Текст книги "Возвращение любви (Вновь любима) (Другой перевод)"

Автор книги: Пенни Джордан

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 8 страниц)

– Холли, тебе всего восемнадцать, у тебя вся жизнь впереди. Ты умная девочка. Ну неужели ты всерьез хочешь связать себя семьей, детьми… обречь на материальную и духовную нищету, от которой мы оба будем страдать, если поженимся.

Он причинил ей такую боль, что она отчасти поверила, будто заслужила это. Она была для него просто развлечением, вот и все – глупая, обожающая, наивная девчонка, с которой он мог проводить время, прежде чем начнет настоящую жизнь.

Она внутренне содрогнулась от отвращения, вспомнив, как себя вела… Не когда узнала, что он бросает ее, а задолго до того, когда отдавалась ему полностью и с радостью, когда дрожала от его прикосновений и плакала, просила, умоляла его овладеть ей.

В ней не было ни сдерживающих центров, ни каких-либо мыслей, что впоследствии она может горько пожалеть о тех минутах счастья.

А сейчас ей стало стыдно. Даже при мысли об этом у нее напрягались мускулы, как бы протестуя против ее собственной слабости. И она твердила себе, что никогда, никогда больше не даст поступить с собой так.

– Холли, как ты?

Она вдруг осознала, что концерт окончен, и все зашевелились на своих местах, наполняя зал приглушенными разговорами. Раздался звук отодвигаемых стульев, неприятно поразивший ее. Она неожиданно почувствовала, что все ее чувства обнажены.

Ей страстно захотелось сказать Джону, что слишком плохо себя чувствует, чтобы остаться на банкет, но гордость взяла верх. Как это будет выглядеть, если она уйдет сейчас? Люди сложат одно к одному… и догадаются о причине.

– Прекрасно, – соврала она. – Просто у меня немного болит голова.

Она с трудом встала, внешне спокойная светловолосая женщина, совершенно не подозревающая о внимании, которое она привлекает, или о причинах его.

А вот ее спутник это ощущал и в который раз думал о том, как сломать ту преграду, которая мешает ей воспринимать его как мужчину, а не как друга. Она всегда держалась спокойно и с достоинством, но в глазах была некоторая грусть. Она очаровывала и привлекала его не только поэтому. Она всегда так сдержанна и немногословна, так уравновешена, что ему хотелось видеть ее с распухшим от поцелуев ртом, со спутанными волосами, с тяжелым и томным взглядом, прерывисто дышащей, но он подавлял в себе желание взять и овладеть ею, понимал, что ей это будет неприятно и она этого не хочет.

Существуют женщины да и мужчины, которым не хватает сексуальной страсти, но, несмотря на ее холодность, ее отстраненность, он не считал, что Холли принадлежит к их числу, она напоминала ему ребенка, который, раз обжегшись, боится огня.

К ним приблизилась группа людей. Джон тронул Холли за руку, чтобы привлечь ее внимание.

Холли повернула голову и сразу же напряглась. К ним подходила, улыбаясь, женщина-депутат, а за ней шли еще двое или трое, и среди них Роберт… и, конечно же, Анджела.

– Холли. Вот ты где. Ты, наверно, помнишь Роберта. Ну, конечно, помнишь. Ведь они с Полом были большими друзьями. Ты слышала, конечно, что он купил Холл? Я стараюсь убедить его позволить нам использовать певческую галерею для концертов нашего хорового общества. Это было бы так великолепно.

– Но не сейчас, – услышала Холли сухой ответ Роберта. – Там полно жуков-точильщиков, и предстоят дезинсекционные работы.

Все засмеялись. Анджела с видом собственницы прижалась к руке Роберта. Неужели она не понимает, что выглядит смешно – в ее возрасте? Даже несмотря на то, что она весьма и весьма привлекательна в свои сорок с небольшим. Хватит, сказала себе Холли. Перестань сейчас же.

Она заставила себя изобразить улыбку, которой научилась для тех случаев, когда ей надо было представлять из себя процветающую женщину девяностых годов. Это была спокойная вежливая улыбка, которая говорила: да, я знаю, что я удачлива, да, я знаю, что хороша собой.

Она увидела, как Анджела пренебрежительно взглянула на нее с довольной улыбкой кота, наевшегося сметаны, и взгляд ее говорил: «Да, я женщина, а он – мужчина, и принадлежит мне».

Холли умышленно не смотрела в глаза Роберту и сказала как можно спокойнее:

– Здравствуй, Роберт.

– Здравствуй, Холли.

Ни звука о их недавней встрече, ни слова о ее успехах, ее метаморфозе из робкого подростка в процветающую светскую даму; а что, собственно, она ожидала он лишь только взглянет на нее и скажет: я всю жизнь жалел, что бросил тебя, я никогда тебя не забывал?..

Тронув легонько Джона за рукав, она извинилась и сказала, что просто умирает от голода и с удовольствием прошла бы в буфет, а сама ругала себя за свою глупость.

Все было в прошлом, все кончено еще десять лет назад. Какой смысл продолжать терзать себя?.. Никакого! Тогда почему все так происходит? Действительно, почему?

Холли все еще боролась со своими эмоциями, когда спустя десять минут они с Джоном вошли в зал для банкетов. Она заметила в другом конце зала Пэтси и Джеральда, Пэтси повернула голову и, завидев Холли, поспешила к ним.

И почему она решила, что вырез на ее платье слишком низкий, подумала Холли, увидев декольте Пэтси и шифоновую юбку, которая была такой прозрачной, что сквозь нее все просвечивало.

– А так раньше носили, – с вызовом ответила Пэтси, после того, как похвалила платье Холли, и привлекла ее внимание к своему. – Юбки раньше мочили, чтобы они облегали фигуру.

– Знаю, – сухо ответила Холли. – Я тоже читаю Джоржетт Хайер.

Пэтси хихикнула.

– Бедный Джеральд, я и не думала, что он будет так хорошо выглядеть в этих облегающих панталонах, из присутствующих здесь немногим бы это пошло.

Они немного отошли от мужчин. Холли стояла к ним спиной и была застигнута врасплох, когда Пэтси неожиданно прошептала ей в ухо:

– А вот Роберт бы смотрелся. Он прямо как кавалер времен Регентства, такой мужественный и величественный, правда?

Она не смогла сдержаться, бессознательно повернулась и уставилась на небольшую группу, привлекшую внимание Пэтси.

Роберт стоял к ней спиной, по всей видимости погруженный в разговор с Джеральдом, и, как будто почувствовав, что она смотрит в его сторону, обернулся и посмотрел на нее.

Ее сердце подпрыгнуло и замерло. Она почти не слышала, о чем говорили рядом, гул голосов заглушал ее мысли, и весь мир сузился до одного этого человека.

Странное ощущение беспомощности перед непреодолимым желанием подойти к нему сделали ее еще слабее. Она посмотрела ему в глаза, зрачки ее расширились, дыхание стало прерывистым, и все тело напряглось.

И вдруг между ними возникла Пэтси, игриво воскликнув:

– Роберт! Как приятно видеть тебя вновь! Мы с Холли только что говорили о том, что в нашем представлении из всех присутствующих здесь мужчин ты больше всех похож на великосветского ловеласа времен Регентства.

Она поддразнивающе улыбалась, держа руку на его рукаве и разглаживая несуществующую складку, намеренно не обращая внимания или не понимая убийственных взглядов, которые бросала на нее Анджела. Зная Пэтси, Холли подозревала первое. Она взглянула на Джеральда. Тот смотрел на жену со смешанным выражением негодования и раздражения. Бедняга, уж если он до сих пор не понял, что кокетство – неотъемлемая часть Пэтси, которая необходима ей как дыхание, то уже никогда не поймет.

– Да, а еще Холли говорила, что ей бы очень хотелось видеть тебя облаченным в плотно облегающие панталоны по моде тех лет, – продолжала Пэтси, нисколько не смущаясь, а Холли, захлопав ресницами, взглянула в бесстрастное лицо Роберта.

В другое время по отношению к любому другому мужчине Холли испытала бы лишь легкое раздражение от болтовни подруги, но сейчас яркий румянец залил ее щеки. Она еле сдержалась, чтобы не выкрикнуть яростное отрицание, готовое сорваться с ее губ, понимая, что от этого будет больше вреда, чем пользы, что безразличие и веселость будут наилучшей формой защиты.

Теперь все смотрели на нее. Никогда раньше Холли так не жалела об отсутствии брата. Он бы дал достойный отпор Пэтси, которая, пусть неумышленно, но все же не считалась с чувствами других людей.

Стоя рядом с ней, Джон криво усмехнулся и пробормотал:

– Я не знал, что ты мечтаешь о ловеласах времен Регентства.

– А я и не мечтаю, – резко ответила Холли. – Ты что, не знаешь Пэтси…

В любое другое время ей стало бы смешно от того, как Анджела взяла Роберта за руку, и теперь уже две женщины прижались к нему с обеих сторон. Следовало признать, что он весьма достойно держался в этой ситуации и не казался ни смущенным, ни польщенным вниманием, которое ему оказывали.

Джеральд пробормотал что-то о его покупке Холла, и Роберт ответил, что ему предстоят большие внутренние работы по ремонту.

– Да и снаружи тоже. К тому же необходимо полностью перепланировать сад.

– Ну, в таком случае, если тебе понадобится совет опытного человека, его лучше всех даст тебе Холли, – горячо отозвался Джеральд. – Чтобы понять это, надо увидеть ее сад. Она творит в нем чудеса.

– Да, ей следует отдать должное не только во вкусе, но и в большом трудолюбии, – вторил ему Джон, в то время как Холли от неловкости не знала, куда себя деть.

– Ну, сад на ферме это одно, а в Холле – это совсем другое, – надменно заявила Анджела. – Здесь нужен кто-то, имеющий соответствующую подготовку и квалификацию. Любитель, каким бы энтузиастом он ни был, с этим не справится.

Она ставит меня на свое место, подумала про себя Холли.

И неожиданно, не думая о том, что могут подумать люди, она поняла, что не может больше этого выносить.

Повернувшись к Джону, она спросила:

– Ты не возражаешь, если мы уйдем?

– Ну, конечно. У тебя болит голова? – спросил он с участием. – Подожди здесь. Я принесу твою накидку.

И не успела она запротестовать, как он уже ушел, вынудив остаться там, где она стояла.

– Есть какие-нибудь новости относительно того, когда все-таки вернется Пол? – спросил ее тем временем Джеральд.

Она покачала головой.

– Нет, хотя он обязательно вернется ко времени презентации новых духов.

Повернувшись затем к Роберту, Джеральд с гордостью произнес:

– Полагаю, ты уже слышал, как успешно идут дела у Холли?

– Да, действительно.

Загадочный взгляд, которым сопровождались эти слова, заставил ее напрячься. Анджела тут же вмешалась.

– Но ведь эти натуральные вещи – всего лишь причуда. И хотя Холли и Пол со всех сторон принимают поздравления, никто всерьез не считает, что подобная мода сохранится.

Последовала короткая напряженная пауза, и, хотя внутри у нее все кипело от негодования, Холли ограничилась тем, что бросила на даму, которая была старше ее, холодный задумчивый взгляд; она не желала быть втянутой в неприятный разговор, сказав ей, почему ее взгляды не только отягощены предрассудками, но также непросвещенны и застарелы.

Она уже собиралась повернуться и, извинившись, отправиться на поиски Джона, когда Роберт неожиданно твердо сказал:

– Я думаю, ты неправа, Анджела. К тому же я слышал, что Холли является одним из лидеров в своей области, и ее действительно следует поздравить с упорством и решимостью добиваться своего, а не плыть по течению запросов рынка. В наши дни не так много можно найти людей, которые готовы ставить свои личные убеждения выше прибыли.

– Нас гораздо больше, чем ты думаешь, – возразила Холли, не утерпев, чтобы смолчать, потому что ее это заботило. – И многие из нас – женщины.

Роберт удивленно приподнял вверх брови.

– Довольно дискриминационное заявление по отношению к мужчинам.

– Это заявление основано на фактах, – поправила его Холли. – Женщины более чувствительные натуры, и они ясно представляют себе опасность от загрязнения окружающей среды. В конце концов именно женщины вынашивают и растят новое поколение, поэтому у них сильнее развито желание защитить и его, и окружающую среду.

– Я мог бы с тобой об этом поспорить, – возразил Роберт. – Мужчины в одинаковой степени чувствуют себя ответственными за молодое поколение, хотя по-своему. В конце концов мы все живем на одной планете, мужчины и женщины, богатые и бедные.

Не понимая, как так случилось, но Холли неожиданно обнаружила, что они разговаривают вдвоем, в то время как другие стоят где-то поодаль, а Роберт, несомненно, стоит ближе к ней, чем стоял до этого. Она забыла, каким он был высоким, каким мужественным и сильным и как он всегда заставлял ее чувствовать себя женщиной.

Ее охватило негодование по отношению к себе, и она попыталась побороть свой инстинктивный импульс еще больше приблизиться к нему. Она даже нарочно сделала шаг назад.

Повернув голову, она увидела, что к ней направляется Джон, неся в руках накидку.

Она испытала огромное облегчение. Она уже двинулась было к нему навстречу, когда Роберт ошеломил ее, произнеся:

– Да, кстати, я был бы тебе весьма признателен, если бы ты выбрала время посоветовать мне насчет сада.

– Ну, как ты себя чувствуешь? – с беспокойством спросил Джон, помогая ей набросить накидку, в то время как она молча боролась с шоком, который на нее произвела просьба Роберта.

И когда Джон начал со всеми прощаться, Роберт добавил:

– Я свяжусь с тобой… относительно сада.

А затем Джон повел ее прочь, покровительственно обхватив за плечи.

Позднее она вспоминала, что, по всей вероятности, говорила с Джоном о чем-то по дороге домой, просто нормально реагировала на его замечания, потому что когда он оставил ее у собственной двери, он, похоже, не подозревал о смятении, царившем в ее душе.

Оказавшись, наконец, дома одна, лишенная необходимости сохранять лицо, она тяжело опустилась в кресло у камина, обхватив голову руками, и ее всю затрясло от напряжения.

Все ее тело ныло. Она чувствовала себя физически усталой… почти разбитой, лихорадочной и слабой – как во время какой-либо болезни.

Ей недавно сделали газовый камин – конечно, это было не совсем то, что дровяной, но легче убирать, и он быстрее нагревался, с удовлетворением подумала она, включая его.

Ее так знобило, что ощущение было такое, будто в желудке у нее – лед. Она начала дрожать, обхватив себя руками, прекрасно понимая: то, что с ней происходит, было исключительно из-за встречи с Робертом, хотя ее разум всячески противился это признавать.

Ей совершенно не хотелось, чтобы он влиял на нее подобным образом. Она не желала вновь быть затянутой прошлым, вновь страдать, как страдала тогда. Ей необходимо забыть о его существовании… забыть чувства, которые он когда-то в ней вызывал…

Она с трудом сглотнула, и горло у нее болело от напряжения, когда она старалась не думать, как он возбуждал ее, что даже сейчас, десять лет спустя, воспоминания были свежи так, как если бы это случилось вчера.

Даже от одних мыслей о нем мускулы у нее напрягались, грудь начинала ныть, тело дрожать… а рот становился мягким. Если сейчас она закроет глаза, она легко вспомнит… представит себе… Совершенно неожиданный звонок у входной двери вернул ее к действительности.

Вскочив на ноги, она сморщилась, потому что они затекли, и она поняла, что уже долго сидит без движения перед камином.

В холле было темно. Она включила боковой свет.

Открывая тяжелую дубовую дверь, она виновато вспомнила, как часто Пол говорил ей поставить цепочку, но было поздно. Дверь была открыта, и человек, стоявший спиной к ней, уже поворачивался.

Она узнала его задолго до того, как увидела лицо. В конце концов разве она когда-то не знала его так близко, что ей была знакома каждая его черточка?

– Роберт…

Голос ее дрожал, когда она произнесла его имя.

– Я ехал домой, отвезя Анджелу, и решил узнать, как ты себя чувствуешь. Полагаю, твой друг уже уехал?

Ее друг? Ей потребовалось несколько секунд, чтобы понять, что он имел в виду Джона.

– Я… я уже собиралась ложиться, – соврала она, когда он зашел, и тут же покраснела, когда он взглянул на нее.

И она отчетливо представила себе, что раньше, когда они оставались вот так, одни, она сразу бы оказалась в его объятиях, с готовностью прижимаясь к нему и плача, как она любит его, как желает.

– Я тебя не задержу. Я уже говорил, что проезжал мимо и увидел свет на первом этаже. Я помню про твои мигрени и помню, как ты ушла делать массаж, чтобы головная боль прошла.

Холли уставилась на него. Не мерещится ли ей все это? Она действительно так говорила, но только потому, что ей доставляло несказанное удовольствие, когда он гладил ее, и мысль о том, что он, по сути, приехал сюда, чтобы предложить ей то же самое после того, как они расстались… после того, как не видели друг друга больше десяти лет, казалась столь невероятной, что она подумала, не почудилось ли это ей?

Когда же в конце концов она овладела собой, то взглянула на него и увидела, что он ждет ответа. На нее нахлынула волна головокружительного безрассудства, острое желание продлить самообман, который, казалось, овладел ею, опасный порыв позволить себе поверить тому, что она услышала, прошептать ему, что ничего в жизни так не желает, как ощутить его руки на своей коже; теплое женское стремление позволить себе плыть по течению судьбы, которая привела его сегодня к ее порогу, но, к счастью, вмешался здравый смысл.

– Это не мигрень, – сказала она, услышав в своем голосе одновременно панику и желание и надеясь, что их не услышит он.

Для женщины тридцати лет она вела себя на редкость неразумно. Боже, сколько раз за последние десять лет ей приходилось иметь дело с нежелательными проявлениями мужского внимания и справляться с этим со значительно большим достоинством и умом, чем сейчас?

Но тогда, правда, она знала, с чем имеет дело. Сейчас же… Она закрыла глаза. Она, должно быть, сходит с ума… должно быть, ей мерещится, что сказал Роберт… должно быть, она жертва собственной глупости.

Он не мог сказать, не мог подразумевать…

– И коль я уже сказала, что собиралась лечь… – повторила она дрожа, пытаясь сделать сейчас то, что ей следовало сделать раньше, а именно – выпроводить его из дома, прежде чем она окончательно выдаст себя.

То, как он на нее смотрел, заставило ее задрожать еще больше.

– Хорошо, Холли. Намек понят.

Он начал было поворачиваться к двери, но вдруг резко обернулся так, что она чуть не наткнулась на него.

– Ты уверена, что с тобой все в порядке?

– Да, да, я чувствую себя прекрасно. – Она говорила почти скороговоркой в отчаянном желании выпроводить его.

– Тогда почему ты так дрожишь?

– Я… я не дрожу, – с вызовом ответила она.

– Нет, дрожишь, дрожишь. Я вижу.

Шок от того, как неожиданно она оказалась в его объятиях, как он прижимал ее к себе, как бы невероятность того, что происходило, лишал ее возможности соображать. Она просто стояла, и ее глаза были широко раскрыты от изумления, а он гладил ее по спине и нежно шептал на ухо.

– Мне не следовало приезжать сюда, правда, Холли? Ты собираешься ложиться спать и ты хочешь, чтобы я ушел.

Он по-прежнему держал ее в своих руках. Его губы касались ее рта в нежном поцелуе друга, брата. Она оцепенела от неверия, от болезненной мысли, что ей это снится.

Ее губы задрожали. Она почувствовала, как внутри у нее нарастает боль.

Когда-то он уже целовал ее так, в день ее семнадцатилетия… Поцелуй старшего друга, брата. Ее первый поцелуй. Тогда она прильнула к нему в безрассудном экстазе, молча моля… еще, еще…

Она начала отстраняться, но он тут же остановил ее, его рука поднялась к ее голове и прижалась к волосам, пленив не силой, а чувственным поглаживанием и медленной уверенной лаской губ.

Ей казалось, что вся вселенная сомкнулась вокруг нее, пряча ее где-то под землей, откуда невозможно выбраться из-за невыразимого удовольствия, которое он ей доставлял. Как хорошо она помнила эти ощущения, с какой легкостью узнавала их, желала их…

Она чувствовала, что самоконтроль покидает ее и через несколько секунд она прильнет к нему в молчаливой мольбе.

Она содрогнулась и резко отстранилась.

– Какое ты имел право это делать, – возмутилась она, слишком обескураженная, чтобы скрыть свои истинные чувства.

– Никакого, – услышала она, как он спокойно согласился. – Никакого права, но непреодолимую потребность. Я часто думал, какой женщиной ты станешь, Холли. – Он улыбнулся, но Холли не поняла этой улыбки. – Я и не подозревал до сегодняшнего момента, какое у меня, однако, бедное воображение. Джон – твой любовник?

Она отреагировала инстинктивно, затряся головой в негодовании, а затем осознав, слишком поздно, опасность, хрипло проговорила:

– Моя личная жизнь не имеет к тебе никакого отношения.

– Нет? Но мы когда-то были любовниками, – напомнил он ей.

Услышать это было как удар ножа.

– Да… десять лет назад, – с трудом выговорила она.

– Одиннадцать лет и десять месяцев, – сказал он, открывая дверь. Он уже почти вышел, но задержался и неожиданно сказал:

– Ты не забудешь про свое обещание посмотреть мой сад, хорошо?

Ее обещание? Она не давала ему никаких обещаний. Она раскрыла было рот, чтобы ему об этом сказать, но было поздно, он ушел и закрыл за собой дверь.

Она еще долго стояла там, где он оставил ее, пытаясь разобраться в своих чувствах.

То, что он заехал, было так неожиданно… так… так непохоже на то, что она ожидала от него.

И потом, то, что он ласкал ее, целовал, намекал… На что намекал? На то, что она желанна для него как женщина? Может, он сходит с ума? Как это возможно сейчас, если тогда он сказал ей категорично и жестоко, что он не желает ее и не любит ее?

Зачем он это делает? Наверно, это какая-то злая шутка. Холли не могла придумать никакого другого объяснения. Может, он стал таким, потому что тщеславие не позволяет ему допустить, что женщина, которая когда-то любила его, больше не любит? Такие мужчины бывают, она слышала об этом. Но тщеславие никогда не было в его характере… особенно такого рода тщеславие. Но как тогда это объяснить?

Мужчины просто никогда с ней так не вели себя; они не приходили к женщине в дом, не заключали ее в свои объятия, не ласкали и не целовали, не изображали, что желают ее, – во всяком случае, если они не были полностью уверены, что их правильно поймут.

Роберт – умный, взрослый человек и несомненно хорошо умеет играть в сложные сексуальные игры, но какого черта он затеял игру с ней? Должен же он понимать, что ей меньше всего хочется вернуть его в свою жизнь… Что с ним, как ни с кем другим, ей не хотелось бы завязывать отношений… Если ему просто нужен секс, то, она полагает, Анджела Стэндарт с удовольствием окажет ему эту услугу, а если он решил, что может просто так взять и войти в ее жизнь, а она вновь бросится ему на шею, то ничего у него из этого не получится.

Ладно, пусть сегодня он застал ее врасплох, но отныне она даст ему понять, что не собирается играть ни в какие игры и наивной девчонки, которой она когда-то была, больше не существует, потому что ее уничтожила его собственная жестокость.

Но когда в конце концов она легла в постель, она все еще чувствовала вкус его губ и предательский зов своего тела, желавшего его.

Ее охватила паника. Это не должно случиться. Она этого не позволит. Она не позволит себе влюбиться в него вновь. Неужели она ничему не научилась… совершенно ничему? Неужели ей нужно напоминать себе о той боли, которую он ей причинил, о страданиях, которые он ей доставил?