Текст книги "Сила времени"

Автор книги: Павел Миллер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 10 страниц)

XVI

Холод металла ножниц, разрезающих бинт на ноге, был не очень приятным, и Макс, пересиливая своё отвращение, смотрел за каждым их движением, как будто что-то необычное хотел увидеть под гипсом. Однако доктор, разрезав немного бинта, сказал ему:

– Встань и наступи на ногу. – Больной, первый раз после такого периода, поставил ногу на пол и встал на неё, но боли не было.

– Чувствуешь боль?

– Нет, совсем не чувствую, только в гипсе непонятно: как будто стоишь на нём, а не на своей ноге.

– Встань полностью на больную ногу, – Максим встал, – не больно? Голова не кружится?

– Да нет, всё нормально!

– Тогда садись, будем снимать гипс. – Он смотрел, как доктор разминал руками какую-то темную, посиневшую ногу. Ощущения были очень странными.

– Пошевели пальцами, теперь стопой. Что чувствуешь? Нет такого ощущения, что внутри что-то лишнее мешает?

– Нет, только ощущения какие-то странные, как будто нога не твоя.

– Так всегда бывает, ведь ты уже долго не ходил, даже не наступал на ногу. Не переживай! Это скоро пройдет. Давай попробуем встать только сначала на здоровую ногу. Вот, осторожнее. – Он стоял на здоровой ноге, все еще не решаясь наступать на ногу без гипса.

– Она кажется такой легкой, даже непривычно.

– Наступи на нее медленно.

Закрыв глаза, чтобы лучше чувствовать, Макс поставил ногу на пол, ощутив холод.

– Встань на обе ноги, чего ты боишься?

– Я же стою. – Возразил Максим.

– Давай – давай. Не бойся, – добавил папа, стоящий за спиной, и Макс уже как нужно наступил на больную ногу. В следующий момент он ощутил резкую, пронизывающую боль от пятки и до головы, а затем, уже ничего не чувствуя, упал на пол, опрокинув стул. Папа хотел поймать его, но сын совершенно расслабленный, согнулся, и всё равно упал на пол как бы сидя. Тогда доктор и папа осторожно подняли и посадили его на стул, ожидая, когда придет в себя. Понемногу сознание возвращалось, ощутив какую-то душевную боль внутри себя, нежели физическую, понимая её даже какую-то полезность и необходимость. Вдруг его затрясло и стало трудно дышать, а открыв глаза, увидел доктора, сующего в нос вату с нашатырным спиртом.

– Уберите! Всё, мне уже лучше! Всё хорошо.

– Где тебе было больно?

– От пятки и до самой макушки, как будто в нее что-то воткнули очень длинное так резко, что потом я уже ничего не чувствовал.

– Сейчас тебе нужно еще больше лежать, понял? Тебе теперь снова учится ходить. Дома будешь потихоньку, с палочкой пробовать. Как только устанешь, сразу же в кровать, ты понял меня?

– Да-да, я всё понял: ходить постепенно и больше отдыхать.

– Молодец, но помни, что ногу перетруждать нельзя, потому что заросшая трещина – это еще слабенький хрящик. Если ты его нарушишь, то уже не будешь вообще нормально ходить. Хорошо если нога вообще будет сгибаться. Так что отнесись к этому серьезно, ты уже взрослый.

– Вы не переживайте, я всё понял: до машины так допрыгаю, а ходить буду пытаться только дома и понемногу.

– На улицу пока не выходи – очень скользко и опасно, даже не думай. Потерпишь – ничего с тобой не случится. Весной, когда снег уже растает, пойдёшь.

– А если будет тепло, можно хоть у подъезда на лавочке посидеть – подышать свежим воздухом, хоть минут двадцать?

– Это можно. Через месяц нужно будет ещё раз ко мне приехать, чтобы сделать снимок и посмотреть, как срастается кость. Не забудьте, – больше к отцу, чем к сыну, который уже допрыгал до двери кабинета, сказал доктор.

– Хорошо, я его привезу, до свидания.

Максим прыгал по коридорам больницы, а все с удивлением смотрели на него.

– Да не надо папа, я сам допрыгаю, не держи. – Только на высоком крыльце он остановился и сказал, – пап, подержи, пожалуйста, вот так же я и сломал ногу. Зачем рисковать?

Уже сидя в машине, стало неудобно: нога ещё не привыкла без гипса, и ему трудно было сразу к этому привыкнуть. Макс решил не думать об этом, может тогда станет легче…

– Как себя чувствуешь? – Было ясно – папа переживает за него.

– Такое ощущение, что голова уже никогда не перестанет кружиться.

– Тебе что плохо? – Папа остановил машину.

– Пап, поехали. Я уже хочу походить.

– Ты сейчас ляжешь у меня спать, а завтра будешь ходить. Куда ты вечно гонишься, время все равно не обгонишь. Тебе сколько раз уже говорил – всему своё время. Делать надо всё вовремя, не торопясь.

– Спасибо. Я понял, только сильно не переживай, все будет хорошо. Надо спать. Значит, лягу, что тут поделаешь?

– Вот и славно. Только мать не расстраивай, договорились?

– Ты же знаешь, что она сама расстраивается из-за всего, что я с этим могу поделать? Не знаю.

– Она говорит, что ты её не слушаешь.

– Но как, папа, я же делаю всё, что она скажет. А как можно что-то делать из того что она хочет, даже не слушая?

– Я уже не знаю что думать: она одно говорит, ты – другое. Кому верить?

– Только себе и Отцу, пап. Себе – потому что ты знаешь: что делаешь и как делаешь. Отцу потому, что Он тебе в этом помогает или вообще всё делает за тебя.

– Людям вообще не верить?

– Да как же им верить, если думают одно, говорят – другое; хотят третье, делают противоположное, а потом обвиняют кого-то в том, что у них ничего не получилось! Всех, кроме самих себя. Как можно верить ничему?

– Тоже верно. Откуда ты это знаешь, Макс?

– Это все видят и знают, только признавать не хотят свои ошибки.

– Так у каждого человека есть право на ошибку. Так ведь? Или нет. Как ты сам считаешь?

– Нет никакого права! Кто дал человеку такое право? Только он сам. Вот смотри: как можно делать что-то, зная, что это делать нельзя, что нужно по-другому. Сделать это всё равно, бояться, чтобы это не увидели, а когда тебя уже ткнут носом и скажут: зачем ты так сделал? А ты им ответишь: “У каждого есть право на ошибку!” Разве это правильно, папа?

– Да, сынок. Я полностью с тобой согласен! Ты лучше скажи мне: откуда ты все с такой точностью видишь и понимаешь, даже я не мог знать этого – именно так себе это объяснить: доступно, просто и легко. Ведь это так мудро звучит, что я даже и не знаю: что же мне теперь думать.

– Не бери в голову просто нужно называть вещи своими именами: не так, как ты о них думаешь, а так – какие они есть на самом деле. Вот видишь, ты тоже думал по-другому, неправильно, и где-то искал ответ на этот вопрос. Но не нужно искать нигде, как только в себе самом.

– Как? Что-то я тебя не совсем понимаю, Максим. Объясни поподробнее.

– Вот смотри. Сейчас мы приедем домой, я буду дома или спать, или заниматься, или читать, хоть что. Ту же музыку слушать или смотреть телевизор – не важно. Мама тоже дома, так? Ей хочется со мной пообщаться, а я все время занят: сижу в комнате с закрытой дверью, а ее это раздражает: когда человек вот он – рядом! Но в то же время и очень далеко от неё. Ты же знаешь, мне всегда что-то нужно делать, что болтать ни о чём, я терпеть не могу. А маме хочется пообщаться. Мне – нет, и это начинает её раздражать, задевать изнутри, тогда она уже не управляет собой.

– Каким образом такое может быть?

– Вот так оно и есть, папа, на самом деле, когда она возьмет и откроет двери, скажет мне, чтобы я их не закрывал, а сама в зале смотрит телевизор, ты ведь знаешь как громко. Даже когда я ей скажу, что мне нужно поспать – она сама это прекрасно знает – и телевизор мне мешает даже с закрытой дверью, все равно скажет: не закрывай, даже не вздумай. А я возьму и закрою, а когда ты приходишь домой, она тебе и говорит, что я её не слушаюсь.

– Но можно же было как-то по-другому, а не так как ты всё время делаешь.

– Как? Как по-другому в этой ситуации поступишь? Объясни мне, пожалуйста, я тебя очень прошу?

– Так почему же мне она говорит совсем другое: уроки не делает, что попрошу, не помогает, огрызается?

– А что еще она может тебе сказать, когда нечего. Хочешь, я тебе могу показать: сколько уже выучил – почти всё до лета, всё, что мать просила – делал. Даже, несмотря на ногу, на то, что болит голова или мне это неохота. Понимаешь, есть слово “надо”, а хочу я или нет – не важно.

– Что-то ты меня совсем запутал, сынок.

– Я попытаюсь тебе объяснить то, что есть. Однако ты сам этого не видишь. Ты ищешь причину в отношениях, а не в самом человеке, это неправильно.

– Откуда ты знаешь, что я думаю?

– Видно из твоих слов: “только не расстраивайся маму, договорились”.

– Ну и что видно из этих слов? – Максиму стало совсем непонятно: удивлен или расстроен его родитель.

– Всё видно, о чем я тебе и говорил.

– Ладно, я об этом подумаю. Иди, отдыхай. Помочь тебе зайти в подъезд?

– Не надо, спасибо, вечером сыграем в шахматы?

– Хорошо.

Максим позвонил в двери, мама открыла ему.

– Уже приехали, так быстро. Давай раздевайся и кушать, я пока пойду тебе разогрею. Что тебе там врач сказал, что всё хорошо?

– Чтобы я постепенно учился ходить.

– То есть, как учился?

– Мышцы – то отвыкли, теперь нужно заново учиться, – только закончив кушать, продолжил, – спасибо мама, всё очень вкусно. Я устал, пойду немного посплю. Ладно?

– Иди, только двери не закрывай, а-то у тебя там дышать нечем.

– Ладно. – Максим закрыл двери, и совсем быстро на него надавила тишина и уют его комнаты, и он не сопротивлялся своей усталости. Зачем? Просто забылся сном.

XVII

Светлана вышла из своего подъезда ровно в семь часов утра. Хорошо выспавшись и уже довольно окрепнув за время школьных каникул, да и за две недели после них она уже чувствовала себя в норме. Её не удивил холод морозного утра, даже понравилось бодрящее пощипывание морозца. Всё было таким красивым и по-зимнему необычным, и так радовало Свету. Сейчас чувствовала себя совершенно здоровой, свободной и такой счастливой, направляясь в любимую и родную школу. Решив пойти пешком, наслаждаясь первым февральским утром, завернула за угол дома и снова оказалась на одиноком пустыре. Сразу же вспомнила заунывную осень, траву, колышущуюся как волны океана. Сейчас же пустырь напоминал ледяную пустыню вместе со своими снежными барханами, с гуляющей по нему февральской метелью, которая играла с перемерзшим снегом: то наметая сугробы, то раскручивая снежинки вереницами, или как смерч, поднимая снег в воздух и закручивая его воронкой. Светлане ужасно нравилась зима ещё с детства – это самое загадочное и таинственное время года.

Люди, родившиеся зимой, в большой степени одарены, что именно в это время года все загадывают желания, говорят: как встретишь Новый Год, так его и проведёшь. Всё самое важное и случается зимой, а это значит, что зима и есть основа всего. Приходя, она дарит людям чистоту, первую светлую непорочность, избавляет от ненужного, исполняет желания, а когда уходит – её снова ждут! И почти всем нравятся мороз, Новый Год, хорошее праздничное настроение и снег – всё без исключения. Света шла по протоптанной тропинке, как и не раз до этого, но сейчас она была уже другая. Снова стала думать о школе, когда прошла пустырь, полностью растворяясь во всех прошлых уроках, собраниях, контрольных работах. Даже и подумать раньше не могла, как соскучилась по детям – своим любимым ученикам, но старалась идти медленнее, чтобы до конца испытать это неописуемое чувство наслаждения. Светлана даже не могла ни с чем сравнить свое новое, доселе неизведанное ощущение. Ей оно до безумия нравилось, и когда оно возникло сейчас, показалось, как будто парит над землей… Из-за дома увидела школу, и даже стало трудно идти от того, что сильно забилось сердце. Постояв на крыльце, немного успокоившись, взялась за ручку двери и вошла в школу.

– Здравствуйте, Валентина Ивановна! – Она обняла пожилую вахтершу, – вы даже представить себе не можете: как, я рада вас видеть и как ужасно соскучилась!

– Спасибо Светочка, за заботу и внимание. Как твое-то здоровьице?

– Ой! Валентина Ивановна! Всё лучше и лучше с каждым днём! Скажите, что в школе хоть новенького?

– Да всё также, доченька. Сейчас уже детки будут приходить, время-то уж как полчаса. Также две смены: первая и вторая…

– А новых преподавателей разве нет?

– Да пока не было, кто его знает, может, и будут ещё.

– Ладно, Валентина Ивановна, потом еще поговорим, я побегу готовиться к уроку.

– Давай доченька, Бог тебе в помощь.

– Спасибо вам, до встречи.

Светлана медленно шла по пустым школьным коридорам, вспоминая многие годы своего педагогического труда и то, что происходило за стенами её родной школы. Войдя в свой кабинет, не удивилась, что дверная ручка отсутствует. “Это хорошо, что в замок ещё ничего не натолкали”, – подумала она. Окинув взглядом, пустой кабинет и улыбнувшись, провела пальцем по парте и снова не удивилась: пыли было больше, чем предостаточно. Она намочила в ведре с водой тряпку и стала протирать парты и стулья, мысленно вспоминая: кто из ребят, где сидит. Ей не понравилось, что пол тоже не был чистым. Однако, подоспевшая техничка выручила её, вымыв пол, пока Ольга отмывала доску. Она так увлеклась наведением школьного марафета, что только звонок заставил её поставить ведро на место и открыть дверь кабинета. Ребята заходили и по очереди здоровались с ней, опускали стулья, доставали тетради, садились, – а Свете безумно нравилось обучать детей, делать их умными и подготовленными к жизни. Помогать формироваться как личностям. Она остро чувствовала, что ее работа – вторая жизнь, без которой уже не сможет, и что вся школьная жизнь поглощает с момента входа в школу. Она словно попадает в другой мир, как водолаз опускается на морское дно, или космонавт в открытое пространство – незабываемое ощущение.

– Здравствуйте, садитесь! Надя, скажи мне: что у нас сегодня, русский язык или литература? И кто отсутствует.

– Литература. Отсутствует Штыфорук Максим, остальные все на месте. – Услышав, что Макса нет, учительница изменилась в лице, но взяла себя в руки:

– А по-какой причине его нет, что случилось?

– Он ногу сломал, ещё перед Новым Годом. Вот только недавно сняли гипс, а в школу придёт, когда сможет нормально ходить.

– А как же он будет учиться, если не ходить в школу? – Задавая этот вопрос, Светлане показалось по взглядам ребят, все уже знают о её звонке и о том, что не сможет приходить к нему, поэтому с такой неохотой и отвечали ей. “Да я и сейчас не смогу, – подумала она, – тем более, сейчас…”

– Некоторые учителя к нему будут приходить, а некоторые предметы ему придется изучать самостоятельно, а потом уже сдавать. – Ответил Андрей, Света называла его “мужичок в мешочке”.

– А ты откуда знаешь, Андрюша? – Она знала, что они с Максом дружили.

– Я у него недавно был, ему уже лучше.

– Хорошо, молодец. – Свете было неудобно спрашивать про Максима, ведь можно и позвонить, даже зайти и проведать… Ее вдруг испугала такая мысль: что не может зайти, даже позвонить, но и нечего спрашивать. Приведя себя в смятение такими мыслями, уже расхотелось вести урок, и она даже подумала: “Может быть, просто пообщаться с ребятами, а тему выучат самостоятельно, или лучше провести урок? Наверное, лучше спросить у них”.

– Ребята, как вы думаете: лучше провести урок или просто пообщаемся? Я давно уже вас не видела и соскучилась. – В классе стояла тишина: все молчали и удивленно смотрели на Светлану, удивляясь произошедшим с ней переменам. Раньше она была строгой и замкнутой в себе, а сейчас немного приоткрыла дверцу своей души, шокируя всех до такой степени, что никто даже не шелохнулся и ничего не смог сказать. Света опять вспомнила Макса, осматривая всех взглядом и думая: “Был бы он здесь, за всех сполна ответил”.

– Ну, так что? Будем изучать новую тему? Что же вы все молчите, как в рот воды набрали? – “Спокойно, – сказала себе Света, – ребята ещё не привыкли к тому, что я уже другая, пока не привыкли. Но это скоро закончится…”

– Светлана Викторовна, можно выйти? – Капустин Саша совсем не изменился, разве что стал еще толще, чем раньше.

– Саш, куда же тебе опять надо, дорогой ты мой?

– В туалет, я же недолго.

– Знаю я твои «недолго»: минимум пол урока, а то и больше. Ладно, у тебя есть пять минут ровно. Иди. – Света встала из-за своего стола и стала ходить из стороны в сторону, проводив Александра взглядом.

– Если никто не может принять решение, решение приму я. Все достаньте по двойному листочку, со столов все уберите, и каждый мне напишет: как провел Новый Год. Только, ребята, я вас прошу, – она дождалась, пока все приготовились, – всё очень подробно об этих каникулах. А если кто-то напишет мало – будет писать заново, пока я не увижу то, что мне нужно. – Учительница снова села за стол и внимательно смотрела на них. “Дети они ещё, совсем дети. Господи, когда же они уже станут взрослыми?” – Никто даже и не возразил, что сегодня литература. Разве вам всё равно? Сегодня русский язык, литература будет завтра. Запишите тему для самостоятельно изучения: творчество М.Ю. Лермонтова, и каждый мне расскажет по одному его стихотворению. Сами выбирайте и выучите. Очень большие не нужно. Всем ясно?! – Светлане опять никто не ответил – все писали. – Мне хоть слово кто-нибудь сегодня скажет? – Посмотрев на часы, спросила она, но в ответ ни слова. – Значит так, будет перемена, отдохните, а на втором уроке продолжайте работать. Раньше времени никто не уходит. Савельев, ты останься, дождешься меня, получишь персональное задание.

– Хорошо. – Только это и сказал Андрей.

Выйдя из кабинета, Света сразу же почувствовала, будто камень с плеч свалился. „Неужели они так меня не любят?” Ей даже и в голову не могло прийти, что так к ней относятся, а она даже и не замечает этого, вернее ранее не замечала. „Это будет сложно: как это сейчас называют-то, “сменить имидж” что ли?” Она уже собиралась повернуть на лестницу, когда из-за поворота появился Капустин.

– Саша, ребятам я дала задание, спросишь у них, что тебе делать, хорошо?

– Да, конечно. – Он пошёл дальше, а она спустилась на второй этаж, подошла к кабинету географии и приоткрыла двери. Кроме учительницы там никого не было.

– Свет, заходи, у меня двух уроков нет. Здравствуй, – Людмила Александровна поцеловала её в щёчку, обняла, – проходи, присаживайся. С выздоровлением тебя.

– Спасибо, Люда, у тебя всё хорошо?

– У меня-то да, а с тобой опять что случилось?

– Я не думала, что будет так тяжело. Даже и не знаю: смогу ли я всё это выдержать.

– Перестань, о чём это ты говоришь? Я что-то тебя совсем не узнаю! Неужели ты не выпустишь свой класс? Я в это просто не верю, даже думать об этом не хочу. Ты всегда молодцом держалась, а теперь-то что?

– Ты же знаешь, Люда, я – женщина, и мне хочется тепла, а все они сидят и боятся мне слово сказать, понимаешь?

– Светочка, солнышко ты моё, все мы разные. Я вот такой человек, ты другой, и от этого, дорогая моя, уже никуда не денешься, как не крути.

– Люда, ты же знаешь, что я хочу стать другой, даже знаешь: для чего. Хоть ты мне сможешь чем-нибудь помочь или нет?

– Чем, Света? Разве я открою им рот? Или смогу заставить их улыбаться? Тоже нет! Тогда что? Ответа нет, видишь, а если его нет, значит, нет и проблемы.

– То есть ты хочешь сказать, что вся проблема только во мне?!

– А как же, Светочка?! И у них есть свои проблемы, но ты – главное во всём этом. Да и они – это чувствуют.

– Неужели ты думаешь, что, и они до всего догадываются?

– Если бояться – значит, чувствуют, а до чего они могут догадаться, я, увы, не знаю. За всех не подумаешь.

– Люда, ты мне лучше подскажи, как к этому относиться спокойно, может вообще не обращать внимания?

– Света, я тебе скажу одно: решать и выбирать тебе, но и меняться нужно тебе, понимаешь? Но сначала ты должна внутри изменить себя, убрать все ненужные помыслы и пороки, должна стремиться к совершенству; а об этих, извини меня, мелочах, даже и не думать. Не забивай себе голову. Света, работай ты над собой, а потом уже всё и приложится. А если будешь одевать маску хорошей тети, а в душе оставаться такой же, то это ничего не изменит и никакого результата не даст.

– Я всё понимаю, Люда, но как можно не обращать внимания – не пойму никак.

– Оставайся собой и не давай воли плохим эмоциям и чувствам: не позволяй им овладевать собой. Вот задумайся: что такое эмоция? Ничто, верно? Так зачем же ты позволяешь ей управлять тобой?

Прозвенел звонок, и спустя минуту, двери кабинета открылись, ребята стали заходить на урок географии, громко здороваясь…

– Большое тебе спасибо, Люда, я побежала. Еще увидимся.

Как и обычно, в кабинет Светланы никто не заходил без её разрешения. Все стояли в коридоре. Она прошла мимо, думая о своём, увидев Андрея, сказала:

– Ты когда пойдёшь к Максиму?

– Сегодня или завтра, а что?

– Передай ему, чтобы он прочитал роман Горького “Мать” и написал по нему реферат. Это будет его оценкой по литературе.

– Все ясно, я передам, можно идти?

– Иди, – Андрей уже дошёл до двери, и она добавила, – и ещё, Андрей!

– Да, – Андрей внимательно на неё смотрел.

– Передай ему привет от меня, пусть выздоравливает! Ну, пока!