Текст книги "Философия с шуткой. О великих философах и их учениях"

Автор книги: Педро Калеро

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 7 страниц)

Споры о Буридановом осле не утихают и по сию пору. Современный французский философ Андре Конт-Спонвиль считает, что было бы куда логичнее, если бы осел не умер от голода, а жил вечно.

Мистики

Самые радикальные из средневековых мистических учений строятся на непостижимости божественного рациональным путем. Чтобы приблизиться к Богу, человек должен пережить экстаз. К несчастью, большинство мистиков отличалось чудовищным косноязычием. Там, где требовалось внятно сформулировать свою позицию, они принимались лепетать, словно малые дети, нудно перечисляли все, чем Бог не является, или в лучшем случае в изысканной поэтической манере излагали тезисы о том, что все есть одно и Бог есть во всем. Знаменитый средневековый немецкий теолог и философ Мейстер Экхарт полагал, что человек способен познать Бога, поскольку в каждом из нас есть божественная искорка. Он писал: «Мы видим Господа теми же глазами, коими Он видит нас».

Ангелы

Ангелы, духи из иудео-христианской мифологии, вечно не давали покоя средневековым философам и теологам. Они не только пытались обосновать существование этих удивительных существ, но и спорили, являются ли ангелы полностью нематериальными, обладают ли собственной волей или только выполняют волю божественную, и так далее. Некоторые мыслители, например Псевдо-Дионисий Ареопагит (автор сборника богословских текстов «Ареопагитики», появившегося в VI веке), пытались классифицировать ангелов и выстраивать их иерархию.

Дебаты об ангельской сущности продолжались на протяжении всего Средневековья. Знаменитая полемика о половой принадлежности ангелов, вошедшая в историю как «византийский диспут», развернулась в Константинополе в 1453 году, как раз тогда, когда к городу подходили турки. Не менее известен спор о том, сколько ангелов поместится на острие иголки.

Ответы и вопросы

Далеко не все признают христианскую философскую традицию истинной философией, ибо она принимает многие утверждения на веру, не пытаясь доказать их рациональным путем. Размышляя об этом, я всякий раз вспоминаю легенду об отшельнике, который метался по пустыне с криками:

– У меня есть ответ, у меня есть ответ! У кого есть вопрос!

Философия XV–XVIII веков

С кем разделить вечность?

Занимая должность секретаря Второй канцелярии во Флоренции, Никколо Макиавелли близко познакомился с Чезаре Борджа. Должно быть, из-за дружбы с этим весьма неоднозначным персонажем, восхищение которым Макиавелли никогда не скрывал, его прозвали «мажордомом дьявола».

Освоив все тонкости политической игры, основанной на лжи, шантаже и манипуляциях, мыслитель окончательно укрепился в мысли о том, что для защиты государственных интересов хороши любые средства, а главная задача политика – сохранение власти и охрана порядка. Для оценки действий главы государства существует лишь один критерий – успех. Цель оправдывает средства.

Взгляды Макиавелли на человеческую природу, как нетрудно догадаться, не отличались оптимизмом. На закате дней философу приснилось, будто он уже умер. Во сне он узрел и ад, и рай. В раю обретались сплошь голодные, кроткие и нищие духом, зато ад был полон философов, политиков и бунтарей. Когда Макиавелли рассказал друзьям свой странный сон, они поинтересовались, где он предпочел бы провести вечность. Философ ответил:

– Какие тут могут быть сомнения? Компания королей, князей и пап в сто раз лучше монахов, нищих и апостолов.

Никколо Макиавелли (1469–1527)

Чудо-ребенок

Выдающийся итальянский философ эпохи Возрождения Пико делла Мирандола прославился острым умом и феноменальной памятью. Еще в детстве он поражал всех глубокими познаниями и не по годам глубокими суждениями. Однажды юному Пико довелось продемонстрировать свои способности отцовским гостям. Бывший среди них кардинал ядовито заметил, что чересчур одаренные дети обыкновенно вырастают дураками.

Пико не растерялся:

– Сразу видно, ваше преосвященство, что вы были одаренным ребенком.

Лютеранский желудок

Великий писатель XVI века Эразм Роттердамский, гуманист и набожный католик, отличался широтой взглядов и терпимостью. С лютеранами его роднило стремление коренным образом реформировать христианскую церковь. Даже католические философы признавали: «Эразм разбил яйца, из которых Лютер сделал яичницу». И все же Эразм Роттердамский оставался непримиримым противником протестантов. Его отвращали фанатизм и жестокость Лютера. Сам мятежный пастор писателя ненавидел. Он говорил: «Кто покончит с Эразмом, раздавит полудохлого клопа».

Эразм мечтал о возрождении апостольского духа, возвращении к простодушной и милосердной вере первых христиан, не знавших косных догм и бессмысленных запретов. Когда писателя поймали за поеданием мяса в пост, он пошутил:

– Душой я католик, но желудком лютеранин.

Антимеценат

Тридцати лет от роду Эразм наконец получил от епископа Камбре денежное вспоможение, чтобы продолжить теологическое образование в Париже. Скудных средств хватило на коллеж Монтегю, в котором жесткая дисциплина и аскетический распорядок сочетались с полным отсутствием гигиены и обилием кусачих насекомых. Великий гуманист с юмором описал это замечательное учебное заведение в своих «Беседах», заключив, что выпускники покидали коллеж не увенчанными лаврами, но искусанными блохами.

Эразм не раз поминал недобрым словом благотворительность епископа, называя ее образцом антимеценатства.

Эразм Роттердамский (1466–1536)

Царь амфибий

Эразм Роттердамский, современник папы Юлия II и Лютера, превыше всего ценил независимость и категорически не желал примыкать ни к каким течениям и группировкам. Когда папа предложил ему выступить против Лютеровой ереси, Эразм ответил: «Я скорей умру, чем присоединю свой голос к хору». Лютер, в свою очередь, посмеивался над подобным свободолюбием, полагая, что его оппонент не желает ссориться ни с одной из сторон. Он называл Эразма «царем амфибий».

Последняя шутка Томаса Мора

Друг Эразма английский гуманист Томас Мор прославился книгой под названием «Утопия», в которой он безжалостно критикует порядки своей эпохи и рисует картину справедливого общества, где нет угнетателей и угнетаемых (моделью идеального государства становится воображаемый остров под названием Утопия – в переводе с греческого это слово означает «место, которого нет».

Томас Мор был советником короля Генриха VIII. Отказавшись признать монарха главой британской церкви, Мор был приговорен к смерти. Перед казнью сэр Томас попросил палача помочь ему взойти на эшафот, пообещав: «Спущусь я, так и быть, сам». В последние мгновения своей жизни, уже на плахе, философ продолжал шутить. «Моя борода сильно отросла в тюрьме, – сказал он палачу. Она-то перед королем ни в чем не провинилась. Постарайся ее не задеть».

Фрэнсис Бэкон (1561–1626)

Идеальный брак

Французский философ XVI века Мишель Монтень вошел в историю как автор «Опытов», знаменитой книги, пронизанной духом умеренного скептицизма и терпимости к человеческим слабостям. Монтень утверждал, что брак – лучшая вещь на свете при условии, что он заключен не по страсти, а в результате разумного выбора. И хотя у большинства из нас найдутся причины пожаловаться на своих супругов, институт брака как таковой обществу совершенно необходим.

Впрочем, Монтень вовсе не был склонен идеализировать семейную жизнь. В тех же «Опытах» есть замечательная фраза: «Самой счастливой была бы женитьба глухого на слепой».

Издержки экспериментального метода

Фрэнсис Бэкон, живший на рубеже XVI и VII веков, был убежден в необходимости радикальной реформы науки и общества. Этот философ считал науку своего времени каталогом заблуждений. Он полагал, что устаревшему и несовершенному Аристотелеву методу необходимо противопоставить новую научную систему, в основу которой ляжет эксперимент. Бэкон посмеивался над метафизи ками, сравнивая их со звездами, которые «светят тускло, потому что висят высоко».

К несчастью, поиски нового научного метода стоили жизни самому ученому. Как-то раз Бэкон вознамерился опытным путем доказать, что мясо можно хранить на холоде. Для этого он выпотрошил курицу и на несколько дней закопал тушку в снег. Во время этого эксперимента философ очень сильно простудился и вскоре умер.

Свиное сало

В свою бытность лорд-канцлером Бэкон полу чил прошение о помиловании от приговоренного к смерти. Бедняга взывал к милосердию, намекая на родственные связи с адресатом своего прошения. Однако фамилия обреченного была Хогг (то есть боров), а вовсе не Бэкон (то есть свиное сало).

– Боров и свиное сало практически одно целое, – заявил преступник.

– До тех пор пока борова не вздернут на виселице, – возразил Бэкон.

Сомнения до Ватикана доведут

Декарт считал, что все на свете нужно подвергать сомнению до тех пор, пока не отыщется несомненная истина. Он сомневался буквально во всем, включая математические аксиомы и само существование мира вокруг нас. Вскоре Декарт пришел к выводу, что единственная вещь, в которой человек не может усомниться, – это сам процесс сомнения. Сомнительно все, кроме сомнения, если вам так понятнее.

Объявив сомнение формой мышления, Декарт выдвинул знаменитый принцип «Мыслю – следовательно, существую». Из этой максимы он вывел доказательство существования Бога, а через него и доказательство существования мира.

Борхес считал критический метод Декарта сплошным очковтирательством: «Философ начинает с тотального скептицизма, а заканчивает такой оригинальной вещью, как обоснование веры в Бога. Оказывается, путь сомнения ведет в… Ватикан!»

Философ в маске

Декарта прозвали «философом в маске», поскольку его жизнь и творчество были овеяны тайной. Сам он писал о себе так: «Подобно актеру, который, выходя на сцену, покрывает лицо маской, дабы публика не заметила, как по его лицу катится пот, я надеваю личину, готовясь сыграть в пьесе жизни, у которой до этого был всего лишь зрителем».

Декарт всю жизнь был чрезмерно осторожен и болезненно подозрителен. И не без причины. Процесс Галилея произвел на философа ошеломляющее впечатление. В 1633 году, узнав, что астроном предстал перед судом инквизиции, он решил приостановить печать своих книг. В. Вайшедель цитирует письмо Декарта к близкому другу: «Мои сочинения будут опубликованы не раньше, чем через сто лет после моей смерти». У друга хватило остроумия ответить: «Человечеству не прожить так долго без путеводного света твоих мыслей. Постарайся погибнуть поскорее».

Рене Декарт (1596–1650)

У часов не бывает потомства

В 1649 Декарт принял предложение королевы Кристины и перебрался в Швецию, чтобы давать августейшей особе уроки философии. Королева предпочитала заниматься ранним утром (но не слишком ранним, никак не раньше пяти), и французу, имевшему обыкновение нежиться в постели до полудня, пришлось кардинально поменять свои привычки. Организм философа не выдержал такой нагрузки, и Декарт скончался, не прожив при дворе и четырех месяцев (по другой версии, его отравили шведские лютеране, опасавшиеся, как бы этот язычник не заразил их государыню католической ересью). Впрочем, королева успела покорить французского мыслителя своим остроумием. Когда Декарт излагал Кристине механистическую теорию, согласно которой Вселенная подобна гигантской машине, а люди – это механизмы наподобие часов, она возразила:

– Знаете, мне ни разу не приходилось слышать, чтобы у часов рождались дети.

Ужин дураков

В массовом сознании существует образ философа-аскета, который бежит земных наслаждений. Так полагал и граф Ламбор, посетивший Декарта в Париже. Величайший философ XVII столетия жил в роскошном особняке. Граф застал его за поеданием великолепно приготовленного фазана.

– Как же так? – поразился Ламбор. – Вы и такие низменные вещи?

– А по-вашему, хороший ужин – удел дураков? – парировал философ.

Не связывайтесь с шавками

Подвергшись грубой и несправедливой критике со стороны некоего Пьера Пти, Декарт отказался отвечать обидчику. Он сказал:

– Связываться с критиками все равно, что преследовать шавку, которая лает на тебя из-за угла, не решаясь даже укусить.

Объем и отдача

Блез Паскаль – одна из самых ярких фигур в философии и науке XVII века. Он был приверженцем спиритуализма и отрицал всесилие разума. По словам философа, «сердце знает такое, о чем разум и не подозревает». Паскалю мы обязаны важными открытиями в математике, физике, гидродинамике и гидростатике.

Юмор Паскаля был специфическим, научным. Повстречав очень полного и весьма недалекого господина, ученый заметил:

– Вот наглядное свидетельство того, что объем тела может существенно превышать отдачу.

Искажение разума

Паскаль считал, что человеческий разум искажен первородным грехом. Ницше замечал, что разум самого Паскаля и вправду был искажен, но отнюдь не первородным грехом, а христианской верой.

Пари Паскаля

Паскаль предложил свое решение проблемы существования Бога, чем-то напоминающее пари. Что лучше: верить или нет? Если человек верит в Бога, то в случае, если Бог действительно есть, он получает спасение и вечную жизнь, а если Бога нет, ровным счетом ничего не теряет. Если же человек в Бога не верит, то, если Бога нет, он ничего не приобретает, зато, если Бог есть, теряет надежду на спасение бессмертной души. В общем, верить все же предпочтительней.

Откровенно говоря, я не думаю, что Бог одобрил бы такое рассуждение. А если бы одобрил, это характеризовало бы его не с лучшей стороны.

Какого пола призраки?

В своем «Богословско-политическом трактате’ Спиноза критикует религию с рационалистических позиций, доказывая, что она не более чем предрассудок. Пенсионарий города Горкума Гуго Боксель, судя по всему, прочел трактат и решил написать его автору. В письме он признавался, что верит в привидения, поскольку неоднократно видел их своими глазами; и, что интересно, все без исключения призраки были мужского пола. В ответном письме, довольно лаконичном, Спиноза объяснил, что личный опыт не может считаться доказательством существования привидений, ибо встреча с ними могла быть лишь плодом воображения. Что же до половой принадлежности, то определить ее можно, только заглянув призраку под саван.

Проповедь оптимизма

Спиноза считал наш мир единственно возможным. Лейбниц полагал, что, создавая его. Бог выбирал из разных вариантов. Почему выбор пал на наш мир, а не на какой-то другой? Да потому, что он лучший из возможных. Не идеальный, конечно, но другие точно хуже. Так Лейбниц пытался обосновать существование зла. (Вольтер от души посмеялся над этим в своей повести «Кандид». Один из ее персонажей, Панглосс, попадая в самые отчаянные ситуации, не устает повторять: «Все к лучшему в нашем лучшем из миров». Впрочем, неуемный оптимизм Панглосса не убеждает его товарищей по несчастью. Если этот мир лучший, заключает Вольтер, страшно подумать, что творится в других!)

У Лейбница и Панглосса был единомышленник, священник из одного маленького прихода. Как-то раз его воскресная проповедь о всеобъемлющей милости Господа была прервана появлением отвратительного горбуна.

– Если Господь и вправду так любит нас всех, как ты объяснишь вот это?! – выкрикнул он, нагибаясь, чтобы прихожане могли хорошенько рассмотреть его огромный горб.

– А знаешь, – не растерялся священник, – ты очень даже неплохо выглядишь. Для горбуна, конечно.

Пинок идеализму

Вечные оппоненты Декарт и Локк сходились в одном: человек живет в мире идей (правда, Декарт считал, что некоторые идеи заложены в нас изначально, а Локк полагал, что все они приходят с опытом). Беркли соглашался с обоими и добавлял, что, коль скоро нас окружают идеи, скрытый за ними реальный мир человеком непознаваем. Наши познания ограничиваются кругом идей, воспринятых сознанием, и у нас нет никакого права судить о действительности, лежащей за пределами этого круга.

Британский философ XX века Джордж Эдвард Мур, пламенный защитник реализма и здравого смысла, говорил, что для познания реального мира довольно протянуть руку.

Ту же самую мысль еще в XVIII веке сформулировал английский писатель и лексикограф Сэмюэл Джонсон. Пнув валявшийся на дороге камень, он сказал:

– Вот доказательство существования реального мира.

Взаимопроникновение идей

Высмеивая идеализм Беркли, Вольтер говорил, что соитие мужчины и женщины следует рассматривать как проникновение одной идеи в другую с целью зарождения третьей идеи.

Эмпирик и овцы

Философ XVIII века Дэвид Юм был радикальным эмпириком (то есть он полагал, что доверять можно лишь тому знанию, что получено при помощи чувств), но в быту неизменно демонстрировал здравый смысл и не давал повода посмеяться над собой, в отличие от своего коллеги, героя популярного анекдота.

«Эмпирик с друзьями приехал на ферму. Увидев овец без руна, один из его спутников проговорил:

– Наверное, их только что подстригли.

Эмпирик, верный своей методологии, уточнил:

– С этой стороны похоже, что да».

Бычье молоко

Писатель и мемуарист Джеймс Босуэлл, автор биографии Сэмюэла Джонсона, пишет, что Джонсон не жаловал философов-новаторов вроде Юма. Он говорил: «Эти господа не смогли добыть молока у коровы правды, вот и решили подоить быка».

Ненужная бумага

Монтескьё – ярчайший представитель эпохи Просвещения. В своем главном произведении, в «Персидских письмах», он с ожесточением набрасывается на французское государство и общество своей эпохи. Особенно яростно философ критикует абсолютизм и всевластие Церкви. Людовик XIV предстает в его сочинении злым колдуном, ради развлечения заставляющим своих подданных убивать друг друга, а папа Клемент XI – кудесником, способным так затуманить людям мозги, что они начинают верить, будто три на самом деле один, а хлеб, который они едят, чья-то плоть.

Тем не менее Монтескьё неожиданно для себя снискал милость нового папы Бенедикта XIV, который мечтал прослыть покровителем художников и писателей. Бенедикт проникся к философу такой симпатией, что даже издал специальную буллу, освобождавшую семейство философа от поста. Правда, Монтескьё понятия не имел, что за сей документ придется заплатить существенную пошлину, и узнал об этом, лишь придя к папскому чиновнику за разрешением. Поняв, что придется раскошелиться, философ со свойственным ему остроумием заметил:

– В таком случае я не буду брать бумагу. Полагаю, слова папы достаточно, чтобы ходатайствовать за меня перед Господом.

Жан-Жак Руссо (1712–1778)

Руссо на четырех ногах

Жан-Жак Руссо создал концепцию естественного человека, благородного дикаря, прототипами которого стали коренные жители Нового Света, любимые герои путешественников, ученых и писателей начиная с XVI века.

Естественный человек живет в согласии с природой и другими людьми, никому не желает и не причиняет зла. Он стремится к удовлетворению лишь естественных потребностей, а не искусственных, навязанных развращенным обществом. Ему чужды алчность, тщеславие, предрассудки. Если бы все были такими, в мире не осталось бы неравенства и несправедливости.

Руссо считал историю человечества путем деградации. «Все, что исходит из рук Господа, прекрасно, – писал он в романе «Эмиль, или О воспитании», – а все, к чему приложил руку человек, становится отвратительным». Такие взгляды выделяли Руссо из ряда деятелей эпохи Просвещения (они все как на подбор были прогрессистами). Вольтер снисходительно замечал: «Что поделать, если человеку вздумалось ходить на четырех ногах».

Осторожный самоубийца

Характер Руссо никто не назвал бы легким. Он был невротиком, нарциссистом, ипохондриком, мазохистом, у него случались приступы мании преследования. Автор одной из лучших книг о воспитании (того самого «Эмиля»), он отказался растить собственных детей от Терезы Левассер и сдал всех пятерых в приют. Кроме того, у писателя случались затяжные депрессии, во время которых он часто думал о самоубийстве. У Дидро есть рассказ о том, как во время встречи в Монморанси Руссо признался ему, что на днях хотел утопиться.

– А что же не утопился? – поинтересовался Дидро.

Руссо онемел от такой бестактности друга, а потом, вновь обретя дар речи, признался:

– Я потрогал воду, и она оказалась слишком холодной.

Кожаный переплет

Взгляды Руссо оказали огромное влияние на деятелей Великой французской революции. Вот что пишет по этому поводу современный американский философ Аласдер Макинтайр: «Есть известная история (возможно, апокриф) о том, как один богатый торговец на званом обеде попенял Томасу Карлейлю (известному писателю, историку и философу XIX века) за любовь к философским спорам: «Опять идеи, мистер Карлейль, вечно вы со своими идеями». Карлейль ответил: «Был человек по имени Руссо, он написал книгу, в которой не было ничего, кроме идей. Второе издание этой книги переплетали в кожу тех, кто над ним смеялся».

Солон или Андрей Первозванный?

В 1712 году Лейбниц повстречался с русским царем Петром Первым, который предложил философу принять участие в разработке правовой реформы в России. Идея стать русским Солоном привела Лейбница в восторг (Солон – политический деятель античной Греции, реформы которого привели к процветанию Афины), и он поспешил написать об этом герцогине ганноверской Софии. Узнав о дерзновенных планах мыслителя, герцог Антон Ульрих в шутку посоветовал ему быть осторожнее с русскими и их правовой системой, а то как бы вместо Солона не оказаться апостолом Андреем, который явился крестить Киевскую Русь и в результате закончил свою жизнь на кресте.

Договор со смертью

Когда Лейбницу было пятьдесят лет, в Англии прошел слух, будто он умер. Узнав об этом, мыслитель, который в тот момент бился над тысячью вопросами из области математики, физики, логики, философии и истории, отправил своему шотландскому другу Томасу Бернету де Кемни шутливое письмо, в котором заверил приятеля, что у них со смертью заключен своеобразный пакт: она дает ему закончить все труды, он же в знак благодарности обязуется не начинать новых.

Комфортабельная камера в Бастилии

Среди философов эпохи Просвещения был человек по имени Франсуа-Мари Аруэ. Он вошел в историю как Вольтер. Вольтер писал изысканные эссе, злобные и смелые сатиры против существующих порядков и превратил свою безжалостную иронию в смертоносное оружие. Когда после смерти Людовика Четырнадцатого регент Франции герцог Орлеанский распродал половину королевской конюшни, чтобы наполнить казну, Вольтер выпустил памфлет (по крайней мере, ему этот памфлет приписывают), в котором посоветовал герцогу вслед за лошадьми продать и половину ослов, привыкших пастись при дворе. Терпению регента пришел конец, и писателя заточили в Бастилию. Через какое-то время герцог Орлеанский сменил гнев на милость и не только освободил бунтовщика, но и щедро одарил деньгами.

– Благодарю вас, ваше высочество, за щедрость, – сказал Вольтер, принимая дар, – однако смею надеяться, что впредь буду избавлен от вашего гостеприимства.

Голова Вольтера

Во время званого обеда у герцога Сюлли слуга сообщил, что какие-то люди у ворот желают видеть господина Вольтера. Едва философ вышел на улицу, как на него накинулись лакеи шевалье Рогана, не простившего Вольтеру одной тонкой, но чрезвычайно ядовитой насмешки. Ученого безжалостно исколотили палками. Сам Роган наблюдал за расправой из кареты, время от времени повторяя:

– Только не бейте по голове, в ней еще может родиться что-нибудь путное.

Безумие в стихах и прозе

Отец Вольтера Франсуа Аруэ был не в восторге от выбранного его сыновьями жизненного пути. Вольтер начинал как поэт, потом стал писателем и публицистом, а его брат Арман сделался ярым янсенистом [6]6
  Янсенизм – религиозное учение и религиозное движение (XVII–XVIII вв.) внутри католической церкви, осужденное как ересь. Подчеркивало испорченную природу человека вследствие первородного греха, необходимость Божественной благодати. а также предопределение.


[Закрыть]. Старик Аруэ жаловался на своих отпрысков: «Оба свихнулись: один на прозе, другой на стихах».

Важный пост в министерстве глупости

Когда Вольтер еще был начинающим поэтом, регент обещал ему хорошую должность. Окрыленный Вольтер явился в его канцелярию. Регент, появившийся в приемной в окружении четырех государственных секретарей, заметил молодого человека:

– А, месье Аруэ, не беспокойтесь, я о вас не забыл. Подумываю учредить для вас пост в министерстве глупости.

– Боюсь, ваше высочество, – учтиво ответил Вольтер, – в этом министерстве у меня будет слишком много конкурентов, начиная с четырех господ, которые стоят сейчас подле вас.

Ода будущим поколениям

В 1722 году Вольтер встретился в Голландии с поэтом Жаном-Батистом Руссо (которого ни в коем случае не стоит путать с философом Жан-Жаком Руссо). Тот прочел новому знакомому свою «Оду будущим поколениям», которой, по всей видимости, очень гордился. Но Вольтеру это напыщенное сочинение, увы, показалось весьма посредственным, о чем он не преминул сообщить автору, разумеется, со всей возможной деликатностью и тактом:

– Боюсь, друг мой, те, к кому обращена ваша ода, не смогут ею насладиться. Она так долго не проживет.

Дом пьяницы

«Все мы ищем счастья, – писал Вольтер, – не имея представления о том, где его надо искать. Так пьяный бредет к своему дому, весьма смутно представляя, в какой стороне он находится».

Деревце Вольтера

«Антиклерикализм Вольтера вошел в легенды. Выдающийся немецкий ученый и публицист Георг Кристоф Лихтенберг заметил по этому поводу: «Как известно, Вольтер был крещен дважды, но впрок двойное таинство не пошло. Иное деревце, чем два раза поливать, лучше дважды подрезать».

Старшая дочь Французской академии

Когда Вольтер был в Суассоне, его посетили представители тамошней академии. В приветственной речи они с должной скромностью назвали свое сообщество старшей дочерью Французской академии.

– Должно быть, эта дочка чересчур застенчива, – удивился Вольтер. – До сегодняшнего дня о ней никто не слышал.

Вольтер (1694-1773)

Безответное чувство

Вольтер отчего-то восхищался швейцарским врачом, физиологом и поэтом Альбрехтом фон Галлером и превозносил до небес каждое новое сочинение своего любимца. Доброжелатель предупредил философа:

– Этот самый Галлер поносит вас последними словами.

– Все может быть, – ответил Вольтер. – Не исключено, что мы оба ошибаемся.

Межзубные звуки

Как-то раз шотландец Джеймс Босуэлл беседовал с французом Вольтером, в совершенстве владевшим английским языком. Разговор с самого начала пошел по-французски. Когда Босуэлл спросил Вольтера, отчего он не пользуется английским, философ ответил:

– В английском языке есть межзубные звуки, а у меня зубов почти не осталось.

Правь на морях!

В той же беседе Вольтер, никогда не скрывавший восхищения британской государственной системой, решил приправить свою англофилию изрядной долей юмора.

– У вас замечательное государство, – сказал он Босуэллу, – но если оно когда-нибудь испортится, сбросьте его в море. Благо, у вас там повсюду море.

Государство против разума

Энциклопедист Клод Гельвеций в своем знаменитом сочинении «Об уме» описал идеальное общество, в котором нет предрассудков, соблюдаются гражданские права и все устроено на благо человека.

Вольтер, которому пришлось прожить не один год вдали от родины (ибо, как он сам говорил, «опасно быть правым, если государство заблуждается»), прочел книгу Гельвеция и сказал ему:

– Вот труд истинного мыслителя. А теперь бегите из Франции как можно скорее.

Царь-чертополох

Вольтер с подозрением относился к демократии, власть невежественной и жестокой толпы его пугала. Однако монархия нравилась философу еще меньше. В одном из своих произведений он ловко спародировал древнюю басню: «Однажды растения решили выбрать царя. Олива отказалась, ведь ей надо было растить маслины, смоковница не могла бросить плоды, лоза беспокоилась о виноградинах. Только у чертополоха не было плодов. Он-то и стал царем, поскольку имел шипы и мог колоться».

Швейцарские банкиры

В XVIII веке о швейцарских банкирах говорили то же самое, что и сейчас. Вольтеру приписывают шутливую рекомендацию: «Если увидите, что швейцарский банкир прыгает в окно, не раздумывая прыгайте за ним. Дело пахнет большими деньгами».

Спаситель Вольтер

Вольтер был непримиримым врагом несправедливости и бесстрашно бросался на защиту пострадавших от неправедного суда. Когда философу удалось достичь большого успеха в борьбе с французской юстицией, он написал своей подруге Софии Волан: «Если бы Иисус существовал, Вольтер бы его спас».

Змеиный язык

Вольтер и прусский король Фридрих II много лет вели своеобразный заочный диалог, обменивались идеями и даже вступали в полемику. Услышав замечание Вольтера о том, что немецкий язык хорош для войны, но по красоте и мелодичности уступает французскому, король пришел в ярость и заявил:

– По-французски сказано столько лжи, что на нем, надо полагать, говорил змей, искушавший Еву в раю!

Братство якобинцев

Афоризмы и максимы выдающегося французского писателя и мыслителя XVIII века Никола де Шамфора полны глубокого разочарования в современниках и в человеческой природе вообще. Ницше говорил о нем и о прочих французских моралистах: «Они дали миру больше ценных идей, чем вся немецкая философия вместе взятая».

Несмотря на всепоглощающий пессимизм, Шамфор сделался политиком, чтобы сокрушить несправедливый строй. Своей эпохе мыслитель дал поистине убийственную характеристику: «Общество основано на прочном союзе двух классов: тех, у кого еды больше, чем они могут съесть, и тех, кто мог бы съесть куда больше, чем у него есть».

Жажда справедливости ненадолго привела Шамфора в лагерь якобинцев, однако вскоре философ с отвращением и ужасом бежал от бывших союзников. Их убеждения и нравы он описал с виртуозным лаконизмом: «Стань моим братом или умри».

Скандальная книга

Никола де Шамфор приводит чье-то высказывание по поводу Библии, изданной аббатом Террасонским:

– Эта книга скандальна потому, что совершенно невинна.

Всемирный потоп

В собрании Шамфора есть едкий и горький афоризм, проникнутый всеобъемлющим пессимизмом в отношении человеческой природы. Вот что сказал неизвестный мизантроп, имя которого Шамфор предпочел скрыть: «Бог не устраивает второй Всемирный потоп лишь потому, что первый оказался совершенно бесполезным».

Прогулка без головы

Маркиза дю Деффан, подруга Вольтера, любительница философии и хозяйка блестящего салона, в котором бывали лучшие умы XVIII столетия, в один прекрасный день разговорилась с архиепископом Парижа монсеньором Полиньяком о страстях святого Дионисия. Архиепископ рассказал, что, когда святого обезглавили, он поднялся на ноги и, держа в руках собственную голову, направился к месту, на котором позже построили собор.

– Только представьте, он так не выпустил своей головы из рук, – повторял епископ, красочно описывая, как тяжело дались Дионисию последние шаги.

Маркиза, умная женщина и противница религиозного мракобесия, поспешила возразить:

– Ну что вы! В таких случаях труднее всего сделать первый шаг.

Страшная тайна

Гельвеций был сторонником радикального сенсуализма; он полагал, что все без исключения идеи проистекают из наших ощущений. Когда речь заходила об этике, французский философ придерживался простых и ясных принципов: человеческие поступки определяет тяга к наслаждению и стремление избегать боли и горестей. Другими словами, все мы, по сути, эгоисты. У такой теории нашлось немало врагов, против Гельвеция устроили настоящую травлю, и ему пришлось покинуть родину. Среди его недругов оказались даже Дидро и другие материалисты.