
Текст книги "Туда и обратно"
Автор книги: Павел (Песах) Амнуэль
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 1 страниц)
Песах Амнуэль
Туда и обратно
Когда я скончался, было пять часов утра – время, мягко говоря, не очень удобное. Я лежал в палате один и неожиданно почувствовал, что вот-вот воспарю. А хорошо бы, – подумал я, – избавиться, наконец, от боли, которую стоически терпел последний месяц. Мое желание тут же исполнилось, и я воспарил.
Я взлетел под потолок и обнаружил с удивлением, что тело мое за мной не последовало – оно продолжало лежать на кровати и глядело на меня как вратарь на мяч. Не хочешь парить, и не надо, – с пренебрежением подумал я и услышал чьи-то громкие голоса, которые звали меня куда-то в даль светлую.
Я хотел было нажать на кнопку возле кровати, чтобы врачи пришли и унесли это, не нужное мне больше, тело, но обнаружил, что способен только хотеть, не умея даже плюнуть на лысину главного врача.
Ну и ладно, – подумал я, отправляясь в путь по длинному темному туннелю, в конце которого, на расстоянии, по-моему, километров трехсот, горел яркий фонарь. В туннеле было прохладно, кто-то что-то зачем-то кому-то пел, а слов было не разобрать, и скоро мне стало скучно. Я летел и думал о том, какое занятие придумать себе в этой новой для меня послежизни. Будучи в материальном теле, я занимался политикой. Смею вас уверить, я был неплохим политиком. Да вы меня наверняка знаете – я ведь был членом кнессета от партии Труда во время каденции 2012-2016 годов. Именно я, а не Дуду Шахор, которому молва приписала этот поступок, предложил в свое время проверять олим из России на генетическую чистоту. И я полагаю, что был прав, потому что…
Нет, меня каждый раз заносит, когда речь заходит об этом законе. Я ведь не о нем хотел рассказать. Так вот, я летел в туннеле и думал, что нужно будет сразу по прибытии на место ознакомиться с политическими приоритетами и выбрать ту партию, линия которой окажется наиболее подходящей. В конце концов, если где-то собрались хотя бы три человека, они непременно создадут партию. Даже если эти люди – покойники. И даже, если они вообще уже не люди, а нематериальные души.
С такой мыслью я и вылетел из темной трубы на яркий свет, где был встречен родителями, которых сразу и не узнал, потому что был занят своими мыслями.
– Ах, Арон, – сказала мама. – Вот мы и опять вместе. Теперь уж навсегда.
Но моих стариков мгновенно оттеснил в сторону здоровенный детина, контуры которого слабо мерцали.
– Имя, – сказал детина, – и причина смерти. И быстро, у меня еще много заказов.
– Арон Бухмейстер, – сказал я, – член кнессета.
– Член кнессета, – объявил детина, – это не болезнь, и от этого не умирают. Не зли меня, а то останешься незарегистрированным.
– И что? – спросил я. – Тогда я не смогу найти здесь работу?
Детина смерил меня с ног до головы пренебрежительным взглядом и сказал:
– Ты еще и работать здесь собрался? Ну-ка, быстрее, а то я запишу тебя по графе «легочная чума».
– Арончик, – сказал отец, – ты все такой же, все споришь. Пусть он тебя зарегистрирует, он же на работе.
– Обширный инфаркт миокарда, – сказал я, – полученный из-за того, что этот осел Моше Вакнин внес законопроект о налогообложении членов кнессета.
– Инфаркт, – пожал плечами детина. – И я еще тут с ним время теряю. Восьмой уровень.
– А нельзя ли, – льстиво начала мама, – чтобы мы вместе влачили… На третьем.
– Нет, – сказал детина и растаял, будто его и не было.
– Ну вот, – вздохнул отец, – опять расстаемся. Ты вот что, сынок, как прибудешь к себе на восьмой, сразу подавай прошение о воссоединении душ. Или нас к тебе, или тебя к нам…
– Непременно, – сказал я, думая о том, что воссоединение с дорогими родителями станет последним делом, которым я займусь на этом свете.
Черные трубы тут, видимо, использовались как лифты. Я так решил, потому что именно по такой трубе отправился в путь на свой восьмой уровень. На этот раз свет в конце туннеля был не таким ярким и, к тому же, мерцал. А музыкальное сопровождение больше напоминало знакомые выкрики с места депутата Хаима Кугеля от партии Мапай. Мне даже показалось, что я различил его знаменитое «Чтоб ты так голосовал, как я неправ!» Но это, естественно, был сугубо акустический эффект, ибо Хаим был здоров как бык и выпады в свой адрес воспринимал с восторгом, поскольку это давало ему повод разразиться в адрес оппонента воинственной речью.
Когда я вылетел из трубы на пресловутом восьмом уровне, то оказался висящим без всякой опоры в бездонной пустоте. Не было черноты неба, чего я боялся больше всего. Все кругом светилось слабым розоватым сиянием, и в этом рассеянном свете я не сразу разглядел две души, которые ожидали моего прибытия. В одной душе я сразу признал великого Бен-Гуриона, а вторая показалась мне личностью не очень приятной наружности, но с богатым внутренним миром, который просвечивал сквозь полупрозрачную душевную оболочку.
– Дизраэли, – сказала эта душа, а Бен-Гурион добавил:
– Это хорошо, Арон, что ты помер. А то у нас в еврейском лобби был явный недобор. Теперь мы сможем провести, наконец, свой законопроект об индексации.
И я почувствовал, что возрождаюсь к новой жизни!
На восьмом уровне обитали политики всех времен и народов. Сразу после прибытия меня познакомили с каждым – здесь, в духовном мире, это оказалось нетрудно, и я мгновенно запомнил имена ста тринадцати миллионов шестисот пятидесяти тысяч душ. Я удивился тому, что за время существования человечества на планете было столько профессиональных политиков, но Бен-Гурион сказал, что на самом деле их было даже больше, но многих сейчас нет, поскольку они находятся в командировках на земле.
– Как это? – спросил я, тут же начав рассчитывать, как смогу использовать свое влияние в кнессете, если и меня пошлют в командировку.
– Очередное воплощение, – объяснил Бен-Гурион. – И не радуйся, Арон, воплощения выбирает модулятор случайных чисел, и тебе может достаться какая-нибудь дама с гнусным характером, и будешь ты в ней мучиться девяносто лет, потому что такие создания живут долго и нудно.
– Послушай, – сказал я, задав, наконец, вопрос, который мучил меня с момента прибытия. – Где мы – в раю или в аду?
– Да считай как хочешь, – отмахнулся Бен-Гурион, – какое это имеет значение? Если желаешь, чтобы жизнь твоя была раем, дружи со всеми и всем потакай. А если будешь постоянно спорить и наживать себе врагов, то можешь считать, что попал в ад.
– А какая здесь политическая система?
– Демократия, – поморщился Бен-Гурион.
– А еврейская община есть? – продолжал допытываться я. – Я понимаю, что здесь не может быть Израиля, потому что нет Иордана и не было Второго храма. Но евреи-то за тысячи лет прибыли сюда в больших количествах!
– Это да, – с гордостью за свой народ сказал Бен-Гурион. – У нас тут восемнадцать еврейских общин сефардского направления, четырнадцать – ашкеназийского, восемь общин евреев времен Первого храма, одиннадцать – Второго, и есть еще тридцать четыре общины евреев, которые вообще отказываются причислять себя к каким бы то ни было известным политическим и историческим течениям. Не мне тебе говорить, что на два еврея приходится три мнения, а с нашими древними предками было и того хуже – там на каждого еврея приходилось по меньшей мере восемь мнений, и далеко не каждый из них вообще понимает, какого мнения он придерживается в данный момент. Из-за этого-то нас и бьют.
– Как? – поразился я. – Бьют евреев даже здесь?
– Ну, фигурально, конечно, выражаясь, – сказал Бен-Гурион. – Могут, например, не дать слова. Или отнять энергетический канал связи с землей. Да мало ли…
Я хотел было спросить об энергетическом канале, но нас прервали души раби Акивы, Рамбама и Голды Меир. Я узнал всех троих, но вовсе не потому, что они были похожи внешне на свои изображения, висящие в коридорах кнессета. Скажу честно, я никогда особенно не был силен ни в философии Рамбама, ни в поучениях раби Акивы, а сионистские идеи неустрашимой Голды не отличал от сионистских идей печальной памяти Оры Намир. И мне стало не по
...
конец ознакомительного фрагмента