Текст книги "Миллиардолетие"

Автор книги: Павел Шорников

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 1 страниц)

Шорников Павел
Миллиардолетие

Павел Шорников

Миллиардолетие

Я увидел его вечером, когда снимал верхнюю одежду. Я сразу понял, что это. Десятки гипотез молнией пронеслись в мозгу, но я слишком устал обманывать себя... Это был волос – женский волос.

Он блеснул цепочкой золотистых пунктиров на черной материи, и, как я ни пытался овладеть собой, мой пульс участился, участилось дыхание. Мысль, что сейчас сработает "доктор" (и на этот раз точно расследования не избежать), разволновала еще больше. Нужно было как-то выходить из положения. Я выбрал самое простое – повалился на пол...

– Не понимаю, – говорил Кронин, просматривая на экране бесчисленные таблицы, – только вчера мы делали тебе сканирование, и все было в норме... Обморок – это слишком серьезно.

Я пожал плечами и потянулся к сигаретнице.

– Ты опять закурил?

– Сам же сказал: это слишком серьезно.

– Мне очень жаль, Максим, но придется тебя подключить к "свидетелю". Мы слишком заинтересованы в тебе.

– Делай, как знаешь, – равнодушно ответил я.

Кронин набрал несколько команд, и через минуту на предметный столик выкатился небольшой металлический цилиндр.

– Будет немного больно, – предупредил Кронин.

Я пожал плечами и покорно протянул правую руку.

– Нет, Максим, точка входа – надбровная дуга.

Я бросил сигарету в утилизатор.

– Неужели действительно так серьезно?

Кронин кивнул:

– Мне не нравится общая картина. Извини, но мы провели расследование. Может быть, "свидетель" удержит тебя от неверного шага. Ты понимаешь?

Я ничего не ответил, только закрыл глаза. Лоб обожгло холодом металла, и боль пронзила мозг. По щекам потекли слезы. Вот и все. Теперь каждый мой шаг будет скрупулезно фиксироваться и анализироваться. И так до тех пор, пока я не выдам себя. А потом? Лучше об этом не думать...

Я перешел на книги и газеты – "свидетель" наводил помехи на телепатический информационный канал.

Женщина, рассуждал я, изучив последнюю работу Вадима о проблеме Трансформации, – и раз женщина, то, значит, Энергетическое Кольцо разорвано и мы все обречены!.. Нет! Не может быть! А если да, тогда почему я не вышел на Совет с этим предположением?.. Нет. Я же все почувствовал сразу. Утечка энергии – дело немыслимое. Утечку энергии моментально заметили бы... Женщина есть, и есть энергетический баланс! – вот, что меня поразило и заставило молчать. Нужно найти ее. Нужно как можно точнее повторить весь тот день.

– Я бы посоветовал тебе отдохнуть на море, – сказал Кронин, – рассеянным стал. Нервничаешь. К возбудителям тянет...

Я и на этот раз угостился кронинской сигареткой.

– Ты читал последнюю работу о Трансформации? – спросил я.

– Это ты у нас читаешь, – ответил он, и в его взгляде мне почудилась настороженность. – Содержание мне известно.

– У меня появились кое-какие соображения. Море – это хорошо, но не сейчас.

– Как знаешь. Первый закон Братства на твоей стороне.

– "Делай что хочешь, ибо смерти нет", – медленно проговорил я, – а "Доктор"?.. "Свидетель"?.. "Дозорный"?..

– Не мне тебе объяснять, – разозлился Кронин. – Энергетическое Кольцо! Вот и все! Смерти нет, потому что живы мы все. Каждый из нас бессмертен, но все вместе мы ходим под Богом. Мы – заложники самих себя! Трансформация – вот истинное бессмертие! Каждый – все и каждый – он сам! – Глаза его блестели, ноздри трепетали.

Он превысил расход энергии, мелькнуло у меня, и в ту же секунду тонкий серебряный луч ужалил Кронина в шею – сработал "доктор". Кронин сразу успокоился, потер ужаленное место.

– Ты меня в эти дискуссии не втравливай. Все уже решено. Мы правы. Мы. Не потому, что нам помог случай, а потому, что случайностей нет. Все. Сеанс окончен.

Я бросил сигарету мимо утилизатора и вышел.

Странно, но никогда раньше мне не приходилось выходить наружу над лабораторией Кронина. Я шагнул с подъемника в высокую траву, покрутился на месте. Крики невидимых зверей и птиц, незнакомые запахи земли, деревья, роняющие на плечи то ли сок, то ли яд. Неожиданно сверкнул тонкий золотой луч – "дозорный"! Сработал на уничтожение. Если бы я был обыкновенным человеком, меня уже не было бы в живых. В траве что-то зашуршало, и вновь по воздуху чиркнуло золотом. И еще раз! Куда же я попал? Трижды кто-то покушался на мою жизнь. И как-то сразу расхотелось идти верхом до следующего подъемника. "Дозорный" "дозорным", а жить хочется даже бессмертным.

В баре на двадцать седьмом уровне мне нравилось. Бар напоминал мне другой – из моей юности. Тогда еще не было Кольца и человечество состояло из двух половин: сильной и прекрасной.

Я вошел в тот момент, когда у стойки завязалась ссора. Здоровяк с дебильным лицом и дохляк с цыплячьей шеей вцепились друг в друга мертвой хваткой. Здоровяк размахнулся, намереваясь ударить своего оппонента, и слои табачного дыма прорезал тонкий изумрудный луч: сработал "парализатор". Здоровяк застыл в нелепой позе. Этим хотел воспользоваться мстительный дохляк и, естественно, тоже получил свою порцию изумрудного луча.

Потасовка развеселила меня. Я придумал, как еще на десяток единиц увеличить свой энергетический счет. Если добавить в луч галлюциногенный спектр, то парализация обернется сном, а сниться будет продолжение ссоры, вплоть до убийства... Подумав об убийстве, я рассмеялся. А идея неплохая и обязательно пройдет на Совете.

Я сел в углу за свободный столик, заказал водки, стандартный набор закуски и развернул газету.

Принесли водку в запотевшем графине на прозрачном подносе. Я налил порцию, выпил не закусывая.

К моему столику, качаясь, подошел незнакомец и плюхнулся в кресло напротив.

– Меня зовут Кляйн, – сказал он, – мои предки... Ха-ха-ха, – вдруг рассмеялся он и выставил указательный палец, – мои предки были пруссаками.

Кляйн был настолько пьян, что я удивился: куда смотрит его "доктор"? Но раз "доктор" молчит, значит, этому человеку многое дозволено.

– Зовите меня Максом, – сказал я и налил ему водки. Полная стопка долго балансировала в его руке, и он никак не мог поймать ее открытым ртом. Наконец Кляйн отказался от желания выпить и угрюмо проговорил:

– У меня сегодня день рождения... Мне исполнилось... Черт... Я давно уже сбился со счета... Вечная жизнь – не гарантия вечной памяти... Знаете, – вдруг горячо зашептал Кляйн и подался вперед. – Знаете, я биолог, мой метод автономного омолаживания – это революция в философии вечной жизни. Посмотрите на меня! Сморчок! Старый лысый сморчок! Но возьмите мой ноготок, вот кусочек этого ногтя несет в себе мой полный генетический код! Вы хотите сказать, что это тривиально? Да! Но моя установка, – он потряс в воздухе пальцем, – полчаса и – вечная молодость... Вы чувствуете разницу? Не вечная жизнь, а вечная молодость!

Он неожиданно разрыдался.

– Молодости хочу, молодости... – скулил Кляйн, растирая слезы кулаками, а они не покупают проект. Они вообще его запретили. И теперь мою установочку... И сам я не успел... Не успел... Ну и хрен с вами! – Он схватил стопку и опрокинул водку в рот. Тут же сверкнул голубой луч, ужалив Кляйна в мочку.

Кляйн уставился на меня совершенно трезвыми, удивленными глазами.

– "Доктор" впрыснул вам дозу отрезвителя, – пояснил я на всякий случай.

– Я понял, – ответил он и провел ладонью по лбу. – Кажется, я наговорил лишнего?

Кляйн виновато улыбнулся, тяжело поднялся и вышел из бара.

Сморчок, с жалостью подумал я, в сущности, все мы – сморчки. У меня морщин меньше, чем у него, но больше, чем было на лице самого старого из смертных. И все мы давным-давно пережили свои волосы. В этот миг что-то мне почудилось, что-то щекочущее, головокружительное. И как я потом ни пытался вспомнить, что это было такое, у меня ничего не получилось.

Я шел по вязкому песку до следующего подъемника. Его маяк еле пробивался сквозь помехи, которые наводил "свидетель". Солнце было жарким как никогда, и "доктор" чаще, чем обычно, делал мне инъекции. Я не чувствовал усталости, и жажда не мучала меня. Хотя пот заливал глаза и сердце работало с перегрузками, это было все, что я мог позволить себе в истязании плоти. Я уже давно забыл, что такое настоящая усталость, что такое настоящая жажда. Я не могу надраться до бесчувствия, не могу набить морду обидчику. Я даже не могу сделать больно самому себе. У меня неплохой энергетический счет, и я очень многое могу себе позволить. Но предел определяю не я...

– Ты не был на последнем Совете, – сказал Вадим укоризненно, – а положение невеселое.

– Что-нибудь с энергией Кольца?

– Хуже. Как ни парадоксально звучит, но люди устали жить... Мне доложили. Ты тоже занялся Трансформацией?

– Да. У меня есть кое-какие идеи.

– "Свидетель" работает странно. Тебя что-то беспокоит?

Я решился:

– Расскажи, что тебе известно по теме "Амазонки".

Вадим вздрогнул:

– Опять эти "Амазонки". Сколько можно ворошить прошлое?

– До тех пор, пока мы не овладеем Трансформацией.

– Что тебя интересует?

– Меня интересует судьба "Последнего миллиона".

Вадим долго смотрел на меня, наконец заговорил:

– Когда... Когда... – он горько усмехнулся, – когда стало ясно, что необычайно высокая – ураганная – женская смертность и продолжительность мужской жизни находятся в прямой зависимости друг от друга, перед нами встала задача определить время жизни мужчины, как только умрет последняя женщина. Ты помнишь, тогда их осталось несколько миллионов. Они мутировали. Они стали похожи друг на друга: черные прямые волосы, смуглая кожа, атрофия мышц лица... Амазонки. И ни одна уже не могла стать матерью... Ураганная смертность женщин прекратилась, когда их осталось не больше миллиона. Они продолжали умирать, но медленно, как умирали мужчины. Увеличение продолжительности жизни мужчин тоже прекратилось. Тысяча, две тысячи лет – был наш общий предел. Мы сделали очень сложные расчеты. Очень сложные и очень точные. Тогда было открыто существование Энергетического Кольца. Его образовывали все, все мужчины, оставшиеся в живых. Тогда было открыто, что женщины паразитировали на энергии Кольца, разрывали его. Если бы они погибли, как погибли их предшественницы, Энергетическое Кольцо замкнулось бы, и мы получили бы бессмертие. Но они умирали слишком медленно. И умирали мужчины! Энергия Кольца таяла. Еще немного, и было бы поздно: Кольцо не замкнулось бы никогда. Человечество стояло перед угрозой вымирания. Мы рассчитали все точно. Этот миллион женщин был никчемным. Ты понимаешь? Совсем никчемным!

Вадим долго молчал, потом произнес:

– Все. Уходи. Больше я тебе ничего не скажу.

Я послушно вышел.

Мне кто-то говорил, но я не мог этого понять – Вадим был моим отцом...

И вдруг я вспомнил то, что щекотнуло меня тогда в баре, когда протрезвевший Кляйн уходил, как побитая собака. Его установка автономного омолаживания и мой женский волос! Волос тоже несет в себе полный генетический код той, кому он принадлежал.

Я остановился, пораженный этой мыслью. Если все хорошо устроить, то на свет появится женщина, уже посетившая один раз этот мир. Завтра она сможет пройти этими улицами, дышать воздухом, которым дышу я. Она... Она сможет... Это невероятно! Сможет иметь детей... Ведь волос – золотистый, а не черный, как у амазонок.

Найти лабораторию Кляйна было делом нетрудным. Я вышел на нее по своему личному справочному каналу. Но с этого момента – я понимал – счет пошел на минуты. "Свидетель" фиксировал каждый мой шаг, и если он еще не понял, зачем мне Кляйн, то, несомненно, пытается понять. В кратчайшие сроки я должен отключиться от "свидетеля", иначе до Кляйна мне не добраться.

– Ты? – удивился Кронин. – Что-нибудь случилось?

Мне было жаль его, но что оставалось делать? Медлить нельзя "свидетель"!..

Я бросился на Кронина. Кронин попытался сделать то, что и я сделал бы на его месте, – ударить. Полыхнуло изумрудом – и Кронин застыл в моих объятиях, как резиновый.

На кронинской машинке я быстро набрал нужные команды, и вот уже в моих руках небольшой металлический цилиндр.

"Точка входа – надбровная дуга", – передразнил я Кронина и приставил цилиндр ко лбу. В этот раз было еще больнее. Гораздо больнее. Я даже потерял сознание. Это было неудивительно – удивительно было другое: когда я очнулся, голова у меня продолжала жутко болеть. Почему бездействует "доктор"? Страшная догадка поразила меня: у меня больше нет "доктора"! И это значит... да, да, я вышел из Энергетического Кольца, и смерть караулит меня за каждым углом.

Я вышел из кронинской лаборатории, но тут же сообразил, что ни по одному из уровней мне до Кляйна не добраться. Я отрезан от своего энергетического счета, и единственное, что теперь могу себе позволить, – покататься на подъемнике.

Я вернулся в лабораторию, осмотрелся, с трудом ворочая головой, – она все еще болела. Время поджимало. Наверняка мое исчезновение замечено, и что-то уже происходит. Я снял куртку и, разорвав ее на лоскутья, связал ими руки и ноги Кронину. Он все еще находился под действием парализатора. Подумав, последний лоскут я засунул ему в рот и, взвалив его на себя, вышел из лаборатории.

Я выбрался наверх и шагнул в высокую траву. Рубашка сразу взмокла: было влажно и душно. Меня оглушили истерические крики животных, и кронинский "дозорный" уже работал на их уничтожение – для того я и тащил Кронина на себе! Я знал только код нужного мне подъемника, но маяка не слышал. Пришлось на ходу прикидывать расстояние и направление: получалось, что по этим дебрям идти придется около трех часов. Через полчаса я уже выбился из сил и повалился в траву вместе с Крониным. Он застонал. Сверкнул лучик – это кронинский "доктор" приводил его в чувство. Кронин перевернулся на спину, уставился на меня и что-то замычал.

Солнце садилось. Я лежал на берегу реки, на мокром песке, лицом вверх. Тела своего не чувствовал. Но лишь только попытался встать, ощутил нестерпимую боль. Но все равно встал. Не мог не встать.

Кронина нигде не было. То ли я его обронил по дороге, то ли он сбежал от меня.

Неподалеку я увидел вход в подъемник.

Пока я шел от реки к подъемнику, боль в мышцах притупилась. Я ощутил голод. Рядом с подъемником росло дерево, с которого свисали крупные плоды желтого цвета. Я сорвал один и откусил немного, он был сочный, сладкий, но вязковат. Я тщательно прожевал кусочек и проглотил. Теперь надо было немножко подождать. Если это отрава, от такого количества ничего серьезного быть не должно.

Из подъемника вышли трое и, быстро раздевшись, бросились в воду. Я последовал их примеру.

Вода была волшебной. Я чувствовал, как силы возвращаются ко мне. Не хотелось вылезать, но, когда по ноге скользнуло что-то холодное и шершавое, я вмиг оказался на берегу.

Надевая на себя лохмотья – все, что осталось от одежды, я понял, что в таком виде просто опасно появляться в лаборатории Кляйна. Я поискал глазами соседей. Они гонялись друг за другом на противоположном берегу. Им было не до меня. Из их одежды я выбрал брюки, рубашку и переоделся.

Желтые плоды оказались вполне съедобными. Я сорвал еще несколько и с жадностью съел.

Кляйн лежал на полу подле кресла и бормотал себе под нос что-то несвязное. Я потряс его за плечо. Он открыл глаза и дыхнул перегаром. Тут только я заметил на столе с десяток пустых бутылок.

– Ты... кто? – с трудом выговорил он.

– Я Макс. Вы помните меня?

– А... Макс... Мне плохо, Макс...

– Вы пьянее, чем обычно, – заметил я.

– Моя цель – упиться до смерти! – выкрикнул Кляйн и рассмеялся. – А вы... за вечной молодостью пожаловали?

– Хочу взглянуть, как работает установка. – Я достал и показал Кляйну микроконтейнер.

– Нет ничего проще.

Кляйн приподнялся на локтях.

– Вон в ту дырочку опустите вашу штучку и нажмите во-о-он ту кнопочку. И все заработает. А в это окошко смотрите.

Я сделал все, как он сказал. Установка заработала, завыла на высокой ноте. Я посмотрел в окошко. По ярко освещенной белоснежной полости бегали тоненькие красные лучики-черточки. Их было так много! В центре полости появилась бесформенная масса голубоватого цвета. Она сжималась и вытягивалась, превращаясь... превращаясь... Это был позвоночник. Ее позвоночник.

Вспыхивали лучики-черточки. Выла установка. Я завороженно смотрел, как наращиваются на голубоватые кости хрящи, жилы и бурые бескровные мышцы.

Вдруг окошко резко отлетело в сторону, а я едва удержался на ногах.

– Вы с ума сошли! – прокричал мне в ухо Кляйн, совершенно трезвый и перепуганный. – Это же... это же...

Его рука потянулась к той самой кнопочке, которая запускала и останавливала установку. Я успел перехватить его руку.

– Подождите, Кляйн, – как можно спокойнее сказал я, – пусть процесс дойдет до конца.

– Идиот! – вырываясь, крикнул он. – Там женщина! Это же конец! Конец!

Я крепко держал его, и он извивался, как в страшном танце. Неожиданно он сильно дернулся, и мы оказались на полу среди сбитых со стола пустых бутылок. Кляйн пытался встать. Я не давал. То и дело кляйновский "доктор" жалил его, восстанавливая силы. А мои силы таяли... Я не помню, как оказалось у меня в руке горлышко разбитой бутылки, не помню, о чем я подумал в тот момент, но помню лицо Кронина, мелькнувшее передо мной, и его спокойное: "Случайностей нет". Случайностей нет! Я воткнул осколок в спину Кляйна.

Меня поразила тишина. Мне подумалось, что я могу открыть глаза. Я удивился: у меня есть глаза! И... руки! И... ноги! И тут же на меня обрушились воспоминания, и самое последнее – золотой луч, бьющий в лицо. Но... вот он я... Живой! Я открыл глаза – белый потолок. Повернул голову – она послушно повернулась. Я выдержал удар золотого луча!

В лаборатории было пусто. Осколки стекла на полу. Приборы. Установка. Крышка емкости была отброшена, и... на белоснежном покрытии лежала женщина. Она казалась живой. Нет, она была живая. Только спала. Если сейчас подойти и дотронуться до ее чуть розовой кожи – она проснется и, быть может, устыдится своей наготы. Или стыд не знаком ей? И она улыбнется, просто улыбнется счастливой улыбкой первому, кого увидит. У меня похолодели кончики пальцев и резануло чем-то сладким по животу. Я подошел к емкости и потянулся к ее плечу.

Плечо было ледяным.

Не помню, сколько я просидел у ее колыбели – ее гроба.

Острые бутылочные осколки лежали в двух шагах от меня. Это так просто. Не смерть приходит за нами, а мы приглашаем ее. Я сделал первый шаг.

– Остановись!

Я резко обернулся...

В кресле сидел Вадим. Да, это был он. Только правая нога его растворялась в воздухе и снова появлялась, как будто неведомый художник стирал ее и снова рисовал.

– Мы виноваты перед тобой, – сказал Вадим. – Наш общий уголек мог только поддерживать тление. И кто-то должен был расщепиться как атом и отдать энергию. Мы молча выбрали тебя, и ты молча согласился – снял волос с плеча. Этой энергии хватило для Трансформации всего Кольца.

Теперь у Вадима исчезала и появлялась правая рука.

– Но... Знаешь... Нет... Все сложнее. Все гораздо сложнее... Нам открылись вещи, о которых люди не подозревали.

Вадим исчез, но тут же вновь появился. Теперь он был совсем как человек. Все на месте – и руки и ноги. На нем был костюм, в котором я видел его в последний раз...

– Ладно, обойдемся без патетики, – сказал он и подошел к женщине.

Он нагнулся к ней и коснулся ее губ. Медленно выпрямился, посмотрел на меня.

– Вот и все. Я не прощаюсь с тобой...

Он исчез, распался – сразу, и слова его уже догоняли меня из пустоты.

Я подошел к ней.

И не поверил своим глазам.

Ее ресницы дрожали.