Текст книги "История средиземных морей"

Автор книги: Павел Долуханов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 11 страниц)

Заключение

Итак, мы проследили историю средиземных морей от возникновения океана Тетис до появления первых цивилизаций. Как видим, эта история богата драматическими событиями. Неоднократно здесь происходили мощные движения земной коры, приводившие к образованию высочайших горных систем и изменявшие облик моря и суши. Менялись температура, соленость, химический состав морских вод, что оказывало огромное влияние на развитие всех форм жизни. Наступали и критические ситуации. Мощные оледенения, тектонические процессы, изменения химического состава атмосферы – все это приводило к тому, что продолжение жизни на нашей планете ставилось под угрозу. Но во всех случаях природа находила оптимальные решения. Кризисы в истории Земли отмечены отмиранием старых и появлением новых форм жизни, более приспособленных к меняющимся условиям.

Можно сказать, что возникновение качественно новой формы жизни – человека – было наиболее впечатляющей реакцией биосферы на наступление экологического кризиса (альпийское горообразование и повсеместное похолодание климата).

Если до человека адаптивные реакции биосферы имели чисто биологическую природу (наиболее универсальным механизмом адаптации была эволюция), то с появлением человека «включается» принципиально новая сфера – социальная, хотя многие биологические механизмы сохраняют свое значение.

Каковы важнейшие механизмы социальной адаптации? Это прежде всего общественная организация, в корне отличная от самой сложной организации сообществ животных. Уже на наиболее ранних стоянках на востоке Африки археологи находят бесспорные свидетельства общественного разделения труда, существования сложных регуляторных механизмов, определявших все стороны жизни первобытных людей. Уже на самых ранних ступенях существования человека ему была присуща культура, которую мы прежде всего понимаем как социальную память. Первобытный человек передавал из поколения в поколение накопленный опыт и знания: навыки и правила социального поведения, умение изготавливать орудия из камня, кости и дерева, строить жилища. Это предполагает существование какого-то примитивного языка.

Возникнув на берегах озер и рек Восточной Африки, группы первобытных людей довольно скоро проникают на побережья средиземных морей: сперва – на южные, позднее – на северные и восточные. Средиземноморью было суждено сыграть центральную роль в полной драматизма первоначальной истории человечества. Здесь в пещерах и гротах, пронизавших отроги гор, обнаружены останки всех типов первобытного человека, а также следы производственной деятельности. В горах Восточного Средиземноморья были найдены наиболее ранние формы человека современного типа – человека разумного (Homo sapiens sapiens), следы верхнепалеолитической техники, созданной и развитой человеком в один из наиболее тяжелых периодов его доистории – в эпоху последнего оледенения.

Там же, в Восточном Средиземноморье, произошла безмолвная революция, по своему значению сравнимая с великой промышленной революцией нового времени. В горах Леванта и Загроса обнаружены наиболее ранние в мире признаки земледелия и скотоводства. Именно отсюда умение сеять и выращивать хлеб, разводить и использовать домашних животных распространилось по всему Старому Свету.

С возникновением земледелия и скотоводства жизнь первобытного человека изменилась коренным образом. Если до этого великого события человек по существу являл собой продолжение природы, будучи привязанным к ней потоками энергии и пищевыми цепями, которые он не мог контролировать, то с началом земледелия и скотоводства взаимоотношения природы и человека усложнились, перешли на более высокий уровень. И хотя человек остался ее составной частью, однако его деятельность все в большей степени влияла на ход естественных процессов, изменяла, а иногда и нарушала их течение. С началом «производства пищи» формируется искусственная, рукотворная среда обитания человека, размеры которой с тех пор неуклонно увеличивались.

Считается, что палеолитический человек – охотник, собиратель и рыболов – не мог нанести осязаемого ущерба природе. По-видимому, это не совсем верно. Правда, палеолитических людей было немного, точнее, ровно столько, сколько могла прокормить природа. Но не следует и преуменьшать способности наших далеких предков. В их руках было эффективное по тем временам оружие: деревянные копья, оснащенные каменными и костяными наконечниками, ножи, и охотились они коллективно. Организованная по отработанным веками сценариям охота палеолитических людей могла нанести ощутимый урон поголовью диких животных. Этот урон был особенно заметен в периоды климатических изменений, когда численность животных уменьшалась за счет естественных причин.

Воздействие человека на природу усилилось во много раз с возникновением земледелия и скотоводства. Примитивное земледелие велось малоэффективно. Люди еще ничего не знали о естественном понижении плодородия почвы, о севооборотах. Неразумное хозяйствование довольно быстро приводило к засолению почв. Быстро растущие стада овец вытаптывали естественные пастбища. Угодья древних земледельцев и скотоводов располагались в полупустынной зоне, где постоянно чувствовался недостаток воды. Нарушение естественной растительности и почвенного покрова приводило к опустыниванию: древние поля и пастбища часто оказывались погребенными под песками надвинувшейся пустыни. Чтобы обеспечить себя водой, древние земледельцы пытались регулировать течение рек – строили плотины и каналы. Крупномасштабное строительство требовало более сложной общественной организации, более жесткого политического контроля. Эффект древней ирригации был неоднозначным. В одних случаях она приводила к расцвету городов-государств, к появлению ранних форм цивилизации, в других вслед за кратковременным процветанием наступал упадок. Последнее чаще всего вызвано нарушением природных систем: каналы заносились илом, почвы засолялись и на месте цветущих оазисов оказывались пески.

Еще один побочный эффект развития земледелия и скотоводства. С началом производства пищи значительно увеличилась численность населения. Появились крупные поселки. Небольшие лачуги стояли в них рядами, тесно прижавшись друг к другу. Скученность населения (иногда в одном поселке тысячи человек), отсутствие санитарии и гигиены часто приводили к распространению эпидемий, уносивших тысячи жизней.

И все же появление земледелия и скотоводства было величайшим прогрессом в истории первобытного человечества. Можно предположить существование крупных этнических объединений, говоривших на языках, близких к современным. Приспособление к специфическим особенностям среды обитания лежит в основе этнических объединений и в позднейшее время. Этносы – это в большинстве случаев открытые системы, обогащающиеся в результате взаимных контактов и взаимных влияний. История Средиземноморья наполнена примерами гармоничного развития, переплетения и взаимного обогащения этносов и культур.

И еще один вопрос: почему именно в Средиземноморье раньше, чем в других частях обитаемого мира, появился современный человек, началась подлинная революция земледелия, возникли первые цивилизации? Трудно дать однозначный ответ на этот вопрос. Средиземные моря никогда не разделяли живших на его берегах людей, скорее, наоборот, объединяли их, сохраняя в то же время их самобытность. Рождавшиеся или же принесенные со стороны идеи и веяния вскоре становились общим достоянием и отсюда разносились по всему миру. Может быть, дело и в природе: она многое дает людям, но гораздо больше требует взамен…

Природа Средиземноморья, как и повсюду на Земле, нуждается в разумном, бережном отношении. В этом наш долг перед грядущими поколениями, в этом залог непрерывности культурного наследия, основы цивилизации.

Контрастность природы во многом определила дальнейшее историческое развитие народов, живших по берегам Средиземноморья. Как уже было отмечено, в 3-м тысячелетии до н. э. в районе средиземных морей началась аридизация климата: резко уменьшилось количество осадков, пересыхали реки и озера. Именно в это время сложилась в своих основных чертах огромная степная зона, протянувшаяся от Дуная до Монголии. В пределах этой зоны возник особый культурно-хозяйственный уклад, основу которого составляло кочевое скотоводство.

Необходимо отметить, что отношение ученых к культурам кочевых народов за последние десятилетия претерпело существенные изменения. Еще сравнительно недавно в них видели лишь воинственных дикарей, несших разрушения и смерть цивилизованным народам. Усилиями археологов и этнографов, главным образом советских, был воссоздан сложный и противоречивый духовный мир древних кочевых народов, по крупицам восстановлены главы их полной драматизма истории.

Что же определяло сущность кочевого скотоводства как особого культурно-хозяйственного уклада? Прежде всего, высокая степень адаптации к условиям степных и полупустынных ландшафтов. По мнению этнографа Н. Э. Масанова (1978 г.), важнейшим аспектом такой адаптации было «дисперсное состояние» – механизм, регулировавший все стороны жизнедеятельности и функционирования кочевого общества. Это состояние достигалось рассредоточением населения на огромной по площади территории. Плотность кочевого населения, определявшаяся в первую очередь такими факторами, как продуктивность травостоя и обеспеченность водой, составляла в среднем 0,5–1 чел/км².

Следствием дисперсного состояния кочевого общества был его динамизм. Сравнительно немногочисленные группы скотоводов могли быстро преодолевать большие расстояния (известно, что в степях и полупустынях за сутки стада мелкого рогатого скота передвигаются на 30–50 км). Это означало ускорение передачи культурной и социальной информации. Таким образом, степная зона была мощным каналом, по которому осуществлялся многосторонний обмен информацией между Востоком и Западом.

Мобильные группы кочевников-скотоводов могли мгновенно превратиться в грозные военные соединения. Этому способствовали сплоченность и дисциплина кочевых племен, приобретенное буквально с детства умение обращаться с лошадьми и колесными повозками. На протяжении веков воинственные кочевники захватывали земли оседлых земледельцев. Ученые до сих пор спорят о причинах, побуждавших мирных скотоводов превращаться в жестоких завоевателей. По-видимому, это вызывалось как социальными процессами, происходившими внутри общества кочевников, – социальным и имущественным расслоением, выделением племенной верхушки, могущество которой утверждалось в военных походах, – так и природными факторами.

Особенность степных экосистем состоит в резком колебании биомассы. При этом выделяются суточные, годовые и вековые колебания. Существуют и долгопериодические колебания, определяемые глобальными закономерностями в развитии природы. Наконец, очень большое значение для изменений биомассы имеют антропогенные факторы. Среди них наиболее опасен перевыпас – так называемая пастбищная дигрессия. В сочетании с неблагоприятными климатическими изменениями пастбищная дигрессия приводила к опустыниванию огромных площадей, вызывая бескормицу, массовую гибель скота и людей.

По всей вероятности, наибольшая агрессивность кочевых племен возникала в условиях перехода от гумидной к аридной фазе. В случае увлажнения климата и увеличения биомассы численность стад неизбежно возрастала, что само по себе вызывало пастбищную дигрессию. Уменьшение биомассы при переходе к засушливым условиям значительно усиливало экологический кризис, создавало социальное напряжение в коллективах кочевников. Тогда вожди кочевых племен и строили завоевательские планы в отношении своих более благополучных соседей.

Весьма любопытно то обстоятельство, что наиболее ранние государственные образования в Месопотамии возникли в 3-м тысячелетии до н. э., когда кочевое скотоводство оформилось в качестве особого культурно-хозяйственного уклада в степной зоне. В 30-х годах нашего века английский археолог В. Г. Чайлд сформулировал три археологических признака процесса, названного им «городская революция»: появление монументальных сооружений, выделение ремесел, создание письменности. Социально-историческим содержанием этого процесса было прежде всего социально-имущественное неравенство, выделение правящей верхушки и как следствие этого институирование государственной власти и связанного с нею бюрократического аппарата. «Социальной элитой» раннеклассового общества Месопотамии было жречество, сочетавшее функции духовной и светской власти. Органы власти, включая все более усложнявшийся бюрократический аппарат, концентрировались в храмовых комплексах.

Можно легко проследить экологическую основу социальных и политических процессов, происходивших в Месопотамии. Хозяйство ранних цивилизаций строилось на поливном земледелии. Наступившая в 3-м тысячелетии до н. э. длительная засуха требовала постоянного совершенствования ирригационных сооружений, а также проведения широкомасштабных работ по поддержанию нормального водообеспечения. Это привело к созданию особого аппарата, выполнявшего функции принуждения (физического и идеологического), учета и распределения как природных ресурсов (в первую очередь, воды), так и произведенных продуктов.

Таким образом, возникновение ранних форм государственности в Месопотамии может в большей мере рассматриваться как система социальных адаптаций к условиям экологического кризиса в специфических условиях. При этом естественно нельзя не учитывать саморазвитие социальных, политических и идеологических структур, приведших в конечном счете к возникновению крупных цивилизаций Древнего Востока.

Мир «цивилизованных» земледельцев и кочевников-скотоводов никогда не был резко разделен. Между ними постоянно существовали сложные и многосторонние связи: кочевники обменивали скот, кожу, шерсть на продукты ремесленников – керамику, оружие, украшения. Случалось и так, что правители земледельческих оазисов нанимали дружины кочевников для охраны своих земель, были часто связаны с вождями кочевников родственными узами.

В 3-м тысячелетии до н. э. в ряде районов, особенно сильно пострадавших от засухи, произошло угасание раннеземледельческих культур, стало развиваться кочевое скотоводство, наиболее приспособленное к недостатку влаги. Это сопровождалось глубокими изменениями в образе жизни и в идеологии. Происшедшие события логичнее объяснить не вторжением иноплеменных кочевников, а глубокой экономической и культурной перестройкой местного населения в условиях жестокого экологического кризиса.

В конце 2-го тысячелетия до н. э. возникают первые государственные образования в Европе, прежде всего в бассейне Эгейского моря и в Италии. Это было результатом разложения первобытной общины, социального и имущественного расслоения, выделения и укрепления военно-аристократической элиты, роста производительных сил. На базе культуры греческих городов-государств возникла цивилизация, живительные соки которой и по сей день питают современные культуры.

Литература

Алексеев В. П. Палеоантропология земного шара и формирование человеческих рас. М.: Наука, 1978. 284 с.

Арсланов X. А., Гей Н. А., Соловьев Б. А. К палеогеографии и геохронологии позднего плейстоцена Абхазии // Изв. АН СССР. Сер. геогр. 1976. № 6. С. 125–129.

Верещагин Н. К. Млекопитающие Кавказа, М.; Л.: Изд-во АН СССР, 1959. 704 с.

Виноградов А. В. Древние охотники и рыболовы среднеазиатского Междуречья. М.: Наука, 1981. 173 с.

Виноградов А. В., Мамедов Э. Д. Первобытный Лявлякан: Этапы древнейшего заселения и освоения Внутренних Каракумов. М.: Наука, 1975. 187 с. (Материалы Хорезм. экспедиции; Вып. 10).

Гамкрелидзе Т. В., Иванов В. В. Индоевропейский язык и индо-европейцы. Тбилиси: Изд-во Тбил. ун-та, 1984. 1328 с.

Гогичайшвили Л. К. К истории низменных лесов Восточной Грузни в голоцене // Палинология голоцена и маринопалинология. М.: Наука, 1973. С. 46–48.

Грацианский А. Н. Природа Средиземноморья. М.: Мысль, 1971. 510 с.

Долуханов П. М. Аридная зона Старого Света в позднем плейстоцене и голоцене // Изв. ВГО. 1985. Т. 117. С. 16–23.

Дьяконов И. М. Языки древней Передней Азии. М.: Наука, 1967. 492 с.

Каспийское море: Гидрология и гидрохимия. М.: Наука. 1986. 262 с.

Квасов Д. Д. Позднечетвертичная история крупных озер и внутренних морей Восточной Европы. Л.: Наука, 1975. 278 с.

Колебания увлажненности арало-каспийского региона в голоцене. М.: Наука, 1980. 236 с.

Леонтьев А. А. Возникновение и первоначальное развитие языка. М.: Наука, 1963. 145 с.

Лисицына Г. Н. Орошаемое земледелие эпохи бронзы на юге Туркмении. М.: Наука, 1965. 168 с.

Любин В. П. Мустьерские культуры Кавказа. Л.: Наука, 1981. 223 с.

Массон В. М. Поселение Джейтун. М.; Л.: Наука, 1971. 208 с. (Материалы и исслед. по археологии СССР; Т. 180).

Массон В. М. Алтын-депе. Л.: Наука, 1981. 175 с. (Тр. Юж. – Туркмен. комплекс, археол. экспедиции; Т. 18).

Невесская Л. А., Воронина А. А., Чепалыга А. Л. и др. История Паратетиса. 27-й МГК. Палеоокеанология. М.: Наука, 1984. С. 91—101.

Окладников А. П. Пещера Джебел – памятник древней культуры прикаспийских племен. Ашхабад, 1956, С. 11—129. (Тр. Юж. – Туркмен. комплекс, археол. экспедиции; Т. 7).

Пиотровский Б. Б. Ванское царство. М.: Наука, 1959. 281 с.

Федоров П. В. Плейстоцен Понто-Каспия. М.: Наука, 1978. 167 с.

Хайн В. Е. Региональная геотектоника: Альпийский средиземноморский пояс. М.: Недра, 1984. 344 с.

Хлопин И. Н. Геоксюрская группа поселений эпохи бронзы. Л.; М.: Наука, 1964. 172 с.

Чепалыга А. Л. Морские бассейны СССР в позднем плейстоцене и голоцене // XI конгр. ИНКВА: Тез. докл. М.: Наука, 1982. Т. 3. С. 340–341.

Четвертичная система Грузии / Под ред. A. Л. Цагарели. Тбилиси: Мецниереба, 1982. 214 с.

Якушин Б. В. Гипотезы о происхождении языка. М.: Наука, 1985. 137 с.

Янушевич З. В. Культурные растения Юго-Запада СССР по палеоботаническим исследованиям. Кишинев: Штиинца, 1976. 214 с.

Alimen М-Н. Le Sahara: grande zone desertique nord-africaine // Striae, 1982. Vol. 18. P. 35–51.

Balout L. Prehistoire de l’Afrique du nord. P., 1955.

Butzek K. W. Environment and archaeology. Chicago: Aldine, 1971.

Camps S. Les civilizations prehistoriques de I’Afrique du nord et du Sahara. P.: Doin. 373 p.

Farrand W. R. Late Quaternary paleoclimates of the Eastern Mediterranean area // Late Cenozoic glacial ages / Ed. K. Turekian. Yale: Univ. press, 1971. P. 529–562.

Guilaine J. Premiers bergers et paysans de l’Occident mediterraneen. P.: Mouton, 1976.

Henry D. O. Adaptive evolution within the Epipaleolithic of the Near East // Adv. World Archaeol. 1983. Vol. 2. P. 99–120.

Horowitz A. The Quaternary of Israel. N. Y.: Acad. press, 1979. 394 p. La prehistoire de la France / Ed. H. Lumley. P.: CNRS, 1976.

Leroi-Gourhan Arl. Diagrammes polliniques des sites archeologiques au Moyen-Orient // Beitrage zum Umweltgeschichte des Vorderen Orients. Wiesbaden, 1981. S. 121–133.

Mellaart J. Catal Huyuk, a neolithic town in Anatolia. N. Y.: McGrow Hill, 1967.

Redman Ch. The rise of civilization. San Francisco: Freeman, 1978. 367 p.

Rogl F., Steininger F. F. Vom Zerfall der Tethys zu Mediterran und Paratethys – die Neogene Palaogeographie und Palinspastik des zirkummediterranen Raumes // Ann. Naturhist. Mus. Wien. A. 1983. Bd. 85. S. 135–163.

Rognon P. Essai d’interpretation des variations climatiques au Sahara depuis 40000 ans // Rev. geogr. phys. et geol. dyn. 1976. Vol. 12. P. 251–282.

Ruddiman W. F., McIntyre A. The North Atlantic Ocean during the last glaciation // Palaeogeogr., Palaeoclimatol., Palaeoecol. 1981. Vol. 35. P. 145–214.

Shackleton N. J. Paleogene stable isotope events // Ibid. 1986. Vol. 57. P. 91—102.

The environmental history of the Near East and Middle East since the last ice age / Ed. W. C. Brice. L.: Acad, press, 1978.

Thunnel R. C. Eastern Mediterranean Sea during the last glacial maximum: an 18 000 years B. P. reconstruction // Quatern. Res. 1979. Vol. 11. P. 353–372.

Wendorf F., Marks A. B. Problems in prehistory: North Africa and Levant. Dallas: SMU press, 1975. 462 p.

Wijmstra T. A. Palynology of Northern Greece // Acta bot. neer. 1969. Vol. 18. P. 511–527.

Wintle A. G., Jacobs J. A. A critical review of the dating evidence for Petralona Cave // J. Archaeol. Sci. 1982. Vol. 9. P. 39–47.