Текст книги "Осквернитель"

Автор книги: Павел Корнев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 24 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]

Павел Корнев
ОСКВЕРНИТЕЛЬ

Часть первая
Темное пламя

Месяц Святого Фредерика Копьеносца

Год 989-й от Великого Собора

1

Меня зовут Себастьян Март, и последний раз я убил человека двенадцать лет, три месяца и семь дней назад.

Полагаете, гордиться здесь особо нечем?

Кому как, уважаемые, кому как…

Добропорядочному обывателю – нечем, но я еще в ранней юности связался с дурной компанией и неминуемо сгнил бы на каторге, не одумайся вовремя и кандалам арестанта не предпочти кирасу пехотинца. После – не лучше; после были годы работы на королевскую тайную службу и возвращение на городское дно, только уже не безызвестным жуликом, а главой собственной шайки.

Удивительная карьера для мальчишки, рожденного в семье потомственных сапожников; для того, чья жизнь заранее расписана от начала и до самого конца.

Ведь если не стрясется никаких глобальных потрясений, не приберет к рукам случившаяся вдруг война, не унесет мор, не зарежут в темной подворотне лиходеи, твой удел до самой смерти тачать сапоги и шить туфли. И отдать Святым душу в собственной постели в окружении многочисленных родных и близких.

Если не сопьешься, разумеется. Выражение «пьет как сапожник» вовсе не на пустом месте родилось.

Быть может, именно эта предопределенность и оттолкнула меня от семьи?

Первый раз я попытался перехитрить собственную судьбу, когда вместо монастырской школы начал день-деньской пропадать в компании малолетних оболтусов на узеньких улочках припортовой округи. И сгинуть бы юному Себастьяну с ножом меж ребер в какой-нибудь темной подворотне, кабы не розги святых отцов да тумаки родного папаши. Впрочем, окончательно и бесповоротно наставить меня на путь истинный не сумели ни учителя, ни семья: уже в тринадцать лет я начал работать на господина Оша – скупщика краденого и ростовщика, за свою деловую хватку прозванного Мешком Костей.

Четыре года я собирал слухи, вел счета, выбивал долги и пристраивал к делу нужных людей и в итоге стал правой рукой старого хрыча, но, когда меня самого прихватили на горячем, он пальцем не пошевелил, чтобы добиться освобождения погоревшего подручного. Наоборот – попытался утопить еще глубже. При таком раскладе на каторге было не продержаться и декады; единственным способом избежать заточки в бок стала вербовка в королевский пехотный полк.

Глупость несусветная, и судьба-злодейка тихонько посмеивалась в кулачок, подсчитывая шансы восемнадцатилетнего юнца уцелеть в бойне, деликатно именовавшейся в официальных кругах Закатной кампанией. И посмеивалась неспроста: после битвы на Лемском поле наша сотня превратилась в полторы дюжины калек. Удивительное дело – мне тогда повезло отделаться парой царапин.

И повезло вдвойне, когда столь поразительную удачливость отметил вербовщик королевской тайной службы. Надо ли говорить, что на его предложение поработать в интересах Короны я согласился без колебаний и раздумий? Возвращаться обратно на передовую не было ни малейшего желания.

И понеслось! Разъезды и переезды. Слежка и вербовка. И убийства конечно же – куда без них?

За пару лет я исколесил Святые Земли вдоль и поперек, везде и всюду оставляя за собой трупы и нераскрытые преступления. Самому тоже доставалось не раз и не два, но как-то выкручивался, уходил, запутывал следы, зализывал раны…

А потом в далеком Лансе к власти пришли последователи культа Единения, и случилась большая война. Еретики всерьез вознамерились распространить свое влияние на все Святые Земли и в этом стремлении едва не преуспели.

И немудрено – ведь помогали им сами бесы.

Таинственный Жнец вселял нечистых в тела людей, чьи души от рождения обладали связью с потусторонним, и ни экзорцисты ордена Изгоняющих, ни экзекуторы «Пламенной Длани» оказались не способны противостоять темной волшбе Высших.

Я столкнулся с подобной тварью за год до войны, столкнулся – и, полагая, будто имею дело с обычным бесноватым, решил проблему привычным для себя образом, с помощью заточки.

И тогда вырвавшийся из бренного тела бес проник в мою душу!

Обитатель Бездны рассчитывал полностью подавить волю человека, но вместо этого сам попал в плен. Мне удалось запереть нечистого в своей душе; там он и пребывает до сих пор. И пребывает не один, а в компании собратьев по несчастью – подобный трюк затем приходилось проворачивать не раз и не два.

Но, как бы то ни было, в войну с Лансом мы вступили, не зная о противнике ровным счетом ничего. По крупицам собирали информацию, хватались за любую ниточку и в итоге сорвали банк – отыскали оружие, способное не просто уничтожать тела Высших, но дотла выжигать саму их суть. Обитатели одного затерянного в Старом море островка, прозванного впоследствии Дивным, наполняли клинки столь жгучей тьмой, что ее призрачный пламень заставлял бесов вспыхивать и сгорать ничуть не хуже, чем случайная искра воспламеняет пересушенное на солнце сено.

Проклятые наконечники были овеществленным злом, но надо ли говорить, что мы без колебаний пустили их в ход?

Для начала проредили ряды Высших, потом добрались и до Жнеца.

Нас было шестеро. Ваш покорный слуга. Жулик и мошенник Якоб Ланц. Угодивший в жернова войны обычный паренек Карл Вадер. Гениальный лучник Эдвард Рох. Перебежчик и потомственный чернокнижник Густав Сирлин. А еще – капитан гвардии великого герцогства Довлас Ричард Йорк, жизнь в котором долгие годы поддерживали лишь сквернада любовь к своей госпоже.

Именно Ричард Йорк спас нас всех, сгинул в Бездне, но – спас.

И все постепенно вернулось на круги своя. Постепенно, понемногу, но вернулось. И я вновь начал колесить по Святым Землям, только теперь уже в чине начальника разъездной группы. Точнее – труппы, сплошь состоявшей из циркачей бродячего балагана.

Первое время нам сопутствовала удача, и разорившийся антрепренер Себастьян Март, акробатка и танцовщица Берта, старый фокусник Гуго и развлекавший публику трюками с огнем и ножами Валентин Дрозд несколько лет выходили сухими из воды. После к труппе прикрепили Марка Бонифация Тарнье, и только-только окончивший семинарию экзорцист по уши влюбился в Берту, но проблемой это не стало.

Просто не успело ею стать.

Нас переиграли. И ладно бы ночная гвардия Драгарна, нет – в спину ударил уцелевший при разгроме еретиков Высший. Труппа сгинула, спасти удалось лишь Берту, да и ту отравил Тьмой чересчур любвеобильный чернокнижник, когда пытался заполучить в коллекцию ее лицо.

Карьера моя, разумеется, отправилась псу под хвост, более того – в итоге мы с Бертой оказались разменной монетой в хитрой дворцовой интриге, которую затеял глава тайной службы Малькольм Паре. К счастью, ему удалось переиграть высокопоставленных вельмож, наладивших поставки дурмана с острова Дивный, и вместо виселицы мы получили шанс начать новую жизнь.

Берту приставили нянькой к отпрыску сгинувшего Ричарда Йорка; мне предложили пойти по стопам прежнего работодателя – Мешка Костей. Себастьян Март исчез, на смену ему явился Себастьян Шило, главарь шайки, через которую на сегодняшний день проходит большая часть контрабандных поставок пахартского опиума.

При этом я не забываю тайную службу, а тайная служба не забывает меня.

Покровительство оказывается в обмен на информацию и золото, и сотрудничество это в полной мере устраивает обе стороны. Все довольны, только вот в душе моей гнездятся бесы, я не переношу колокольного звона и боюсь зеркал, из которых в мир людской украдкой заглядывает сама Бездна. И пусть пока удается удерживать нечистых на коротком поводке, но с каждым годом это требует все больших и больших усилий.

Именно поэтому я больше не убиваю людей, именно поэтому давно отринул Скверну, именно поэтому каждую декаду прихожу сюда и выворачиваю душу наизнанку.

Просто не хочу потерять самого себя.

Так помогите мне в этом, Святые! Дайте сил и уберегите от ошибок!

Я поднялся с колен и оглядел полутемное помещение молельного дома; ряды скамей, светильники с потушенными уже свечами, на стенах – образа Святых. Тишина, спокойствие, умиротворенность.

Благодать, что рассеивает Скверну и помогает держать бесов в узде.

– Себастьян… – подступил невысокий и сутулый священник, в плохо подогнанном к его нескладной фигуре одеянии.

– Благословите, святой отец, – склонил я перед ним голову.

Тот легонько прикоснулся к моей макушке, прошептал слова короткой молитвы, и вдоль позвоночника ровно металлической щеткой провели, а в груди защемило, и накатило неуловимое ощущение счастья, слегка приправленного малой толикой печали.

– Да хранят тебя Святые, Себастьян, – произнес священник, отнимая руку.

– Благодарю, отче, – произнес я, чувствуя, как отпускают тревоги и заботы.

Вот ведь! Вроде и никаких причин для беспокойства нет, а скрутило всего, будто перед непогодой. И не суставы крутит, – нутро.

С чего, почему – непонятно.

– Себастьян! – тронул меня за плечо священник.

– Да? – встрепенулся я, стряхивая задумчивость.

– Сегодня мы проводим всенощную службу во здравие герцога Гастре, не желаете присоединиться?

Я покачал головой:

– К сожалению, отче, меня ждут в другом месте.

– Не беда, – мягко улыбнулся священник. – Приходите чаще, вам всегда здесь рады.

– Обязательно, – пообещал я, хоть прекрасно знал, что в следующий раз появлюсь тут через декаду, и ни днем раньше.

Попрощавшись со священником, я распахнул тяжеленную дубовую дверь, шагнул под сыпавшее мокрым снегом небо, и тотчас из темноты выступил невысокий жилистый паренек.

– Плащ, мастер? – уточнил телохранитель, расправляя приготовленное для меня теплое одеяние.

– Не стоит, Ори, – покачал я головой и забрал у него лишь трость с массивным серебряным набалдашником. – Не холодно.

Зимы в Стильге по обыкновению своему мягкие, не стала исключением и эта. И пусть слякоть, промозглый ветер с моря и вечная морось опостылели хуже горькой редьки, но лучше уж так, чем лютые морозы полуночных земель.

Мы вышли за ограду молельного дома, и слонявшийся там бугай с ломаным носом и приплюснутыми ушами бывалого кулачного бойца немедленно юркнул в ближайшую подворотню. Тотчас послышалось лошадиное всхрапывание, мягко зацокали по мостовой подкованные копыта, и на улицу вывернула запорошенная снегом карета.

Крепыш придержал лошадей и пробасил:

– Порядок, мастер.

– В королевские термы, Гастон, – распорядился я и забрался на обтянутую кожей скамью. Ори захлопнул дверцу, после вскочил на запятки, и, раскачиваясь на неровной брусчатке, карета тронулась в путь.

За оконцем проносились подсвеченные фонарями здания с островерхими крышами, изредка на фоне темно-серого неба мелькали колокольни молельных домов, а вот горожане на глаза попадались нечасто. Оно и немудрено – погода собачья, по бульварам и скверам уже особо не погуляешь. Зимой обыватели все больше по кабакам горячим вином согреваются.

А я вот в королевские термы еду.

Выстроены те были еще дедом нынешнего монарха и по праву считались гордостью столицы. Комплекс из нескольких монументальных строений включал в себя огромную помывочную для городской бедноты, гильдейские залы и отдельные кабинеты богатеев, а по большим праздникам туда наведывались и титулованные особы.

Особой популярностью термы по понятным причинам пользовались поздней осенью и зимой. В холодные ненастные вечера горожане сначала грели косточки на горячих камнях, а потом расползались по окрестным питейным заведениям и принимали там согревающее уже внутрь.

Для такой погоды – лучше не придумаешь, но я ехал в термы совсем по другому поводу.

Тягучий гул главного колокола монастыря Святой Терезы прокатился над городом, когда карета уже вывернула на проспект Святого Огюста. Звякнуло оконце; звук пронзил, смял и враз вывернул наизнанку измученную душу.

Будь внутри хоть крупица скверны, – неминуемо разбил бы паралич, да я и так едва не сполз с сиденья на пол, стоило умчавшемуся прочь звону вернуться раскатистым эхом и нанести новый удар. Скрипнули зубы, ладонь до боли стиснула серебряную рукоять трости, рубаха на спине вмиг промокла от пота.

Тут, на мое счастье, карета выехала на мост через Эверь, но передышка долго не продлилась: как только серая гладь воды осталась позади, тишину опустившегося на Акраю вечера разметала лихорадочная какофония.

Умер! Умер! Умер! – трезвонили колокола монастырей.

Умер! Умер! – подхватывали звонари молельных домов.

Умер! – басовито разносилось от монастыря Святой Терезы.

Умер не кто-нибудь, а герцог Гастре, королевский канцлер. Человек, руководивший государством последние три десятка лет. Скончайся сейчас его величество Грегор Четвертый – и то треволнений вышло бы меньше.

– Примите, Святые, душу его светлости, – прошептал я, кое-как отдышавшись.

После прикрыл глаза и усилием воли заставил успокоиться ворочавшихся в глубине души бесов. А когда корчившиеся в судорогах нечистые наконец затихли, вытащил из нагрудного кармана камзола носовой платок и промокнул сочившуюся из ноздри кровь.

Уф! Пожалуй, так сильно меня с Лема не прихватывало. Помню, когда по поводу мора колокола заголосили, чуть сердце не остановилось, будто у нежити какой.

У нежити? Тьфу-тьфу-тьфу, чтоб не сглазить…

Понемногу в голове прояснилось, виски перестало ломить, пропали мельтешившие перед глазами точки, а там уже и карета остановилась.

Гастон без промедления распахнул дверцу, Ори протянул плащ. Я накинул на плечи теплое одеяние, зябко поежился и глянул в хмурое небо, с которого сыпалась то ли морось, то ли мелкий мокрый снег.

– Все в порядке? – забеспокоился Ори.

– В полном, – подтвердил я и, тяжело опираясь на трость, направился к королевским термам. Парни двинулись следом.

У центральных ворот по обыкновению толпились многочисленные нищие; не обратив внимания ни на их протянутые руки, ни на выставленные напоказ язвы и увечья, мы зашли за ограду и миновали сначала вход для простолюдинов, а потом и куда более богато украшенное крыльцо для знати. Обогнули длинный пристрой, из труб на крыше которого валили клубы дыма, и очутились у неприметной двери черного хода.

Я постучал рукоятью трости и обернулся к парням.

– Встречайте как обычно, – наказал им, заслышав лязг засова.

– Сделаем, – кивнул Ори и принял от меня плащ, но с места не сдвинулся.

Хорошие ребята. Исполнительные. Явно ведь не терпится в близлежащую рюмочную для челяди завалиться, но нет – стоят под снегом, марку держат.

– Идите уже! – отпустил я охранников и шагнул к ребятам не столь габаритным и приметным, но ничуть не менее исполнительным. Парень с фонарем для начала внимательно вгляделся в мое лицо и только потом приказал коллеге со связкой ключей на поясе:

– Проводи.

Тот запер входную дверь и обшарпанными коридорами повел меня в глубь служебных помещений. Вскоре я окончательно потерялся в лабиринте путаных переходов, а вот провожатый здесь прекрасно ориентировался и через пару минут блужданий уверенно свернул в неприметный закуток. Там он отыскал на связке нужный ключ, отпер дверь и посторонился, освобождая проход:

– Проходите.

Я переступил через порог; дверь немедленно захлопнулась, скрипнул замок.

Говорю же – исполнительные.

Опустившись на скамейку, я вытащил из-за голенища шило с трехгранным клинком в пол-локтя длиной, стянул грязные сапоги и уже босиком прошел к массивному шкафчику, сколоченному из потемневших от времени дубовых досок. Убрал на верхнюю полку заточку, туда же кинул перчатки, а камзол аккуратно расправил и повесил на плечики.

После отцепил от пояса чехол с коротким, загнутым наподобие звериного когтя ножом и не удержался, чтобы не обнажить его и не полюбоваться обоюдоострым клинком, черным и недобрым, словно осенняя полночь.

Традиционное пахартское оружие мне лет пять назад подарил тамошний деловой партнер, и нож этот, как ни удивительно, показал себя в деле с самой лучшей стороны. Изогнутое лезвие не только пугало своей необычностью, но и позволяло контролировать глубину реза, а это бесовски важно, когда собираешься пустить кровь без риска отправить жертву к праотцам.

Игрушка? Вот уж не сказал бы. При некоторой сноровке такой игрушкой ничего не стоило в мгновение ока разделать человека, будто сельдь; и к тому же моей вотчиной был пахартский квартал, и ритуальный клинок туземного божка смерти одним своим видом наводил на местных обитателей самый настоящий ужас.

Но полюбовался – и будет.

Чехол с клинком отправился к шилу; я стянул рубаху и брюки, избавился от исподнего и встал напротив ростового зеркала, с задней стороны, как знал доподлинно, помеченного печатью-благословением ордена Изгоняющих. Глянул на собственное отражение и лишь покачал головой.

Наружность худощавого господина средних лет с холодными глазами и соломенного оттенка волосами можно было бы счесть даже неприметной, кабы не впечатляющая коллекция шрамов, белыми рубцами расчертивших все тело.

Какая общая помывочная, о чем вы?

Я криво ухмыльнулся, обмотал вокруг бедер банное полотенце и толкнулся во внутреннее помещение. Слегка разбухшая дверь распахнулась с резким скрипом; двое сидевших за столом парней смерили меня подозрительными взглядами, но сразу успокоились и вернулись к прерванной игре в кости.

Ну да – без верхней одежды спутать меня с кем-то другим довольно проблематично.

Откинув перегородившую проход тяжелую занавесь, я распахнул следующую дверь и очутился в просторной комнате с накрытым столом. В одном из хрустальных бокалов на донышке уже алели остатки вина, поэтому задерживаться там я не стал, привычной дорогой прошел мимо бассейна, от которого так и тянуло холодком ледяной воды, и шагнул в парную.

Горячий, насыщенный влагой воздух немедленно окутал со всех сторон, при малейшем движении он обжигал кожу, и по спине, плечам и груди заструились капельки воды.

Ух, хорошо!

Хорошо – да, но где же гостеприимный хозяин?

Господин заместитель главы дворцовой Охранки обнаружился в небольшой нише, где он полулежал на каменной плите, откинувшись спиной на облицованную мрамором стену.

Слегка погрузневший за последние годы, с ярко-рыжей шевелюрой и унизанными многочисленными перстнями пальцами Джек Пратт обыкновенно походил на преуспевающего жулика. Обыкновенно – но только не в термах.

Все его тело от пяток и до шеи покрывали затейливые татуировки, свободными от цветных наколок оставались только лицо и кисти рук. Цитаты из Святых писаний, символы веры, пентакли и совсем уж непонятные закорючки сплетались в единую картину и производили на неподготовленного зрителя впечатление просто неизгладимое. Да и мне от них, честно говоря, всякий раз становилось не по себе.

Впрочем, справедливости ради стоит отметить, что столь вызывающая нательная роспись не была личной прихотью моего рыжего приятеля, а являлась вынужденной мерой, если не сказать служебной необходимостью.

В обязанности Пратта как заместителя главы Охранки входила защита от потустороннего воздействия дворцовой челяди и придворных, а скверна прилипчива донельзя – сам не заметишь, как в душе бесы гнездо совьют. Поэтому все татуировки Джека имели вполне утилитарное предназначение: одни защищали от гипноза, другие предохраняли от сглаза, третьи не давали навести порчу. «Нательные знаки как защита от Скверны».

– Падай, рыжий! – поприветствовал меня Джек шлепком ладони по мраморной плите рядом с собой.

Я осторожно опустился на теплый камень и сообщил:

– Канцлер умер.

– Мне доложили, – кивнул Пратт и нервно потеребил вислый ус.

Джек был одним из двух людей, кто доподлинно знал о моем сотрудничестве с Малькольмом Паре, потому я спросил у него напрямую:

– И что теперь будет?

– Похороны, вестимо, – отшутился рыжий пройдоха, поднялся на ноги и предложил: – Пойдем, помянем его светлость.

Выйдя из парной, мы окунулись в ледяную воду бассейна, наскоро обтерлись и расположились за столом. Там Джек разлил по рюмашкам крепленое красное вино, традиционное для закатных провинций Драгарна, пригубил сам, выжидающе посмотрел на меня.

Я отхлебнул рубинового напитка, и на языке будто цветок расцвел. Наслаждаясь богатым насыщенным вкусом, маленькими глотками допил вино и напомнил:

– Ты не ответил на мой вопрос.

– Не ответил, – подтвердил старинный приятель и с задумчивым видом взял с тарелки тонюсенький ломтик сыра. Отправил его в рот, прожевал и вздохнул: – Не знаю, Себастьян, что теперь будет. Просто не знаю.

– Все так запущено?

Пратт неопределенно пожал плечами и вновь наполнил бокалы.

– Идем? – спросил он после.

Я потер неровный шрам, тянувшийся от левого запястья и до локтя, и поднялся из-за стола:

– Идем.

Мы вернулись в парную, уселись на разогретую мраморную плиту и какое-то время просто наслаждались накатившим со всех сторон теплом. Зная своего рыжего приятеля как облупленного, я разговор возобновлять не спешил и в итоге не прогадал: Пратт пригубил вино и вдруг с нескрываемой горечью произнес:

– Знаешь, герцог Гастре относился к придворным как к колоде карт. Тасовал их по своему усмотрению, и никто даже пискнуть не смел. – Джек сделал глоток и устало вытянул ноги. – А теперь на смену железному старику в канцлеры метят кронпринц Иоанн, которого готовили-готовили к вступлению на престол, да так и не подготовили, и его желчный дядюшка, полагающий, будто его плешивая макушка станет куда лучше смотреться с короной!

Я задумчиво кивнул, принимая услышанное к сведению.

Кузен его величества принц Августин никогда своих притязаний на трон особо не скрывал, но при жизни канцлера никаких активных действий в этом направлении не предпринимал, лишь изредка шокируя высший свет резкими, явно провокационными заявлениями. Официальный же наследник Грегора Четвертого – его племянник кронпринц Иоанн – полагал свою будущую коронацию делом решенным и участию в государственных делах предпочитал разгульную жизнь в фамильном охотничьем замке.

Поговаривали, правда, будто сбежал он туда вовсе не от политики, а от оставленной в столице супруги. Ладно, хоть наследников перед этим настрогал…

– И они еще будут указывать мне, как надо работать! – продолжил распаляться Джек Пратт. – Они! Мне!

– Указывают, да? – про себя посмеиваясь, округлил я глаза.

– Да что с тобой разговаривать! – влет раскусил мою игру Джек, который до перехода в Охранку работал шпиком надзорной коллегии и видел людей насквозь. – Тебе, Себастьян, только бы позубоскалить, а у меня голова от них пухнет! Орут и приказывают! Приказывают и орут! И все – невпопад! – Пратт вздохнул и махнул рукой: – Ай, да что я распинаюсь, один бес, тебе не понять!

– На меня не покричишь, да, – подтвердил я, сделав очередной глоток вина.

Приятель задумчиво глянул на свой бокал, потом неопределенно хмыкнул и опрокинул в себя его содержимое.

– Тебе хорошо, – вздохнул он, поднялся с мраморной плиты и зашагал на выход.

Я – следом.

Вода в бассейне на этот раз обожгла холодом горного ручья, но я все же немного поплавал и даже окунулся с головой, прежде чем выбраться наружу. После прошел в комнату отдыха, а там Джек уже разлил нам по новой.

– За его светлость! – объявил он, залпом выпил вино и плеснул себе еще.

У меня в голове уже шумело, поэтому я торопиться не стал и лишь слегка пригубил ароматный напиток.

Хорош, зараза, но больно уж крепкий.

– А хуже всех герцог Арно! – продолжил Пратт разговор о наболевшем.

Я о внучатом племяннике его величества был немало наслышан, потому лишь приподнял брови, демонстрируя заинтересованность.

Джек потянулся всем телом, и украшавшие его тело татуировки поползли, подобно живым змеям, свиваясь в новый узор.

– Герцог Арно! – будто сплюнув, повторил Джек и вдруг резко вскинулся, даже расплескав вино. – Слышал о «Червонном клубе»? – спросил он, отряхивая руку.

– Доводилось, – подтвердил я.

В свое время это сборище бездельников и вертопрахов из высшего света наделало много шума, но, поскольку верховодил там старший сын кронпринца Иоанна, распоясавшимся юнцам сходили с рук все их пьяные выходки.

– А знаешь, почему их разогнали? – прищурился захмелевший Джек.

– Нет, – ответил я, сделал очередной глоток и облокотился на стол. – История об этом умалчивает.

– Ну, еще бы! – фыркнул Пратт, которого просто распирало от желания выговориться. – Всем посвященным было строго-настрого приказано держать язык за зубами! – Рыжий замолчал и с кислым видом оглядел заставленный закусками стол.

Я разлил остатки вина, убрал под лавку пустую бутылку и попросил:

– Ты продолжай, продолжай…

Джек прожевал ломтик сыра и вытер пальцы о полотенце.

– Они устроили оргию, – сообщил он и, предвосхищая неизбежный вопрос, добавил: – В тронном зале.

– Лихо, – усмехнулся я и переложил себе на тарелку уголок рыбного пирога.

– Это еще что! – фыркнул Джек и вдруг одернул меня: – Эй! Ты брюхо набивать сюда пришел? Открывай новую бутылку!

Я срезал сургуч и принялся вкручивать штопор в пробку.

– Так что там с герцогом? – спросил, прежде чем с приглушенным хлопком откупорить бутылку. – Выкладывай уже, не томи!

Пратт принял наполненный бокал и только тогда ухмыльнулся:

– Да ничего такого, просто герцог свою тогдашнюю пассию сношал не где-нибудь, а на троне.

– Ох ты! – Я аж вином поперхнулся и покачал головой: – Предупреждать надо!

– Канцлер, когда об этом узнал, просто дар речи потерял, – продолжил Джек. – Ну, и вправил молокососу мозги. – Рыжий помолчал и печально добавил: – Уж лучше б не трогал…

– Чего так? – удивился я, прекрасно понимая, каких усилий стоит замять подобного рода скандал.

– А того, что после этого нагоняя наш вьюноша решил поиграть в солдатиков и упросил папеньку выправить ему патент полковника королевских уланов. Для кронпринца, сам понимаешь, это как для нас на углу пирожок купить.

– Так понимаю, в уланах герцог надолго не задержался? – предположил я, накладывая себе на тарелку разных сыров.

– Пару лет перекантовался, а потом ему новая блажь в голову ударила. Теперь в рыцарей плаща и кинжала играет, – зло процедил Джек и резко черканул себя ребром ладони поперек горла. – Вот где у меня его кадры!

– Подожди, подожди! – Я припомнил название не так давно созданной службы по охране королевской фамилии и спросил: – Ты о Пурпурной палате, что ли?

– О ней, – подтвердил Пратт. – Представляешь, им на землях дворцового комплекса свою территорию выделили, куда не только моим людям ходу нет, но и Охранке вообще! А ведь там и сам герцог пребывает, и папенька его, кронпринц, на время визитов в столицу останавливается! И как мне свою работу теперь выполнять, а?! Вот ты скажи – как?!

– Дела! – покачал я головой. – Слышал, у них даже тюрьма собственная?

– Да какая там тюрьма, – досадливо отмахнулся Джек. – Старую скотобойню на окраине перестроили, вот и вся тюрьма. Да пусть они в городе что угодно творят, только не на моей земле, понимаешь?!

– Понимаю.

– И мне ведь еще повезло! Наше третье управление этот сучий выкормыш полностью под себя подмял!

– Охранка теперь политикой не занимается, что ли?

– Давно уже! Пурпурная палата – это, по сути, наше третье управление и есть. Карла Готье помнишь?

Я покопался в памяти и отрицательно качнул головой:

– Нет, не пересекались.

– Он, как и я, заместителем был, теперь в начальники выбился. Любимчик герцога Арно, чтоб ты знал. Зазнался, сил никаких нет! Терпеть их не могу; как увижу, трясти начинает! Собственными руками передушил бы всех!

– Давай выпьем, – предложил я, желая хоть немного остудить приятеля. – А потом в бассейн.

– Может, лучше девок вызовем? – загорелся Пратт.

– Да ну их! – отказался я. – Они у тебя дикие какие-то, опять полезут на стол голышом танцевать и всю посуду перебьют. Нормально сидим, не суетись.

Рыжий пройдоха посмотрел на меня с хитрым прищуром и ехидно выдал:

– Что – годы свое берут?

– На себя погляди! – отшутился я без всякой обиды на пустяковую в общем-то подначку. – Вон пузо какое отрастил!

– Не пузо, а животик, – парировал Джек и достал кисет. – Солидному господину в моем возрасте без животика никак.

– Ну-ну.

– Тебе самому пора уже животиком обзавестись, – продолжил глумиться рыжий, набивая трубку. – А то за последние десять лет совсем не изменился; тощий – будто пацан какой.

– У меня все в голову идет, – возразил я, постучав себя по виску полусогнутым пальцем.

– Помойка у тебя там, что ли? – развеселился заметно опьяневший Пратт и выдохнул в мою сторону струю пахучего дыма.

– Сейчас по шее получишь! – предупредил я, но со скамьи подниматься не стал, прекрасно осознавая, что на деле не сильно трезвее приятеля. Еще не хватало без всяких девок стол перевернуть.

– Так что насчет юных прелестниц? – вновь завел Джек свою шарманку.

– Хватит, солидный господин, завязывай. Сам же говоришь – не мальчик уже. Откуда столько прыти?

– Да загорелось чего-то, – признался Пратт и отложил резную трубку на пустую тарелку. – Это из тебя твои пассии все соки выжимают, а я живой человек.

– Какие еще пассии? – насторожился я.

– Как какие? – уставился на меня рыжий пройдоха. – К циркачке наведываешься? Наведываешься. А еще эта певичка фигуристая…

– Ну-ка стой! – Я подался вперед и хлопнул ладонью по столу. – Откуда знаешь?

– О чем? – захлопал Джек глазами, напуская на себя простодушный вид, но меня так легко было не провести.

Свои любовные дела никогда с ним не обсуждал. Так какого беса?

– Следил за мной? – потребовал я ответа.

– Побойся Святых!

– Тогда откуда знаешь?!

Джек замялся, потом нехотя произнес:

– Так получилось. Ну, ты понимаешь…

– Нет, не понимаю! – нахмурился я. – Как могло получиться такое? Давай колись!

– Остынь! – потребовал Пратт. – Делать мне больше нечего, как за твоей рыжей мордой следить! Просто свел один подопечный с небезызвестной тебе Ингой Лафо тесное знакомство, вот и пришлось круг ее общения прошерстить. Так на тебя и вышли.

– И насколько тесное это знакомство? – уточнил я без какой-либо, впрочем, ревности. Прима королевской оперы Инга Лафо хоть и была моей давней знакомой, но мы просто иногда проводили вместе время и не более того.

Джек лишь плечами пожал:

– Теснее не бывает.

– Твой подопечный, значит? – хмыкнул я. – Не просветишь – кто?

– И не думай даже! – отрезал Пратт. – Давай не будем смешивать личные отношения с работой, ага?

Я отпил вина и покачал головой.

– Крайне недальновидно с твоей стороны, – укорил Джека. – Вот столкнусь я с этим твоим подопечным у дверей Инги да отвешу ему сгоряча тумаков, а потом выяснится, что это был кронпринц Иоанн, и на меня всех собак навесят. И кому от этого лучше будет?

Рыжий пройдоха при этих словах закашлялся и поспешно приложился к стакану с вином.

– Ты чего? – удивился я.

– Ничего, – ответил Джек, отдышавшись. – Поперхнулся просто.

– Подожди-ка! – На меня будто наитие снизошло. – Это и в самом деле кронпринц Иоанн?!

– Я тебе ничего не говорил, – быстро произнес Пратт. – И поосторожней там, понял? Его охрана шуток не понимает. За ним теперь не мои люди ходят, герцог Арно к папеньке дуболомов из своей Пурпурной палаты приставил.