Текст книги "Любит ли Бог котят? (СИ)"

Автор книги: Павел Зайцев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 2 страниц)

Annotation

Зайцев Павел Сергеевич

Зайцев Павел Сергеевич

Любит ли Бог котят?

ЛЮБИТ ЛИ БОГ КОТЯТ?

(роман)

Выгоревший.

Это самое подходящее слово.

Пожар оставляет после себя страшную картину. Уничтожает всё что может, а что не может, грызёт раскалёнными зубами и облизывает языками пламени, пока не превратит в мусор. После этого вещи теряют своё предназначение, даже сохранив форму. Кажется, крепкий ещё стальной сейф, лишь почерневший местами, а ткни и продавишь пальцем насквозь. Отличное на вид металлическое кресло, а сядешь, и оно развалится под тобой с жалким скрипом перекосившись набок.

Вот и Харитон чувствовал себя огрызком человека, обглоданным пожаром прежней жизни. Дни напролёт он неподвижно сидел, уставив взгляд потухших глаз с сужеными зрачками в забранное решёткой окно, а вокруг лежал посыпанный пеплом его новый мир. Мир, в котором не было будущего, не было смысла и надежды. Было лишь притуплённое наркотиками мучительное желание вспомнить. Собрать в одно целое осколки жутких событий.

– Сородичев! – громкий голос санитара вывел его из оцепенения. – На комиссию.

Шаркающими шагами в сопровождении двух санитаров он прошёл по длинному серому коридору, выстланному грязно-жёлтым линолеумом, и оказался в кабинете начальника больницы, где кроме самого начальника сидел, лечащий врач Харитона и какая-то незнакомая женщина лет пятидесяти с туго стянутым пучком седоватых волос и внимательными глазами.

– Больной, представьтесь, пожалуйста, – обратился к нему главврач, почему-то не сводя глаз с женщины.

– Капитан вооружённых сил Российской Федерации Харитон Петрович Сородичев, – сообщил Харитон.

– Вы хотели сказать "бывший капитан", – вкрадчивым голосом добавил его лечащий врач, грузный тучный мужчина в маленьких очках, кажущихся неуместными на таком массивном красном лице.

– Да, конечно, – согласился Харитон, потупившись, уставив взгляд на скрюченную безжизненную кисть левой руки, инородным предметом расположившуюся на колене, – ...бывший.

– Харитон Петрович, – взяла слово женщина. – Как ваше самочувствие?

– Чувствую себя хорошо, – ответил Сородичев, не поднимая глаз. – Жалоб на содержание не имею.

– Это хорошо, что нет жалоб, – сказала она. – Но мы здесь собрались не для выяснения условий содержания. Вы показываете устойчивые положительные результаты в тестировании в последнее время. И данная комиссия призвана определить ваше состояние и, если мы сочтём, что ваша реабилитация проходит успешно, рекомендовать вас на выписку. Вы хотите что-нибудь сказать по этому поводу?

– Я здоров и готов вернуться домой, – сказал Харитон тем же безжизненным тоном, отчего на лице у женщины появилось озабоченное выражение, и она вопросительно взглянула на лечащего врача.

– Больной поступил к нам в очень плохом состоянии, после ранения, – суетливо принялся пояснять краснолицый. – После больших доз морфина, которые ему давали в военном госпитале развился тяжёлый синдром отмены... Нам пришлось применять заместительную терапию. Я боюсь, что последствия еще могут некоторое время проявляться в виде...эээ... несколько замедленной реакции.

Удовлетворённая комментарием, женщина вновь перевела взгляд на Сородичева.

– Вы знаете, почему вы здесь находитесь? – спросила она.

– Да, – ответил Харитон. – Я убил человека, находясь в состоянии маниакально-депрессивного психоза.

– А вы помните, почему вы его убили?

– Нет.

– Хорошо. Ещё такой вопрос, – женщина перелистнула несколько страниц истории болезни, выдержала паузу и продолжила. – Оказавшись теперь в подобной ситуации, считаете ли вы что приняли бы другое решение?

– Думаю, да, – сказал Харитон, и его голос прозвучал ещё тише.

– Больной, посмотрите на меня, – твёрдо приказала женщина. – Вы бы убили своего начальника, полковника Степарина?

Медленно подняв голову. Харитон посмотрел в глаза женщине, и ему показалось, что он смотрит в пустые стеклянные глаза бездушного манекена.

– Я не знаю, – ответил он.

* * *

Улица перед больницей выглядела пустынной. Длинная высокая стена из серого кирпича с полосой спутанной колючей проволоки. Ряд голых чёрных деревьев вдоль кривых выщербленных бордюров, да газетные обрывки, гоняемые по проезжей части холодным ноябрьским ветром. Веселов припарковал свой УАЗик прям напротив ворот, и Харитон заметил его сразу, как ступил за территорию кижевской психиатрической больницы.

Увидев друга, Веселов побежал навстречу, порывисто обнял его, задержав на секунду в объятьях.

– С возвращением, Тоха, – сказал он, отстраняясь, на лице его играла улыбка, но глаза предательски блестели.

– Что, Серёг, всё так плохо? – криво ухмыльнулся Сородичев.

– Когда тебя увозили на носилках из части, выглядел ты значительно хуже, – Веселов ухмыльнулся, и на миг лицо его приняло то беззаботное выражение, которое Сородичев помнил ещё с военного училища, где они впервые познакомились. – Ничего, счас тебя Маринка откормит. Она там с утра готовится. Поехали!

– Как она? Как Мишка? – спросил Харитон, когда они сели в машину.

– Мишка растёт, вовсю, уже читает, пишет лучше меня, – ответил Веселов. – Маринка, вообще, молодец: руки не опускает, устроилась в детский сад воспитательницей, на курсы какие-то ходит. Мы с ребятами там чем могли помогли, собрали на первое время. После того как тебя... ну того... ей пришлось съехать с гарнизонной квартиры. Сняли комнату в общаге. Не фонтан, но жить можно. Пока там поживете, а потом, как отойдешь, поднимешься, чуток, так может что получше найдёте.

– Да... поднимусь, – Сородичев помрачел, потёр лоб и уставился перед собой. – Ты достал, что я просил.

– Тох, я тут хотел сказать..., – Веселов помедлил. – А может ну его... ты уверен, что тебе это надо?

– Да, Серёг, – сказал Харитон твёрдым тоном. – Мне надо всё вспомнить, а без этого мысли путаются.

– Да что вспоминать-то? Всё правильно сделал. Забыли, проехали, быльём поросло!

– Ты тоже считаешь, что я псих? – сказал Сородичев.

– Да все мы психи... Но! Нормальные! – вновь усмехнулся Сергей. – Ладно, держи, раз надо.

Сунув руку под панель, он достал серый бумажный свёрток и отдал Харитону.

– Спасибо, Серёг, – серьёзно сказал Харитон, – я тебе этого не забуду. Этого... ну и всей помощи.

– Даже не бери в голову, – отмахнулся Веселов, поворачивая ключ в замке зажигания. – А то ты меня никогда не выручал! Главное, что ты вышел, ты на свободе. А всё худшее позади. В общем, смотри веселей!

УАЗик взревел мотором, выпустил клубы сизого дыма и покатился в сторону города, набирая скорость.

* * *

После новой квартиры, где они жили в бытность его офицером, рабочая общага с её вонючими лестницами и тёмными узкими коридорами произвела на Сородичева удручающее впечатление. Открыв дверь в их новую квартиру гостиничного типа, он увидел склонившуюся над столом Марину с Мишкой на коленях, вдвоём они что-то увлечённо рисовали. На фоне обшарпанных стен, старой наборной мебели, кривого дощатого пола и старого ржавого холодильника, трогательно украшенного детскими рисунками, они показались ему такими одинокими и беззащитными, что сердце его сжалось от осознания, сколько бед выпало на их долю, в то время как сам он откисал в психушке, не думая ни о чем, кроме призраков прошлого в своей голове.

– Папа, вернулся! – взвизгнул Мишка, первым заприметив отца.

Подхватив сына здоровой правой рукой, Харитон прижал его к себе, уткнувшись носом в его взъерошенные волосы мальчишеские волосы. Мишка провёл рукой по обожженой части лица Харитона.

– Папа, тебе больно было? Мама сказала, что ты заболел. А ты теперь навсегда выздоровел? -засыпал его вопросами сын.

– Миш, ну всё дай папе отдохнуть с дороги, – Марина подождала, пока он опустит сына на пол, и лишь потом обняла мужа, крепко прижавшись всем телом.

– Господи, как же мы по тебе скучали, – услышал Харитон шёпот жены. Её горячая щека была влажной от слёз.

– Ну-ну! – сдавленно бормотал Сородичев, поглаживая жену по волосам и спине здоровой рукой. -Ну-ну...

Ему хотелось сказать что-то ещё, но в горле внезапно встал ком, не дающий вымолвить ни слова.

– Кхе-кхе, – деликатно вмешался стоящий у двери Веселов, заметив состояние Харитона. – Я извиняюсь, Марин, мы тут купили кой-чего к столу. Куда сумки разгружать?

Марина бросилась накрывать на стол. Мишка кружился по комнате, жужжа новой машинкой, подаренной Веселовым от лица Харитона, а сам Сородичев присел у стола, не зная куда себя деть. Водка была разлита по стаканам, и Серёга нарочито громко объявил первый тост, словно пытался развеять пелену неловкости, которая, казалось, сковала всех кроме Мишки.

– За возвращение в дом хозяина! – провозгласил он.

Они чокнулись и выпили. После чего Серёга сазу бросился наливать по второй. За стеной кто-то громко загундосил что-то блатное под гитару.

– А что? – вскинулся Веселов. – Мы что-то сами давно не исполняли наших армейских хитов. Ребята между прочим до сих пор вспоминают, как ты пел у костра, Тох. Мариш, у тебя, небось, сохранился струмент?

– Да какой игрок из меня теперь, – криво улыбнулся Сородичев, подвигав скрюченной левой рукой.

– Отставить унывать, – покачал головой Серёга, принимая из рук Марины старенькую жёлтую "ленинградку". – Подпеть ты и так отлично сможешь. Ну давай, за тех, кто не вернулся!

Они выпили ещё, и Серёга взял на гитаре несколько аккордов из хорошо знакомой всем им песни.

– Они не ангелы, ребята, они такие же, как ты... – хрипловатым голосом запел Веселов, но внезапно из-за стенки раздался грохот падающей мебели, дикий женский визг и громкие маты.

Сородичев вздрогнул и вопросительно посмотрел на жену.

– Такие у нас соседи, – сокрушённо развела руками Марина.

– Они всё время дерутся, – Мишка подошёл к отцу и ухватился за его колено. – Я их боюсь.

Сородичев начал привставать со стула, но Веселов опередил его.

– Сиди, Тох, я сам, – он поднялся и вышел за дверь.

В наступившей тишине они услышали, как Серёга постучал в соседскую дверь. После чего вопли смолкли и слышно было лишь глухое бубнение голоса Веселова. Через несколько секунд Серёга вернулся с неизменной улыбкой на лице.

– Всё нормально. Нарколыги бузят, – сказал он после чего вдруг осекся и кинул осторожный взгляд на Сородичева. – Ладно, вам тут есть и без меня о чем поговорить. Да и звонят уже – какое-то ЧП в части.

– Уже уходишь, – вскинулась Марина. – Поешь хоть на дорогу.

– Не, Мариш, спасибо. Мне давно худеть надо, – засмеявшись он подмигнул Харитону. – Давай командир, держись на связи!

Выпив на посошок, они попрощались, и Веселов отбыл. После его ухода вечер прошёл в тихом русле. Вечером они уложили Мишку и некоторое время лежали в тишине слушая его ровное дыхание. Соседей не было слышно.

Марина лежала, обняв мужа, и чувствовала, что он как будто бы стал чужим. Он все время хранил молчание, и только хмурил изредка брови.

– Марин, – прошептал он, наконец. – Ты прости меня. Я вам всю жизнь испортил. С этим всем...

– Не надо, Харитон, – решительно перебила его она. – Я уверена, что, если ты так поступил, значит по-другому было нельзя. Не думай об этом, всё будет хорошо. Главное, что ты живой и с нами. Знаешь, как я переживала...

Она погладила его по голове. Потом придвинулась теснее и поцеловала его в шею. Харитон почувствовал на своем теле её горячее дыхание.

– Тут ещё одна штука, – угрюмо пробормотал он. – Там... в психушке... мне давали сильные препараты. В общем, я пока не могу... давай пока отложим это...

– Я поняла, – сказала Марина. – Я просто обниму тебя вот так, и будем спать.

Харитон закрыл глаза и ещё долго лежал без сна, слушая размеренное дыхание жены. После тишины лечебницы ночь в рабочем квартале казалась живым организмом, она то и дело всхлипывала полицейскими сиренами, ворчала проезжавшими по шоссе неподалёку грузовиками, шептала, царапала и звякала чем-то, заставляя расшатанную нервную систему Сородичева каждый раз отзываться смутной безотчётной тревогой.

* * *

Когда Харитон открыл глаза, он обнаружил, что всё тело его онемело, и он неспособен пошевелить ни рукой, ни ногой. На груди его в опасной близости от лица сидел огромный чёрный ворон, перья отливали синеватым блеском, а глаза-угольки не выражали ничего. Ворон повернул голову, посмотрел по сторонам, переступая цепкими лапами, и вдруг резко и сильно ударил клювом куда-то в область сердца Сородичева, которое пронзила острая боль, от чего Харитон громко застонал и услышал свой стон так, как будто он доносился из какого-то далёкого пустого колодца. Голова птицы вновь показалась в поле зрения Харитона, и он увидел, тянущуюся из его груди полоску окровавленной плоти, зажатую в клюве. Ворон потянул её изо всех сил, и Сородичев закричал от боли, опять услышав лишь отдалённое эхо собственного вопля.

Выпустив из клюва окровавленную полоску плоти, ворон вдруг уставился на него и человеческим голосом сказал: «Мы нашли тебя, Гамейлиц. И теперь ты никуда от нас не денешься!»

Открыв клюв ворон захохотал громко и хрипло, после чего хохот перерос в громкое карканье. Птица подпрыгнула и ударила его жёстким крылом по лицу, после чего Харитон вздрогнул всем телом и проснулся весь мокрый от пота. Несколько секунд он разглядывал комнату, не понимая, где находится. Грудь и рука его болели тянущей болью, кожа на лице и руках чесалась. Марина и Мишка продолжали спать, видимо, не потревоженные его сонными криками. Стараясь не разбудить их. Он встал, подошёл к двери и нашарил во внутреннем кармане куртки свёрток, полученный от Веселова. В свёртке были две белые пластиковые бутылочки с таблетками. Выкатив одну на ладонь, Харитон закинул её в рот и быстро разгрыз, морщась от горького вкуса. Почти сразу же он почувствовал обволакивающую тёплую волну покоя и умиротворения. Присев у окна, он отодвинул занавеску и посмотрел на ночные огни города. Он показался ему чужим и опасным.

* * *

Харитон проснулся поздно со знакомым ощущением легкого комфортного онемения в голове и щекотки во всем теле, но вместо привычной белизны палаты увидел незнакомую обстановку ·гостинки?. Всё тело его сначала напряглось в ожидании опасности, но взгляд просканировал пространство и дал тревоге отбой.

Голубые обои в веселый цветочек не скрывали кривизны стен, а штукатурка на потолке уцелела лишь местами. Однако везде чувствовалась заботливая рука Марины, комната была чистая, занавески и скатерть выстираны, а окна вымыты. Всё это Сородичев отмечал автоматически в то время, как просыпающееся сознание медленно начинало подгружать воспоминания о том, кто он, и что с ним происходило в течение последнего года. Звук отпираемого замка заставил его окончательно проснуться и принять сидячее положение на кровати. В следующую секунду вошла Марина. Лицо её разрумянилось, каштановые волосы немного спутались от ветра, а карие глаза радостно засияли при виде сонного Харитона.

– С добрым утром, – она быстро подошла к кровати, присела рядом и обняла его, целуя в щёки и губы. – Никак не могу привыкнуть, что ты дома.

– Да... дома, – отозвался Харитон и с удивлением отметил, что испытал при этих словах лёгкий дискомфорт, как будто его заставили соврать. – Мне тут нужно по делам отойти, а ты сегодня не работаешь?

– Я отгулы взяла, – сказала Марина. – Мишка в садике до вечера, хотела с тобой побыть, хотя бы первые дни полностью. А куда тебе надо? Я могу с тобой сходить.

– Не стоит, я в норме, – сказал Харитон, вставая.

– Ладно, – сказала Марина, и Харитон отметил на её лице выражение лёгкого разочарования. – Я сейчас завтрак приготовлю.

Во время завтрака Сородичев отмалчивался, рассеяно слушая рассказ жены о её планах закончить курсы бухгалтера и сменить работу.

– ...зарплата в два раза выше, хоть на нормальную квартиру съехать можно будет отсюда, – сказала она, подливая мужу в кружку чай.

– Да, – согласился Харитон, окидывая взглядом их жилище. – Здесь не безопасно.

– Так что, дела с деньгами наши не так уж плохи, – продолжила Марина. – Ты на этот счёт не переживай, можешь пока осмотреться. Сейчас главное – твоё здоровье.

– Со мной всё в порядке, – сообщил Харитон. – Спасибо за завтрак.

Допив двумя глотками остатки чая, он решительно поднялся и принялся одеваться под внимательным взглядом жены, которая явно только усилием воли сдерживалась, чтобы не броситься ему на помощь. Харитон приложил все усилия, чтобы процесс выглядел легко, ловко орудуя единственной здоровой рукой, лишь слегка замешкавшись при продевании скрюченной левой руки в рукав гражданского пиджака.

– Буду после обеда, – обувшись, он коротко кивнул жене и вышел за дверь.

До встречи с реабилитационным психологом, у которого он должен был наблюдаться по условиям освобождения, оставалось три часа, и Харитон решил зайти на биржу труда. Бездействие уже порядком приелось, к тому же, хотя он не хотел себе в этом признаваться, наедине с женой он чувствовал себя неловко, словно смотрел на себя её глазами и видел того, кем он себя совсем не чувствовал – беспомощного калеку. Отогнав эти мысли, он привычным усилием воли заставил себя подавить рефлексию и сконцентрироваться на поставленных задачах.

– Какая вам работа? Вам на пособие подавать надо, – смерила его презрительным взглядом тётка, работница центра занятости.

– Я могу работать в охране, сторожем, наконец, – правый кулак его непроизвольно сжался, а на лице заиграли желваки. – У меня нет тяжёлой инвалидности.

– В охрану с вашей справкой? Кто вас возьмёт? Вы с ума сошли? Хотя, чего я спрашиваю, – тётка хмыкнула и с видом ·ходют тут всякие? отодвинула от себя документы Сородичева.

– А подобрее нельзя быть? – глухо произнёс Харитон, забирая документы.

– Здесь вам не церковь, – окрысилась тётка. – Следующий!

В кабинет психолога он пришёл со слегка испорченным настроением уже с неприятными ожиданиями, но неожиданно психологом оказалась вежливая девушка с миловидной внешностью. Она была очень молода, на вид не больше двадцати пяти, с точёной фигуркой, густыми русыми волосами и небольшим вздёрнутым носиком. Широко распахнутые серые глаза за стёклами придавали её лицу вид немного наивный, но серьёзный.

– Проходите, Харитон Петрович, садитесь, куда хотите, где вам удобно – она приветливо улыбнулась Сородичеву, сделав жест рукой в сторону стульев, расставленных вокруг её стола.

Харитон на секунду остановился на пороге кабинета, оценивая обстановку. Шкафы у стенок были заполнены бумажными папками и книгами. Кое где на стенах висели портреты бородатых дядек, очевидно столпов психологии. На столе у девушки царил лёгкий беспорядок. Харитон сдержано поблагодарил и занял крайний стул. Лицо его приняло непроницаемое выражение.

– Итак, меня зовут Софья Львовна Собачкина, – сказала девушка-психолог после секундной паузы. – Можете называть меня Софья Львовна или Софья, как вам больше нравится. Я здесь, чтобы помочь вашей скорейшей адаптации, и надеюсь работа наша с вами будет плодотворной.

– Мне не нужна помощь, – ответил Сородичев. – Я себя нормально чувствую

– Всем нам нужна помощь, в том или другом смысле, – слегка улыбнулась Софья. – Ко мне люди обращаются, когда хотят разрешить психологические проблемы.

– Я не обращался, меня направили, – сказал Харитон.

– Значит те, кто вас сюда направили, считают, что вам нужна психологическая помощь, – девушка открыла картонную папку. – Я ознакомилась с вашей историей болезни. Если честно, немного людей пройдя через то, что прошли вы, не испытало бы сильный стресс.

– У меня нет стресса. Я почти ничего не помню.

– Иногда нужно вспомнить, чтобы забыть, – терпеливо сказала Софья, бросая на него взгляд поверх очков. – Так становится легче.

– А вы можете помочь вспомнить? – Сородичев не удержался от саркастического тона.

– Мы можем попытаться вместе, – сказала она.

Лицо Сородичева не выдало ни тени эмоции, он хранил молчание, смотря на девушку. В кабинете повисла долгая пауза.

– Послушайте, не думайте, что я не понимаю вашего состояния, – нарушила тишину психолог. – Вы не первый кто испытывает подобные трудности адаптации – многие бывшие ветераны испытывают стресс в первое время, не выходят из дома без оружия, никому не могут довериться, даже собственным родным и близким. Особенно собственным родным и близким! Я знаю, что такое посттравматический шок.

– Вы воевали? – спросил Сородичев.

– Нет. – ответила девушка, помедлив. – У меня был другой опыт. На меня напали, пришлось ударить человека ножом.

– Вы убили его?

– Нет, он выжил.

Сложив руки на груди, Харитон откинулся на спинку стула и замолчал. В кабинете опять воцарилось молчание.

– Ладно. Вы все равно здесь, и вам все равно придется приходить сюда ещё какое-то время, – заговорила Софья опять. – Мы не можем сидеть и молчать. Если не хотите рассказывать о чем-то плохом, расскажите о чем-то хорошем. Неужели во время военных действий с вами не случалось каких-нибудь забавных случаев?

– Ну, – Харитон сделал задумчивое выражение лица и качнулся на стуле, – однажды у нас ОМОНовцы из соседней части поехали ночью за водкой в соседнее село. Заблудились, напоролись на позиции нашей пехоты и давай палить без разбора, думали на духов вышли... Их потом до утра с трёх сторон огнём поливали из всего стрелкового оружия, пока разобрались.

– А что тут забавного? – смутилась Софья.

– Забавно, что танкисты не подключились... они же там тоже недалеко стояли.

Лицо Софьи несколько секунд носило озадаченное выражение, но увидев озорной блеск в глазах Сородичева она не выдержала и прыснула со смеху, впрочем, тут же взяв себя в руки.

– Ладно, идите, Сородичев, – уже серьёзным тоном сказала она. – Будем считать, что знакомство состоялось. Надеюсь, что в следующий раз вы будете разговорчивей. Не забудьте от этого зависит моё заключение.

– До свидания, – дойдя до двери Харитон остановился и обернулся.

– Вы что-то ещё хотели сказать? – спросила Софья.

Правой рукой расстегнув пиджак, Харитон отвёл в сторону его полу и глазами показал на свой пояс.

– У меня нет оружия.

– Отлично, значит вы крепче чем я думала, – одобрительно кивнула девушка.

– ...однако, – продолжила она, когда он повернулся, чтобы уходить. – Вы видите у меня здесь три стула. Тот который выбрали вы, единственный, с которого одновременно просматривается дверь и окно, а рядом на моём столе, стоит протянуть руку, тяжелый дырокол и металлическая статуэтка Фрейда. Вполне сойдет за оружие в критической ситуации, не находите?

– Я думал – это Юнг, – сказал Сородичев и вышел из кабинета.

* * *

Ещё когда Сородичев поднимался по лестнице, он почувствовал тревогу и сразу ускорил шаг. За годы участия в боевых действиях он привык доверять своей интуиции. Повернув на свой этаж, Харитон сразу увидел открытую дверь их квартиры, и широкую мужскую спину, заслонявшую дверной проход. Услышав приглушённый вскрик жены он не раздумывая бросился вперёд. Стоявший в проходе без звука упал лицом вперёд, получив удар локтём в затылок, в область где шея сочленяется с черепом. Харитон буквально на спине падающего тела ворвался в «гостинку». Двое худощавых мужчин, один в тельняшке и кепке, другой в застиранной майке с надписью: «Сделано в СССР» недоуменно повернулись в его сторону, после чего один сразу получил ребром ладони в гортань и, схватившись за горло скрючился на полу. Другой успел выставить перед собой руки, но Харитон нырнул под них и с разбега воткнулся головой в его солнечной сплетение, от чего тот громко хыкнул и согнулся буквой "Г".

– Харитон, не надо! – краем уха он услышал громкий крик жены, бросающийся к нему, но, прежде, чем остановиться, ещё успел на автомате амплитудно впечатать колено в челюсть бедолаге в тельняшке, от чего всё тело того расслабилось, и безжизненно вытянулось вдоль потрескавшегося плинтуса.

– Папа, ты их убил? – в наступившей тишине звонко спросил Мишка.

Этот голос вывел его из состояния боевой эйфории, словно очнувшись, он кинулся к сыну, присел рядом с ним, прижимая его к груди.

– Нет, сынок, ты что, нет, – пробормотал Харитон, не выпуская его из объятий.

Между тем двое из злополучных визитёров уже очухались и, хрипя и охая, потащили из квартиры широкоплечего дружка, который продолжал оставаться в глубоком нокауте. По их перекошенным от злобы и страха лицам было видно, что они многое хотели бы сказать, но учитывая обстоятельства момента, решили удержаться от комментариев.

– Это соседи, – бледная Марина, казалось, была испугана не меньше побитых. – Они нам ничего не сделали, просто пришли из-за Серёги.

Харитон хотел что-то ответить, но вдруг почувствовал, как стены и потолок поплыли перед глазами, в голове что-то щёлкнуло, и он вспомнил! Вспомнил, как погиб каждый из его группы. В мельчайших деталях. Словно перед глазами крутили цветное кино. Вот одновременно получили по пуле в голову Ваня «Пьер» Перковский и Толик Шахно, пулемётчик Вася из Осмска прошит очередью, осколки гранаты, выпущенной из подствольника, буквально изрешетили Лёню, по кличке «Леон» и так один за другим, из смерти цветной чередой кровавых картинок из памяти, и каждый раз внутри него всё сжималось так, что казалось, сердце сейчас лопнет от напряжения.

– ...Харитон, пусти его! Харитон!

– ...папа, мне больно!

Крики долетели до него откуда-то издалека, очнувшись он пришёл в себя и осознал, что Марина пытается вырвать у него хныкающего Мишку, которого он больно прижал к себе правой рукой.

– Простите! – выдохнул он, отпуская сына.

– ХАРИТОН! – в голосе жены был ужас. – Что с тобой? Что происходит! Ты сам на себя не похож!

– Прости, – повторил Харитон. – Мне нужно пройтись.

Повернувшись, он буквально выбежал в коридор общаги и, сгибаясь, побежал вниз по лестнице. На улице он едва успел добежать до придорожных кустов, как его вывернуло прямо на землю. Ещё немного посидев и отдышавшись он побрёл куда-то, не разбирая дороги, потрясённый и оглушённый.

Минут через пять он вышел на безлюдную набережную и, остановившись у каменного парапета, нашарил в кармане таблетки, кинув в рот сразу две. Ожесточённо разгрыз их, и рот сразу наполнился горьким вкусом. Через секунду, по всему телу побежала первая тёплая волна эйфории. На него снизошло умиротворение. Минуты две он стоял, оперевшись руками на парапет, глядя на тёмную воду реки и вслушиваясь в свои ощущения. Медленно и величаво свиваясь кругами, увлекая вдаль щепки и редкие жёлтые листья, река казалась ему воплощением покоя, его вдруг неудержимо потянуло вниз, захотелось слиться с ней, нырнуть в её манящие холодным покоем глубины. Харитон наклонился через парапет, и вдруг внизу недалеко от берега мелькнуло что-то белое, наклонившись ещё ниже он увидел, что это человеческое лицо. Поднимаясь из глубины, ближе к поверхности, оно стало различимей, Харитон мог поклясться, что видит бурята Салбона, потомственного следопыта, единственного из разведгруппы Сородичева, чья смерть так и не вспомнилась Харитону. Сородичев протянул руку вперёд... и услышал громкое карканье. Наваждение исчезло, и Харитон увидел ворона. Размерами раза в два больше обычной вороны, тот сидел на парапете всего лишь в нескольких метрах от Сородичева, царапая огромными когтями камень, буравя его блестящими антрацитовыми глазами. Страх, сменившийся злостью, охватил Харитона, и он изо всех сил запустил в птицу тем, что было под рукой – пластиковой бутылочкой с таблетками. Не причинив ворону вреда, она ударилась в сантиметре от его лапы, отскочила и упала в реку. В ответ Харитон услышал громкое карканье, напоминавшее издевательский хриплый смех. Странная птица подпрыгнула и взмыла в воздух над рекой. Несколько ударов могучих крыльев, и ворон стремительно поднялся выше, и через несколько мгновений скрылся в густом тумане, скрывающим другой берег реки.

Харитон посмотрел по сторонам, набережная по-прежнему пуста, а поверхность реки была гладкой и спокойной, как чёрное зеркало, и ничего не напоминало об увиденном им только что.

– Совсем ты расклеился, товарищ капитан, – сообщил сам себе Сородичев и, зябко поежившись, побрёл домой.

Когда он дошёл до общаги, двойная доза наркотика совсем разморила его, он чувствовал себя расслабленным и почти счастливым.

– Нервы всё, нервы, – пробормотал он, подходя к главному входу.

Он даже выдавил из себя ироническую усмешку, по поводу дурацких видений, как вдруг сзади сбоку вечернюю тишину распорола автоматная очередь. Уже в воздухе, падая, он краем глаза увидел выскочивший из-за угла общаги мотоцикл, рёв мотора, которого он принял за выстрелы. Но тело среагировало автоматически – как был в парадном костюме он лежал на спине грязных ступеньках общаги, тяжело дыша, а в висках стучала, разогнанная адреналином кровь.

– Ты, сынок, даром что с ручкой больной, а резвый, как мой внук-спортсмен, – в поле зрения его показалась голова пожилой вахтёрши. – Он у меня контролёром работает на троллейбусе. Вот бы и тебе туда хорошо было. Сходи, сынок, сходи. А ножик спрячь лучше, нельзя это.

Голова бабки скрылась из виду, а Харитон уставил ошалевший взгляд на зажатый в правой руке кухонный нож. Он решительно не помнил, когда успел прихватить его из дома. П

* * *

Веселов примчался по первому звонку. На самом деле Харитону просто нужно было с кем-то поговорить, и никаких реальных поводов для того, чтобы отвлекать друга от гарнизонных дел не было, но, к счастью, предлогов искать не понадобилось, Серёга как будто ждал звонка, и сам предложил встретиться. Взяв с собой Мишку, который от радости, что вместо детского сада, пойдёт гулять с папой, забегал кругами, они отправились в парк. Там довольный прогульщик быстро влился в весёлую стайку сорванцов и увлечённо принял участие в погоне за белками и раскапывании палками желудей из слоя опавших листьев, а Харитон с Веселовым заняли пост наблюдения на одной из скамеек.

– Вон у тебя солдат какой растёт, а ты хандришь! – сказал Веселов, закуривая сигарету. – Разведчик, как папа.

– Я, Серёг, последнее время ловлю себя на мысли, что не хочу, чтобы он солдатом становился, – ответил Харитон. – Пусть лучше дома строит, или инженером станет, короче, что ближе, тем пусть и занимается.

– А что ему может быть ближе, с таким геройским папкой? – философски заметил Серёга, выпустив клуб дыма, на который осуждающе покосились проходящие мамаши с колясками – Я, например, всегда хотел стать таким, как мой батя, Царствие ему небесное, он настоящий воин был. Когда на День Победы все свои ордена надевал, я знаешь, как гордился. Все мальчишки завидовали.

– У них другая война была. Ты сейчас свои медали часто надеваешь? – Харитон покачал головой. – Нет, Серёг, ты не подумай, что я жалею о чём-то. Но чем дольше я на гражданке, тем больше понимаю, что те, кто воевал, может и в сто раз больше и лучше люди, чем гражданские, но в каком-то смысле уже и не люди совсем. После того что мы видели на войне, после всей крови, что у нас на руках осталась. Я смотрю на нас их глазами со стороны и вижу монстров. И ты не кривись, каждый из нас что-то подобное чувствует, я уверен. Поэтому из любой мирной жизни и тянет назад, к нашей привычной "нормальности".