Текст книги "Бармен и его Швабра (СИ)"

Автор книги: Павел Иевлев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 6 страниц)

– Почему-то с содроганием жду начала учебного года, – призналась женщина. – Как будто кончится лето – и всё. Словно каникулы держат что-то на паузе, а потом полетит-покатится…

– Все ждут осени, как будто Силы Зла летом отдыхают, а первый школьный звонок будит их, призывая из адских глубин, или где там они проводят обычно каникулы.

– Если бы вы поработали в школе, Роберт, – вздохнула Училка, – эта идея не казалась бы вам такой уж забавной.

***

Попрощалась и ушла Училка, отщебетали своё за кофе Приличные Жёны Достойных Мужей, как именует себя этот дамский курятник. Первая дневная пауза. Смена посуды. Кофейные чашки и тарелки из-под пирога отправились в мойку, дожидаться Швабру. Приходит время лимонадных стаканов.

Подростки меня предсказуемо раздражают и почти не приносят денег, но хуже всего – они бесят Швабру, которой обидно быть уборщицей при одноклассниках.

– Ненавижу их, – сообщила она мне, явившись, как всегда, ровно в полдень.

Уборщица теперь работает с полудня до полуночи, и это, наверное, не совсем правильно. А может, даже и незаконно, ведь она несовершеннолетняя. Но всех всё устраивает, особенно её. Из-за сверхурочных. Моей помощнице по-прежнему нужны все деньги мира, но она готова начать с моих.

– Чего так? – спросил я рассеянно.

– Вонючие снобы. Смотрят на меня как на самоходную швабру.

Я, не удержавшись, хмыкнул, за что был прожжён насквозь злобным подозрительным взглядом.

– Что такое? Чего ты хмыкаешь, босс?

– Ничего.

– Нет, ты надо мной смеёшься!

– Успокойся, над тобой я только плачу.

– Почему? – ещё сильнее ощетинилась девушка.

– Потому что очень жадный. Каждый раз, как выдаю тебе жалование, ухожу в сортир рыдать.

– Что-то я не замечала твоих слёз!

– Я не делаю это мимо унитаза.

– Тьфу на тебя, босс! Но учти, я еле сдерживаюсь, чтобы не плюнуть им в лимонад!

– А ты сдерживаешься?

– Можно я не буду отвечать на этот вопрос под присягой?

– Слушай, – осенило меня вдруг, – есть идея.

– Босс, ты меня пугаешь!

– Она принесёт тебе денег.

– Пугай дальше!

– Не хочешь поработать стажёром бармена?

– Как ты себе это представляешь?

– Сейчас ты с унылым видом слоняешься по залу с тряпкой или подпираешь стену со шваброй в обнимку на глазах у твоих одноклассников. А представь, что ты встречаешь их, за стойкой? Наливаешь лимонад, подаёшь пирог, а главное – берёшь у них деньги!

– Мне нужны деньги!

– Будешь получать процент с продаж.

– Ой, что они там покупают! Больше понтов.

– И чаевые.

– От этих жадин?

– И это помимо обычной почасовой оплаты.

– Хм… А что-то в этой идее есть.

– Тут главное статус. Что написано на той табличке?

– «Мы можем отказать вам в обслуживании без объяснения причин. Администрация», – прочитала Швабра.

– Вот. Если ты бармен, то сама решаешь, кого обслуживать, кого нет.

– Серьёзно? Я могу выгнать любого из этих надутых болванов пинком под зад?

– Тогда ты не получишь с него денег.

– Босс, нельзя ставить девушку перед таким тяжёлым выбором!

– Жизнь – боль, поверь мне.

– Ладно, допустим, я согласилась. А ты что будешь в это время делать, босс?

– Спать пойду, – душераздирающе зевнул я, – из-за нового графика постоянно не высыпаюсь…

Я ни секунды не сомневался, что Швабра согласится. И она, разумеется, согласилась.

***

Разбудил меня стук в дверь.

– Босс, а босс!

– Чего тебе?

– Уже пятый час, скоро подтянутся твои алкаши, а мне нельзя торговать алкоголем.

– Дай мне пару минут.

– Зачем? Ты там, надеюсь, не голый?

– Какая тебе разница, дверь закрыта.

– А вдруг я себе это представлю и меня стошнит? Голые мужики омерзительны. Не давай мне повода, босс.

– Убирать блевотину – это обязанность уборщицы.

– А вот и нет! Моя обязанность – убирать в баре! А второй этаж это уже не бар! Это типа твоё жилье и всё такое. Приватная территория, убираешь сам. Кстати, выходит у тебя паршиво, тут кругом пыль и на полу разводы. А ещё куча какого-то хлама в коридоре, я еле прошла.

– Ох, – спохватился я, выходя, – я и забыл про него. Это мой подкидыш вьёт себе гнёздышко в бывшей кладовке.

– Слы, чел, – сказал высунувшийся в коридор панк. Он стал гораздо грязнее, чем был утром: потёки пота по чумазому лицу, серые от пыли руки, паутина в растрёпанных волосах. – Зырь, чо я надыбал, чел! Это рили круто! Отвал всего, чел!

– Ну, что там? – спросил я, с тоской созерцая превратившийся в свалку коридор. Удивительно, как это помещалось в небольшой комнате.

Панк выволок на свет небольшой винтажный сундук из потемневшего дерева.

– Во, гля! – он потянул за ручку, и тот раскрылся вверху, разложившись на две части лесенками, как переносной ящик для слесарного инструмента.

Вот только инструмент этот не слесарный.

– Вот это найфы, чел, скажи? Рили, кул! Такими кого хочешь подрезать можно! А это, гля! Колья! Заточенные, прикинь, чел! Фигасе у тебя коллекция, чел. Во ты кринжмэн, рили!

Содержимое сундука напоминает канонический набор охотника на вампиров: массивное металлическое распятие, острые деревяшки, жутковатого вида ножи, аптечные флаконы тёмного стекла – не исключено, что со святой водой, – самопальные наручники как бы не из серебра, толстые кожаные перчатки с металлическими накладками, защитные очки на ремешке, инструменты, похожие на примитивный набор средневекового хирурга, и крючья с резьбой, видимо, для фиксации жертвы к деревянным поверхностям. Я бы принял это за попытку косплея Ван Хельсинга, если бы не выглядящий совсем не старинным комплект для снаряжения патронов – пресс, пулелейка, банка с порохом и так далее. Сами патроны тоже в наличии. Интересно, они подходят к тому дробовику, что спрятан у меня под стойкой? Отчего-то мне кажется, что да. И пули в них почти наверняка серебряные. Какая прелесть.

– Слы, чел, нафига тебе это всё вообще? Знаешь, это, конечно, кул и всё такое, но чот я начинаю тебя рили сцать. Гля, колья как будто даже в засохшей кровище.

– Любительскому театру, который захочет поставить спектакль по мотивам любимой радиопостановки, не придётся долго искать реквизит. Эй, у вас при школе случайно нет театрального кружка? – я поднял глаза и увидел, что Швабра стоит белая, как простыня, глаза её полны ужаса, а руки прижаты ко рту. – Ты чего?

Она метнулась мимо меня и исчезла в туалете. Оттуда донеслись звуки рвоты. Я огляделся. Омерзительных голых мужиков в коридоре не появилось, значит, дело не в них.

– Чой-та с жабой, чел? – озадачился панк.

– Может, съела чего-нибудь, – я закрыл ящик и поднял его с пола. Тяжёлый!

– Эй, чел, ты его что, забираешь, чел?

– А что, ты собирался сегодня ночью поохотиться на вампиров?

– Блин, чел, ты меня не стремай, ладно, чел? Вампиров же не бывает, рили?

– Не бывает, – подтвердил я, – они не выдержали пищевой конкуренции с налоговой.

– Ты как там, – я деликатно постучал в дверь сортира, – помощь не нужна?

– Сама прекрасно справляюсь, босс, – послышался сдавленный голос из-за двери, – отвали.

– Как скажешь, – сказал я и отправился вниз. Не стоит оставлять бар без присмотра.

***

– Мне нужен отгул, – сказала мрачно Швабра. – До завтра.

Выглядит девушка действительно бледной и какой-то… не такой. Не то напугана, не то расстроена, не то всё вместе.

– Да что случилось-то?

– Не твоё дело, босс. Мне надо срочно уйти. Можешь даже, чёрт побери, не платить мне за сегодня, – через силу выдавила моя уборщица. – Но чаевые драгоценных придурочных одноклассников, чур, мои!

– А что, большие чаевые?

– Фигня вообще. Но видел бы ты их рожи! Так отпустишь?

– Ну, учитывая, что ты отработала почти месяц без выходных… Будь тут профсоюз малолетних уборщиц, меня бы уже распяли на городской площади с табличкой «Эксплуататор» на груди. Но лучше бы ты предупредила заранее.

– Я не могла знать заранее, блин! Так бывает! Какой-то там мажор.

– Форс.

– Что?

– Форсмажор.

– Да-да, ты усраться какой умный, босс, я поняла. Отпустишь?

– Ну, не за ногу же тебя привязывать. Вали. Считай оплаченным выходным.

– Серьёзно? В честь чего ты такой внезапно щедрый?

– Как ты любишь говорить: «Не твоё дело». Каприз. Но как я буду один крутиться весь вечер?

– Сегодня вторник, народу будет немного, – утешила меня Швабра. – Пол мыть даже не пытайся, только грязь размажешь, стулья на столы составь и всё. Я приду завтра пораньше и сама помою.

– Пепельницы, – напомнил я. – Стаканы со столиков кто-то должен возвращать.

– Ты забыл? У тебя есть бесплатный работник. Такой сложный инструмент, как швабра, я бы ему не доверила, но заменить пепельницу и принести стакан он, вероятно, сумеет. Может, не с первого раза, но если хорошо объяснить…

– Ладно-ладно, я тебя понял. Рискну выпустить его в люди, посмотрим, что будет.

– Так я пошла?

– Проваливай.

***

– Нет, так не годится, – сказал я, осмотрев панка. – В таком виде тебя не то что в бар, в свинарник нельзя выпускать. Хрюшки от ужаса опоросятся досрочно.

Если я и преувеличиваю, то не очень сильно. Панк одет в мою старую майку на три размера больше и казённый рабочий полукомбинезон, выданный городом. Город, надо сказать, на одежде не разорился – комбез выглядит как мешок из-под картошки на лямках. Грязный мешок – разбор кладовки добавил к сомнительному имиджу опустившегося пролетария очарование многолетней пыли, переместившейся с хлама на одежду, руки и лицо.

– Слы, чел, ну что ты меня чморишь опять, чел? Ты сам дал мне эти стрёмные хоботья. Отдай мой прикид, чел, и всё будет норм, рили!

– Не будет, – покачал головой я. – Твой, как ты выражаешься «прикид», не найдёт понимания у такой консервативной аудитории, как местная. У меня не подвальный панк-клубешник, а приличный бар.

– Да, – пригорюнился Говночел, – вы тут все рили тугие цивилы. Не рубите фишку. Без обид, чел.

– Сочту за комплимент, – не стал спорить я. – Но с тобой придётся что-то срочно делать.

– Блин, чел, не стремай меня, чел! Я не спрашиваю за эти твои колья с наручниками, у всех свои приколы, но ты иногда рили стрёмный чел.

– Ты даже не представляешь, насколько. Но в этот раз обойдёмся без кольев.

– Рили отлегло, чел.

Панка я отправил мыться, а потом в магазин.

– Купишь джинсы в размер, – велел я. – Классическую модель, синие, простые, без выпендрёжа. Впрочем, тут других и не продают. Рубашку. Нет, две. И футболки. Тоже две. Без рисунка, белые. Хотя нет, три – уговняешь же сразу. Носков, трусов, что там ещё… Ах да, кеды, что ли, какие-нибудь, а то задрал топать своими бутсами. И быстро! Ты мне нужен в зале через час.

– Слы, чел, это ж, блин, совсем некруто, чел… Я буду как какой-нибудь цивильный обсос! Не надо так, чел!

Я стою и молча требовательно на него смотрю.

– Не надо напоминать про тюрягу, чел, – вздохнул панк, – я всё понял, чел. Но блин, как же это обломно, чел! Прикинь, я сегодня умылся – и татухи на фэйсе почти облезли! Рили, потёр – пальцы почернели, как будто они фломастером рисованные. Как так, чел? Может, тут вода такая, чел? Может, мне не умываться вообще, чел?

Я присмотрелся – действительно, татуировки на его лице заметно побледнели.

– Обломно, чел, – пожаловался он снова. – Мне их, знаешь, какая крутая отвязная герла била? Я думал, мы с ней рили затусим, но наговнял, как всегда, и она меня послала. Мой крэш. Но тебе же рили насрать, да чел?

– Угадал, – не стал отпираться я. – Вот тебе деньги. Сделай всё, как я сказал, в точности, и не наговняй. Владелец магазина ходит в бар, так что я узнаю.

– Рили, чел? Кэш? Кул. А я смогу на сдачу купить пивцо, раз уж ты мне не наливаешь?

– Не в моём баре.

– А тут есть другой?

– Нет.

– Говнямба, чел…

***

Справляется Говночел сносно. Ноет, бухтит, говнится, но пепельницы меняет и стаканы со столиков приносит. А что тайком допивает остатки – так и чёрт с ними. В целом, можно сказать, что проблем с ним нет. Проблема есть не с ним.

– Знаете, Роберт, – заявил Односолодовый Директор, – мне кажется, что полиция напрасно выдала этого… – он покрутил напиток в стакане, подбирая слово. – Малоценного члена общества на поруки именно вам.

– Отчего же? – спросил я без интереса.

– Это слишком лёгкий и не имеющий воспитательной составляющей труд.

– Надо же с чего-то начинать.

Говночел уже дважды сообщил мне, что «вкалывать вообще некруто» и «я творческий чел, чел!», так что, как по мне, Директор недооценивает его страдания.

– Его следовало отправить на Завод. Это была бы настоящая трудотерапия!

– И что бы он там делал?

– То же, что и все, трудился бы на благо города! Без рабочей квалификации это позиции грузчика или уборщика, но, возможно, со временем, он дорос бы до сборочного конвейера, принося реальную пользу.

– И что вы там собираете?

– Продукцию, – ушёл от ответа Директор. – Согласно технического регламента.

Вряд ли Говночел горит желанием приносить пользу. Он даже стаканы приносить ленится, приходится его отправлять. Кроме случаев, когда клиент не допил пиво. Тут он, конечно, бегом бежит.

– Вы слишком лояльны ко всяким… – подвесил многозначительную паузу Директор. – Напрасно. Сначала эта девица… Кстати, что-то её не видно, где она? Теперь разрисованный как папуас вырожденец. Вы просто притягиваете к себе маргиналов, Роберт. Это может негативно повлиять на вашу репутацию!

Надо же. У меня есть репутация. Не знал. К счастью, отвечать необязательно – всегда можно кивнуть и начать протирать стаканы. Барменская магия работает.

– Слы, чел, – сказал в конце дня панк, – я работал, рили.

– Этот позорный факт твоей биографии скрыть не удастся, – кивнул я, поднимая стулья на столы. – Все видели.

– Да, полный отстой, чел, но я не об этом. Может, заплатишь мне, чел? Литл кэш, чел? Ну, рили, не будь говном, чел.

– Обнаглел? Ты вообще-то мой с потрохами, пока город не решит, что ты отработал условку. И только от меня зависит, как долго это будет продолжаться.

– Не надо так, чел! – панк поставил очередной стул и встал передо мной, уперев руки в бока.

Кажется, он всё же додопивался из стаканов. Я обошёл его и направился к следующему столику.

– Эй, чел, у меня есть права, чел!

– Нет, – коротко констатировал я.

– Слы, чел, давай разберёмся, чел!

Ах, вот, значит, как. А ведь я этого говнилу за личные деньги сегодня приодел. Чёрта с два мне город это компенсирует. Ну да, с расчётом, что он отработает, но всё же.

Я развернулся в проходе, подошёл вплотную и посмотрел ему в глаза. Панк попытался отвести взгляд, но не смог, глядя, как сурикат на удава.

– Разобраться? – сказал я так, что он вздрогнул и побледнел. – Можем и разобраться. Объясняю один раз: у тебя нет прав. У тебя нет имущества. У тебя нет жизни. Всё это принадлежит мне и городу. И твоё последнее дурацкое счастье в том, что мне тоже. Город тебя бы сожрал и высрал, а я, может быть, пожую и выплюну. Но это не точно. Ты не понял одну штуку – если я тебя пристрелю, то меня никто даже не спросит «за что». Я выкину твой труп в контейнер, как дохлого опоссума, его вывезет утром на помойку мусорщик, а депьюти максимум попросит расписаться в ведомости. Не за тебя, за казённые штаны.

Выдержав паузу, заполненную размазывающим по полу давлением, добавил:

– Вопросы? Пожелания? Предложения?

– Нет, чел, – выдавил из себя бледный, покрывшийся нервным потом и совершенно трезвый панк, – я всё понял, чел. Никогда больше, чел. Рили сорьки. Что ещё надо убрать? Помыть? Покрасить? Отнести?

– Стулья составь на столы и иди спать. Только помойся сначала.

– Йес, чел. Помыться мне рили надо. Кажется, я обоссался, чел.

Я аккуратно поднял с последнего столика мужа Мадам Пирожок и привычно подставил ему плечо. Надо будет попросить, чтобы она теперь собирала корзинку для двоих. Буду отдавать ей компенсацию, которая мне положена от города за кормление этого кретина. Кроме того, надо дозаказать кофе, подтвердить завтрашний заказ на пироги, написать заявку на пиво и виски… Может, и правда, спросить насчёт холодильника для мороженого? В лизинг или аренду может выйти недорого, а Училка порадуется. Да и подростки наверняка будут заказывать… Нет, к чёрту! Буду твёрд – бар есть бар, и из десертов в нём должен быть только лёд в виски.

– Слы, чел… – робко окликнул меня в спину панк.

– Что? – повернулся я к нему, стоя в дверях.

– Это же шутка, да? Ну, про пристрелить? Скажи, что шутка, чел!

– Шутка, – подтвердил я очень серьёзным тоном.

– А почему тогда от тебя так стрёмно, чел?

Я ничего ему не ответил.

Глава 8. Директриса Чизкейк

– Босс, открывай, босс!

– Что ты орёшь? – свесился я из окна спальни. – У тебя же ключ есть.

– Если я открою подсобку своим ключом, то выгружать придётся тоже мне, – честно ответила Швабра. – А если ты спустишься, то сам всё перетаскаешь. Я и так пёрла эту телегу со склада. Давай, спускайся.

– Предлагал же перепоручить доставку Говночелу, – сказал я, спустившись и открыв дверь. – Всё равно дрыхнет без дела.

– И ты ему доверишь бутылки с алкоголем?

– Нет, – признал я, – это и правда плохая идея. Но могу отправлять тебе в помощь. Он будет грузить, таскать и катить, а ты за ним присматривать и командовать.

– Соблазнительно, – согласилась Швабра, – всю жизнь мечтала кем-нибудь покомандовать. Просто для разнообразия. Присылай его завтра к складу. Ух, как я поглумлюсь!

– Не перегибай… – добавил я безнадёжно, но, разумеется, был проигнорирован.

Пока я сгрузил с тележки и расставил припасы, уже пришла пора готовиться к утреннему открытию. У Швабры рабочий день ещё не начался, но она не уходит, а сидит на стойке, глядя, как я расставляю стулья и меняю салфетки. Помочь мне даже не дёрнулась – время не оплачено.

– Босс, напомни, зачем мы это делаем?

– Чтобы заработать денег, которыми я потом заплачу тебе жалование. Ты же любишь деньги.

– Не. Я не люблю деньги.

– Внезапно, – удивился я.

– Они мне нужны, факт. Позарез нужны. Но я их не люблю. Это разные вещи, босс.

– И в чём разница?

– Я им не радуюсь.

– А ты вообще хоть чему-то радуешься?

– Я что, по-твоему, какое-то унылое говно? – разозлилась Швабра.

– Нет, ты удивительно жизнерадостный позитивный подросток, неизменно демонстрирующий оптимизм и эмпатию.

– Издеваешься, – констатировала уборщица. – Ну-ну, я запомню.

– Мы с тобой знакомы уже… Ого, почти месяц. Я видел, как ты злишься, ругаешься, плюёшься, вредничаешь, занудствуешь, говнишься… Но знаешь, чего я не видел?

– Чего? – подозрительно спросила Швабра.

– Как ты улыбаешься. Ты вообще улыбаешься когда-нибудь?

– Если ты сейчас поскользнёшься и грохнешься жопой об пол, я буду ржать, как ненормальная, – мрачно сказала девушка. – Честное слово.

– Поверю на слово, – ответил я, поправляя салфетки на столике.

Да, чёрт побери, у нас теперь салфетки. Только утром и только на трёх столиках, но первый бастион пал. Этак мы невесть до чего докатимся.

Швабра спрыгнула со стойки, подошла ко мне вплотную, посмотрела снизу вверх и сказала сердито:

– Ну, а ты сам, босс? Твоя-то улыбка куда делась? Ну, давай, покажи. Это же так просто – уголки губ вверх! Младенец справится. Что, никак? Может, тебе анекдот рассказать? Рожу скорчить? А, босс? Почему я унылое говно, я знаю. А почему ты?

– Не твоё дело.

– То-то и оно. Я к тебе в душу не лезу, и ты ко мне не лезь. И всё у нас будет…

– Хорошо?

– Нормально. Поверь, босс, для меня это уже много.

– Как скажешь, – не стал спорить я. – Поднимись, разбуди Говночела, если не сложно. Чего это я работаю, а он дрыхнет.

– Не пойду, – помотала головой Швабра, – сам буди.

– Почему?

– В прошлый раз он открыл мне дверь. В одних трусах.

– Так в трусах же.

– Если бы он был без трусов, я бы его пнула по яйцам, а потом убежала блевать. Но мне и так было достаточно гадко. Фу. Голые мужики омерзительны. И вообще, я не на работе сейчас. Просто жду подружку, она обещала сюда прийти.

– За цветочками поухаживать?

За прошедшие дни белобрысая Ведьмочка выдернула все сорняки, взрыхлила землю, аккуратно обложила клумбу камешками, подсадила к фиолетовыми лилейникам такие же тёмные флоксы, подстригла вокруг траву при помощи извлечённой из сарайчика косилки. А я даже не знаю, где от этого сарайчика ключ.

– Типа того, – немедленно помрачнела Швабра.

– А чего она у себя дома такую клумбу не заведёт? – поинтересовался я.

– Чтоб у тебя черти язык вырвали, босс! – крикнула внезапно девушка и выбежала на улицу.

Очень эмоциональная барышня.

***

«Утренний клушатник» называет Швабра это собрание. Первый случай, когда девушка отказалась от денег из принципа. Пока не предложил ей обслуживать утром дамский столик, думал, что такое вообще невозможно.

– Они дают хорошие чаевые, – соблазнял я. – А ты всё равно болтаешься без дела, пока каникулы.

Меня, если честно, «клушатник» бесит – денег они бару приносят чуть, потому что основная прибыль – выпивка, а дамы с утра не пьют. При этом нервов требуют чертовски много. Сбросить их на Швабру казалось мне хорошей идеей, но она оказалась категорически против.

– Не, босс, – сказала она решительно, – у меня обезвоживание начнётся, столько плевать.

– Что так?

– О, я знаю, как это будет выглядеть! Вот, представь, я такая подхожу к их столику…

Швабра чеканным шагом промаршировала к столу и обращаясь в пустоту спросила: «Что будете заказывать?» Тут же села за столик и, приняв надменный вид, сама себе ответила чрезвычайно противным сюсюкающим тоном: «Ах, бедная девочка! Как жаль, что тебе приходится работать в столь юном возрасте! Все эти туалеты… Фи! Принеси-ка нам для начала кофе…»

Девушка вскочила и сделала вид, что записывает заказ и уходит, потом быстро села на другой стул, скорчила скорбную рожу и сказала: «Эта девица… Как её можно допускать к работе с приличными людьми? Да от неё смердит!» Перескочила на соседнее место, изобразила лицом что-то совсем уже гадкое: «Я не понимаю, почему она вообще учится в городской школе? Там же наши дети!» Новая смена места и выражения лица: «Таких, как она, вообще нельзя учить, даже грамоте! Сразу начинают думать, что им всё позволено!» Снова на первый стул: «Ах, и не говорите! Отродье, как есть отродье!» Швабра махнула рукой и встала, не закончив мысль.

– Всё так плохо? – уточнил я.

– Даже хуже. Мне нужны деньги, но их чаевые я забила бы им в глотки шваброй. После того, как наплюю им в пирог и нассу в кофе, разумеется.

– В кофе сложно нассать, чашки маленькие.

– Я бы очень постаралась, босс. Так что не проси меня их обслуживать, ладно?

– Как скажешь…

***

– Прошу, дамы, – пришлось открыться раньше, не заставлять же ждать десять минут женщин, не умеющих смотреть на часы?

– Латте, – небрежно бросает Директриса Чизкейк, – и чизкейк.

Директриса – это не должность, а принадлежность. Супруга Директора. Стервозная, но очень ухоженная дама возраста тридцать плюс. С неё-то и начался «клушатник». Точнее, с того, что Односолодовый Директор решил со мной «серьёзно поговорить». Он и раньше порывался, но всё время ему была обстановка не та: то Училка не того цвета, то Калдырь не в том состоянии, то Помойка Бурбон воздух озонирует. А в тот раз ему повезло, бар был пуст.

– Лучший односолодовый, – велел он.

Ну, разумеется. Для него и держу эту пафосную бутылку. Каждый раз так и подмывает проверить, отличит ли он дорогое, как жидкая платина, пойло от обычного вискаря, если налить в ту же тару? Но это было бы как-то не по-барменски. Или наоборот, слишком по-барменски, не знаю. Я же не настоящий бармен.

– Нам надо поговорить, Роберт. Серьёзно.

Я кивнул и взял стакан с полотенцем. Барменская магия. Бар-вуду.

– Мне кажется, Роберт, вы недооцениваете важность вашей позиции.

– Моя позиция за стойкой, – заметил я спокойно.

– Именно! Вы естественный центр притяжения. Своего рода пример.

– Может, дело в напитках?

– Бар – общественное место. Бармен – социальная функция.

Я молча пожал плечами. Функция так функция.

– Ваше отношение к маргиналам и сомнительным личностям задаёт обществу неверные ориентиры.

– А каковы верные?

Директор помолчал, внимательно на меня глядя. Сверлил недобрым взглядом, как злой колдун, но полотенце и стакан работают, у меня даже жопа не зачесалась.

– Лето заканчивается, Роберт.

– Факт, – не стал я спорить с календарём.

– Вам придётся делать выбор. Всем придётся. Вы меня понимаете?

– Нет.

– Вы должны подать верный пример.

– Я подаю только напитки.

– Такова ваша позиция?

– Таков принцип работы бара. Наливаю всем, кто не мешает пить другим.

– Что ж, – сказал Директор, вставая, – мы, несомненно, ещё вернёмся к этому вопросу. А пока… моя супруга ищет место, чтобы встречаться с подругами, но вечерняя атмосфера вашего заведения для них чересчур токсична. Почему бы вам не открываться утром?

– А почему бы дамам не пойти в кафе?

– В забегаловку для дальнобойщиков? К этой вульгарной женщине? Мы не считаем её частью города. Она сама по себе. Никто из городских туда не ходит. Это, в конце концов, просто неприлично. Я прошу вас, Роберт, пойдите мне навстречу! Поверьте, моё расположение дорого стоит.

Так у нас появился «утренний клушатник». И чёртово радио.

***

– Роберт, время! – напоминает капризным тоном Директриса, и я тащу к ним на столик тяжеленный радиоприёмник.

Культурная программа – прослушивание утреннего выпуска радиопостановки «Отродья Ведьмы». Под мой кофе и бисквиты от Мадам Пирожок. В кафе к ней ходить они, значит, брезгуют, но выпечку наворачивают так, что только успевай подносить.

– …Он уверен! – возмущённо начинает голос. – Он, видите ли, точно знает!

Это, значит, главный герой. Тот самый человек с пылающей зад… гражданской ответственностью, так и норовящий ею что-нибудь поджечь. Сейчас мне кажется, что у него голос Директора, но антикварный ламповый приёмник довольно сильно искажает звук, и я не поручусь. Просто ощущение от персонажа такое же – наглое пафосное чмо, уверенное в своей правоте по умолчанию.

– …Но, может быть, и правда, девочка не отродье? – сомневается кто-то из его соратников. – Всегда есть вероятность ошибки. Зло коварно.

– Время уходит, и лучше ошибиться в эту сторону, чем в другую. Вы хотите, чтобы отродья заполнили город?

– Не дай Господь! – вздыхает его собеседник. – Не дай Господь…

Действие разматывается так медленно, что даже из тех обрывков, что я услышал, начинает складываться какая-никакая картина происходящего. Это радиопостановка по мотивам не то книги, не то комикса, не то комикса по книге, не то книги по комиксу… Я ничего такого не читал, но не могу не признать, что актёры, как минимум, стараются. Некоторое переигрывание и излишняя мелодраматичность постановки сначала раздражают, но потом привыкаешь. Принимаешь как жанровую особенность. Мистический триллер, в котором Древнее Зло Возвращается, требует изрядной порции пафоса, иначе превратится в плохую комедию. Нет, правда, как это вообще можно воспринимать всерьёз? Но дамы волнуются и трепещут, нервно заедая стресс выпечкой. Жаль, что, в отличие от алкоголя, зарабатывает на этом в основном Мадам Пирожок.

Возможно, дело в том, что действие происходит в таком же маленьком городке, и им легко представить себя в эпицентре событий. Хотя событий как таковых мало, всё больше рассуждений разных лиц о том, что «грядёт», и «вот-вот начнётся». В данный сюжетный момент интрига крутится вокруг того, что группа граждан с зашкаливающей социальной инициативностью решила, что дочь одного из горожан – некое «отродье». Почему именно она, я пропустил. Поэтому сложилось впечатление, что основными симптомами признаны: «она красивая» и «ей семнадцать». Скажите мне, какая девчонка не красива в семнадцать? Ладно, а кроме Швабры? Девочку хотели «проверить». Не знаю, как именно, но в Средние века, кажется, ведьм бросали в воду. В кандалах. Выплывет – ведьма. Утонет – похороним, как честную женщину. Беспроигрышный метод, но я понимаю, почему отец против.

– …Её мать умерла от горячки вскоре после родов, – отвечает из хриплого динамика папа подозреваемой.

– Это было семнадцать лет назад, – напирает главный герой, – старый доктор умер, и мы знаем это только с твоих слов.

– Остались его записи.

– Он мог написать что угодно за порцию выпивки. Не скажу дурного про старого дока, но мы оба знаем, что он изрядно закладывал, от чего и помер.

– Я не знаю, от чего умер доктор. Но моя жена умерла от горячки, оставив мне дочь. Вы и близко не подойдёте к моей девочке. Никто из вас. Если с ней что-то случится, однажды ночью ты проснёшься от арбалетного болта в башке и успеешь посмотреть на свой труп вылетевшими из глазниц глазами. Я достаточно ясно сказал?

– Более чем, – зловеще ответил его собеседник, – более чем. Но лето заканчивается. Скоро всё изменится. И нас будет много.

– Значит, хорошо, что я запасся болтами.

На этом драматическом моменте прозвучала музыкальная кода – передача закончилась.

– Как он может! – возмущённо сказала Директриса. – Какой чудовищный эгоизм! Ставить свои интересы выше безопасности города!

– Всё же дочь… – позволила себе проявить преступное несогласие с линией партии одна из подружек. – Я бы тоже задумалась…

– О чём бы ты задумалась! – взвилась Директриса. – Как тут вообще можно задуматься? Это же отродье!

Остальные дамы единым фронтом выступили на стороне лидерши, вогнав провинившуюся в бледность и дрожь:

– Ну ты даёшь!

– Скажешь тоже!

– Надеюсь, ты пошутила?

– А вдруг не отродье? – слабо возразила та. – Это же ещё неизвестно?

– Ну и что? – возмущается Директриса. – Даже если так, это один человек, а на кону общие интересы! Неужели непонятно, что лучше перестраховаться? Подумаешь, какая-то девчонка…

– Да-да, конечно, извини… – тут же сдалась та. – Разумеется, ты права. Да и девчонка, конечно, отродье. По всему видно.

– Да-да, все признаки налицо!

– Без сомнений!

– Ошибка исключена! – загомонили облегчённо дамы.

Конфликт был исчерпан.

***

Швабру и её белокурую подружку я обнаружил на заднем дворе. Моя уборщица мрачно смотрит на то, как девушка, надев защитные перчатки, выдёргивает из клумбы сорняки.

– Лезут и лезут, – жалуется та, – ну что ты будешь делать.

– Я? – злится почему-то Швабра. – Ничего не буду. У меня от этого места озноб и тошнота.

– Просто тебе страшно. Тебя всегда тошнит, когда ты боишься, я же знаю.

– А тебе нет? Тебе, правда, не страшно? Хочешь такую же клумбочку? У себя, там?

– А ты будешь ухаживать за этой?

– НИ ЗА ЧТО!!!

– Тогда не хочу. Кстати, мне кажется, получилось довольно мило. Фиолетовое мне всегда шло.

– Угу. Ты ещё табличку поставь.

– Какую табличку? – спросил я.

– Никакую, – буркнула Швабра. – Не подслушивай чужие разговоры. Чего надо, босс?

– Скажи, – обратился я к блондинке, собирающей садовый инструмент, – у тебя что, ключ от моего сарая?

– Нет, он без ключа открывается. Замок для вида висит. Дверь просто надо чуть-чуть приподнять.

Она продемонстрировала это, убрав туда грабли и ведро.

– Надо же. Не знал. Хочу закинуть вещи из бывшей кладовки, а то они коридор загромождают.