мы говорили. Я забыл, где мы были. Я игнорировал тысячи других мыслей и человеческих чувств. Это были только мы. Иголочка и я.
Моя жена.
– Вместо того, чтобы дразнить, как насчет того, чтобы избавить меня от страданий?
Ее глаза блестели, подражая бриллиантам на шее.
– Я предпочитаю хоть раз иметь секрет. Я думаю, что могу наслаждаться этим еще немного.
Страница 5
Я зарычал, обнимая ее за талию. Шелест ее юбок перекрыл ропот зрителей.
– Скажи мне.... В противном случае мне придется использовать более решительные средства, как только мы окажемся наедине.
Она облизнула губы.
– Обещаешь?
Я закатил глаза.
– Ты действительно собираешься свести меня с ума, да? Отлично, в тот момент, когда я задую эти чертовы свечи на том торте, который ты купила...
– Я беременна.
У меня отвисла челюсть.
Все замерло.
Я не мог двигаться, говорить, думать.
Беременна?
Черт, она... беременна.
Мой разум лихорадочно соображал, пытаясь понять смысл этого слова. Мое сердце бешено колотилось, выжимая каждую каплю кислорода из легких.
Нила усмехнулась моей растерянности. Ее пальцы переплелись с моими, прижимая к ее животу.
– Беременна, Кайт. То есть…я собираюсь родить от тебя ребенка.
У меня подкосились ноги.
Я рухнул на колени на сцене перед тысячами гребаных людей.
Слезы навернулись мне на глаза, когда я уставился на ее плоский живот. Юбки и нижние юбки ее дымчатого платья скрывали любой намёк на увеличившийся живот, но мое сердце знало.
– Ты... ты...
Я не смог закончить.
Толпа замолчала, когда я обхватил ее ноги руками и крепко прижал к себе. Я поцеловал ее в живот. Я поклялся всем, что у меня было, что сделаю все возможное, чтобы быть достойным этого нового подарка.
Беременная.
Она беременна.
Я поднял глаза, упиваясь ее сияющим лицом.
– К…как?
Она наклонилась надо мной, ее глаза метались между мной у ее ног и толпой.
– Вставай, они все смотрят.
– Мне все равно. Они могут видеть, как выглядит настоящая любовь. Мне не стыдно поклоняться тебе, особенно после того, как ты рассказала мне что-то такое, что изменило мою жизнь.
Я притянул её к себе, она опустилась на колени в своем платье, глаза в глаза.
– Как? Я думал...
Она покачала головой, широко улыбаясь.
– Противозачаточные средства, которое ты дал мне перед Третьим Долгом закончились несколько месяцев назад. Я хотела сказать тебе, что не принимала противозачаточные, но потом подумала…у нас есть все, что нам когда-либо могло понадобиться. Мы выиграли, несмотря на кажущиеся невозможными шансы. Зачем ждать? Мы молоды, но мудры. Мы доказали, что знаем, что правильно, а что неправильно.
Ее рука обхватила мою щеку, слегка дрожащая, но такая чертовски сильная.
– Я хочу иметь твоих детей, Джетро. Надеюсь, ты не возражаешь, что я приняла решение за нас обоих.
– Возражаю? Почему, черт возьми, я должен возражать?
Я прижал ее к себе, сминая ее перья и стразы, взъерошивая поцелуями её волосы.
– Это... это больше, чем я мог когда-либо просить.
Обхватив ее лицо ладонями, я глубоко поцеловал ее.
Я излил ей свое сердце и благодарность.
– Как... как долго?
Она вздохнула, держась за мои запястья.
– Я не уверена. Несколько недель... Возможно, месяц или около того.
Глупая ухмылка расплылась на моем лице.
– Ты уже знаешь кто?
Девочка.
Пожалуйста, пусть это будет девочка. Совсем как Нила.
Ребёнок, которому не нужно будет беспокоиться о том, чтобы столкнуться с такими ужасными долгами. Дочь-первенец, которая выживет и не будет вынуждена расплачиваться за исторические преступления.
Она пожала плечами.
– Я не знаю. Но кто бы ни был, я знаю, что ты полюбишь его так же сильно, как меня, и мы наполним Хоуксбридж звуками смеха.
Я не мог остановиться.
Вскочив на ноги, я подхватил ее на руки. Шлейф ее платья струился по моей руке, когда я стоял в центре сцены с такой гребаной гордостью, что мог летать.
Пристально глядя в камеры, я объявил:
– Моя жена беременна.
Театр взорвался аплодисментами.
Мне было все равно.
Все, о чем я заботился, – это найти уединенное место, чтобы мы с Нилой могли устроить свой собственный праздник.
Повернувшись спиной к миру, прекратив хлопки и веселые разговоры, я поцеловал свою жену.
– Я люблю тебя. Я так чертовски сильно тебя люблю.
Нила положила голову мне на сердце, сделав меня удивительно счастливым.
– Я знаю.
Три года спустя…
– Спокойной ночи, не позволяй постельным клопам кусаться.
Визг весело разнесся по комнате, когда Джетро подул на живот нашего ребенка. Наш первенец. Наполовину Уивер, наполовину Хоук.
Последние несколько лет пролетели так быстро. Мы стали настоящей семьей – работали вместе, любили вместе, учились, развивались и смеялись.
Моя беременность протекала легко. Благодаря моей физической форме благодаря бегу, я оставалась гибкой и способной работать до того дня, когда у меня начались роды. Джетро часто заставал меня в ткацких мастерских, где я шила и рисовала, а мой живот рос по мере того, как тянулись дни.
Он никогда не говорил мне остановиться. Он поддерживал все, что я хотела делать. Он держал меня за руку, когда я гуляла по поместью, и в любое время распоряжался кухней, чтобы удовлетворить мои нелепые пристрастия.
Он просто души во мне не чаял, и я еще больше влюбилась в него. Я и не знала, что существует так много слоев любви. Сладкая и искрящаяся, затем похотливая и страстная, превращающаяся с годами в глубокую и бесконечную. И чем дольше мы жили вместе, тем больше становились родственными душами во всех смыслах этого слова.
Он знал мои мысли без моих слов.
Я знала о его тревогах тоже без слов. Мы стали созвучны языку тела и сердечному коду... слушая больше, чем просто ушами.
Чем больше был срок беременности, тем чаще навещал меня отец. Его страх за мое здоровье рос до тех пор, пока я не стала похожа на дирижабль, сглаживающий шрамы нашего прошлого. Он умолял о праве помочь украсить детскую, купил подгузники, приятные игрушки и милую детскую одежду.
Мой близнец был менее впечатлен. Он постоянно подтрунивал надо мной из-за веса, который я набрала, – дразнил меня, как позволено брату. По ночам, когда он приходил в гости, он похлопывал себя по животу с рельефными кубиками и тыкал пальцем в мой огромный живот, добродушно смеясь. Он даже пошутил, что купит мне несколько уроков с личным тренером, как только я вернусь в форму.
Джетро не был счастлив. Его глаза сверкали ревностью, когда Вон изображал какого-то накачанного спортсмена, помогающего мне разминаться и тренироваться.
Вечер закончился выпивкой для мальчиков и хихиканьем для меня.
Я никогда не была так довольна.
День, когда я родила, снова изменил мою жизнь. Я была в ужасе – не то, чтобы я сказала об этом Джетро. Мое сердце екнуло, и страх умереть во время родов лишил меня всякого удовольствия от того, что я приношу жизнь в этот мир.
Но Джетро был моим принцем, держал меня на якоре, растирал мне спину, когда начиналось головокружение, и спокойно отвез меня в частную больницу, которую мы организовали для родов.
Роды прошли не идеально. Я рожала двадцать четыре часа. Ребенок повернулся прошлой ночью и лежал не в ту сторону. Пришлось срочно делать кесарево сечение после того, как Джетро заорал, чтобы врачи избавили меня от боли.
При каждой моей схватке Джетро чувствовал это. Он потел рядом со мной. Он дрожал от сочувствия. Его чуть не вырвало, когда агония угрожала разорвать меня на части.
Но когда первые крики нашего ребенка разнеслись по операционной, Джетро рухнул на колени. Его плечи затряслись в беззвучных рыданиях, когда он впервые позволил себе почувствовать другую душу.
Не мою.
Не врача и медсестры.
Нашего ребенка.
Его.
Нашего сына.
В тот момент, когда доктор вымыл новорожденного и запеленал его на руках Джетро, он безвозвратно изменился. Он стал больше, чем просто лордом и хозяином Хоуксбриджа. Он стал больше, чем просто любовником и другом.
Он стал отцом. Защитником. Кусочком в мозаике бесконечной истории. Выражение его лица, когда он смотрел в глаза своему наследнику, сжимало мое сердце так сильно, что я не могла дышать.
Это был самый впечатляющий момент в моей жизни.
И я сделала это с ним.
Мы сделали это вместе.
Мы создали кричащую новую жизнь, извивающуюся в его объятиях.
Он обрел свой покой.
Свой центр.
Наш сын ворковал, когда я убирала его бронзово-черные кудри с его ангельских щек. Поначалу я была в ужасе от того, что совершу ошибку – стану худшей матерью, какую только можно вообразить. Но как только я вернулась домой в Холл, все повара и уборщицы пришли поприветствовать своего нового обитателя; поделившись моментами своего собственного опыта и наполнив меня смелостью. И я поняла, что смогу. Я смогу вырастить этого маленького человека. Я смогу научить его быть нравственным, добрым и мудрым.
Джетро коснулся моей руки с другой стороны койки, переплетя свой мизинец с моим. Наш сын извивался в своей постели, хватал наши пальцы и крепко сжимал их.
Мое сердце вспыхнуло, когда Джетро потянулся через кроватку, нежно целуя меня.
– Мне нравится то, что мы создали.
Я улыбнулась.
– Я очень рада этому.
Пухлые пальчики сжались вокруг наших, требуя большего внимания.
– Ладно, ладно, требовательный малыш. – Джетро отпустил меня, наклоняясь, чтобы поцеловать сына в последний раз. – Пора ложиться спать.
– Нет!
– Да.
Маленький мальчик покачал головой, любуясь на свою любимую игрушку.
Я тихо стояла, наблюдая за общением сына и отца. Имя, которое мы выбрали, не могло быть более подходящим.
Кестрел.
Кестрел "Уильям" Хоук в честь предка и ближайшего брата Джетро.
Джетро драматически вздохнул.
– Если ты не ляжешь спать, то не сможешь насладиться завтрашним днем.
– Да. Заааавтра
Я подавила смешок. Кес был слишком умен для своего возраста. Он научился говорить намного раньше, чем обычно, но его легкий акцент сразил меня наповал.
– Если ты не ляжешь спать, завтра не наступит, – ухмыльнулся Джетро. – Знаешь почему?
Кес нахмурился, как будто этот вопрос был невероятно важен.
– Нет.
– Потому что, если ты не будешь спать, завтра не наступит, потому что ты все еще в сегодняшнем дне. Вот почему мы спим, Кес. Так что сегодняшний день может закончиться, и наши мечты обретут новое начало. Ты же не хочешь разрушить эту традицию, не так ли? – Плотнее укутавшись в простыни, он улыбнулся. – В итоге, мы с мамой будем в будущем, будем жить завтра, в то время как ты застрянешь в прошлом, живя сегодня. Мы собираемся лечь спать. Это значит, что ты тоже должен это сделать.
Кес внезапно замер, его унаследованные золотые глаза впились в меня.
– Правда?
– Совершенно верно.
Нажав на его нос-пуговку, я пробормотала:
– Иди спать, малыш, чтобы у нас был хороший день. Мы поедем кататься верхом. Тебе это понравится.
Он широко зевнул, наконец позволив усталости овладеть им.
– Хороший мальчик.
Убрав руку с койки, я тихо двинулась к двери. Джетро остался, наклонившись, чтобы еще раз поцеловать Кеса. Похлопав сына по крошечной груди, он проверил, надежно ли закреплен ночник, включил радионяню и синхронизировал ее с телефоном.
Маленький мальчик, который выглядел точь-в-точь как его тезка, с дерзкими золотистыми глазами и мягкими темно-бронзовыми волосами, уютно устроился под одеялом, уже погружаясь в мечты, когда его отец прокрался через комнату ко мне.
– Ты же знаешь, что он манипулирует нами, чтобы оттянуть как можно больше минут перед сном, верно?
Я тихо рассмеялась; выйдя в коридор нашего крыла, я оставила дверь приоткрытой.
– Ты это почувствовал?
Его рука обвилась вокруг моей талии.
– Если мы не будем осторожны, он полностью обведет нас вокруг пальца.
– Эх, я думаю, что это уже произошло.
Выйдя из детской, мы направились по коридору холостяцкого крыла. Не то чтобы это было больше холостяцкое крыло. Мы превратили многие комнаты в игровые комнаты, медиа-залы и обновили спальню с помощью мягких белых и серых тонов, а не властной парчи и темно-бордовой кожи.
Это была единственная часть дома, которую мы отремонтировали и убрали символику Хоуков на стенах и в архитектуре. Остальная часть Хоуксбриджа была памятником архитектуры и истории. Было бы неправильно разрывать на части что-то настолько богатое и детализированное.
Мысль о том, чтобы не просто лечь спать, а сделать что-то большее, чем просто поспать, пришла мне в голову.
После рождения Кестрела я вернулась к бегу. Это не было рутиной. Я бежала за свободой, за миром. Я бежала, потому что это было то, что мне нравилось. Я скинула вес после родов, и вернулась к разработке платьев для своей фигуры. Шрам от кесарева сечения был просто еще одной отметиной на моем теле, доказывающей, что я прожила жизнь и победила. Но в отличие от многих других шрамов, которые я заработала, сражаясь с вековым долгом, этот я носила с гордостью, потому что он был дан мне величайшим подарком, который я могла себе представить.
И скоро у меня будет еще один подарок.
У меня был еще один секрет.
Секрет, который мне удавалось хранить гораздо дольше, чем первый. Тайно скрываю свой растущий животик оправданиями и маскарадами. Я скрывала это по двум причинам. Во-первых, я хотела посмотреть, сколько времени потребуется Джетро, чтобы понять. Я постоянно ожидала, что он внезапно уронит посуду или перестанет заниматься бумажной работой и объявит о том, что росло у меня в животе.
Но с тех пор, как Кес вошел в нашу жизнь, его состояние улучшилось. Теперь у него было двое из нас, которые любили его безоговорочно и не ходили по лезвию бритвы сверхчувствительности – ему это было не нужно. Все, на чем ему нужно было сосредоточиться, – это счастливые мысли и удовлетворение.
До того, как родился Кес, я ловила его на том, что у него был напряженный день, и пыталась успокоить его состояние, отдавая всю любовь, которой я могла поделиться. Я предоставляла ему убежище в нашей связи и держала его там столько, сколько ему нужно. Находиться в толпе все еще было для него слишком тяжело. Иметь дело с командировками случалось нечасто, так как его потребность в тишине не уменьшалась.
В начале наших отношений, когда он сказал мне, как сильно он истощит меня, как сильно он будет полагаться на мою любовь к нему, я не до конца понимала последствия того, на что согласилась.
Но теперь я сделала это, и это было самое меньшее, что я могла сделать.
Он дал мне так много. Ежедневно он отдавал мне больше себя, чем я могла когда-либо просить, и возможность помочь вылечить его после долгого дня общения с людьми давала мне силу и связь.
Но наш сын.
Что ж... он был настоящим лекарством.
Джетро достаточно было обнять Кеса, и напряжение в его глазах таяло. Напряжение в его позвоночнике исчезало, и потребность в простом молчании возникала из-за того, что он держал двухлетнего ребенка в самых крепких объятиях.
Два года.
Я не могла поверить, что в течение двух лет в нашей жизни был Кестрел Хоук II.
Мои мысли вернулись к моей тайне, когда я слегка поглаживала растущий живот.
Другая причина, по которой я скрывала это от него, заключалась в том, что я хотела, чтобы этот момент был особенным. Я хотела прошептать ему на ухо и сделать ему заветный подарок после того, как он дал мне так много.
Крутя обручальное кольцо с черным бриллиантом, я вспомнила первую неделю Кеса в Холле. Джетро исчез на день, сказав мне, чтобы я отдохнула, и все станет ясно по его возвращении.
Я не могла в это поверить, когда он вернулся с жеребенком.
Слезы пролились, когда он схватил за повод такого нежного маленького пони и гордо повел его через Холл в детскую Кестрела.
Там очаровательный серый в яблоках жеребенок просунул нос сквозь прутья кроватки, принюхиваясь к малышу, закладывая первый камень непоколебимой связи между лошадью и всадником.
Мы договорились назвать жеребенка Гасом, именем человека, который присматривал за нами. Не прошло и нескольких недель, как я узнала, откуда был взят Гас.
Джетро вернулся к заводчику, который подарил своему брату Мотылька, создав еще один круг судьбы, купив родословную у превосходного поголовья.
Мое сердце переполняло. Я остановилась в коридоре.
Джетро приподнял бровь.
– Ты в порядке?
– Я хочу тебе кое-что сказать.
Он сделала паузу, его ноздри раздулись.
– Сказать мне что?
– Не здесь. Я хочу отправиться в какое-нибудь особенное место. Только мы вдвоем.
Он нахмурился.
– Ты меня пугаешь. Скажи мне.
Его руки сомкнулись вокруг моих бедер, заставляя меня отступить к стене. Прижимая меня к причудливым гобеленам, его рот прижался к моему горлу.
– Не заставляй меня пытать тебя, чтобы узнать, что ты скрываешь, жена.
Я растаяла, когда его язык и горячая влажность его рта послали поток, проникающий в мою сердцевину.
– Может быть, поплаваем? Я могла бы рассказать тебе об этом в горячих источниках?
Мои мысли наполнились счастливыми моментами, когда мы с Кесом плескались в горячей воде и медленно занимались любовью с Джетро, как только наш сын ложился в постель. Источники под Хоуксбриджем стали неотъемлемой частью нашей жизни. И я случайно узнала, что Жасмин несколько раз водила туда Вона, чтобы не только расслабить свои атрофированные мышцы, но и заняться... другими вещами.
Его губы поцелуями проложили путь от моей шеи к моему рту. Наклонив бедра, быстро твердеющая эрекция толкнула меня в низ живота.
Я застонала, принимая его приглашение.
Его дыхание участилось, когда его язык затанцевал с моим. Он целовал меня медленно, жестоко, сладко. Холл поплыл, и у вскинула ногу, чтобы зацепиться за его бедро, задрать юбку и впустить его тело в свое.
Положив руку мне на голову, он навис надо мной. Его голос дрожал от вожделения.
– Я не позволю тебе отвлекать меня. Я хочу знать, что ты скрываешь, и, если ты хочешь, чтобы это было что-то особенное…У меня есть идея получше.
– о?
Оттолкнувшись от стены, он взял меня за руку.
– Да. Ты хочешь чего-то бесценного. Пойдем прогуляемся по территории. Та самая земля, которой мы владеем и которую охраняем для нашего сына. Это самое особенное, что я могу придумать.
Я не могла не согласиться.
Наши пальцы переплелись, когда мы двигались по дому, кивая братьям Блэк Даймонд и махая Флоу, когда мы пересекали фойе. Было еще не поздно, около девяти вечера, но летнее небо дразнило сумерками. Солнце зашло, температура на улице понизилась, но моя юбка до щиколоток и цыганская блузка согревали меня достаточно для небольшой прогулки.
Наши шаги потревожили гравий и листья, когда мы вышли из холла и побрели по подъездной дорожке.
Проходя мимо фруктового сада, у меня потекли слюнки при воспоминании о сочных фруктах, которые мы сорвали накануне. Жасмин сделала все возможное, чтобы научить меня быть такой же, как она, но мне было неинтересно; не тогда, когда мне нужно было шить детскую одежду.
От моего внимания не ускользнуло то, как Жасмин держала маленького Кеса. Она хотела такого же. Однажды у нас был ночной разговор о том, что она хотела бы забеременеть от Вона.
Долгое время – слишком долго – она не позволяла Вону прикасаться к себе. Она не могла избавиться от страха, что кто-то может полюбить ее, какой бы глупой ни была такая мысль. Они были вместе больше двух лет, и она призналась, что ей потребовался почти год, чтобы позволить ему переспать с ней.
Страница 6
– Куда ты меня ведешь? – спросила я, когда мы ушли с подъездной дорожки и углубились в лес. Вместе мы пошли по тропинке, по которой бегали, огибая могилы моих предков.
Мое сердце сжалось, вспомнив тот день, когда мы ухаживали за ужасной пустошью и сделали ее лучшим местом для отдыха. Обсудив с моим отцом и братом, мы все решили оставить могилы там, где они были. Однако мы заново освятили землю и выгравировали новые надписи на надгробиях.
Вполне уместно, что и Уиверы, и Хоуки были похоронены в поместье, и выполнили все юридические требования для получения личного разрешения на кладбище, так что мы были полностью в рамках закона. Я не часто навещала их, но не собиралась скрывать что-либо из нашей истории от наших детей, когда придет время.
Включая Жаклин.
Я начала рассказывать ей о нашей общей родословной, но не продвинулась далеко.
За последние два года мы встречались пять раз.
Начнём с того, что было неловко и сбивало с толку смотреть на незнакомца, с которым делил утробу, и с которым у тебя общий день рождения. Но постепенно мы превратились из вежливых знакомых в приятных друзей. У нас были планы отвезти Кеса навестить ее в следующем месяце в Корнуолл.
У нее не было собственных детей, и она только что вышла замуж за своего давнего партнера Джозефа. Она была моей сестрой... но потребуется время, чтобы стать семьей.
– В особенное место. – Джетро улыбнулся в темноте. – Я думаю, мы прогуляем ужин...хорошо?
– Конечно, более чем хорошо.
Мой разум лихорадочно соображал, как сообщить ему новость.
Из подлеска донесся сопящий звук. Я замерла, вглядываясь в кустарник в поисках ежа или барсука.
Белка выскочила из подлеска и обвилась вокруг ног Джетро.
– Болли, какого черта ты делаешь вне псарни? – Джетро нахмурился. – Как, черт возьми, он выбрался?”
Я ухмыльнулась, опускаясь на корточки, чтобы обнять собаку. Он усыновил меня в мою первую ночь в Хоуксбридже и до сих пор был моим любимцем среди фоксхаундов. Джетро больше не охотился, но время от времени мы скакали галопом по поместью, а лающие собаки преследовали нас по пятам.
