Текст книги "Летающий на стрекозе"

Автор книги: Павел Катаев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 3 страниц)

6. ПОГОНЯ

Но тут вдруг кусты рядом с ящиком с шумом и треском раздались по сторонам, и я увидел Женьку.

Трудно было узнать его. Глаза горят, из ноздрей, словно у Змея Горыныча, вырываются клубы дыма и пламени.

– Хватай его! Быстро! Чего ждёшь? – крикнул мой лучший друг и бросился к Бибигону, намереваясь накрыть его ладонями, точно бабочку.

Плохо бы пришлось Бибигону, если бы мне не удалось вовремя схватить Женьку за руки. Пока Женька вырывался, Бибигон успел отскочить чуть в сторону, и Женька прихлопнул своими ладонями край доски вместо перепуганного человечка.

Бибигон выхватил шпагу, встал в оборонительную позицию.

– Что вам угодно, сударь?

В голосе его слышалась горькая обида. Мне и самому стало очень обидно за него, но тут Женька крикнул:

– Чего стоишь? Хватай его! Мы отнесём его в школу!

В школу? Бибигона?

Вот так Женька! Как же эта гениальная мысль не пришла мне в голову? Ведь тогда никакой фотографии не потребуется, чтобы доказать, что Бибигон существует в действительности !

И в тот же миг всё исчезло: и раннее утро в летнем лесу, и зелёный ящик, до краёв наполненный консервными банками и скомканной бумагой, и мой друг Женька. В моём воображении возникла такая картина.

Первое сентября, утро, бодрая прохлада, мальчики и девочки в красных галстуках, с портфелями и цветами. Все спешат в школу. Я тоже спешу, я очень взволнован, мне хочется лететь со всех ног, но я сдерживаю себя, медленно поднимаюсь по знакомой и такой родной лестнице на второй этаж, шагаю по гулкому опустевшему коридору, открываю дверь своего класса. Все ребята уже расселись по местам. Анна Ивановна, сдвинув в сторону горы флоксов и астр, раскрыла школьный журнал.

«Явился наконец! – говорит учительница. – Первый день – и опоздание!»

«Ругайте, ругайте меня, – думаю я, – интересно, что вы все скажете, когда увидите, что у меня в портфеле!»

«Почему ты держишь портфель на коленях, как хрустальную вазу? Что у тебя там?»-спрашивает Анна Ивановна.

«Бибигон», – скромно отвечаю я.

Класс замер.

«Кто-кто?»

«Маленький человечек Бибигон, которого мне удалось поймать летом. Вот он!»

Я открываю замок портфеля и…

– Чего рот разинул? Хватай его! Он сейчас улетит!

Женькин крик вывел меня из задумчивости. Надо скорее хватать Бибигона! Но куда там! Бибигон уже успел вскарабкаться на крышку ящика, где сидела стрекоза. Не мешкая, человечек оседлал её и укрепил на поясе свою длинную шпагу. Он был спокоен. Он покашлял, заслоняя рот перчаткой с раструбом, как у королевских мушкетёров, и двумя пальчиками послал нам воздушный поцелуй.

Пока мы с Женькой подпрыгивали, пытаясь схватить стрекозу за хвост, она снялась с крышки ящика, сделала над нами прощальный круг и, с неодобрением взглянув на нас, улетела, унося на своей спине Бибигона.

Мы ещё некоторое время слышали звон и треск сверкающих крыльев. Они мелькали в лучах утреннего солнца, пробивающегося сквозь листву.

Но вот стрекоза со своим всадником исчезла, словно бы растворилась в воздухе, а шум её крыльев потонул в других звуках утреннего леса – пении и щёлканье птиц, жужжании зелёных мух над ящиком, стуке дятла, шуме стада, продирающегося сквозь кусты, и криках пастуха.

– Вперёд! – воскликнул Женька и бросился в погоню.

7. В КАБИНЕТЕ ЧУКОВСКОГО

Солнце уже поднялось над лесом, а мы всё бегали и бегали в надежде догнать Бибигона.

Я остановился и перевёл дыхание.

– Нужно что-то придумать.

– Уже придумал, – проговорил Женька и приставил палец к губам, чтобы я помалкивал. – Смотри!

Я посмотрел туда, куда показывал Женька, и увидел за деревьями дом Чуковского. Вы уже знаете, что он двухэтажный и покрашен жёлтой краской. Можно подумать – дом как дом. Но в действительности он необыкновенно красивый.

Дом Корнея Ивановича весело выглядел в любое время года. Сейчас, летом, могло показаться, что за деревьями не жёлтая стена, а чудесный луг, заросший жёлтыми цветами и ярко освещённый солнцем. Да и зимой он напоминал о лете и солнце. А осенью жёлтые стены дома сливались с жёлтыми листьями на деревьях, и дом превращался в невидимку. Сверкающие окна и белые рамы как бы сами собой висели в воздухе среди осенней листвы.

Так он выглядел снаружи. А что же внутри?

Мы с Женькой понимали друг друга с полуслова. И сейчас, конечно, я отлично понял его замысел, но всё же переспросил:

– Неужели ты хочешь пробраться туда?

Женькины зелёные глаза сияли от восторга и отваги.

– Вперёд! – шёпотом крикнул Женька и, ступая на цыпочки, неслышно устремился к таинственному дому.

Мне ничего не оставалось, как последовать за ним.

Подкравшись к крыльцу, мы один за другим поднялись по скрипучим ступеням.

В прихожей было сумрачно, прохладно, тихо. Трудно понять по этой тишине, дом пуст или в нём кто-нибудь есть. Ведь писатель работает в полной тишине, только перо скрипит по бумаге. А поди-ка улови такой тихий звук, как скрип пера!

Мы с Женькой некоторое время стояли затаив дыхание и прислушивались. Ничего не было слышно – ни звука.

– Смотри-ка, – шепнул Женька,– вешалка.

– Ну и что?

– Нет шляпы. И трости тоже нет!

– Значит, он гуляет?

– Верно! Вперёд!

Дом Корнея Ивановича и Марии Борисовны состоял из книг. Все стены, за исключением дверей и окон, от пола до потолка уставлены рядами книг. Здесь и очень толстые тома в кожаных переплётах с золотыми буквами, и тоненькие книжечки в тонких обложках, напоминающие обычные школьные тетрадки. Книжные корешки, коричневые, чёрные, красные, синие, жёлтые, серые, белые, зелёные, стоят на полках, как буквы на тетрадных линейках,– некоторые в одну сторону наклонены, некоторые в другую.

Набрав в себя воздуха, как перед нырянием, мы бросились вверх по винтовой лестнице, словно бы прорубленной в скале из книг.

И вот мы уже стоим на втором этаже перед закрытой дверью.

– Входим, – в один голос шепнули мы и толкнули заветную дверь.

Дверь легко и бесшумно отворилась.

Мы с Женькой протиснулись в комнату.

Рабочий кабинет Корнея Ивановича напоминал просторную пещеру в книжной горе. Здесь было тихо и таинственно.

Большое, во всю стену, окно распахнуто, но в комнату не проникало с улицы ни одного звука. Густые ветви старых высоких лип заслоняли солнечный свет, в комнате было темновато. Но вот листья беззвучно зашевелились, в комнату влетели солнечные зайчики. Они пролетели по полу, по книжным корешкам, по потолку и один за другим, толкаясь, как мы с Женькой, вылетели в окно.

Бибигона здесь не было.

– Ведь про него ещё не написана книжка,– прошептал я, но Женька, который успел подойти к столу, воскликнул:

– Вот же он!

Тут и я увидел Бибигона, как бы лежащего на спине. Он был в широких шароварах и тюбетейке. На шее у него повязан красный бант – этот бант, один-единственный из всей одежды, был цветной. Весь остальной Бибигон был нарисован чёрным карандашом на листе очень белой шершавой бумаги. Неслышно влетевший в окно ветер приподнял рисунок, он отъехал в сторону, открыв ещё один лист с нарисованным Бибигоном – в будённовском шлеме с большой красной звездой.

Вдруг я почувствовал, как Женькин острый локоть вонзился мне под ребро.

– Что тебе? – прошептал я сердито и тут увидел художника, который тихонечко сидел на низком табурете в углу кабинета и, прикнопив к прямоугольному куску фанеры лист бумаги, рисовал Бибигона. Чёрный, длинный уголёк шуршал и крошился, оставляя на бумаге контур смешного человечка. У художника были густые чёрные волосы, и он был похож на чёрный одуванчик.

Художник, хотя и заметил нас, не проронил ни слова, продолжая быстро чертить угольком по бумаге.

Женька осмелел:

– А где же Бибигон?

Художник неопределённо хмыкнул:

– Хотел бы я это знать! Он ужасный непоседа!

В наступившей тишине мы отчётливо услышали скрип лестницы под тяжёлыми и неторопливыми шагами Корнея Ивановича. Вот он уже шагнул к двери, уже половицы заскрипели…

Что делать? Не сговариваясь, мы с Женькой бросились к тахте и в один миг, как ящерицы, юркнули под неё. Снаружи остались лишь голые, похожие на картофелины, пятки, но мы их успели втянуть под тахту, когда дверь отворилась и в комнате появился хозяин.

8. В КАБИНЕТЕ ЧУКОВСКОГО
(Окончание)

Корней Иванович прошествовал к своему рабочему столу. Когда он проходил мимо тахты, мы чувствовали, как доски пола прогибаются под тяжестью его большого тела.

Писатель уселся в кресло, после чего наступила тишина, лишь слышалось шуршание угля по бумаге да шелест рисунков, которые Корней Иванович рассматривал, перекладывая с места на место.

– Ну что же, прекрасные портреты, – сказал Корней Иванович. – Вам удалось передать внешнее сходство. Но где же сам Бибигон?

Художник вздохнул и пожал плечами.

– Хотел бы я это знать. Он ужасный непоседа!

– Ну погоди же, непослушный мальчишка! – воскликнул Корней Иванович. С этими словами он встал из-за стола и громко захлопал в ладоши: -Би-би-гон! Где ты? Возвращайся!

И не успел Чуковский подойти к окну, как в комнату с треском влетела наша знакомая стрекоза со стоящим на её спине Бибигоном. Не дождавшись, пока стрекоза сядет, Бибигон бесстрашно спрыгнул на стол и сразу же углубился в изучение собственных портретов.

– А что? – проговорил Бибигон, взглянув на Корнея Ивановича. – По-моему, совсем не плохо! – И он ткнул шпагой в собственное изображение на одной из картинок.

Корней Иванович согнал с лица улыбку, уселся в кресло и нахмурился. Всё-таки ему пришлось закрыть глаза, излучающие доброту и любовь.

– Не заговаривай зубы! – строго сказал он.

– В чём дело, Дед? – насторожился Бибигон.

– Где ты пропадал?

– В лесу.

– А что ты там делал?

– Летал на стрекозе.

– А почему ты опоздал? Почему заставляешь взрослого человека ждать? Ты понимаешь, что это невежливо?

Бибигон после каждого вопроса кивал головкой. Когда же Корней Иванович замолчал, он воскликнул:

– Я хотел прийти вовремя, но не смог…

– Почему?

– Мне помешали…

– Кто?

Женька ткнул меня в бок локтем, да так больно, что я чуть не вскрикнул, еле удержался. Я искоса взглянул на своего товарища. Даже в темноте было видно, как Женька побледнел.

– Это про нас,– услышал я его слабый-слабый шёпот.

– Кто тебе помешал? – повторил Корней Иванович.

Бибигон выхватил шпагу, взмахнул ею, повернулся на каблуке и звонко закричал:

– Мальчики! Они хотели меня поймать и посадить в коробку.

– Зачем? – удивился Корней Иванович.

Бибигон пожал плечами.

– Чтобы отнести в школу.

– Вот тебе раз! Бибигона – и вдруг в коробку сажать! Что же это за мальчики такие? Где они?

– Мальчики, что ли? – переспросил Бибигон. – Да вот же они, под тахтой! – И он ткнул своей длинной шпагой в нашу сторону.

Чуковский медленно поднялся со своего кресла.

– Под тахтой? – переспросил он, и мы с Женькой увидели нахмуренное лицо, наклоняющееся к нам.

– Бежим! – крикнул Женька.

Толкаясь пятками и локтями, мы начали выкарабкиваться на волю. Старые пружины хватали нас за одежду, царапали, тахта готова была совсем прижаться к полу, чтобы задержать нас.

Вслед за Женькой мне всё-таки удалось выбраться наружу. Несколько шагов от тахты до двери показались нам длиннее, чем дорога от дома до речки в знойный день.

Мы с Женькой одновременно схватились за ручку двери и рванули её на себя.

– А крючок! – воскликнул у нас за спиной Чуковский.

Да, дверь была закрыта на крючок, но и крючок не смог остановить нас. Шурупчик с неприятным скрежетом вылез из дверной рамы, дверь распахнулась, и мы с Женькой, повизгивая от ужаса, выскочили из кабинета и покатились вниз по крутой лестнице.

Навстречу нам поднималась Золотая Рыбка. Она еле успела отскочить в сторону и прижаться к стене. Иначе бы ей, наверное, несдобровать!

9. ОН ОПЯТЬ УБЕЖАЛ

Целую неделю Бибигон не попадался нам на глаза, и мы даже начали сомневаться, существует ли он в действительности. Но вот неожиданно мы наткнулись на него, возвращаясь с речки.

Мы шли через овсяное поле по узенькой тропиночке и вдруг увидели художника, сидящего по-турецки посредине тропинки. Перед собой он держал уже знакомую нам фанерку, которая нижним краем упиралась в его колено, верхний же он придерживал рукой.

Приколотый к фанерке лист сиял так ослепительно в лучах полуденного солнца, что на него больно было смотреть.

Художник, по-видимому, уже давно сидел под открытым небом. Руки его по локоть, до самого края засученной рубашки, а также лицо и шея от солнца сделались красными. Художник делал быстрые наброски на листе бумаги, не обращая внимания ни на жгучее солнце, ни на ручейки пота, стекающие из-под его густых и как будто бы пыльных волос.

Мы с Женькой переглянулись, потому что одновременно подумали с восхищением: «Вот это да! В такую жару рисует, вместо того чтобы лежать на солнышке, купаться в речке или просто сидеть на станции в буфете и пить холодный лимонад!» Мы бы, конечно, на его месте так и сделали.

Следующая мысль, и тоже общая, у нас с Женькой была такая: «Уж не Бибигона ли он рисует?»

Да, художник рисовал Бибигона. Взглянув через его плечо на рисунок, мы увидели множество крошечных фигурок Бибигона, расположенных так и сяк по всему листу.

Вот маленький человечек поднял левую руку над головой, а в вытянутой правой руке держит свою длинную шпагу, приготовившись сделать выпад. Вот Бибигон стоит, заложив ногу за ногу и гордо подняв курносый носик. Вот он летит на стрекозе. Вот пьёт чай из блюдца.

Художник заканчивал ещё один портрет, последний на этом листе, – места больше не оставалось.

– Что это у Бибигона в руке? – спросил я.

Но Женька вместо ответа, по своему обыкновению, толкнул меня локтем в бок, в то самое место, где у меня от этих постоянных толчков даже появился синяк.

Я посмотрел, куда показывал Женька, и увидел живого Бибигона. Он стоял в тени густых и высоких стеблей овса, как среди молодых берёзок, и нюхал синий василёк. Видно было, что Бибигону уже надоело стоять неподвижно, уткнувшись в синие лепестки полевого цветка, похожие на кружевной воротничок какого-нибудь сказочного принца. Он переминался с ноги на ногу и вдруг поднял голову.

Бибигон увидел нас. На какое-то мгновение он замер. Мы с Женькой тоже замерли.

Бибигон решительно выхватил шпагу.

Художник, не отрывая взгляда от своего листа, недовольно проговорил:

– Бибигон, не шевелись! Мне трудно ухватить твой характер… Вот я уже и ошибся! Нюхай цветок, как раньше!

– Мне неинтересно его нюхать, он не пахнет! – пронзительно крикнул Бибигон, взмахнул над головой шпагой, прыгнул в сторону и скрылся в зарослях овса.

Некоторое время мы ещё видели, как среди зелени мелькала его белая панамка, но вот и она скрылась. Всё поле звенело ровным звоном, и уже невозможно было уловить в этом шуме шуршание стеблей, торопливо раздвигаемых Бибигоном. Да и ветерок вдруг поднялся, серебряной волной прошёлся по всему полю – от края и до края. И снова затих.

– Ну вот, убежал! Что ты будешь делать… – вздохнул художник. – Никогда не встречал другого такого непоседу! – И художник громко и сладко зевнул.

А мы с Женькой помчались наугад за Бибигоном, хотя и понимали: и на этот раз нам его не поймать.

10. ЛОВУШКА

Ну вот, теперь, подойдя уже к самым главным событиям того далёкого лета, должен сказать, что мой друг Женька вдруг почему-то сильно изменился. Особенно после того, как я показал ему коробку, предназначенную для Бибигона. Ведь надо же было где-то держать Бибигона, когда мы его поймаем.

Для этой цели я приготовил коробку из-под крекера – доел оставшееся печенье, вытряс крошки, в крышке проткнул карандашом дырки, чтобы Бибигон не задохнулся. А чтобы ему было мягче спать, я положил на дно коробки вату.

Женька повертел коробку в руках.

– Для Бибигона?

– Да, а что?

Женька как-то недоверчиво открыл крышку, сунул в коробку собственный нос, словно бы желая узнать: а как, интересно, я сам себя почувствую в этой коробке, очутившись в ней вместо Бибигона?

– Не хотел бы я там оказаться,– тихонько проговорил Женька.

– Зато не удерёт! – крикнул я весело, и мы с Женькой, оставив коробку в комнате, вылезли, по своему обыкновению, на улицу через окно и отправились на поиски Бибигона.

Неожиданно мы обнаружили его на клубничной грядке.

Обняв крупную ягоду, Бибигон вгрызался в неё крепкими зубками. Мы слышали, как маленький человечек стонал и пел от удовольствия:

– Ой, до чего же восхитительно! Ох, как вкусно! Ах, какая сладкая и сочная!

Клубничный сок стекал с его перепачканного подбородка на белую рубашку с пышными рукавами и кружевным воротничком. Рубашка, конечно, из белой превратилась в розовую, намокла, прилипла к телу. Однако это нисколько не тревожило Бибигона, он весь был поглощён своим приятным занятием. И забыл о всякой опасности.

Первым заметил Бибигона Женька – он чуть было не наступил на него. Мой друг остановился как вкопанный посреди грядки и уставился себе под ноги. Тут и я увидел Бибигона. Маленький человечек был в наших руках. Достаточно было Женьке наклониться – и Бибигон в плену. Спасти его могло только чудо.

Женька медлил.

– Хватай его! Чего ждёшь!

Мой крик вывел Бибигона из приятной задумчивости. Он оторвался от ягоды, молниеносно выхватил шпагу и бросился наутёк. Красная клубничина, выеденная до белорозовой сердцевины, печально повисла на стебле…

Я бросился за Бибигоном, но налетел на неподвижно стоявшего Женьку, который и не собирался хватать человечка. Вместо этого он вдруг начал тереть свой глаз кулаком и охать. Бибигон воспользовался заминкой, добежал до края грядки и, раздвинув бархатные клубничные листья, прыгнул под куст и исчез.

Было ясно: и на сей раз Бибигону удалось спастись.

– Чего стоишь как столб! – крикнул я Женьке. – Нарочно, что ли?

Ну да, нарочно, – ответил он, нахмурившись. – Не видишь, в глаз что-то попало?

На его щеке появились грязные разводы – так он усердно тёр свой глаз.

И тут меня осенило. Нечего рассчитывать на слепой случай. Нужно поймать его с помощью хорошо испытанного средства – ловушки.

Мы с Женькой изготовили хитроумное приспособление и установили его на лесной тропинке, по которой любил прогуливаться Бибигон.

Ловушка была устроена просто и надёжно. Главное – заманить Бибигона внутрь загородки из шести кирпичей. Лишь только он там появится, мы дёрнем верёвку, палочка из-под фанерки выдернется, фанерка упадёт – и Бибигон пойман.

Самым трудным во всей этой затее было найти приманку. В ловушку следовало положить что-то такое, что наверняка привлечёт Бибигона.

– Чего там думать, кладём кусочек хлеба – и всё! – заявил Женька, но я сказал, что хлеб для Бибигона не приманка. Скорее всего, этот хлеб склюют птицы.

– Ну тогда клубнику. Он её любит!

– Он и без ловушки может есть клубнику до отвала!

– Тогда что же нам туда положить?

– Положим в ловушку ракету!

Расчёт мой был точен: Бибигон очень интересовался устройством наших ракет. Я даже однажды показывал ему, как сделать ракету, но не успел всего объяснить до конца – Женька помешал.

Наши приготовления закончились поздно вечером, и поимка Бибигона была назначена на следующий день. И вот наступило наконец утро.

Ночью прошёл дождь, погода была пасмурная. Пока я пробирался сквозь кусты к Женькиному дому, мои трусы и майка намокли, словно я в них искупался в речке.

Я встал на карниз и заглянул в окно. Женька лежал, укрывшись с головой одеялом, только коричневый хохолок виднелся на подушке. Мне показалось, что Женька не спит, а притворяется.

Я влез в комнату.

– Просыпайся! – громко зашептал я. – Пора Бибигона ловить!

– Да ну его, – пробормотал Женька. – Пошли лучше ракету запускать!

– Ракету потом, а сейчас надо Бибигона поймать! – решительно заявил я.

Тут Женька скидывает с себя одеяло, прыгает с кровати на пол, странно улыбается и говорит:

– Ведь ты и без меня пойдёшь?

– Конечно, пойду!

– Ну ладно, тогда и я с тобой! – И добавляет: -Тебя ведь нельзя одного отпускать.

«Почему это нельзя одного отпускать?»-подумал я, а вслух сказал:

– Так-то лучше! – и похлопал Женьку по плечу.

11. «БИБИГОН, СТОЙ!»

Лесная тропинка, как речка по зелёному ущелью, текла сквозь заросли орешника, сужаясь в том месте, где была установлена ловушка для Бибигона.

Нам было холодно, мы с трудом удерживались от того, чтобы не стучать зубами.

– Неужели он явится? – шёпотом спросил Женька.

– Конечно, явится! Ты что, его не знаешь? Он же любопытный, он сам полезет, особенно когда увидит ракету.

– В том-то и дело, – прошептал Женька. В его голосе я почувствовал жалобные нотки. Он вздохнул, губы у него скривились, глаза сощурились, брови поднялись, лоб наморщился – вот-вот заплачет.

Уж не жалеет ли он Бибигона?

– Может, раздумал? – грозно зашипел я.

Женька беззвучно зашевелил губами, но я всё равно расслышал:

– Явился!

В просвете между листьями орешника мы увидели Бибигона.

Как я и ожидал, наша ловушка сразу же привлекла его внимание. Подбежав к кирпичам, он попытался было заглянуть в щёлочку, но кирпичи так плотно стояли друг возле друга, что щёлочки не найти.

Бибигон побежал в обход и своей панамкой чуть было не задел за верёвку, свисавшую над землёй, как телефонный провод после урагана. Эх, надо было повыше верёвку подтянуть. Увидит её – и всё пропало. Он сразу же догадается, что это наша затея. Но Бибигону было не до верёвки.

Он обежал вокруг ловушки, но так как заглянуть за кирпичи ему не удалось, он решил взобраться на них. В один миг он оторвался от земли и взлетел на кирпич.

Оказавшись наверху, Бибигон увидел приманку – ракету с закопчённым носом и соплом. От неё исходил волнующий запах сгоревшей киноленты.

Затаив дыхание я смотрел на Бибигона. Вот сейчас он спрыгнет вниз, Женька дёрнет верёвку, фанерка упадёт и прихлопнет ловушку. И… Бибигон мой! От нетерпения я так сжал кулаки, что самому стало больно. Ну, Бибигон, давай прыгай!

И вдруг раздался крик:

– Бибигон, стой!

Это кричал мой лучший друг. Он поднялся во весь рост, его лопоухая голова высунулась из-за куста.

Бибигон увидел его.

– Это ты мне кричишь?

– Тебе! Не прыгай!

– Прыгай! – крикнул я, тоже высовываясь из своего укрытия.

Бибигон рассмеялся.

– Один кричит – прыгай, другой – не прыгай! Кого же мне слушать?

– Меня! – в один голос завопили мы с Женькой, и я, изловчившись, выхватил верёвку из Женькиных рук и дёрнул её.

Палка выскочила из-под фанерки, фанерка упала и прихлопнула пустую ловушку – Бибигон успел отскочить к самому краю кирпича. От волнения он не сумел удержать равновесия и, взмахнув руками, полетел вниз. Очутившись на земле, Бибигон хотел было юркнуть в кусты, но упал, запутавшись в собственном плаще.

– Спасите! – крикнул Бибигон. Его голосок еле-еле пробился сквозь ткань плаща.

Я бросился к Бибигону – сейчас схвачу! – однако кто-то крепко держал меня за майку, я даже как бы повис в воздухе. «Куст», решил я, рванулся, майка затрещала, и я полетел носом вперёд на тропинку. Мои пальцы схватили плащ Бибигона, а губы шептали: «Мой! Мой» Мой!»

Однако я рано праздновал победу. Бибигон успел выбраться из-под плаща, который я изо всех сил прижимал пальцами к земле (она, как обычно на лесных тропинках, была утрамбованная и твёрдая, точно камень), на четвереньках, подобно маленькой обезьянке, добежал до куста и исчез.

Пока я поднимался на ноги, тёр ушибленную о корень коленку и охал, Бибигона и след простыл.

– Что, съел?

Я оглянулся. Женька, прищурившись, смотрел на меня своими зелёными глазами. В его руке я увидел клок моей майки.

Так, значит, меня держал и не пускал не бездушный куст, а мой лучший друг?

Теперь – всё! Дружбе конец!

Сжав кулаки, я ринулся на противника.