Текст книги "Псмит-журналист"

Автор книги: Пэлем Вудхаус

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 12 страниц) [доступный отрывок для чтения: 5 страниц]

7. Редакционные посетители

На следующее утро Майк уехал с командой в Филадельфию. Псмит отправился в порт проводить его и мрачно оставался с ним до отплытия.

– Меня, товарищ Джексон, немало удручают эти постоянные разлуки, – сказал он. – Я вспоминаю счастливые мгновения, кои мы проводили рука об руку по ту сторону морей, и мной овладевает меланхолия из-за этой вашей манеры уноситься вдаль без меня. Однако у картины есть оборотная сторона. Меня необыкновенно впечатляет эта наша неколебимая готовность отвечать на призыв Долга. Ваш Долг призывает вас в Филадельфию блистать на тамошнем крикетном поле. Мой удерживает меня здесь для скромного участия в великой операции по встряхиванию Нью-Йорка. К тому времени, когда вы, уповаю, вернетесь с честью, все уже придет в движение. И я завершу формальности относительно квартиры.

Покинув улицу Приятную, они кружным путем добрались до Четвертой авеню и вступили в переговоры касательно большой квартиры вблизи Тридцатой улицы. Квартира помещалась непосредственно над пивной, но домохозяин заверил их, что голоса пирующих наверх не проникают.

Когда паром с Майком отбыл, направляясь к другому берегу реки, Псмит неторопливо зашагал в редакцию «Уютных минуток». День был прекрасный, и в целом, несмотря на дезертирство Майка, он был доволен жизнью. Натура Псмита нуждалась в стимулирующем воздействии приятных волнений, и что-то ему говорило, что руководство преображенными «Уютными минутками» может стать надежным их источником. Ему нравился Билли Виндзор, и он предвкушал, что недурно проведет время до возвращения Майка.

Редакция «Уютных минуток» помещалась в высоком здании на улице, ответвляющейся от Мэдисон-авеню, и состояла из аванпоста, где Мопся Малоней коротал часы за чтением повестей о жизни в прериях, прерывая это занятие, чтобы выпроваживать непрошеных посетителей, а еще каморки, где сидела бы стенографистка, если бы «Уютные минутки» пользовались услугами стенографистки, и довольно обширной комнаты за ней – святая святых редакции.

Когда Псмит вошел, Мопся Малоней встал со стула.

– Эй! – сказал высокородный Малоней.

– Эйкайте дальше, товарищ Малоней, – любезно предложил Псмит.

– Они там.

– Кто именно?

– Да все они.

Псмит обозрел высокородного Малонея сквозь монокль.

– Не можете ли вы сообщить мне подробности? – терпеливо спросил он. – Намерения ваши похвальны, но вы несколько туманны, товарищ Малоней. Кто там?

– Да все они. Мистер Эшер, и преподобный Филпотс, и типчик, который сказал, что он Уотермен, и еще всякие.

На губах Псмита появилась легкая улыбка.

– И товарищ Виндзор в самой их гуще?

– Не-а. Мистер Виндзор ушел перекусить.

– Товарищ Виндзор умеет жить. А зачем ты их впустил?

– Так они сами влезли, – скорбно сообщил высокородный Малоней. – Я сижу, читаю, и тут заявляется первый. «Мальчик, – говорит, – редактор у себя?» – «Не-а», – говорю. «Так я там подожду», – говорит. «Фига с два, – говорю. – Туда нельзя». А он хоть бы хны. Взял и вошел. И сидит гам. Ну, минуты через три заявляется второй типчик. «Мальчик, – говорит, – редактор у себя?» – «Не-а», – говорю. «Я подожду», – говорит, и шасть туда. Ну, вижу, двое мне не по зубам. Я и одного такого не удержу, если он напролом лезет. И всем прочим я прямо говорил: «Вот что, джентльмены, -говорю, – решайте сами. Редактора нет, но, если желаете составить компанию ребятам внутри, входите, валяйте, а я чихать хотел».

– И что еще могли бы вы сказать? – восхищенно согласился Псмит. – Скажите мне, товарищ Малоней, каков был в целом габитус этих решительных душ?

– Чего-чего?

– Показались ли они вам веселыми, беззаботными? Бодро напевали, входя внутрь? Или размахивали незримыми топорами?

– Из себя выходили, все до единого.

– Как я и подозревал. Но прочь печаль, товарищ Малоней. Эти пустячные contretemps [Недоразумения] – цена, которую мы платим но имя высоких журналистских целей. Я побеседую с этими субъектами. Мне мнится, что с помощью Дипломатической Улыбки и Медовых Слов я как-нибудь извернусь. Пожалуй, удачно, что товарищ Виндзор отсутствует. Ситуация требует человека изысканной культуры и тонкого такта. А товарищ Виндзор, возможно, попытался бы очистить комнату при помощи стула. Если он прибудет во время сеанса, товарищ Малоней, будьте столь любезны и поставьте его в известность о положении вещей и попросите его не входить. Передайте ему от меня привет и скажите, чтобы он пошел понаблюдать, как произрастают подснежники в Мэдисон-Сквер-Гарден.

– Ага, – сказал высокородный Малоней. Затем Псмит пригладил ворс шляпы, сощелкнул пылинку с рукава и скрылся за внутренней дверью.

8. Медовое слово

Заявление высокородного Малонея, что вдобавок к господам Эшеру, Уотермену и преподобному Филпотсу явились «еще всякие», в значительной степени оказалось плодом несколько воспаленного воображения. В кабинете находилось всего пять мужчин.

При появлении Псмита все глаза обратились на него. Постороннему наблюдателю он мог бы показаться очень элегантным Даниилом, вступившим в ров с на редкость разъяренными львами. В пяти парах глаз тлела глубоко прочувствованная злость. На пяти лбах собрались складки гнева. Но так сильна была безыскусственная величавость Псмита, что минуту-другую царила мертвая тишина. Ни слова не было произнесено, пока он мерным шагом, погруженный в размышления, приближался к креслу. Тишина окутывала комнату, пока он тщательно обмахивал платком этот предмет меблировки, а закончив сей обряд, к полному своему удовлетворению, поддернул брюки на коленях и грациозно принял сидячую позу.

После чего поднял голову и вздрогнул. Он оглядел комнату.

– Как! Я не один здесь! – пробормотал он.

Звук его голоса разрушил чары. Пятеро посетителей заговорили разом:

– Вы исполняете обязанности главного редактора?

– Я должен сказать вам два слова, сэр!

– Мистер Виндзор, если не ошибаюсь?

– Прошу прощения!

– Я просил бы уделить мне несколько минут!

Старт был дружным, но джентльмен, просивший прощения, естественно, оставил прочих далеко за флагом. Псмит обернулся к нему, отдал поклон и устремил на него сквозь монокль благосклонный взгляд.

– Могу ли я узнать, вы мистер Виндзор? – осведомился фаворит.

Остальные умолкли, также ожидая ответа на столь животрепещущий вопрос.

– Увы, нет, – ответил Псмит с глубочайшим сожалением.

– Так кто же вы?

– Я Псмит. Наступила пауза.

– А где мистер Виндзор?

– Он, мнится мне, уписывает обед за сорок центов в какой-нибудь близлежащей харчевне.

– Когда он вернется?

– В ближайшем будущем. Но насколько ближайшем, боюсь, мне неизвестно.

Посетители переглянулись.

– Весьма досадно, – сказал человек, испрашивавший прощения. – Я пришел специально, чтобы поговорить с мистером Виндзором.

– И я! – подхватил хор. – Я тоже. И я.

– Мистер Виндзор много потерял, но его утрата – моя удача. – Псмит вежливо поклонился. – Чем я могу вам помочь?

– Вы сотрудник редакции?

– Временный заместитель главного редактора. Труд не из легких, – добавил Псмит, хотя его никто об этом не спрашивал. – Порой возгласы оглашают окрестности: «Справится ли Псмит? Достанет ли сил его непреклонному духу?» Но я бреду вперед. Я не сдаюсь. Я…

– В таком случае, не объясните ли вы мне, что все это означает? – спросил кругленький низенький джентльмен, до этого момента лишь скромный участник хора.

– Если в моей власти сделать это, это будет сделано, товарищ… не имею чести знать вашего имени.

– Моя фамилия Уотермен, сэр. Я здесь как представитель моей жены, чья фамилия вам, без сомнения, известна.

– Извините, если я ошибаюсь, – сказал Псмит, – но мне представляется, что ее фамилия тоже Уотермен.

– Луэлла Гранвилл Уотермен, сэр! – гордо произнес низенький.

Псмит извлек монокль из глаза, пополировал его и вставил на место. Он чувствовал, что иначе рискует недорассмотреть супруга той, кто, по его мнению, как поставщица чистейшей жвачки, занимала в литературных кругах уникальное место.

– Моя жена, – продолжал низенький, доставая конверт и вручая его Псмиту, – получила это ни с чем не сообразное сообщение от человека, подписавшегося У. Виндзор. Она и я – мы ничего не можем понять.

Псмит пробежал письмо.

– Мне кажется, оно довольно ясно.

– Это возмутительнейшее оскорбление! Моя жена сотрудничала с этой газетой с момента ее основания. Мистер Уилберфлосс высоко ценил ее творчество. И вот без малейшего предупреждения приходит этот категоричный отказ от У. Виндзора. Кто такой У. Виндзор? Где мистер Уилберфлосс?

И вновь загремел хор. Выяснилось, что они все хотят узнать именно это: кто такой У. Виндзор? Где мистер Уилберфлосс?

– Я преподобный Эдвин Т. Филпотс, сэр, – сообщил скелетообразный мужчина с молочно-голубыми глазами и меланхоличным лицом. – Я вел «Минутки благочестивых размышлений» в этой газете довольно длительный срок.

– Я читал вашу страницу с живейшим интересом, – сообщил Псмит. – Возможно, я ошибаюсь, но мне кажется, творения ваши таковы, что мир не захотел бы их лишиться.

Морозное лицо преподобного Эдвина оттаяло в бледной улыбке.

– Тем не менее, – продолжал Псмит, – товарищ Виндзор, насколько я понял, стремится, наоборот, ускорить их кончину. Вот такие странные противоречия, такие столкновения вкусов и слагаются в то, что мы именуем жизнью. Вот тут, с одной стороны, мы имеем…

Человек с лицом точно грецкий орех, до той минуты почти невидимый за дородной фигурой в костюме из тонкой шерсти, внезапно возник на открытом месте и тоже высказался.

– Где этот тип Виндзор? У. Виндзор. Тип, которого мы хотим видеть. Я сотрудничаю с этой газетой без перерывов, если не считать дней, когда я болел свинкой, вот уже четыре года, и у меня есть причины считать, что мою страницу читают столь же широко и ценят так же высоко, как любую другую в Нью-Йорке. И вот является этот тип Виндзор, с вашего позволения, и объявляет мне, что газета больше не нуждается в моих услугах – этими самыми словами.

– Жизнь полна трагедий, – прожурчал Псмит.

– Что, собственно, он хочет этим сказать? Вот что я желал бы узнать и что желают узнать остальные джентльмены. Послушайте…

– Я имею честь говорить?… – осведомился Псмит.

– Моя фамилия Эшер. Б. Хендерсон Эшер. Я пишу «Минутки веселья».

Лицо Псмита отразило взволнованное изумление, какое может отразить лицо путешественника по дальним странам, когда он созерцает какой-нибудь прославленный национальный памятник. Иметь великую честь узреть создателя «Минуток веселья», лицом к лицу – это было уже слишком!

– Товарищ Эшер, – произнес Псмит благоговейно, – могу ли я пожать вашу руку?

Тот посмотрел на него довольно подозрительно, но руку протянул.

– Ваши «Минутки веселья», – сказал Псмит, крепко ее пожимая, – не раз примиряли меня с зубной болью.

Он снова сел.

– Господа, – сказал он, – это тяжкое дело. Обстоятельства, как вы сами признаете, ознакомившись с ними, весьма необычны. Вы спросили меня, где мистер Уилберфлосс. Я не знаю.

– Не знаете! – воскликнул мистер Уотермен.

– Я не знаю. Вы не знаете. Они, – сказал Псмит, легким жестом указывая на остальных присутствующих, – не знают. Никто не знает. Его местонахождение определить столь же сложно, как найти черную кошку в угольном подвале в безлунную ночь. Незадолго до того, как я занял свой пост в газете, мистер Уилберфлосс по распоряжению врача отбыл отдыхать, не оставив адреса. Письма ему пересылаться не будут. Ему прописан безмятежный отдых. Где он сейчас? Кто знает? Возможно, улепетывает вниз по крутому склону в Скалистых юрах от парочки медведей и пумы. Возможно, посреди флоридского болота подманивает аллигаторов, имитируя звуки чего-то мясного. Возможно, в Канаде кладет приманки в ловушки для лосей. Мы не располагаем никакими данными.

Его слушатели мрачно переваривали эту новость. Затем преподобный Эдвин Т. Филпотс испытал озарение.

– Где мистер Уайт? – спросил он. Его мысль упала на благодатную почву.

– Да, где мистер Уайт? – тут же подхватил хор. Псмит покачал головой.

– В Европе. Больше я ничего сказать не могу. Мрачность слушателей усугубилась.

– То есть вы хотите сказать, – воскликнул мистер Эшер, – что тут хозяйничает этот тип Виндзор и последнее слово за ним?

Псмит поклонился.

– С вашей обычной проницательностью, товарищ Эшер, вы попали в яблочко с первой же попытки. Последнее слово действительно за товарищем Виндзором. Человек чрезвычайно властный, он не потерпит никаких возражений. Я бессилен его поколебать. Мои советы, как следует вести газету, приведут его в ярость. Он убежден, что программа «Уютных минуток» требует радикальных изменений, и намерен произвести их, а там хоть трава не расти. Без сомнения, он рад будет принять ваши материалы, если они окажутся созвучными его идеям. Забористый отчет о боксерском матче, леденящая кровь словесная картина железнодорожной катастрофы и что-нибудь в том же духе будет оторвано с руками. Но…

– В жизни не слышал ничего подобного! – негодующе вскричал мистер Уотермен.

Псмит вздохнул.

– Некоторое время тому назад, – начал он, – каким давним оно кажется! – я, помнится, сказал моему юному другу по имени Спиллер: «Товарищ Спиллер, никогда не путайте необычное с невозможным». Таково мое руководящее правило. Весьма необычно, чтобы временный главный редактор еженедельной газеты захватил команду на корабле в духе прославленного пирата капитана Кидда, но невозможно ли такое? Увы, нет. Товарищ Виндзор проделал это. Вот где вы, товарищ Эшер, и вы, господа, сели прямо в лужу. Вы спутали необычное с невозможным.

– Но что же делать? – вскричал мистер Эшер.

– Боюсь, что вам остается только ждать. Нынешний режим всего лишь эксперимент. Не исключено, что товарищ Уилберфлосс, когда он, увернувшись от медведей и улизнув от пумы, вновь займет свое место у штурвала этой газеты, решит не следовать дальше по рельсам, проложенным сейчас. Вернуться же он должен примерно через десять недель.

– Десять недель!

– Да, такой, мнится мне, должна быть длительность его отдыха. А до тех пор мой совет вам, господа, ждать. Вы можете пребывать в уверенности, что я буду бдительно блюсти наши интересы. И если мысли ваши примут мрачный оборот, скажите себе: «Все хорошо. Псмит бдительно блюдет ваши интересы».

– Тем не менее я хотел бы поговорить с этим У. Виндзором, – сказал мистер Эшер.

Псмит покачал головой.

– Не надо, – сказал он. – Я исхожу из ваших интересов. Товарищ Виндзор человек бешеных страстей. Он не терпит никакого вмешательства. Подвергни вы сомнению мудрость его планов, произойти может нечто непредсказуемое. Он первый будет сожалеть о физическом воздействии, чуть поостынет, но послужит ли это утешением его жертве? Думается, навряд ли. Однако, если вы желаете, я могу устроить вам встречу…

Мистер Эшер поспешил сказать, что нет, что, пожалуй,

это лишнее.

– Я могу и подождать, – сказал он.

– Правильный выбор, – одобрил Псмит. – Ждать. Таков пароль и отзыв. А теперь, – заметил он, вставая, – не перекусить ли нам где-нибудь? Беседа наша была увлекательной, но она потребовала много сил, и нам следует восстановить наши организмы. Если вы, господа, пожелаете присоединиться ко мне…

Десять минут спустя общество в полной душевной гармонии уже сидело за столом у «Никербокера». Псмит с величавым благодушием вельможи старой школы заказывал вино, а Б. Хендерсон Эшер в отличнейшем расположении духа угощал внимательных слушателей прелестной юмореской, которая должна была появиться в следующем выпуске «Веселых минуток».

9. Полный вперед

Когда Псмит вернулся в редакцию, он увидел, что Билли Виндзор прощается в дверях с дюжим молодым человеком, который как будто благодарил старшего редактора за какое-то одолжение и горячо потрясал его руку.

Псмит посторонился, пропуская молодого человека.

– Друг студенческих лет, товарищ Виндзор? – осведомился он затем.

– Это был Кид Брейди.

– Имя мне незнакомо. Еще один поставщик материала?

– Он из моих краев, из Вайоминга. Готов драться на ринге с кем угодно в весе ста тридцати трех фунтов.

– У нас у всех есть свои увлечения. Товарищ Бренди, видимо, избрал в качестве такового источник довольно сильных ощущений. Собирание марок показалось бы ему не столь обременительным.

– Пока бедняга обходится без всяких ощущений, – посетовал Билли. – Он кандидат в чемпионы и вот уже месяц толчется в Нью-Йорке и не может найти ни единого противника. На этом прогнившем Востоке только так и бывает, – продолжал Билли, как всегда разгорячаясь, чуть дело коснулось несправедливости и угнетения. – Здесь сплошные взятки. Либо полдесятка скотов отщипывают от каждого полученного тобой доллара, либо ты ничего не заработаешь. Будь у парня администратор, от противников не было бы отбоя, а администратор прикарманивал бы все его заработки. Я ему обещал, что мы его поддержим.

– В самую точку, товарищ Виндзор! – с энтузиазмом откликнулся Псмит. – «Уютные минутки» станут администратором товарища Брейди. Мы обеспечим ему горячую поддержку на наших столбцах. Спортивный отдел – вот в чем газета нуждается прежде всего.

– Если дела и дальше пойдут так же, ей еще раньше потребуется боевой редактор. Мопся сказал, что в мое отсутствие у вас были посетители.

– Кое-кто, – ответил Псмит. – Парочка весьма забавных субъектов. Товарищи Эшер, Филпотс и еще некоторые. Я только что угостил их завтраком у «Никербокера».

– Угостили!

– Удивительно приятная маленькая совместная трапеза. Мы теперь все словно братья. Боюсь, я представил вас в несколько черном свете нашим былым сотрудникам, но что поделать! Надо стиснуть зубы и мужественно встретить проистекающие из этого невзгоды. На вашем месте я бы избегал в ближайшее время захаживать на огонек к товарищу Эшеру и прочим. Для того чтобы утихомирить этот полк, мне пришлось слегка обмарать вас в саже.

– Не важно. Нянчиться со мной необязательно.

– Я вас и не тетешкал.

– Вот что: затраты на завтрак запишите за редакцией. Производственные расходы, понимаете?

– Ни в коем случае, товарищ Виндзор. Для меня это было сплошным наслаждением. Мне так редко выпадают удовольствия. Один товарищ Эшер стоил любых затрат. Я нашел его общество крайне завлекательным. Я всегда верил в теорию Дарвина, и товарищ Эшер укрепил мою веру.

Они вошли в кабинет, и Псмит снял шляпу и пальто.

– А теперь снова за работу! – сказал он. – Псмит, фланер Пятой авеню, исчезает. На его месте мы обретаем Псми-та, закаленного заместителя главного редактора. Будьте так добры, товарищ Виндзор, укажите, чем мне заняться. Я грызу удила.

Билли Виндзор сел и раскурил трубку.

– Нам, – сказал он задумчиво, – необходима большая тема. Это единственный способ поднять тираж газеты. Посмотрите на «Эврибоди мэгэзин». Они на ладан дышали, пока Лоусон не начал свою серию статей «Взбесившиеся финансы». И сразу же вся страна принялась с визгом раскупать номера. Они подняли цену с пяти до десяти центов, и теперь обошли всех конкурентов на корпус.

– Страна должна с визгом раскупать номера «Уютных минуток», – категорично объявил Псмит. – Мнится, у меня сложился план, который никак нельзя назвать совсем уж тухлым. Вчера, блуждая с товарищем Джексоном в поисках Четвертой авеню, я очутился в месте, именуемом улица Приятная. Вы ее знаете?

Билли Виндзор кивнул.

– Раза два побывал там, когда был репортером. Гнусное место.

– Поразительно гнусное. Мы зашли в один дом.

– Они все в жутком состоянии.

– А кто их владелец?

– Не знаю. Скорее всего, какой-нибудь миллионер. Такие многоквартирные дома – наивыгоднейшее капиталовложение.

– И никто не пытался принять меры?

– Насколько мне известно, нет. Видите ли, добраться до этих ребят крайне трудно. А дома – черт знает что, верно?

– А в чем конкретно заключается трудность, препятствующая добраться до означенных субъектов?

– Дело обстоит так. Законов о подобных местах существует уйма, только обойти их даже проще, чем споткнуться о бревно. По закону многоквартирным считается дом, в котором проживает более двух семей. Ну, так в случае чего владельцу достаточно выставить вон все семьи, кроме двух. Является инспектор и, например, заявляет: «А где водопровод на каждом этаже, как требует закон? Ваши жильцы вынуждены спускаться вниз и выходить на улицу, чтобы набрать воды». А домовладелец отвечает, не поперхнувшись: «Закон тут ни при чем. Дом не многоквартирный. В нем проживает только две семьи». А когда все затихает, остальные жильцы возвращаются и ничего не меняется.

– Ах, так! – сказал Псмит. – Веселенький фокус!

– И еще одно. Добраться до того, кто греет на этом руки, невозможно, не истратив тысячи, чтобы выискать хоть какие-то улики. Земля обычно принадлежит какой-нибудь корпорации. Они отдают ее в аренду. Если начинается заварушка, они снимают с себя всякую ответственность. Разбирайтесь с арендатором. А тот так затаится, что вообще невозможно установить, кто он. На Востоке все так. На Востоке одно жулье. Если вам требуется честная сделка, езжайте в Вайоминг.

– Таким образом, – сказал Псмит, – главная задача заключается в том, чтобы отыскать арендатора? Но конечно, такая влиятельная газета, как «Уютные минутки», с ее огромными связями сумеет ее решить?

– Сомневаюсь. Но попробуем. Как знать – вдруг нам повезет.

– Вот именно, – подхватил Псмит. – Полный вперед на всех парах в уповании на удачу. И если будем мчаться достаточно долго, то у нас есть шансы добраться куда-нибудь. В конце-то концов, Колумб, отправляясь в плавание, ничего про Америку не знал. А знал лишь весьма любопытный факт, что крутое яйцо можно поставить, если разбить его с тупого конца. Зачем это ему понадобилось, я запамятовал, но взбодрился он чрезвычайно и помчался вперед, как резвый двухлетка. А у нас имеются два ободряющих факта. Во-первых, мы знаем, что кто-то за всем этим да стоит. Во-вторых, поскольку в этой великой и свободной стране как будто не существует законов о клевете, мы сможем ставить свои паруса, ни на что не оглядываясь.

– Ага, – сказал Билли Виндзор. – Кто из нас напишет первую статью?

– Можете предоставить это мне, товарищ Виндзор. Боюсь, я не опытный старый зубр на поприще журналистики, но у меня определенные данные для этой работы. Однажды в редакцию некой газеты пришел юноша и попросил работы. «У вас есть какая-нибудь специализация?» – осведомился редактор. «Да, – ответил талантливый паренек, – мне недурно удаются острые обличения». – «Какие-то конкретные обличения?» – вопросил вершитель судеб. «Нет, – ответил наш герой. – Просто обличения». Это про меня, товарищ Виндзор. Я тоже отличный поставщик острых общих обличений. И, посетив улицу Приятную не в таком уж отдаленном прошлом, я еще увлечен моей темой. Воспользовавшись в полной мере благодетельными законами этой страны, касающимися клеветы, я, мнится мне, сумею сотворить вопияние, после которого у нашего анонимного арендатора останется стойкое ощущение, что он неосмотрительно сел на канцелярскую кнопку. Дайте мне перо и бумагу, товарищ Виндзор, проинструктируйте товарища Малонея отложить насвистывание до того момента, когда я вновь буду готов ему внимать, и, думается, шедевр нам обеспечен.