Текст книги "Окончательный выбор"

Автор книги: Павел (Песах) Амнуэль

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 4 страниц) [доступный отрывок для чтения: 2 страниц]

Павел Амнуэль
Окончательный выбор

Каждый выбирает для себя

женщину, религию, дорогу.

Дьяволу служить или пророку —

каждый выбирает для себя.

Юрий Левитанский.

До вершины Питер добрался перед рассветом. Знай он, какая предстоит дорога, не стал бы и пытаться: вечером, когда солнце, всеми силами сопротивляясь земному притяжению, изнемогая, опускалось за черный хребет, Питеру показалось, что горы совсем пологие, за ночь он не только дойдет до вершины, но еще и отдохнуть успеет и с первыми солнечными лучами пойдет дальше, в Долину, к новой жизни и, возможно (он все еще надеялся на это), к людям, которым для того, чтобы на что-то решиться, не нужно подбрасывать монетку. Лес на склоне хребта Крака оказался, однако, таким густым, а склоны порой такими крутыми, что на лысину вершины Питер вышел, когда над восточным горизонтом поднялись в темное небо ржавые растопыренные мечи солнечного света, пробившие серую нежить скопившихся перед рассветом туч. Ноги гудели, и Питер скинул с плеч рюкзак, сел, да так и встретил новый день. Двести шестьдесят третий день пути. Куда? Зачем?

Питер старался не задавать себе таких вопросов, но когда они время от времени сами возникали в его голове, он честно на них отвечал – правда, по-разному.

Куда? В Долину, конечно, зря, что ли, он лез на эту гору, зря оставил в деревне недельный запас еды и надежду на отдых?

Зачем? На этот вопрос ответить было сложнее, хотя один из возможных ответов был очевиден и, собственно, ответом не являлся, как не являлась фраза «На шестой день сотворил Господь человека» ответом на вопрос о происхождении жизни на Земле.

Солнце вылезло из туч, нависших над горизонтом, будто не выспалось за ночь, злое и мрачное. А может, Питеру только казалось, что настроения сегодня не было в природе ни у солнца, ни у леса, ни у грунтовой дороги, что вела с вершины, начинаясь (или заканчиваясь?) так же незаметно, как незаметно возникали когда-то в разговорах с дедом Борисом новые увлекательные идеи…

Питер вытащил из рюкзака бутыль с водой (представится ли в Долине возможность пополнить запас, он не знал) и сделал три глотка.

Услышав в кустах шорох, он спрятал бутылку в рюкзак, завязал тесемки и встал, нащупывая на поясе ножны кинжала, который ни разу не пустил в ход за все дни своего путешествия.

– Можно мне выйти? – послышался из-за кустов тихий шелестящий голос, и Питеру показалось, что спрашивали листья, потому что людей здесь быть не могло; люди, похоже, не поднимались на гору много месяцев – ни из Долины, судя по состоянию дороги, ни тем более с той стороны, из деревни, где о горах Крака ходила дурная слава, будто здесь по ночам блуждали тени, происхождение которых никто не брался объяснить,

– Кто там? – спросил Питер, не повышая голоса.

Кусты раздвинулись, и на проплешину вышла женщина… нет, скорее, девушка… Господи, Инга, узнал Питер, только ее здесь не хватало!

– Ты что? – сказал он. – Почему ты здесь?

Девушка подошла ближе, за плечами она несла такой же рюкзак, что и у Питера; вместо платья, которое было на ней вчера вечером, Инга надела джинсы и удобную кофточку: она хорошо подготовилась к путешествию. Питер знал, что она скажет, страшился этого и хотел это услышать.

– Я с тобой, – сказала Инга. – Ты меня теперь не прогонишь, верно?

Если бы она попалась Питеру на глаза, когда он шел из деревни, то, конечно, он отвел бы девушку домой…

«Отвел бы? Ты уверен в этом?» – спросил он себя и не смог ответить.

– Тебя будут искать, – пробормотал он.

– Может – да, может – нет, – улыбнулась Инга, снимая с плеч рюкзак и опуская его рядом с рюкзаком Питера – теперь их и не отличить… впрочем, нет, у Ингиного были короче лямки, подогнанные под ее рост.

– Ты права, – вынужден был согласиться Питер, – начнут бросать жребий, а поскольку вопрос важный…

– Жизни и смерти, – подсказала девушка.

– Жизни и смерти, – повторил Питер. – Значит, бросать будут сначала монетку, потом карточку, а в решающем раунде все перессорятся и пойдут спать, чтобы вернуться к проблеме утром, на свежую голову.

– А мы тем временем уйдем далеко-далеко, – Инга опустилась на землю рядом с Питером и смотрела на взошедшее солнце, почти не щурясь.

– Ты сама, – сказал Питер, не глядя на девушку, – сколько раз бросала жребий, прежде чем пустилась за мной вдогонку?

Он чувствовал, конечно, что оскорбил ее до глубины души, знал, что она сейчас способна залепить ему оплеуху, или расплакаться, или крикнуть что-нибудь такое, чего он от нее слышать не хотел бы, но сказать то, что он сказал, все равно было нужно. Питер обязан был определить сразу, с кем имел дело, и если Инга пошла за ним, не думая, не выбирая, не оценивая последствий, пошла потому, что иначе не могла и у нее просто не было иного выбора…

Тогда он отошлет ее домой и попытается забыть.

– Почему вы стараетесь меня уязвить? – грустно спросила девушка. – Почему стараетесь сделать мне плохо с того момента, когда увидели меня у Перминовых три вечера назад?

Питер почувствовал на себе ее взгляд и поднял голову. Инга не плакала, но слезы в ее душе Питер разглядел совершенно отчетливо.

– Потому, – сказал он, – что я сразу почувствовал в тебе… Я просто боялся.

– Боялись полюбить?

– Боялся ошибиться, – поправил Питер.

– Вам достаточно было протянуть руку…

– И потом всю жизнь решать за тебя или заставлять тебя менять решение? Что я должен был сделать? Отнять у тебя монету? А если без нее ты не смогла бы жить?

– Видите, – сказала Инга, – вы тоже не сумели принять решение. Хотели и боялись. Боялись, но хотели. А потом бросили жребий и ушли без меня, потому что так выпало.

– Я не бросал жребия, – покачал головой Питер. – Ты прекрасно понимаешь: я ушел, потому что…

– Потому что струсили, – подхватила Инга. – Да, это я поняла. Питер молчал. Солнце выкарабкалось из туч, улеглось на них, как на перине, и принялось прожигать в тучах каверну, чтобы опустить в нее лучи, расплавить утреннюю серость, а потом и до леса добраться, высветлить каждый листок, каждый ствол – и дорогу, которая вела вниз, в Долину.

– Испытайте меня, – сказала Инга.

– Как? – спросил он.

– Как хотите.

– Я хочу… – пробормотал Питер, заслонившись ладонью от солнечного света, – чтобы ты была рядом, но сама решала, быть ли тебе рядом со мной.

– Я решила.

– Ты знаешь меня всего три дня.

– Я знаю вас всю жизнь, – возразила Инга. – И всегда вас ждала. Я думала, вы никогда не придете, потому что таких людей не существует.

– Уже не существует, – поправил Питер.

– Уже, – согласилась Инга и добавила: – Давно.

– Сколько тебе лет? Семнадцать?

– Девятнадцать.

– Да? – с сомнением сказал Питер.

– И полтора месяца.

– А я, – сказал Питер, – еще помню время, когда по дорогам ездили машины и в домах было центральное отопление.

– Какое? – спросила девушка.

– Центральное. Были станции, работавшие на мазуте или угле, они нагревали воду, вода по трубам поступала в квартиры, и зимой было тепло, как летом.

– Вы ездили на машине?

– Я – нет, я тоже родился слишком поздно, хотя и раньше тебя, – Питер посмотрел Инге в глаза и добавил: – Значительно раньше.

– В нашем городке, – продолжал он, повернувшись так, чтобы солнце не слепило глаза, – машин не было, но рядом проходило шоссе на Москву, и по нему время от времени, раз в день, а потом все реже, проезжали машины. Одни медленно, виляя из стороны в сторону, и на лицах водителей был такой ужас… Я каждый раз думал: если вам страшно, зачем вы садитесь за руль?

– Вы не понимали?

– Я это понял… в свое время. Да, им выпал такой жребий… А другие мчались по шоссе с немыслимой скоростью, пролетали мимо городка, как метеоры в ночном небе. Я гадал, что с ними происходило потом, ходил к повороту, искал там покореженные останки и, что самое ужасное, находил их гораздо чаще, чем мне того хотелось. В городке была похоронная команда, и работы ей хватало.

– Наверное, это удивительное зрелище, – сказала Инга.

– Машина? О да! Или летящий самолет.

– Вы видели самолет? – глаза девушки округлились от восторга.

– Ты решила, что мне сто лет? – усмехнулся Питер. – Успокойся, мне нет и пятидесяти.

– Это не имеет значения, – быстро сказала Инга и поджала губы.

– Я видел самолет, – тихо проговорил Питер, – мне было тогда

лет семь, я плохо понимал себя и еще хуже – других, не мог ни с кем найти общий язык и больше времени проводил в городском парке, там росла высокая трава, я в ней прятался… Однажды услышал гул и увидел, как в небе появилась темная точка, она быстро превратилась в крестик, а потом в серебристую машину. Самолет летел довольно низко и, скорее всего, на автопилоте. А может, там вообще летчика не было. Во всяком случае…

– Он разбился?

– Конечно. Он летел к горам, нужно было сделать маневр… Какой? К югу или к северу? Я подумал: успеет ли летчик бросить монету? А может, в самолете решение принимала автоматика? Вряд ли такой сложной машиной управлял человек… Самолет летел, стал точкой, а потом врезался в гору. Вспыхнуло и через минуту грохнуло, это было слишком далеко, чтобы пойти посмотреть, и слишком страшно.

Питер достал из рюкзака бутыль, отпил несколько глотков и протянул девушке.

– Напейся, – сказал он, – день будет жарким, и кто знает, дадут ли нам воды в Долине.

– Нам, – сказала Инга. – Ты сказал «нам».

– А ты сказала «ты», – Питер протянул девушке руку, помог подняться, закрепил рюкзак, немного подтянул лямки, чтобы Инге не натирало спину. Ему показалось, что рюкзак у нее слишком тяжелый, но он ничего не сказал и пошел вперед, вниз по склону. Инга шла следом, молчала, а он слушал ее мысли, то есть ему казалось, что ее мысли открыты и понятны, ему нравилось угадывать их, и он был уверен, что угадывал правильно.

Лес на этой стороне оказался не таким густым, каким выглядел с вершины, но зато здесь было больше камней, огромных валунов, набросанных могучей рукой, на одном камне сидел, греясь на солнце, зверек, похожий на кошку или лису – узкая мордочка, рыжая шерсть, длинный пушистый хвост.

– Ой! – сказала Инга. – Смотри, какое чудо.

– Иди, не останавливайся, – ответил Питер. – Ты его напугаешь. Инга сбилась с шага и догнала Питера только на краю поляны.

– Почему ты не позволил мне посмотреть? – обиженно спросила она.

– А почему ты меня послушалась? – вопросом на вопрос ответил Питер.

– Совсем не потому, о чем ты подумал! – с вызовом сказала Инга. – И вообще, если ты так считаешь, то я…

Она повернулась и пошла назад, Питер слышал, как удалялись ее шаги, но не обернулся, он хотел понять до конца, как девушка принимает решения. Зверь, конечно, не станет дожидаться, пока к нему подойдут и начнут рассматривать, и что сделает Инга, увидев, что на камне никого нет? Будет стоять в недоумении, как все ее соплеменники? Пойдет дальше, будто зверька не было в помине? Или вприпрыжку вернется, потому что он ушел довольно далеко и догнать его Инга сумеет только бегом, а у нее тяжелый рюкзак, ей нужно помочь, и он ей, конечно, поможет, но только в одном случае – если услышит за спиной быстрые догоняющие шаги.

– Питер! – в голосе Инги звучало напряжение, даже страх, он обернулся, и ему самому стало страшно, потому что девушки не было видно нигде: ни на тропе, ни в траве, ни у камня, где, конечно, не оказалось никакого зверька. Инга испарилась, исчезла, растаяла в утреннем воздухе, таком терпком, что он, возможно, и вправду мог растворить человека, особенно хрупкую девушку.

– Инга! – крикнул Питер и бросился вверх по склону: дыхание сорвалось, не такой хороший он был бегун, как ему хотелось. Господи, где же она, что он станет делать, если…

«Если что?» – подумал Питер, остановившись у холодного камня – возможно, это был тот самый, на котором сидел зверек.

Если с ней что-то случилось. Ведь это лес, и это дорога в Долину, и случиться здесь могло все, что угодно, недаром никто из деревенских на эту сторону хребта носа не кажет, для них и выбора такого не существует. Инге, чтобы пойти за ним, понадобилось не только принять решение, но еще и побороться с навязанным общим подсознанием предрассудком. И теперь с ней действительно что-то произошло, а виноват он, надо было сразу отослать девушку в деревню, она пошла бы, его ментальная сила куда больше, чем ее робкие намерения, а он не отослал…

Тихий смех прервал тревожные размышления, и Инга появилась из-за толстого ствола, который когда-то был живым деревом, но давно уже стал торчавшей из травы огромной палкой. Похоже, много лет назад дерево переломил ураган, что-то повредилось в корневой системе, и растение засохло, а теперь Инга стояла рядом и правой рукой то ли подпирала ствол, то ли сама на него опиралась.

– Ну… – сказал Питер, – ну ты… Зачем ты это сделала?

– Испугался? – улыбнулась Инга. – Я видела, как ты испугался. За меня?

– Это лес, – сказал Питер. – Виктор – ты была при этом – рассказывал вчера, как опасно ходить на эту сторону.

– Ты же не поверил, – Инга поправила рюкзак и пошла вниз по тропе. Теперь Питеру приходилось идти за ней, она его вела, а он шел следом, роли переменились, и Питер получал от этого странное удовольствие.

– Ты не поверил, – говорила Инга, голос ее относило ветерком в сторону, и половины слов Питер не слышал, приходилось догадываться, но он все равно знал, что она говорила, даже когда не улавливал ни звука. – Если бы ты поверил, то остался бы в деревне, а ты ушел, и когда ты это надумал, я решила, что пойду с тобой, собрала рюкзак, мне мама помогла, она, конечно, ни о чем не догадывалась, я ей сказала… Нет, я ей ничего не сказала, просто: «Собери мешок, положи то-то и то-то». Перечислила все, что хотела взять, а ушла сразу после тебя, меня двадцать человек видели, но им сколько времени нужно, чтобы просто сообразить, а потом еще и монетки свои подкидывать… Я уже тебя догнала, а они стояли и смотрели, странный народ, верно, то есть это для нас с тобой странный, а вообще очень хорошие люди, я среди них выросла, они мне никогда ничего плохого не делали. Хотя могли, наверное: если бы жребий выпал, то сделали бы и не поморщились… Сделали бы, да?

– Конечно, – пробормотал Питер.

– Что? – крикнула Инга, не оборачиваясь. – Сделали бы, я спрашиваю?

– Да! – крикнул Питер. – Послушай, ты не могла бы идти медленнее?

Инга наконец обернулась, увидела, как он спускался, цепляясь одной рукой за куст, а другой стараясь удержать равновесие, ей стало смешно. Питер видел, как она сдерживала смех, и ему почему-то было это приятно, он подошел к девушке и попытался ее обнять, но рюкзак мешал, получалось, будто обнимаешь толстяка. Инга отстранилась, и Питеру стало неловко, он отстранился тоже и сказал смущенно:

– Извини, пожалуйста. Я не хотел…

Он сразу понял, какую сморозил глупость, и Инга поняла тоже, засмеялась, а потом сказала серьезно:

– Сними рюкзак.

Питер распустил лямки, аккуратно положил рюкзак на траву, а когда поднял голову, увидел, что девушка успела скинуть рюкзак раньше и стояла, глядя вниз, в сторону Долины, оттуда поднимался тонкий белый столб то ли дыма, то ли пара, истончался и исчезал в синеве, будто цифра 1.

– Сигнал, – сказала Инга. – Так они сообщают друг другу информацию. Может, нас заметили. А может, что-то совсем другое.

– Может быть, – согласился Питер и обнял наконец Ингу так, как ему хотелось: чтобы чувствовать ее маленькие груди, и чтобы руки сомкнулись за ее спиной, и чтобы запах волос, и губы совсем рядом, и говорить ничего не надо, но все равно хочется говорить…

Инга поцеловала его первая – крепко, так что у нее самой перехватило дыхание. А он только ответил, но потом и сам… И думал: это инстинкт, никто из нас не выбирал друг друга собственным разумом, никто не оценивал достоинств и недостатков, не размышлял, какой станет наша жизнь, когда мы будем вместе, и потому это на самом деле не свободный разумный выбор, мы ничем не отличаемся от деревенских, просто мы другие, и поступки наши были определены обстоятельствами, мы не сами, и, значит, это совсем не то…

– Пожалуйста, – сказала Инга, на миг оторвавшись от его губ, – пожалуйста, не думай ни о чем. Я тебя выбрала, потому что ты не такой, как все. А ты меня за то, что я выгляжу беззащитной.

– Она меня за муки полюбила, – сказал Питер, – а я ее – за состраданье к ним.

– Что?

– Ничего. Это Шекспир.

– Кто?

– Был такой… Пьесы писал. Давай пойдем. Нужно к полудню спуститься хотя бы до той расщелины, там можно будет отдохнуть, подождать, когда нас возьмут в плен. Не искать же самим жителей Долины, так можно и полжизни бродить. Они-то нас быстрее найдут, нужно только им помочь… И давай-ка я переложу кое-что из твоего рюкзака в свой, для тебя это слишком тяжело.

Через несколько минут, когда они продолжили путь – Питер впереди, Инга следом, чуть в стороне, чтобы он мог видеть ее краем глаза, – рюкзак ее похудел раза в три, зато у Питера котомка стала такой тяжелой, что едва не перевешивала хозяина.

– У тебя вообще нет монетки для жребия? – сказал Питер. – И карточки тоже? Так не бывает, это именные вещи!

– Когда мне исполнилось три, – ответила Инга, – конечно, все эти штуки повесили мне на шею и научили, как с ними обращаться. Но я не любила. Знаешь, сначала я вообще не понимала, для чего они. Игрушки. Вроде лото или шашек. Но раз говорили «делай», я делала.

– Ха! – воскликнул Питер. – А если тебе хотелось выпить компоту, но выпадала вода?

– Никогда… То есть я всегда говорила то, что хотелось мне.

– И тебя ни разу не подловили? – продолжал удивляться Питер. – Насколько я знаю обычаи – не только в вашей деревне, но и вообще в предгорье, – все варианты давно расписаны, дети заучивают на всю жизнь…

– А как меня можно подловить? – в свою очередь, удивилась Инга. – У меня всегда выпадало то, что я хотела, это так просто!

Питер остановился, будто на стену налетел. Тяжелый рюкзак повел его влево, и Питер закрутился на месте, остановил инерцию и опустился на камень, придерживая мешок рукой, чтобы не слишком перетягивал.

– Что ты сказала? – переспросил он.

– А что я сказала? – насупилась Инга, не понимавшая, отчего Питер так разволновался.

– Ты сказала, – терпеливо повторил Питер, – что у тебя всегда выпадал тот жребий, который был нужен тебе.

– Ну да. А как иначе? Если мне хотелось компота… Правда, я не люблю компот, больше яблочный сок… Папа с мамой все время удивлялись: почему нашей Инге выпадает одно и то же? Как-то даже заменили мне монету, решили, что она плохо сбалансирована.

– Господи, – пробормотал Питер. – Я думал, ты… А ты совсем…

– Что? – не поняла Инга.

– Нет, ничего. Ты можешь показать, как это у тебя получается?

– А зачем? – нахмурилась девушка.

– Так можешь или нет? Вот погляди – тропинка раздваивается. Можно пойти по левой, а можно по правой.

– Я заметила, – с иронией отозвалась Инга. – И думала, что решишь ты.

– Вот давай и брось свой жетон, – предложил Питер. – Орел – пойдем по левой, решка – по правой.

– Ну?

– Не «ну», – сказал Питер, – а выпасть должна решка, потому что идти нам по правой тропинке.

– Почему? – спросила Инга. – Я бы пошла по левой, там больше тени, и она не такая крутая.

– Замечательное рассуждение! – восхитился Питер. – Левая тропинка сворачивает в лес и – посмотри! – теряется между деревьями. Скорее всего, она так и плутает по лесу, тогда как правая круче, но ведет вниз, в Долину, и видно ее далеко, деревья не загораживают. Под солнцем, конечно, жарковато, но зато выйдем куда надо.

– Да, – с сожалением произнесла девушка, – видишь, какая я глупая, не подумала…

– Вовсе ты не глупая, – сказал Питер, – просто тебе хотелось, как удобнее и легче.

– А надо, как правильнее, даже если это тяжелее, – подхватила Инга. – Пойдем по правой.

– Только если это покажет жребий, – твердо сказал Питер. – Кидай монетку.

– Ты серьезно?

– Да. Я хочу увидеть, как у тебя получается.

Инга пошарила в наружном кармашке кофточки, достала зеленый кружочек, на одной стороне которого был простой орнамент из трех цветков, а на противоположной выбито имя владелицы. Питер подержал монету в руке, подкинул на ладони, вроде бы все было нормально, центр хорошо сбалансирован, да и не могло быть иначе: от монеты порой зависела жизнь человека, нельзя допустить, чтобы чаша судьбы все время склонялась на одну сторону.

– Нормальная монетка, – сказал Питер. – Бросай.

Инге не нравилось то, чего от нее хотел Питер. Она не понимала, зачем ему нужно было устраивать представление, когда они оба – возможно, единственные на всем белом свете – знали, что это глупо?

– Бросай, – нетерпеливо сказал Питер, – я хочу видеть. Девушка положила монетку на правую ладонь, прикрыла левой, представила, как выпадает сторона с ее именем – решка, потому что по решке они пойдут направо, – подбросила монетку, подождала, когда зеленый кружочек, достигнув верхней точки траектории, начал падать, и подхватила его в тот момент, когда…

– Вот, – сказала она. – Решка, сам видишь.

– Да, – выдохнул Питер. – А если еще раз?

– Нет, – сказала Инга. – Где ты видел, чтобы судьбу испытывали дважды?

– Это ты называешь – испытывать судьбу? – с иронией произнес Питер и прикусил язык. «Не заговаривайся, – сказал он себе. – Она была воспитана в деревне, ты слишком многого от нее хочешь, да еще сразу. Ты понимаешь, какое тебе выпало счастье, не нужно испытывать ЭТУ судьбу».

– Как у тебя получается? – спросил он равнодушно, будто о чем-то несущественном. Инга опустила монету в кармашек, застегнула клапан – не дай бог потерять в дороге эту самую ценную в обиходе вещь.

– Не знаю. Просто думаю: пусть решка. По-моему, важно подхватить монетку в нужный момент.

– Для этого ты должна видеть, как она летит, а это такая острота взгляда…

– А я хорошо вижу, – сообщила Инга. – Вон на дерево птичка села, с желтой грудкой…

– Птичку и я вижу, – пожал плечами Питер. – Грудка… Может, и желтая, у меня зрение не из лучших, в детстве читал много, тогда еще книги были…

– Настоящие? – восхитилась Инга.

– Что ты имеешь в виду? – осторожно спросил Питер. – Что значит «настоящие»?

– С которыми можно было разговаривать.

– Как раз подобные книги не были настоящими, – поморщился Питер. – Дед Борис говорил: «Шкатулки для идиотов». У него хранились книги на бумаге, страницы можно переворачивать, и назад возвращаться, и заглядывать в конец, если очень уж интересно…

– Никогда не видела бумажных книг, – зачарованно произнесла Инга.

– Естественно…

Питер замолчал, ему не хотелось продолжать этот разговор. Поднялся с камня и пошел, а Инга вприпрыжку бежала рядом и забегала вперед, чтобы посмотреть, куда сворачивала тропа, и если было слишком, как ей казалось, круто, подавала Питеру руку, и он опирался, не пренебрегая помощью. Рубашка на спине стала мокрой от пота, ноги гудели, надо бы сделать привал, но прошли они слишком мало, Инга не устала, а он уж как-нибудь потерпит, важно до полудня спуститься к реке…

Что-то ухватило его за ногу, и Питер повалился вперед, вытянув инстинктивно руки. Падая, он сильно ушиб ладони, перекатился на спину и быстро освободился от рюкзака.

– Что с тобой? Ты ушибся? – Инга склонилась над ним, помогла сесть, с ужасом разглядывая его расцарапанные ладони.

– Посмотри, – сказал Питер. – Нить натянута через тропу, да?

– Да, – приглядевшись, согласилась Инга. – Не нить, проволочка какая-то.

– Ну вот, – с удовлетворением произнес Питер, – пришли, значит. Садись, подождем.

– А что…

– Тихо, – сказал Питер, прислушиваясь. Лес шумел кронами деревьев, ветер проходил поверху, а внизу даже травинка не шевелилась, кусты были неподвижны, и за кустами в полумраке не виднелось никакого движения. Проволочка выходила из леса и уходила в лес; можно было, наверное, потянуть за нее, и она зазвенит, как струна, нота получится, конечно, низкая. Может, для того проволоку и натянули, чтобы поиграть на чьих-то нервах, а не потому, что хотели кого-то остановить, поймать, сунуть в мешок…

– Ой, – пискнула Инга, и Питер мгновенно обернулся. Метрах в пяти, у поваленного дерева стоял мужчина в холщовых штанах и экзотической, с попугаями и павлинами, рубахе. В руке он держал ружье, и хотя дуло было направлено в белый свет, оружие наверняка было заряжено и готово к стрельбе.

– Здравствуйте, – сказал Питер. – Я споткнулся о ваш пограничный забор…

– Идите обратно, – произнес мужчина гулким басом, и ствол ружья чуть опустился. – Наверх. Здесь частное владение.

Питер вздохнул. Судя по произнесенному тексту, мужчина оказался как все, от родичей Инги не отличался, и это было очень печально, потому что, если они там, в Долине, все такие, то приходить не имело смысла, и значит, последний год прошел напрасно, нужно все начинать заново, а где теперь искать, никто не скажет.

– Будете стрелять? – спросил он, вытягивая гудевшие ноги. – А в кого сначала? В меня или в девушку? Это важное решение – кого пристрелить первым.

Мужчина нахмурился, и левая его рука потянулась к брючному карману (вот где он держал свою монетку), а правая повела ружьем, показывая пришельцам, что это все-таки не игрушка, ведите, мол, себя скромнее.

– Как вас зовут, друг мой? – мягко спросил Питер. – Это ведь не секретная информация, так?

– Игорь Толоконников, – сообщил мужчина, вытянул из кармана черный жетончик, но получилась заминка, потому что правая рука была у Игоря занята, поймать подброшенную монету он не мог, а если монета упадет на тропинку, то ее придется искать…

Пока Игорь соображал, как ему поступить, и, конечно, не мог решиться, Питер поднялся, оставив рюкзак на камне, подошел к «пограничнику», спокойно отобрал у него ружье, проверил затвор (патрон действительно находился в патроннике, а оружие – на предохранителе) и сказал:

– Отбой тревоги.

Он отступил на шаг, направил ружье в грудь ошарашенного Игоря, положил палец на спусковой крючок и сказал Инге:

– Девочка, тебе придется потащить рюкзак, справишься? А может, ты возьмешь на прицел бравого солдата, а рюкзак все-таки потащу я? Тебе сложно решить эту маленькую задачу? Тогда я решу сам, хорошо?

– Я возьму рюкзак, – сказала Инга, и Питер бросил на девушку быстрый взгляд: на ее лице не было и тени сомнения, видимо, держать в руках оружие было ей противно с рождения, а потому и решение далось легко.

– Хорошо, – кивнул Питер. – Игорь, идите вперед, я за вами, Инга – замыкающей. И никаких лишних движений.

– Да, – сказал Толоконников и пошел вниз по тропе, не оглядываясь и не соразмеряя свои шаги с шагами незваных гостей. Питеру было все равно, а Инге наверняка тяжело тащить котомку, перескакивая с камня на камень.

– Стой! – приказал Питер, но Игорь продолжал идти, будто не слышал. Он действительно не слышит, – подумал Питер, – я ведь не назвал его по имени.

– Толоконников! – крикнул он. – Остановись!

Игорь застыл на месте, будто солдат по команде бравого сержанта.

– Инга, – сказал Питер, – оставь рюкзак здесь, никуда он не денется. Эти… Пока они будут соображать, что с ним делать, мы уже спустимся и пошлем кого-нибудь.

– Я сама хотела это предложить, – тяжело дыша, проговорила Инга. Дальше пошли налегке, Питер повесил ружье на плечо, не было смысла постоянно целиться Игорю в спину, тот и не думал оборачиваться, шел, насвистывал себе под нос, а может, это птица тихо пела в кустах?

Минут через десять тропа вывела их на берег реки, лес кончился, дальше – на противоположном берегу – были поля до самого горизонта, там росло что-то желтое и высокое. Может, пшеница или рожь, Питер в этом не разбирался. А у леса стояло десятка два домиков, одноэтажные кирпичные строения. Типичная деревня, такая же, где жила Инга, и народ здесь был такой же – две женщины средних лет сидели на скамье и равнодушно смотрели, как Питер конвоировал их земляка, а трое мужчин, о чем-то спорившие перед закрытой дверью, замолчали и наверняка не могли взять в толк, что им надлежало делать в такой нестандартной ситуации.

«Господи, – подумал Питер, – обычная картина. Неужели я ошибся?..»

– Это Игорь Толоконников! – крикнул он. – Забирайте, мне он не нужен. А как зовут вас? Каждого! Сначала ты, потом ты, а потом ты!

Мужчины назвали себя, а Питер запомнил; самому младшему вряд ли исполнилось двадцать, а самому старшему, седому и лысоватому, было, скорее всего, больше пятидесяти.

– Олег Кардин!

– Николай Кожевников.

– Дмитрий Попов…

– Ружье у вас наверняка одно на всю деревню, – задумчиво сказал Питер. – И носите вы его по жребию, верно? Сегодня не повезло Игорю. А кому не повезет завтра?

– Мне, – сказал молодой Олег Кардин.

– Тогда возьми эту штуку, а то у Игоря нервный срыв, и доверять ему оружие я бы не стал. Может случайно нажать на курок, а потом ему прямая дорога в сумасшедший дом.

Питер протянул Олегу ружье, и тот застыл, мучительно соображая, что делать с оружием – день был не его, указаний на этот счет не поступало, вариантов решения было не два и даже не пять… Пришлось Питеру взять на себя и эту инициативу.

– Веди, – сказал он. – Где у вас старейшина? В смысле главный. Председатель. Шеф. Или как вы его называете?

– Мэр, – пробормотал Олег.

– Ну да, – улыбнулся Питер. – В таком огромном городе, как ваш, естественно, должен быть мэр. Веди.

Потоптавшись, Олег повернулся и, держа ружье, как палку, направился к единственному на всю деревню двухэтажному дому, отличавшемуся еще и тем, что фасад его украшали две нелепые дорические колонны, ничего не подпиравшие, но создававшие, видимо, впечатление величия – для местных жителей, конечно. Питер усмехнулся, увидев надпись поперек фасада, сделанную масляной краской: «Мэр города Баимова, Башкортостан, Россия».

«Только триколора на древке не хватало, – подумал Питер. – А может, его и вывешивают при каждом удобном случае. Наверняка вывешивают, жребий бросать не надо, все даты в календаре расписаны, а то, что России не существует, бабушка надвое сказала, точных указаний не поступало, и если у них так жребий выпал, то стране – быть…»

Вслед за Олегом Питер и Инга вошли в светлую прихожую, где стояло два потертых дивана с выпиравшими пружинами, большой круглый стол, покрытый скатертью, на которой спиралью вились желтые и рыжие цветочки, похожие на лютики, а в простенке между окнами, затянутыми полиэтиленовой пленкой, стоял настоящий книжный стеллаж, и что совсем удивительно, не пустой, а с книгами – большими и толстыми, маленькими и тонкими, относительно новыми и совсем потрепанными. Ноги сами повели Питера к стеллажу, ему и жребия не надо было бросать, даже если бы он – не приведи господь! – был таким же бивалентным, как прочие обитатели славного города Баимова, Башкортостан, Россия.

– Подумать только, – бормотал Питер, вытаскивая книги и ставя на место, – настоящий Сэлинджер… нет, вы поглядите, это же Достоевский две тысячи двадцать шестого года издания, за сколько же лет до Сверхновой? Ну да, пятнадцать…