Текст книги "Летающий на стрекозе"

Автор книги: Павел Катаев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 3 страниц)

Павел Валентинович Катаев
Летающий на стрекозе

1. НОВОЕ СКАЗОЧНОЕ СУЩЕСТВО

Из листвы смотрели два ярких, зелёных глаза с чёрными точечками зрачков.

– Женька, ты? – крикнул я.

Листья зашуршали, из зелени высунулась коричневая нечёсаная голова с ушами, оттопыренными, как у летучей мыши. Да, это был Женька, мой лучший друг, которого я и поджидал в условленном месте. К губам он прижимал указательный палец.

– Тишшшше!

Женька оглянулся, словно за ним кто-то гнался или подсматривал. Затем из кустов на поляну вышмыгнула его вёрткая фигурка в чёрных трусах и синей майке. Одеты мы с ним были одинаково.

– Что с тобой? – спросил я, но Женька снова прижал указательный палец к губам.

Ещё раз оглянувшись, он схватил мою голову руками, засунул свой ледяной от волнения нос в моё ухо и чуть слышно прошептал:

– Он придумал новое существо!

Женька кивнул в ту сторону, где сквозь зелёные заросли виднелся дом, окружённый розовыми стволами мачтовых сосен. В этом двухэтажном доме, выкрашенном яркой жёлтой краской, жил Чуковский. Да-да, тот самый Корней Иванович Чуковский, знаменитый писатель и сказочник, чьи книги вы так хорошо знаете.

Я ничего не понимал.

– Какое существо?

– Сказочное, конечно! – воскликнул Женька.– Он назвал его сказочным человечком по имени Бибигон!

Би-би-гон! Какое странное имя – звонкое, таинственное, весёлое.

– Никогда не слыхал!

– Конечно, не слыхал! Ведь он только сегодня ночью его придумал,– горячо прошептал Женька.– Он даже сначала решил назвать его Чендер-Мендер. Но передумал.

– Правильно сделал! – воскликнул я.

– Конечно, правильно! Он и сам говорит, что имя Бибигон больше понравится детям. Я того же мнения. А ты?

– Я за Бибигона! – Но тут вдруг я спохватился. Постойте! Женька славится своей фантазией, он может такое напридумывать, что ого-го! И хотя сейчас он наверняка не врал, я всё-таки спросил:-Откуда тебе всё это известно?

– Собственными ушами слышал. Возле беседки, где они чай пьют, знаешь?

– Конечно, знаю! А что ты там делал, возле беседки?

Женька немножко успокоился, мы сели на мягкий мох под сосной, и мой друг всё рассказал по порядку.

Проснувшись, он, по обыкновению, вылез через окно на улицу и направился сюда, на поляну, чтобы встретиться со мной. Но так как было ещё рано, он решил на всякий случай заглянуть в одно из наших заветных местечек, проверить, не накопилось ли там конфетных обёрток с серебряными бумажками. Поход оказался удачным: Женька опередил мусорщика.

И вот, возвращаясь с богатой добычей мимо скрытой зеленью беседки, он нечаянно услышал, как Корней Иванович Чуковский рассказывал своей жене Марии Борисовне и её помощнице Золотой Рыбке о новом человечке Бибигоне.

– Когда же ты успел его придумать? – удивилась Мария Борисовна.

Чуковский весело рассмеялся:

– Он явился ко мне этой ночью, разбудил меня своей острой и длинной шпагой. «Что вам угодно?»-спросил я. «Мне угодно, чтобы ты дал мне какое-нибудь имя».– «Чендер-Мендер!» -воскликнул я первое, что пришло мне на ум. И я заснул, но рано утром сказал себе: «Нет, ты будешь Бибигоном. Так больше понравится детям».

– И он не спорил? – спросила Мария Борисовна.

– Представь себе – нет. Ему это имя тоже понравилось.

Женька сломя голову бросился ко мне, чтобы сообщить удивительную новость.

2. О ЗОЛОТОЙ РЫБКЕ И СЕРЕБРЯНЫХ БУМАЖКАХ

Когда Золотая Рыбка, стоя среди водорослей в зеленоватой воде большого старого аквариума, шевелила кружевными золотистыми плавниками и таким же кружевным золотистым хвостом, никто бы не подумал, что она волшебная. Обычная красная рыбка с круглыми глазками, удивлённо смотрящими на тебя сквозь толстые стёкла аквариума, танцует весёлый танец.

Однако же она была волшебная, и Мария Борисовна часто выпускала её погулять по земле. Золотая Рыбка мелькала в зелёной траве, как рыжая мохнатая собачонка. Когда же рыбке надоедало гулять, она оказывалась возле Марии Борисовны, и та разрешала ей вернуться в аквариум, стоявший тут же, рядом с плетёным креслом старушки на специальной чугунной подставке.

Нам с Женькой Золотая Рыбка казалась иногда обыкновенной девочкой, порой даже слишком строгой.

Золотая Рыбка помогала старушке по хозяйству. Ведь от перемены погоды у Марии Борисовны начинали болеть кости, и она плакала, вытирая слёзы кружевным платочком. Но никогда Корней Иванович не видел этих слёз. Для него Мария Борисовна всегда оставалась красивой и полной сил, как в молодости.

Дом Чуковских был очень гостеприимный.

Гости особенно любили приходить к Чуковским летом на чай в пять часов вечера. Мария Борисовна и её верная помощница Золотая Рыбка накрывали на стол в зелёной беседке под старой липой.

Ветерок приносил из кустов ароматный запах крепкого чая, самоварного дымка и клубничного варенья. Слышался нежный звон посуды, клокотание и бульканье кипятка, смех гостей и голос Чуковского, такой таинственный, что даже сердце замирало!

Мы с Женькой не очень-то расстраивались, что нас не приглашали. Конфет и варенья мы в рот не брали. Мы любили эти чаепития по другой причине. После них в нашем заветном местечке – вы уже знаете про него – можно было обнаружить много конфетных обёрток с серебряной бумагой, необходимой нам для производства ракет.

Чуть позже я расскажу, как мы их делали.

Установив очередную ракету на песке, мы разогревали её носовую часть спичкой. Фольга раскалялась, фотоплёнка – она у нас была горючим – воспламенялась внутри трубочки, и из сопла ракеты с грозным гудением вырывалось облачко жёлтого удушливого дыма.

Теперь, конечно, если бы мы снова превратились в мальчиков и принялись за постройку ракет, все бы нас хвалили: вот, мол, какие любознательные дети, как они идут в ногу со временем. Понятно – в век космоса даже взрослые запускают ракеты. Но в то время полёты в космос казались некоторым взрослым людям несбыточной мечтой.

– Вы когда-нибудь спалите Переделкино! – говорили взрослые.

Серебряная трубочка длиной в вершок, сверкнув в воздухе, падала в траву в нескольких метрах от нас, и мы с Женькой были счастливы.

И вот вдруг я узнаю от Женьки, что здесь, в Переделкине, где-то рядом с нами поселился сказочный человечек Бибигон!

Женькино волнение передалось мне.

– Что ж нам теперь делать?

– Начнём с Чуковского, – сказал Женька, и мы помчались к дороге, по которой Корней Иванович любил прогуливаться в перерывах между работой.

3. БИБИГОН И БРУНДУЛЯК

Он шагал, вертя между пальцами толстую суковатую палку – целое дерево с отрезанными сучьями. Нам с Женькой и двумя руками не удержать.

Заметив нас, Чуковский остановился и, когда мы приблизились, наклонил к нам седую голову в белой панаме.

– Чем могу служить?

– Какого он роста? – в один голос спросили мы с Женькой.

Он! Кто это – он?

Но Корней Иванович отлично нас понял.

– Он маленького росточка, – ответил Корней Иванович, хитро поглядывая на меня и на Женьку светлыми весёлыми глазами, поблёскивающими сквозь заросли нависших над ними густых бровей.

– Как он? – в один голос спросили мы с Женькой, кивая друг на друга.

– Значительно меньше.

Чуковский посмотрел по сторонам, словно бы желая найти предмет, с которым можно сравнить Бибигона. Тут листья по ту сторону канавы зашуршали, и из-под куста вылезла белая курица в красной пилотке. Её шея была похожа на покрытую снегом крутую крышу терема.

– Как курица? – спросили мы с Женькой.

Корней Иванович покачал головой.

– Он, конечно же, меньше курицы. Он может вскочить на курицу, как на боевого коня! А впрочем, зачем гадать? Я вам его покажу.

– Пожалуйста, Корней Иванович, покажите нам Бибигона! – взмолились мы.

– Обязательно! Непременно! – проговорил Чуковский, наклоняясь то в мою сторону, то в Женькину. – Но сейчас, к сожалению, это невозможно!

– Почему же?

– Сейчас его нет!

– Где же он?

– Он отправился на бой с индюком Брундуляком!

– Я знаю, где он живёт! – крикнул я.

– Я тоже знаю! Бежим! -крикнул Женька, и мы помчались по дороге, толкаясь плечами, но не желая уступать друг другу первенство.

Индюк Брундуляк жил по ту сторону железнодорожной линии, на горе, в сером деревянном курятнике.

Вокруг курятника росли вишнёвые деревья. В тёмной, почти чёрной зелени красными фонариками светились спелые вишни. Их было очень много, почти столько же, сколько листьев, но в саду, среди побелённых корявых вишнёвых стволов, разгуливал индюк Брундуляк, и мы с Женькой не рисковали приближаться, только издали глядели на вишни и облизывались.

Теперь же, высматривая Бибигона, мы подошли ближе обычного. Увидев нас, Брундуляк замотал головой, распушил веером хвост и, размахивая серьгами, бросился в бой. Можно было подумать, что на нас надвигается плетёная корзина, украшенная нарядными лентами – красными индюшачьими серьгами. К счастью, мы с Женькой не успели подойти слишком близко. Мы легко добежали до откоса, скатились по заросшему жёсткой травой склону к железнодорожной насыпи, перемахнули через раскалённые на солнце рельсы, взобрались на холм и почувствовали себя в безопасности. Здесь наша территория, сюда Брундуляк не посмеет сунуться.

Однако индюк не отставал.

От ужаса мы не могли пошевелиться.

Но тут раздался шум, грохот, свист. Из-за поворота выскочил паровоз. Он промчался между нами и Брундуляком, горячий, окружённый облаком пара. Паровоз шипел и свистел, как кипящий самовар.

Паровоз тащил за собой товарный состав. На коричневых платформах лежали и стояли доски, ящики, грузовик, красный комбайн, брёвна. В теплушках с маленькими оконцами ехали коровы. Как это ни странно, но мы с Женькой сквозь шум поезда слышали их вздохи и мычания. Потом проехал зелёный вагон с высокой железной трубой, покрытой круглой, как воронка, крышкой, из-под которой шёл дымок. Этот вагон был последний. На задней площадке мы увидели золотоволосую девушку в телогрейке, с ружьём через плечо, читающую книжку.

Пока ехал железнодорожный состав, мы с Женькой забыли про индюка. Но, увидев его внизу, на насыпи, рядом с рельсами, снова испугались. Теперь уже нас ничто не разделяло: Брундуляк перебежит на нашу сторону, взберётся на откос, и мы пропали.

– Бежим! – крикнул я, вскакивая на ноги, но Женька даже не пошевелился, словно не слышал меня.– Ну что же ты!

– Смотри! Бибигон!

Я снова бухнулся в траву рядом со своим другом и посмотрел в ту сторону, куда он показывал, но не увидел никого, кроме индюка Брундуляка, продолжавшего яростно дуться и , мотать туда и сюда длинными красными серьгами, которые свисали почти до самой земли. Однако теперь его гнев был обращён не на нас, а на кого-то другого, кто прятался за кустом бурьяна – побуревшего, покрытого налётом угольной копоти. Среди зелени в лучах солнца что-то вспыхивало, словно осколок зеркала.

– Где Бибигон? – крикнул я, толкая Женьку локтем в бок.

– Ты что, ослеп? – Женька тоже пребольно толкнул меня в бок.

«Где же он? Я не вижу!»-хотел было крикнуть я снова, но тут увидел маленького человечка в коротких штанишках, полосатой рубашке и белой панамке. Он выскочил из куста, из самой его середины, размахивая над головой длинной шпагой – это она сверкала на солнце и показалась сначала осколком зеркала,– и помчался на Брундуляка.

– Защищайся! – услышали мы тоненький, но очень сильный голосок.

Это кричал Бибигон. Индюк поник, хвост его упал на землю, как веник.

– Ну тебя! Чего пристал! Отстань!

Большая птица словно бы вдруг уменьшилась. Никогда бы не подумал, что такое может произойти с индюком.

Женька завопил:

– Видел? Ура! Бей его!

Я захлопал в ладоши и закричал:

– Ура!

А индюк Брундуляк, преследуемый Бибигоном, улепётывал, путаясь в своих серьгах.

Тут снова послышался шум пара, стук колёс, скрип рессор, и из-за поворота, но уже в другую сторону проехал другой железнодорожный состав. Под нами мелькали зелёные пассажирские вагоны с квадратными запылёнными окнами. Можно было сквозь стёкла рассмотреть внутренность вагона, но нам с Женькой было не до этого. Нам хотелось, чтобы состав скорее проехал. От нетерпения мы переминались с ноги на ногу и подталкивали друг друга. В просветах между вагонами мы видели то Бибигона, то Брундуляка.

Но вот, наконец, состав проехал. Снова стало тихо, только вдалеке за поворотом продолжал пыхтеть паровоз и стучать колёсами на стыках рельсов. Мы явственно услышали звон кузнечиков, жужжание мух в траве. Снова перед нашими глазами возник куст бурьяна, из которого так неожиданно выскочил Бибигон.

Ни Бибигона, ни Брундуляка уже не было.

Я толкнул Женьку локтем в бок.

– Где они?

Женька посмотрел на меня круглыми горящими глазами.

– Он его победил! Он его гонит прочь!

– Почему же его не видно?

– Он уже скрылся из виду.

Женька застыл на месте и долго ещё всматривался в даль, уши его от волнения пылали, а губы шептали что-то. Я стоял рядом и недоумевал.

«Чудеса, – хотел сказать я. – Был – и нет его. А вдруг Бибигона вообще не было?»

Однако же не сказал.

4. НОЧЬ В ЛЕСУ

Хотя небо и светилось нежно-голубым, почти белым светом, была уже настоящая ночь. В лесу было темно и жутко. В траве у подножия деревьев шуршали молодые ежи. Казалось, это подбираются к нам какие-то ужасные существа, готовые в любой миг напасть на нас и растерзать.

Мы с Женькой с трудом различали друг друга.

Сегодня днём мы снова подкараулили Чуковского во время его прогулки и попросили показать Бибигона. И снова Корней Иванович пообещал:

– Обязательно покажу, но в настоящее время он отсутствует.

– Где же он?

– Улетел на Луну.

– На Луну?

– Да, на стрекозе. Я ожидаю его возвращения в Переделкино со дня на День, с часу на час. Может быть, – добавил Чуковский, – он вернётся на родную землю этой ночью. Когда вы будете спать.

«Ну уж нет, сегодня ночью мы не будем спать!» – решили мы с Женькой.

И вот мы в лесу ждём возвращения Бибигона.

Очутившись в самой чаще, мы вдруг заметили, что на небе нет луны. Откуда же вернётся Бибигон?

Под ногой хрустнула ветка. Я почувствовал, как Женька сжался в комочек. А он почувствовал, как я сжался в комочек. А ведь невдалеке по лесной дороге ходили, переговариваясь, дачники, и сквозь ветви деревьев виднелась освещённая электричеством стеклянная терраса, слышалось звяканье ложек о стаканы.

– Боишься? – прошептал Женька.

– Не-а! А ты?

– Я тоже не боюсь. Только мне кажется, что он сегодня не прилетит, потому что луны нет!

– Мне тоже так кажется…

– Тогда пойдём?

– Пошли! -сказал я, с облегчением вздохнув: сейчас мы сделаем решительный скачок через кусты и окажемся среди людей.

Вдруг Женька дёрнул меня за руку и прошептал:

– Смотри, Бибигон! Он всё-таки вернулся!

Сначала я услышал слюдяной шелест крыльев, а затем увидел и саму стрекозу, сверкающую под сильным синим светом, откуда ни возьмись, появившейся луны. Стрекоза летела мимо нас в лунном луче над тёмной поляной, а верхом на ней, как на коне, сидел Бибигон. Его белая панама светилась словно фосфорная.

Маленький человечек заметил нас. Мгновение – и вот он уже стоит во весь свой крошечный рост на спине стрекозы, как на гимнастическом бревне. Он сорвал с головы панаму, нацепил её на остриё своей длинной шпаги.

– Привет жителям Земли! – закричал Бибигон, взмахнув шляпой.

– Он вернулся! – крикнул я и посмотрел на Женьку.

Мой друг стоял, широко раскрыв в изумлении свои круглые глаза, в которых сверкали две маленькие зелёные луны. Вдруг лицо его исказилось от ужаса. Женька зажмурился, и я скорее догадался, чем услышал его слабый крик:

– Спасайся!

В лесной тьме на фоне светлого, словно бы дневного, неба, искрящегося звёздочками, мелькнула мохнатая тень. Это была сова. Она спикировала на Бибигона, но тот как ни в чём не бывало стоял на стрекозиной спине, словно сиянием окружённый её сверкающими крыльями, и размахивал шпагой.

Стрекоза, трепыхая крыльями, висела на одном месте, как вертолёт.

Холодея от страха, я прошептал:

– Спасайся! – и зажмурил глаза. Сейчас сова сомнёт стрекозу, а Бибигона ударит когтями…

Раздался совиный крик, треск стрекозиных крыльев. В наступившей тишине я услышал крик Женьки:

– Он погиб!

– Я жив и здоров! – послышался знакомый голосок, и, открыв глаза, мы с Женькой увидели такую картину. Быстро махая крыльями, мелькающими между стволов в мохнатых просветах, сова улетала прочь, а за ней, по-прежнему стоя на стрекозиной спине и размахивая шпагой, мчался Бибигон.

Панама соскочила с острия его шпаги и упала на покрытую еловой хвоей землю, словно опустилась на дно сквозь зелёную воду ночного воздуха.

Мы с Женькой кинулись к белому пятнышку, грохнулись на колени, стукнулись лбами. Из глаз у нас посыпались искры. На мгновение тёмная ночь превратилась для нас в ослепительный полдень. Но лишь на мгновение.

Снова наступила ночь.

Мы потёрли свои лбы и выбрались на дорогу.

5. ФОТОГРАФИЯ БИБИГОНА

Под фонарём мы рассмотрели панамку Бибигона. Это был шёлковый колпачок, очень приятный на ощупь.

Женька осторожно, двумя пальцами пощупал панамку, потом понюхал.

– Я знаю, что это такое. Это цветок львиного зева, – проговорил он и задумался.

Мне тоже показалось, что это цветок львиного зева, а вовсе не панамка Бибигона. Но ведь мы же своими глазами видели, как человечек махал этой панамкой, нацепив её на шпагу.

И тут мы с Женькой, стоя в лесу под фонарём, возле которого, как снежинки в метель, метались ночные мотыльки, одновременно подумали об одном и том же.

– Может быть, знаешь что?

Женька встрепенулся:

– Что?

– Может быть, его вообще не было?

– Он есть! – крикнул Женька. – И это можно доказать!

– Как?

– Его надо сфотографировать!

В то далёкое-далёкое лето нашего детства мы с Женькой увлекались фотографией. Целыми днями бегали по Переделкину с нашим широкоплёночным фотоаппаратом «Комсомолец» и щёлкали друг друга, всех встречных людей, знакомых и незнакомых, детей и взрослых, а также деревья, небо, траву, цветы, автомобили, насекомых, лошадей, коров, самолёты, пруд, кошек, собак, дома, коз, молний, птиц, облака, петухов и кур…

Хуже обстояло дело с проявлением плёнок. Мы разводили в стеклянных банках химикалии, занавешивали окно одеялом, залезали под кровать, чтобы темнее было, но всё без толку. Плёнки либо оказывались чёрные, как ночь, либо слипались и покрывались, словно лишаями, зелёными пятнами. Хоть плачь от обиды! Постепенно увлечение фотографией притупилось, и мы забросили аппарат.

Но вот сейчас, когда Женька предложил сфотографировать Бибигона, угасшая было страсть вспыхнула с новой силой. Уж очень хотелось сделать карточку маленького человечка!

Теперь Бибигон довольно часто попадался нам на глаза, вдруг окликая нас из кустов. Мы наводили видоискатель и щёлкали Бибигона, оседлавшего ветку и показывающего нам с Женькой нос своими игрушечными пальчиками.

Однажды, когда мы проявляли плёнку, Бибигон вдруг вылез из-за одеяла, которым мы занавесили окно, как из-за театрального занавеса и, очутившись на подоконнике, сочувственно спросил:

– Не получается?

– Не получается, – грустно ответили мы с Женькой в один голос.

– Ну ничего, не вешайте нос! – бодро воскликнул Бибигон. – В конце концов получится! – И исчез так же неожиданно, как и появился.

Однако все наши усилия были тщетны.

– Нет, – задумчиво сказал как-то Женька, доставая из бачка и выбрасывая в окно испорченную плёнку. – Надо придумать что-то другое.

– Конечно, надо,– согласился я.– Но вот что?

– Не знаю… Так дальше продолжаться не может!

И Женька придумал.

Как-то утром я набрёл на одно из наших с Женькой заветных местечек, куда мы давненько не наведывались, и увидел Бибигона. Он сидел на краю зелёного ящика, пытаясь расправить серебряную бумажку.

Бибигон пыхтел и отдувался.

– Привет, Бибигон! Дай-ка я тебя щёлкну! – крикнул я, наводя на него фотоаппарат. – Не шевелись!

– Ладно, щёлкай! Только потом объяснишь мне, как делается ракета! Хорошо?

– С удовольствием!

Бибигон замер, я несколько раз его щёлкнул, а потом начал показывать, как делается ракета.

Наскоро расправив фольгу, я намотал её на карандаш, который достал из-за пазухи. Получилась трубочка.

– Теперь эту трубочку с одной стороны надо заделать! Вот так! – И я постучал концом карандаша по доске.

Бибигон стоял в нескольких сантиметрах от моих пальцев, ловко выполнявших привычную работу. Время от времени, показывая длинной и острой, как игла, шпагой, он спрашивал:

– А это что такое? А дальше как быть? А спичкой где нагревать?

Я подробно объяснял Бибигону, как на уроке в школе учитель объясняет внимательному ученику.

Это было очень приятно, я даже подумал: «До чего же хорошее и доброе существо этот Бибигон!»