Текст книги "Болезнь неведения (Введение в психофизиологию неврозов)"

Автор книги: Павел Симонов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 5 страниц)

Но мы знаем, что нервный аппарат эмоций вовлекается в работу не самим фактом возникновения потребности, а недостатком сведений, необходимых для ее удовлетворения. Именно это обстоятельство побуждает эмоциональное возбуждение искать в ячейках памяти нешаблонные, новые, т. е. маловероятные комбинации следов. Но такие комбинации как раз и характерны для сновидений.

Таким образом, роль эмоций в происхождении сновидений не сводится к банальному активированию структур, хранящих следы ранее полученных впечатлений. Эмоции обеспечивают «перетасовку» этих следов, их причудливое сопоставление, их алогичные, противоречащие здравому смыслу сочетания.

Великая мощь человеческих эмоций может подчас обернуться обидной слабостью и злом. И тогда уверенность в своих силах становится опасным «головокружением от успехов», тогда спортсмен, блестяще зарекомендовавший себя на тренировках, теряется на старте ответственных соревнований, а случайная неудача превращает человека в безвольное, деморализованное существо.

Если отрицательное влияние эмоций испытывает на себе и вполне здоровый человек, то тем более вредоносны болезненные расстройства эмоциональной сферы. Вряд ли следует удивляться подобному превращению ценнейшего физиологического механизма. Медицина переполнена примерами того, как в зависимости от обстоятельств защитные устройства живого организма становятся упорной деятельностью по «самоповреждению» и «самоуничтожению».

Рвота защищает наш организм от проникновения вредных веществ, но неукротимая рвота при токсикозе беременных лишена всякого приспособительного значения и способна привести женщину к гибели. Гипертрофия (расширение) сердца при суженном предсердно-желудочковом отверстии не улучшает состояние больного, а утяжеляет его. Кашель представляет целесообразную реакцию на засорение воздухоносных путей, но

мучительный «сухой» кашель не просто бесполезен (потому что в бронхах ничего нет), а изматывает организм и наносит ему ущерб.

Как видите, не следует чрезмерно превозносить так называемую «мудрость природы». Естественный отбор за многие миллиарды лет действительно позволил природе сделать множество изумительных находок, поражающих своим совершенством, и все же природа не мудра и не погрешима, а слепа и консервативна. Она с равной энергией защищает свои творения и сокрушает их с тупым упорством однажды заведенного механизма. Вот почему человек велик не тогда, когда он с рабской покорностью подражает природе, а тогда, когда он подчиняет себе природу, разгадав ее «тактику», опираясь на познанные закономерности окружающего мира.

Итак, мы можем столкнуться с явным «поломом» механизмов эмоциональных реакций. В чем это выражается, к каким последствиям ведет? Здесь нам опять помогут результаты опытов на животных.

Если «исполнительные» центры эмоций включаются высшими отделами мозга – корой больших полушарий, где решается вопрос о достаточности или недостаточности сведений, необходимых для удовлетворения возникшей потребности, то возбуждение этих центров оказывает обратное влияние на кору больших полушарий. Мы уже говорили, что эмоции мобилизуют те запасы памяти, те навыки, которые могут оказаться полезными для достижения цели. Что же произойдет, если эмоциональные центры окажутся возбуждены не в результате трезвой оценки реальной действительности, а каким-либо иным, противоестественным путем?

У козы был выработан условный питьевой рефлекс: она получала воду при надавливании копытом на специальный рычаг. Затем козе вживили тонкие электроды в «центр жажды» и стали его раздражать слабым электрическим током. Это раздражение заставляет животное вновь и вновь нажимать на педаль для получения воды, в которой у организма в сущности нет нужды.

Опыт наглядно показывает, как возбуждение глубоко расположенных нервных центров, связанных с одной из фундаментальных потребностей, побуждает животное навязчиво воспроизводить индивидуально приобретенный навык – сложную форму приспособительного поведения.

Еще большей инертностью обладают условные рефлексы, связанные с оборонительной деятельностью. Собаку обучают выключать болезненный электрический ток подъемом лапы в ответ на сигнал, предупреждающий о включении тока. Теперь собака может вообще не получать болевых раздражений, тем не менее она будет поднимать лапу каждый раз, когда появляется условный сигнал. Условные рефлексы подобного типа сохраняются чрезвычайно долго: ведь, избавляя себя от боли, собака «не знает», подавали мы напряжение в электрическую цепь или нет.

Польский ученый С. Солтысик сравнил эти условные рефлексы с навязчивыми действиями больных, страдающих неврозом. Когда больной считает шаги, совершает строго определенные ритуальные действия, особым образом выходит из дома и т. д., он делает это потому, что находится во власти ощущения какой-то неведомой, грозящей ему беды, которая будто бы обязательно постигнет человека, если он не совершит всех необходимых ритуалов. С больным, разумеется, ничего не происходит, и это благополучие только сильнее закрепляет навязчивые действия, подтвердив их мнимую охранительную роль.

Нарушение нормальной деятельности центральной нервной системы при неврозах осложняется возникновением «порочных» замкнутых кругов, когда высшие мозговые механизмы и подкорковые эмоциональные центры начинают взаимно усиливать друг друга.

Впечатлительного человека поразило какое-то отталкивающее зрелище или нелепая мысль, или неприятное, пугающе незнакомое ощущение где-то внутри организма. Возбуждение соответствующих эмоциональных центров отвращения, испуга, тревоги оказало влияние на высшие мозговые структуры, сообщив этому образу или этой мысли особую силу, яркость и устойчивость. Неприятная мысль «застряла» в мозгу. Но теперь человека пугает и отталкивает уже не сам отвратительный образ, не сама нелепая мысль, а тот факт, что он не может от них избавиться. Он не знает, как преодолеть навязчивый образ, а ведь н е з н а н и е с р е д с т в д о с т и ж е н и я ц е л и п р е д с т а в л я е т с а м ы й с и л ь н ы й в о з б у д и т е л ь э м о ц и й. Растет тревога и делает навязчивую мысль еще неотвязнее, еще неодолимее.

Человек приходит в смятение. Он не может смотреть кинофильм, он не в состоянии читать книгу – все вытесняет нелепая, отвратительная мысль. Человек опасается за свой рассудок, он начинает думать о своей неполноценности, он близок к отчаянию.

Самое главное, что он действительно не в состоянии помочь себе прямым волевым приказом. Чем большие усилия прилагает больной, чем решительнее дает себе слово «не думать о глупостях», тем победоноснее появляется в мозгу проклятая мысль. Ее разрушительная власть зиждется на н е з н а н и и человеком законов своей высшей нервной деятельности. Забегая вперед, скажем, что в приведенном нами случае человек должен был делать нечто, прямо противоположное тому, к чему он безуспешно стремился, т. е. не пугаться нелепой мысли, не гнать ее от себя, а намеренно разобрать, проанализировать механизм возникновения этой мысли с тем, чтобы она надоела, потускнела и уступила место реальным, куда более значительным интересам.

Запомните: все. что наблюдается при неврозах, бывает и у вполне нормальных людей. Вы ничем от них не отличаетесь, ваш мозг работает по тем же самым законам. Просто явлениям, присущим всем без исключения людям, вы склонны придавать слишком большое значение. Вы переоцениваете опасность, потому что не знаете ее действительных размеров. Невроз – детище незнания.

Итак, мы пришли к выводу о том, что невроз – это пре– имущественное нарушение эмоциональной сферы. Вовлечение в картину невроза мыслей, действий, поступков носит вторичный характер, инспирируется возбуждением эмоциональных центров. Тогда борьбу с невротическим состоянием мы должны вести, опираясь на физиологию эмоций.

Формула указывает два основных способа устранения нежелательных эмоций: путем замены одной потребности другой, более сильной, или путем ликвидации информационного дефицита, т. е. недостатка сведений о возможностях достижения цели. Покажем различие этих двух механизмов на примере устранения страха.

Есть две разновидности бесстрашия, одну из которых поэт образно назвал «безумством храбрых». В этом случае инстинкт самосохранения, потребность самозащиты подавляются иной, более сильной, потребностью добиться победы во что бы то ни стало. Когда человек, обвязав себя гранатами, бросается под вражеский танк, он делает это не

потому, что не ценит своей жизни, а потому, что иная высокая и неизмеримо более важная потребность – победить врага, спасти свою Родину от иноземных захватчиков – подавила заботу о собственной безопасности.

Но есть и другой путь устранения страха – это его «разрушение изнутри». Летчик-истребитель, в совершенстве владеющий грозной боевой машиной, блестящий мастер воздушного боя, обладает тем избытком информации о путях достижения цели, который делает для него поединок с врагом источником положительных эмоций боевого азарта, чувства превосходства, того «упоения боем», о котором рассказывают в своих воспоминаниях герои Отечественной войны.

Объединение этих двух механизмов, т. е. сочетание конкуренции потребностей с избытком информации или с ликвидацией информационного дефицита, представляет наиболее мощное и эффективное средство устранения нежелательных эмоций.

Теперь понятно, что, рассказывая вам о механизмах эмоций, о закономерностях возникновения невротических состояний, автор уже начал борьбу с незнанием, с недостатком сведений о причинах ваших тягостных переживаний. Правда, для нас особенно важна информация о д е й с т в и я х, способных привести к ликвидации невроза, и подробный разговор об этом еще предстоит. Но сейчас мы должны уделить внимание потребности, ибо без нее невозможна никакая целенаправленная активность.

Глава, которую я хотел бы написать

Борьба с неврозом есть деятельность, требующая от больного сил, анергии и страстного желания избавиться от своего недуга. Ее можно вести, только по-настоящему желая быть здоровым. Но стоит ли вообще говорить об этом? Разве найдется человек, который предпочитает болезнь здоровью, а мучительное сознание своей неполноценности – радостному ощущению избытка бодрости и сил? Ведь тот, кто «уходит» в болезнь, как в надежное убежище от трудностей и конфликтов, уже закрыл мою книгу и от– правился вымогать сострадание у сердобольных родственников и врачей. Я остался с читателями, которые хотят знать правду о себе и готовы следовать за мной по трудным дорогам выздоровления.

Все это так, и я хочу усилить их решимость, их порыв и волю. Но я вряд ли пригоден к тому, чтобы это осуществить. У меня нет тех средств, которые сейчас нужны, потому что мы оказались на повороте, где кончается власть науки и где слово должно быть предоставлено искусству. Я не оговорился: именно искусству. Психотерапия – наука, поскольку она разрабатывает и шлифует свои методы на основе точных знаний о закономерностях деятельности мозга. Но психотерапия должна быть искусством в тот момент, когда она обращается к человеку. Трудно представить себе, какую невиданную в истории медицины силу приобрели бы встречи с психотерапевтом, если бы вместо шаблонных фраз «с каждым днем вы чувствуете себя все лучше… дышите ровно и спокойно… Ваша воля становится крепче… и т. д.» в кабинете невропатолога звучали новые слова, хотя бы отдаленно приближающиеся по своей неотразимой убедительности к строкам произведений великих писателей и поэтов.

О, как прекрасно понимали магию искусства жрецы и священнослужители! Как хорошо знали они природу человеческих чувств! Гениальность психологических находок религии состоит в том, что трудно разрешимым и мучительным конфликтам бытия религия всегда противопоставляла потребность с и с х о д н о г а р а н т и р о в а н н ы м избытком информации, необходимой для ее удовлетворения.

Вы страдаете от голода, болезней и социальной несправедливости? Вы не видите путей к разумному переустройству мира? Да, полноте, нуждается ли мир в таком переустройстве? В нем все разумно и предопределено: страдание – сладостно, долготерпение – высшая добродетель, сносная жизнь – мишура, загробное вознаграждение – единственная достойная цель земного существования человека. И эта лживая, противоестественная потребность «пострадать» тысячелетия пропагандировалась всем арсеналом могучих средств музыки и живописи, зодчества и скульптуры.

Насколько же сильнее и действеннее методы искусства, когда они несут в себе заряд не мнимых, а истинных сведений о месте и назначении человека на земле. Как все еще недостаточно мы обращаемся к ним в сфере повседневного воспитания чувств, в сфере, где никакие знания математики, физики и литературоведения не заменят подлинной человечности, внимания к окружающим, тонкости и красоты общения с природой и близкими нам людьми.

Я хочу, чтобы вы не только поняли, а ощутили, сколь ничтожны ваши проблемы, ваши страхи и опасения перед великим счастьем жить на земле, перед даром, которого в наш бурный век люди так часто лишали себе подобных. Но у меня нет пера Джека Лондона, чтобы восславить неистребимую любовь к жизни.

Жизнь сложна, в ней достаточно трудностей, обид и огорчений, но как безгранична и разнообразна ее красота. Общение с этой окрыляющей красотой не требует ни дальних поездок, ни каких-то особых затрат, ни специального времени: красота вокруг нас, в людях, в их творениях, в окружающей природе. Она доступна любому возрасту и в любой момент, нужно только уметь ее видеть. Но у меня нет таланта Константина Паустовского, чтобы раскрыть людям красоту окружающего их мира.

Как ни сильна любовь к жизни, к ее светлым и неисчерпаемым радостям, никогда жизнь для себя не даст человеку того мужества и тех сил, которые рождает служение высоким общественным идеалам. Только дело, более значительное, чем собственное благополучие, собственное здоровье, личные радости и огорчения, способно возвысить человека над всеми бедами и огорчениями. И секрет здесь вовсе не в прописной истине о превосходстве «общественного» над «личным». Борьба за счастье людей приносит человеку такие радости и такое удовлетворение, которые при всем желании невозможно испытать в заботах о себе самом. Человек устроен так, что он не может быть счастлив в одиночку. Только разделенная радость позволяет испытать ее в полной мере. Только разделенная любовь приносит истинное наслаждение. Только забота о чем-то большем, чем ты сам, делает тебя сильным и непобедимым. «Человек ощущает смысл и цель собственной жизни, лишь когда сознает, что нужен другим» (Ст. Цвейг).

Но я останавливаю себя, потому что все равно не смогу сказать об этом так, как сказано в «Оводе» и в письмах Феликса Дзержинского, Николаем Островским и Юлиусом Фучиком.

Человек обретает особую силу и уверенность, когда его извечное стремление к счастью и справедливости опирается на знание непреложных законов исторического развития. Именно в этот момент он делается неуязвим для частных неудач, ошибок и поражений, ибо он не только верит, но и точно знает, что дело, которому он служит, непобедимо. И это знание сообщает ему такой невиданный в истории «избыток информации», который способен наполнить гордостью и силой миллионы человеческих сердец.

Но об этом лучше меня расскажут чеканные строки «Коммунистического манифеста», гениальные произведения Маркса, страницы ленинских произведений.

Нет, я не отклонился от темы, и только человек, не понимающий самую суть дела, может выразить удивление, что в эту книгу вошел разговор о счастье и смысле жизни. Невроз есть болезнь, которую скорее всего победит тот, кто стремится жить интересами, более важными, чем одно лишь собственное благополучие, кто научится презирать не себя за свой мучительный недуг, а свою болезнь. Не приписывайте болезни большего, чем она заслуживает, не создавайте из нее чудовища. Поймите, что если завтра жизнь потребует от вас энергичных и решительных поступков по спасению близкого вам человека или по защите Родины, вы забудете о своих навязчивых мыслях, страхах, болезненных ощущениях и будете действовать как вполне здоровый человек. Вы уже сильнее своей болезни, потому что знаете, что она не сможет помешать вам в исключительных обстоятельствах. Тогда зачем же уступать ей обычную повседневную жизнь?

Все сказанное в этой книжке справедливо исключительно для невроза, для функциональных расстройств деятельности высших отделов головного мозга. Если у человека имеется органическое заболевание сердца, желудка, нервной системы (это может установить только врач!), всякое пренебрежение к своему заболеванию недопустимо. Игнорируя свою болезнь, усилием воли преодолевая ее симптомы, вы можете упустить драгоценное время и нанести своему здоровью непоправимый ущерб. Мой долг еще раз предупредить вас об этом.

Перестаньте хлопотать о воле!

«Я очень хочу восстановить свое здоровье, я верю вам и готов следовать вашим советам, но я не могу, не в силах противостоять натиску навязчивых мыслей, страхов, болезненных ощущений. У меня слабая воля». Такие заявления нередко приходится слышать от больных.

А что это такое – воля? Откуда она берется, как ее укрепить? Более того, существует ли воля вообще?

В самом деле, материалистические представления о работе мозга, которые мы связываем с именами Сеченова и Павлова, неопровержимо свидетельствуют о том, что психика человека формируется под влиянием окружающей его среды. Каждый ребенок рождается с одинаковой готовностью к подвигу или преступлению, к подлости или благородству. И если человек попадает на скамью подсудимых, то есть ли в этом его собственная вина? Не расплачивается ли он своей свободой и жизнью за те обстоятельства, которые сделали из него преступника и негодяя? Или он для общества лишь случайный объект, использованный в качестве примера, дабы другим не повадно было нарушать законы человеческого общежития?

На эти вопросы марксистская философия и материалистическая психология дают исчерпывающие ответы. Да, человек – продукт формирующих влияний окружающей его среды. Но одним из важнейших воздействий общества на своих членов как раз и является воспитание личной ответственности за свои поступки.

В пределах накопленного опыта, в пределах знаний о должном и недопустимом человек обладает объективной возможностью выбора действий с учетом их предполагаемых последствий. Свобода воли – это не таинственное свойство человеческой души, а культивируемая общественным воспитанием способность прогноза и оценки своих еще не совершенных поступков.

Иногда говорят, что воля – это сильная потребность в достижении какой-либо цели. Ничего подобного! Сильная потребность, как правило, делает вмешательство воли из– лишним. Воля приходит на помощь человеку там, где потребность уже существует, но еще недостаточно (велика. Волевое поведение строится на логически принятом решении, еще не проникшем, что называется, в кровь и плоть. Продемонстрируем это на самом простом примере.

Год назад у меня не только не было потребности обтираться по утрам холодной водой, но существовало сильнейшее желание увильнуть от малоприятной процедуры. В то время я часто болел и надеялся, что холодные обтирания избавят меня от простуды. Решение обтираться было принято чисто рассудочным путем, хотя в основе его лежало желание не болеть через две недели на третью. Каждое утро я должен был делать волевое усилие, чтобы встать под прохладный душ. И вот по мере того, как я повторял обтирания, росла моя потребность в них и уменьшалось вмешательство воли. Сейчас никакая воля мне уже не нужна. Если я почему-либо не смог обтереться холодной водой, меня преследует неприятное ощущение человека, который не вычистил зубы или не вымыл лицо. Мне доставляет удовольствие бодрящее покалывание холодных струй, прикосновения шершавого полотенца… Конечно, мы рассмотрели здесь наиболее простой житейский случай, но он хорошо показывает взаимодействие воли и потребности.

Физиологическую основу воли составляют те формы деятельности мозга, которые связаны с движениями и речевой сигнализацией. Я не собираюсь вести дебаты о людях волевых и безвольных. Тем более напрасно ждать от меня рецептов «тренировки воли». Воля ради воли – чистейший вздор. Если вы действительно хотите сделать какое-то серьезное и важное дело, нужно поскорее заняться этим делом, а не «укреплением воли».

Тренировка воли, по-моему, больше относится к области анекдотов. Пусть это не покажется вам странным, но волю скорее всего можно рассматривать как умение. Воля – это умение намеренно усилить свою потребность. Воле можно научить как всякому иному навыку, если, разумеется, у человека есть желание учиться. Больше того, мысль об отсутствии воли чаще всего возникает у человека, который пытается применить волевое усилие там, где оно бессмысленно и неприменимо.

Можете ли вы прямо и непосредственно изменить частоту своих сердцебиений, просвет кровеносных сосудов, деятельность желудка? По-видимому, нет. Значит у вас нет воли? Но кто сказал, что от навязчивых мыслей, тягостных ощущений, болезненной застенчивости можно и нужно избавляться усилием воли? Вы потерпели неудачу в заведомо бессмысленном занятии и решили, что у вас не хватает воли. А вы просто не знали, как ее применить.

У воли есть только одно оружие – действие. Ее власть не распространяется ни на работу внутренних органов, ни на сферу переживаний. Зато посредством действий, с их помощью, через них, вы можете косвенно подчинить своему желанию почти все стороны внутренней жизни организма. И здесь вам уже не удастся сослаться на отсутствие воли. Вы способны намеренно поднять руку? Встать? Сделать несколько шагов? Тогда перестаньте хлопотать о воле и начинайте д е й с т в о в а т ь.

Тактика физических действий

Человек, страдающий неврозом, самый большой ущерб наносит себе сам. Девяносто процентов из того, что больной предпринимает с целью облегчить свое состояние, немедленно усугубляет болезнь. Вы тем скорее избавитесь от невроза, чем решительнее измените свое отношение к тому, что с вами происходит.

Я вовсе не собираюсь вам что-то внушать. Пусть внушениями и самовнушениями занимается тот, кто хочет. Может быть, это вас и устроило бы: я внушаю, вы пытаетесь поверить в мои заверения, потом симптомы болезни возвращаются с новой силой. Кто виноват? Доктор. Плохо внушил, не то внушил, оставим его и пойдем к другому. Со мной ничего подобного не произойдет. Я объясняю, рассказываю вам о механизмах вашей болезни. Вы можете мне верить или не верить – дело ваше. Я не шаман, а физиолог. Мои советы таковы не потому, что я изобрел некий «метод», а потому, что они логически вытекают из данных современной науки о мозге. И если вам не удастся ими воспользоваться, то это опять-таки случится не потому, что приемы плохи, а потому, что вы не сумели или не захотели делать то, что действительно необходимо.

Вы уже узнали о себе много полезного, хотя, возможно, еще сами не понимаете, что смотрите на свою болезнь другими, более спокойными и разумными глазами.

Симптомы болезни столь разнообразны, так зависят от индивидуального жизненного опыта, что практически не– возможно заранее предусмотреть все способы их преодоления. Вот почему мы рассмотрим лишь некоторые типы приемов, предоставив каждому возможность разработать свою собственную тактику выздоровления.

Наиболее распространенное заблуждение сводится к мысли о том, что сначала больной должен расстаться с навязчивым образом, тягостными ощущениями и страхами, а потом он сможет вести себя, как вполне здоровый человек. Нет ничего ошибочнее и бесплоднее подобного заключения! Сколько раз человек дает себе слово «не думать о глупостях»,

«проявить волю», «преодолеть эту чепуху», назначает сроки, произносит решительные клятвы, и… в смятении убеждается, что «чепуха» сильнее его, что клятвы оказались пустым звуком, а «последние сроки» давно прошли. Больной приходит в отчаянье от своей беспомощности и, увы, не догадывается о том, что, подобно барону Мюнхаузену, он попытался вытащить себя из трясины, ухватившись за собственную шевелюру. Как всякое переживание, невротические симптомы не только не поддаются прямому волевому усилию, но под влиянием этих усилий приобретают дополнительную стойкость.

П е р в о е  п р а в и л о б о р ь б ы  с н е в р о з о м  т р е б у е т  н а ч и н а т ь  с  д е й с т в и й, т о л ь к о  с  д е й с т в и й, в с е г д а  и  т о л ь к о  с  н и х.

Оставьте в покое свои навязчивые мысли, свои ощущения, не трогайте их, пусть они до поры до времени остаются с вами. Не давайте клятв и не назначайте сроков. Займитесь тем, что находится в полном вашем распоряжении – своими текущими делами. Только на них сосредоточьте внимание и силы.

Говоря о действиях, я вовсе не имею в виду какие-то нарочитые занятия с целью «отвлечься»: плетение корзинок, выпиливание лобзиком, вязание и т. п. Речь идет о самом обычном естественном поведении, о достижении тех задач, в которых вы по-настоящему заинтересованы. Особенно важны действия, связанные с преодолением внутренних психологических затруднений.

…Молодой человек страдает болезненной застенчивостью. Ему кажется, что все обращают внимание на его необычный вид, неестественное поведение, странное выражение лица. Волнуясь, он краснеет. Кто-то из товарищей случайно замечает его пылающие щеки. – «Что с тобой?» – мимоходом спрашивает приятель. Для юноши этот вопрос звучит как удар грома. Значит он действительно чем-то отличается от окружающих, производит на них странное впечатление. Молодой человек начинает избегать компаний, потом вообще перестает посещать многолюдные места…

Общение с людьми – это тоже действие. Мы овладели им в детстве и большей частью специально не задумываемся над тем, как подойти к нужному нам человеку, как задать вопрос, как попрощаться. А вот для артиста эти простые физические действия представляют целую науку. Начиная общение, он должен «пристроиться» к партнеру в зависимости от его возраста, положения, цели предстоящего разговора. Пристройка может быть и «снизу», и «сверху», и «наравне». Об этом подробно рассказано в книге режиссера П. М. Ершова «Технология актерского искусства»^[3].

Молодому человеку, о котором я начал рассказывать (он страдает скоптофобией – болезненной застенчивостью, одной из разновидностей невроза), полезно изучить д е й с т в и я, типичные для общения, как их изучает студент театрального института. Пусть, например, он отработает пристройку «наравне» и, оказавшись в компании, следит не за своим состоянием, не за взглядами окружающих, а за правильностью и точностью своих физических действий. Да, да, не удивляйтесь: пусть он и г р а е т р о л ь непринужденного, уверенного в себе человека. Как и у студента-актера, роль получится не сразу. Здесь будут моменты замешательства, смущения, ошибок. Ну, что ж, отойдите от компании, отдохните, подумайте над тем, что в ваших действиях было неверно, недостаточно точно. А потом действуйте опять. Ведь действия и хороши тем, что они произвольны, их можно повторять сколько угодно раз, изменять, исправлять и начинать сызнова.

Вы почувствуете, как с каждым разом ваши действия становятся все увереннее, свободнее и легче. Вместе с этой свободой придет ощущение какого-то радостного подъема и бодрости. Весь процесс совершенно аналогичен овладению спортивными навыками или вождением автомобиля, где скованность и угловатость, резкие, уродливые движения сменяются отточенной пластикой двигательных координаций. Пусть в глубине сознания еще ворочаются ваши тягостные переживания. Назло им, резче, смелее, спокойнее стройте свое в н е ш н е е поведение. Учитесь движению и действию, они – та кузница, где формируются наши настроения и чувства.

Мы дважды встречаемся с эмоциями в процессе формирования двигательных навыков, будь то элементарное обучение езде на велосипеде или сложная цепь действий, из которых складывается поведение человека в определенной обстановке. В начале, когда действия еще неуверенны, ошибочны, иными словами, когда разница между тем, что должно быть, и тем, что имеется, еще велика, господствуют отрицательные переживания тревоги, растерянности, страха, подчас злости на свою беспомощность и неумелость. Для вполне сформированного навыка (И. П. Павлов называл его двигательным динамическим стереотипом) характерно практическое отсутствие каких бы то ни было эмоций. Здесь человек в наибольшей мере уподобляется автомату, бесстрастно и машинально реализующему затверженную программу. Иногда полагают, что автоматизмы представляют высшую и последнюю стадию обучения, но это неверно.

За равенством необходимых и выученных действий приходит и з б ы т о ч н о с т ь того, что умеет, что может человек по сравнению с тем, что необходимо для правильного осуществления движений. Школярскую пунктуальность, шаблонные действия «от сих до сих» сменяют свобода и непринужденность мастера, будь то танец балерины, спортивное упражнение или производственный процесс. Освобожденный от заботы о минимуме необходимых навыков, исполнитель получает возможность импровизировать, менять оттенки своих движений, его действия приобретают принципиально новые качества совершенства и красоты. Это вторичное несовпадение необходимого с имеющимся (но теперь уже несовпадение в сторону избытка, а не скудности арсенала готовых навыков) вызывает к жизни положительные эмоции радости, легкости, вдохновения и победного торжества. Такова диалектика эмоций.

Но не будем забегать вперед, не будем говорить об избыточности навыков, когда мы еще не избавились от отрицательных эмоций. Пока запомним, что а в т о м а т и з а ц и я д е й с т в и й п р е д с т а в л я е т н а д е ж н о е с р е д с т в о у с т р а н е н и я н е ж е л а т е л ь н ы х э м о ций. Двигательные автоматизмы похожи на рельсы, по которым человек может двигаться к цели, минуя свои страхи и опасения.

Один из широко распространенных неврозов – это заикание. Здесь мы снова имеем дело с механизмом вредоносного «самоусиления» нервных центров. Неуверенность в правильном воспроизведении слов искажает работу речевого аппарата. Малейшее затруднение, запинка усиливают волнение. Возросшее возбуждение центров отрицательных эмоций с новой силой обрушивается на нервные структуры, управляющие речевыми движениями. И так до полной невозможности продолжать начатый разговор.

Лечение заикания – особая тема, и говорить о ней должен специалист. Я расскажу только об одном из этапов борьбы с заиканием, который наиболее близок к лечению невротических состояний, безотносительно к их частной симптоматике.