Текст книги "На горизонте Мраморного моря"

Автор книги: Павел Лешинский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 8 страниц)

– Да и радуйся, что не случилось. Сейчас бы не с нами, тут, сидел, а по Невскому хороводы водил, – вновь подал голос Слава.

– Иронизируешь все. А кто знает, что лучше? Но, видно, судьба моя – с вами ехать.

Когда общался с ним, чувствовал себя необыкновенно. Вера, все-таки – великая штука. Может, это был первый раз, когда я увидел искренне верующего человека. И почувствовал, что в вере – любовь.

– Да, любовь – это прекрасно, – поддержала Ира. – Не знаю, правда, какое отношение она имеет к твоему кришнаиту, Петя. Но без любви все теряет смысл и цвет. Жить становится неинтересно. Я, сколько себя помню, – все время влюблялась. Влипала в самые невероятные истории. Но если бы этого всего не было, что бы было? Ничего. Галя знает, я была замужем два раза. Так вот, в первый раз, что это была за любовь? Сейчас подумаешь – ну, форменная глупость! Но все же, для меня тогда, это было самым главным на свете. Меня охватила прямо-таки любовная лихорадка. Жизнь сузилась до объекта моего обожания. Боже! Что я тогда понимала в 18 лет! И кто он? Ничего особенного – дворовый донжуан. Может, и на донжуана не тянул. Совместную жизнь с ним представить себе не могла. Вообще, не имела представления о браке и семье. Скорей, я продолжала играть в сказочного принца с принцессой, с переходом в дочки матери. Надо признаться, я-то была девчушкой симпатичной и по мне сох не один он. Но и он, по местным меркам, был звездой… а для меня, стал единственным. Хотела поиграть во взрослую жизнь – поиграла. Расписались, свадьба – все как положено. Потом, полетела жизнь семейная. Но, ни я, ни он, не оказались к ней готовы. Не умели ничего оба. Отцом он стал никудышным. А я над дочерью ночи не спала, пеленки стирала. Он на заочном учился и на работу устроился электриком. С тех пор, и вовсе из дома пропал. Надо ли говорить, как мне это осточертело через два года! Но самое интересное – ушел он…Сказал, что не подходим друг другу, что устал от моих упреков. Я и сама устала ужасно. Но как мы были влюблены когда-то! Трудно поверить теперь самой. Глупость сделали мы великую, что женились так скоро. Ребенок, сейчас, без отца. Но раз не мил – то лучше уж так. Кто может молодых образумить? Как-бы не хотелось, невозможно это. Все мы максималисты, в том возрасте, знаем больше закоснелых смешных стариков, мы искренней, темпераментней и тому подобное. А на самом деле, посадили себя в калошу, сами себя обманули. Жизнь открылась нам, в итоге, совсем не с привлекательной стороны. А годы уже не вернуть. Вот и расплата за заносчивость, самоуверенность и глупость… Иногда, думаю… может быть, я и не любила его. Так много лет прошло, что уже трудно сказать наверняка. Одно время, потом, я считала, что и не любовь то была, а просто игра. Игра в любовь. Уж, очень ее хотелось… Сейчас думаю – нет. Любовь. Я ведь, по настоящему, переживала,… Трепетала от одного его взгляда. То счастлива была, до самозабвения, то рыдала, и горе мое застилало белый свет. Что говорить? Молодость – эмоции сильны и владеют тобой. Мое состояние зависело от сущей ерунды: его взгляда, движения, интонации. Никаких сомнений на счет, что он – моя единственная любовь на всю жизнь, у меня не было. И кого же я себе вообразила? Ведь, в действительности, он, лишь фанфарон, посредственность и эгоист. Ни я, ни наш ребенок, ему были не нужны. Вот… Но вы думаете, я разуверилась в любви? Ничуть не бывало. Правда, поначалу, я ,впрямь, считала, что жизни моей конец. Вернее, конец моим надеждам на красивую необыкновенную жизнь, о которой я мечтала все мое девичество. Но это не было слишком долго. Встречала разных людей. Но призрак моего первого мужа назойливо мешал сблизиться с ними, увидеть в них новых живых мужчин. Не могла преодолеть в себе привычку оценивать их, как самостоятельные личности. Сравнение с мужем преследовало. Да, мои застарелые понятия о мужчинах мешали.

– И что же? Так и не нашла достойного? – с легкой иронией, но и интересом спросил Петр.

– Почему же? Нашла. Но вот уже пять лет, как рассталась и с ним. Очень милый и добрый человек. Познакомились у него в НИИ. Там работала моя старая подружка. Был новогодний вечер, и она меня пригласила. Обходительным показался. Впрочем, он такой и есть. Когда надо, умеет произвести впечатление. Шампанское, серпантин, танец за танцем. Очень быстро почувствовала к нему симпатию. Я ему тоже понравилась. Это было слишком заметно. Мужчина он умный, с чувством юмора и очень теплый. Знаете, бывают люди, с которыми, сразу чувствуешь себя легко. Такой Игорь. Тот новогодний вечер, мне запомнился больше всего, из времени проведенного с ним. Снова счастье обволокло меня, и я забыла обо всех проблемах. Но, что говорить. Он оказался женат. Имел двоих детей. Для меня это стало не проходящей болью. И что самое поразительное: он ушел из семьи через 3 месяца после знакомства со мной. Ушел ко мне. Мы вскоре расписались. Но не судьба была нам жить вместе. Не смогли. Не смогли построить наш общий дом. Он слишком часто возвращался в мыслях к оставленным детям и жене. И этот груз довлел не только над ним, но и надо мной. Сколько раз я срывалась – кричала. Говорила, что с самого начала мы были обречены, а раз не можем начать заново – не надо было и пытаться. Он ничего не мог сделать ни с собой, ни со мной. Слезы, рыданья, страсти. Все тряслось и шаталось. Не успев создаться, наша семья распалась. А впрочем, и не было никакой семьи. Но любовь… любовь была. Вот, уже шестой год, как не вижу его. Нет, уже не убивалась, как когда-то в 18, хотя твердо могу сказать – Игоря я любила. Любила, по-настоящему. Не как первого мужа. С тех пор, живу с дочкой. У меня есть друзья и, может быть, увлечения бывают… в общем, я счастлива, не унываю. Да… женщина не может без любви – такие уж мы существа. Иначе бы засохли, как цветы. Поэтому мужчин я люблю. Только настоящих.

– Ну, ты сказала! – возмутилась Галя. – «Мужчин люблю!!» Что это, вообще, значит? С одним – с другим походить, а потом брошенной остаться! И еще не дай Бог с ребенком на руках! Так рассуждать – семьи никогда не будет. А это, как ни крути, самое важное. Вот за что надо стоять насмерть и бороться и жить. И своего человека беречь и не отпускать. А в порханье пустом разве счастье есть? И себе горе и другим. Кого-то одного надо найти, и не дай Бог, женатого! То, что так закончилась твоя история с Игорем – закономерный исход. Подобный грех даром не пройдет. И удивляюсь я, как у тебя смелости хватило забрать этого человека и женить на себе? Я бы с ума сошла!

– Перестань! – в голосе Иры стали слышны болезненные нотки.

– Ладно, перестала. Но, все-таки, ведь есть у тебя очень приятные знакомые, вот и составили бы пару, пока не поздно. За семью надо держаться. И тебе она нужна, как и всем нам. Пройдет время – никто уже не поможет. Вот я, нашла Толика, и не знаю, как Господа благодарить, чтоб счастье мое никуда не делось. Я, можно сказать, только за тем в Стамбул и езжу, чтоб ненароком счастье свое не прогадать. – Галя, недобро усмехнулась. – А то, знаю вас, подружек стамбульских – отвернешься, а мужчина уже не твой. Нет уж!

Мне таких трудов стоило заслужить то, что имею, что никуда его не отпущу. Что я раньше видела? Жила в общежитии, перебивалась, получила комнату, наконец. Теперь, слава Богу, вместе квартиру двухкомнатную купили. Толик и машину мне купил. И работа и деньги. Отдыхать ездим, куда хотим, как люди. Не могу себе представить, куда это все провалиться, если что! В тартарары? Ну уж, нет! Я этого не допущу. Все чтобы рассыпалось?! И мужа лишиться и благополучия? Жутко подумать мне о брошенных женщинах. Сама, правда, была такой. Но то – в молодости. И ничегошеньки мы, оба дурака, не имели. А теперь бросят, и что? Вот, ты говоришь, Игорь твой, от жены с двумя детьми, ушел. Это же несправедливо. Подлость, самая настоящая. И тебя я не понимаю, Ира. Честно. Никому не пожелаю остаться обманутой, на старости лет.

– Давайте, еще подеритесь, – вставил долго молчавший Славик.

– А мотив хороший. Битва за женскую правду.

Женщины, как будто только сейчас, заметили, что находились отнюдь не в одиночестве. Неловкость повисла в душном воздухе купе. Еще бы! Ведь женские излияния, вряд ли понятны юношам, и верно, лишние, для их ушей. Немного смущенная, Ира, как будто опомнилась, стряхнула озабоченность и даже придала себе непринужденный и даже горделивый вид. Она независимо подняла подбородок, взяла в руку чашку с остывшим чаем. Галя неопределенно вздохнула. Все это время молчавший Денис, уловил общую неловкость и, решив ее развеять, вступил в разговор:

– То, чем вы с нами, здесь, поделились – очень интересно и поучительно. Но вот у меня, по этому поводу, возник вопрос: что может думать по этому поводу твоя дочка, Ира?

– Дочка… Дочка меня всегда старалась понимать. Мы с ней, без преувеличения,

друзья. Ей 19 и секретов между собой мы иметь не привыкли… Правда, в последнее время, она мне нервы то потрепала… Но это, уже больше касается ее личной жизни.

– Вот-вот. Мне интересно, в плане общего развития. Разделяет она твои взгляды? Наверное, у нее уже свои экспериментальные данные есть.

– Ой, не давите мне на мозоль ребята. Э-эх! Все бы хорошо… но… Она у меня девчонка самостоятельная. Дома и приготовит и приберет, да и учится неплохо. В отношении с мужчинами всегда мои взгляды разделяла. Но то, что сейчас с ней происходит, ни одной мамаше не пожелаю… Так вот, все было нормально и на тебе! Две недели назад застаю ее, у нас дома, с каким-то джигитом. Высокий, худой, носатый, страшный! Ты бы его видела Галя! Поздоровался со мной, чай попили. Оказывается, учится с ней. Иса зовут. Я сидела, как на иголках. Он из какого-то аула в Ингушетии. Всего три года здесь. Можете себе представить? Разговаривал, правда, вежливо. Ушел. Я ее спрашиваю: Он для тебя кто? А она: это мой друг. Я знаю, что ты будешь волноваться, если почувствуешь, что у меня есть что-то важное, о чем я не говорю. Поэтому, я и решила тебя познакомить с человеком, который мне близок. Он мне нравится и с ним, я, возможно, захочу связать свою жизнь. Здесь, я чуть в обморок не упала, кондрашка чуть не достал меня. Волосы дыбом у меня встали. За этого горца?! Черного, носатого?! Мусульманина! За что же такое наказание, Господи? Я чуть не разрыдалась… Что же ты, девочка моя, дуреха, не видишь, кто он такой? Он же дело свое сделает, а после, или бросит, или, и того хуже, издеваться будет. А если захочет жениться, то он еще и дурак, а ты – еще большая дура! Горе найдешь, а не счастье. Узнаешь, что значит, такой наивной, чистой девочке, как ты, стать рабыней средневекового дикаря, почти зверя. На улицу ступить без него не сможешь, слова своего лишишься. Знаешь, что для них, руку на жену поднять – ничего не стоит? Женщина для них, не человек, имей в виду. – Ира сильно разгорячилась, неподдельная тревога за дочь, заставила ее поменяться в лице, большие красивые карие глаза наполнились страхом, веки опустились. В эту минуту, перед окружающими, предстала совсем иная Ира, жалкая и несчастная, как вымокший в грозу котенок.

– Господи, за что ж такое наказание! – повторила она. Кто-нибудь, может мне посоветовать: что делать? Я уже все передумала.

– А с ней разговаривала? – поинтересовался Денис.

– Разговаривала. Да что толку. Она у меня с характером. Может, в меня?.. Но такая

милая девочка всегда была. А тут, как петух клюнул, буквально, подменили. Ни убеждения, ни угрозы ее не берут. Может, она и слушает меня, но не верит тому, что я ей рассказываю про него. Не хочет верить. Я боюсь. Кто его знает, на что способен этот Иса.

– Я что-то в толк не возьму. Кто же нам, только что, доказывал, что любовь – лучшее на свете? Любви все возрасты покорны и сердца? Что же ты хочешь от дочери? – Слава саркастически улыбался.

– Ну, о чем ты, Слава? – в защиту Иры взяла слово Галя. Ну, какая любовь! Не смеши.

Что, мы не слыхали, какая у этих чурок любовь? Правильно Ира сказала. Надо все бросить и за уши девчонку из беды вытаскивать. В грязи изваляет и бросит. Добро еще, если здоровая останется, и без ребенка на руках. И то, что в гостях тихонько себя вел, не смотри. Это он, сейчас, тихий. Использует и примется норов показывать. Все женщины, а тем паче русские, для них – мусор. А то еще, гляди, стянет, что из дому… Или прописаться к вам надумает. Это уж, как пить дать. Тогда прости-прощай квартирка! Но этого– то ты ему не позволишь. С какого боку не смотри, от истории этой – добра не жди. И ты, Слава, коль не понимаешь, не вводи мать в сомнения. А если хоть малость понимаешь, поддержал бы ее. Ей, сейчас, решительно действовать надо.

– Но, ты-то мне, Галь, можешь сказать, что я должна делать? У меня уже голова раскалывается от этих дум.

– А ты имеешь на нее влияние?

– Ну, определенное, имею. Раньше и сомнений на этот счет, не было.

– Говори с ней, как можно больше. Объясни ей, бестолковой, что они за люди. Хорошо бы еще, если бы ты попросила, и подруг ее на нее повлиять.

– Ой, да, что они понимают, эти дети!

– И что же, ты хочешь, Галя, что бы подруги и Ира ей объяснили? – после долгого молчания, наконец, спросил Петр.

– Как что?! Что это звери, сволочи самые настоящие. Как они могут поступать с девчонками нашими. Неужели не ясно?

Петр поморщился. Разговор не просто тяготил его, он начинал его раздражать. Волна возмущения накатила изнутри.

– Трудно принять мне, что женщина, создание, о котором столько возвышенных слов сказано, спето и написано, способна источать столько ненависти.

– Это потому, что ты никогда не был в шкуре изнасилованных девчонок. Тоже мне неженка! – Отвращение Петра задело Галю, и она ответила ему тем же.

Теперь уже, Петр сумел справиться с захлестнувшим его негодованием.

– Я не хочу ни в чем вас обвинять. У вас свое восприятие случившегося. И если ты, Ира, не сможешь изменить свое отношение к Исе, я думаю, это – плохой задел для возможного брака его, с твоей дочерью. При этом, мне жаль, если Иса – славный парень, а их чувства – добрые и искренние. Тогда, твое предубеждение просто может ранить их. И все же, кто знает, возможно, они преодолеют барьер твоего, Ира, неприятия и любовь окажется победительницей. Наверное, такое тоже бывает.

– Все это красивый вздор!

– Остановись, Ира, – а то я начну думать, что твои недавние тирады о любви, такой же вздор, и останется только подивиться, откуда такая патетика. Не обижайся. На самом деле, я так не думаю. Я верю в твой душевный порыв. Тем труднее мне поверить, в твою враждебность к другим. Но с другой стороны, признаю, что, порой, трудно построить мостик между столь различными культурами. Тем более, если учесть, что ты, Ира, которая считает себя представительницей, несомненно, более цивилизованной и гуманной христианской цивилизации, с непримиримостью достойной первых последователей Мухаммеда, противостоишь тому, чья вера не столь терпима.

– Вот именно! Не сойтись им в добром союзе. Каждому свое.

– Было начертано на воротах Освенцима, – сострил Слава.

– Ладно. Не мучайся из-за этих перипетий. Предлагаю верить, что все образуется и доченька твоя найдет свое счастье…

– Ладно.

– Кстати. В связи с тем, что ты нам, только что рассказала, можно спросить, каким ты хотела бы видеть своего будущего зятя?

– Хм. Так сразу даже трудно ответить. Был у нее один мальчик еще в школе. Они встречались. Но потом, видимо, что-то произошло. Не знаю, точно. Он уехал учиться в другой город, как мне Лия сказала. Мою дочь Лия зовут. Были у них первые романтические отношения. Но это уже в прошлом. А, вообще то, я думаю, что всерьез ей думать об этом рано. Пусть отучиться, для начала. А потом.. потом встретит доброго, порядочного мужчину, мальчика…

– И все-таки, что это значит для тебя. Какой он, этот добрый, порядочный? Особенно интересно – порядочный, это как?

– А тебе неизвестно? По-моему, это очень важно. Человек не способный на подлость,

поступить с женщиной по-свински. То, чего я больше всего боюсь. Слишком уж она доверчивая и простодушная. Как я, когда-то. Порядочность его, конечно, не гарантирует ей счастья, но он не обманет ее, и надеюсь, не уйдет к другой.

– То есть верность, это и есть порядочность?

– И да, и нет. И верность тоже. Я хочу сказать, что если такой человек полюбит тебя, к другой изменять не побежит. И на него полностью можно положиться. Ну а если, не дай Бог, полюбит другую … тут уж, я не знаю…. Но как мерзавец, не поступит.

– Вот те раз! И такого ты порядочным называешь? – не выдержала Галя. Не хотела бы я себе такого порядочного. А ты его своей дочери прочишь.

– Ты опять не поняла. Я просто пытаюсь объяснить, что этот человек честен в любви.

И благороден. Свою любовь он не предает и не унижает, в том числе физической изменой. А если любви нет, то и измены нет.

Галя, в ответ, фыркнула, – Я никогда не разделяла этих твоих воззрений. По-моему, любые изменщики – самые обыкновенные кобели, и назвать их порядочными язык не поворачивается. А все эти разговоры про любовь – отличное оправдание для их похоти.

–Но это – твое мнение, а мне было бы интересно дослушать, что скажет Ира – спокойно произнес Петр.

– Так вот… Кроме этого, порядочный мужчина – джентльмен. – Ира слегка порозовела, и лицо ее приняло наивное, даже детское выражение. – Он не позволит себе обидеть женщину, сделать ей сознательно больно, а если судьба распорядится так, что он должен будет уйти – и квартиру оставит и материально поможет семье. Говорю еще об этом потому, что, именно при разводах, особенно, бросается в глаза вся низость человеческая. Многие, кто прошел через них – меня поддержат.

– Что ж, понятно. Получается, что быть порядочным не слишком выгодное предприятие. Ты все оставляешь, и если у тебя появляется новая любовь или семья, вынужден прийти к ним голый аки сокол.

– Ты совершенно прав. Выгоде здесь нет места. Люди неблагодарны, и очень редко, а то и никогда, не оценят благородства души.

– Как я понял, последнее – свойство женщин, – Петр улыбнулся. – А что, женщины тоже бывают порядочными?

– Бывают. И даже очень много. Не хотела бы говорить о наших общих знакомых, но коль уж получился эдакий вечер откровений – выговорюсь. Тем более, думаю, что ты меня поймешь.

– Премного благодарен.

– Так вот. Я уже рассказала вам мою грустную историю с Игорем, но не поведала, как повела себя во время тех бурных событий его жена. Игорь пришел ко мне как был, т. е. как ушел на работу – в плаще и с папкой. Домой за вещами боялся сунуться целую неделю. Когда же он, наконец, решился на столь отважный поступок, встретившая его жена отобрала ключи, надавала ему оплеух, а самого выставила за дверь. Как вам это понравится? Но это все пустяки. Спустя несколько дней, после его прихода ко мне, я узнаю, что Игорь должен одному из своих коллег приличную сумму. Я и не заикнулась о том, что он мог бы, хотя бы часть денег, отдать из их общих с женой сбережений. Вначале, он очень переживал. Шутка ли, все, ради чего горбатился, оказалось в лапах у взбешенной супруги! У самого, даже сменного белья не осталось. Но, как только я сказала, что помогу…. Кто меня, только, дернул за язык! Он, тут же, успокоился. Стыдно говорить, но я, все ему купила, из одежды, сама… расплатилась с его коллегой. При этом даже влезла в долг. Сейчас не верится! Но и года не прошло, ведь меньше года длилось мое счастливое злосчастье, он вернулся к ней! Конечно, о деньгах речи не было. И отдавать мне их он не стал. Я и не просила. Я была просто растоптана, убита. Что делать. Сама дура! И за все надо платить. Вот вам пример порядочности и наказания благих порывов.

– Действительно. – только и смог вымолвить Петр. Как, однако, запутано и скользко

получается – подумал он. Рассказ Иры свидетельствует о ее порядочности. Хотя гроша ломанного не поставлю на то, что, окажись она на месте покинутой жены, не признала бы разлучницу стервой и уж, наверное, непорядочной женщиной. Мужчина же, Игорь, очевидно, стал непорядочным не из-за того, что не вернул взятые у нее деньги, а лишь, потому, что оставил уже ее, ради жены. И деньги, тут, не принципиальны. Просто, еще одна капля дегтя. Многократно труднее найти правых и виноватых, когда события преподносят женщины. Их нравственная оценка всегда эмоциональна и целиком зависит от личных симпатий. Я же, даже, несмотря, на явную симпатию к Ире, не могу не заметить ее необъективности. Для нее, если человек ей друг, он должен слишком нашкодить на стороне, чтобы заслужить осуждения. Ее же сопернице, остаться в глазах Иры, благородной, практически невозможно. Женская природа очень подвижна. Странна она. Ведь, казалось бы, логичней считать за союзника и друга, человека со схожими понятиями о честности. Исходя из них, затем, принципиально расценивать его поступки. В ее же устах, как не жаль, слово порядочность звучит демагогично. Так размышлял Петр. Он был уверен, что если бы нашелся отпетый негодяй, которому удалось бы пленить Иру, она бы оправдала его лучше заправского адвоката. Те же, кому пришло бы в голову препятствовать ей в личной жизни, имеют все шансы слыть корыстными, непорядочными, ну, на худой конец, ограниченными и примитивными. Вне всяких сомнений, действующие согласно такой линии поведения, хоть и скромно умалчивают, себя-то, уж точно, считают выше всяких похвал. Порядочные, для них – они сами и их любимчики. Это надо понимать, когда слышишь слово «порядочный». Бескорыстными и благородными себя, они, может, и не назовут, на это, даже у них, может не хватить наглости, но уж порядочными, конечно. Как иначе? Очень удобный термин, для тех, кто хочет скрыться от беспристрастного и бескомпромиссного взгляда. Он как почетное звание, которое они присваивают себе сами. Это звание обеспечивает им спокойствие совести и высокую самооценку. Мужчинам, чванящимся такой «порядочностью» я не доверяю. Даже, сказал бы, недолюбливаю их. Но вот женщины… Женщины, – совсем другое дело. Им многое можно простить. Ведь эта их слабость суждения, скорее всего, – слабость духа. Да разве возможно не прощать им слабости? Без слабостей, сама женская прелесть, порой, рискует исчезнуть. Вот, взять хоть бы Ирину, не будь у нее стольких очаровательных слабостей, вызывала бы она у меня такой трепет?

– За хорошие поступки переживать не стоит. Потом, ты приобрела опыт, а если он человек благодарный, и добрую память, – сказал Петр, после продолжительной паузы.

– Слабое утешение.

– Слабое потому, что не слишком в него веришь.

– Совсем не верю. Говорят, что дороже всего человеку стоит его глупость. Это про меня.

– Но, ты ведь, только что, говорила о любви. Она, по-твоему, глупость что ли?

– Вот и я об этом, – влезла Галя.

– Нет. Конечно, нет. Когда она есть, это прекрасно… Но когда остаешься у разбитого корыта, отдав всю душу, силы и чувства… Кажется, что была набитой дурой. – Ира захлопала тяжелыми накрашенными ресницами и глаза ее покраснели. Она стыдливо отвернула голову, потрогала длинными пальцами уголки глаз и замолчала. Через пять секунд, она, как будто, пришла в себя, встряхнула копной золотистых волос и равнодушно уставилась в черное окно.

– Ай-я-яй… И опыт и любовь выпадает на твою долю и все равно плачешь. Не хорошо. Не справедливо. Тебе завидовать можно. – мягко упрекнул Петр.

– Поздно уже, – подал наконец голос Денис. Спасибо вам за компанию, не будем мешать и сами соснем чутка.

– Денис прав, – сказал, поднимаясь, Слава – уходим?

– Уходим, – согласился Петр.

– Приходите завтра. Продуктов еще море. А увидите Толика – кликните его, – были последние слова Гали.

Ребята молча уковыляли. Стояла глубокая ночь. Пол вагона сладко и сытно спали. Но были и те, кто еще шебаршился и гундосил. Кто-то дулся в карты. Среди них был и Толик. Вагон ровно поскрипывал, мягкий свет ламп ложился на капроновые мешки, постельное белье и, торчащие из-под него, ноги челноков. Было жутко душно. Поезд София – Петербург подходил к украинско-белорусской границе.

Утро. Около 11 часов. Состав упорно ползет по серым и плоским просторам Белоруссии. Большинство уже проснулись, помылись и пили чай. В поездах, как известно, долго не спиться. За окном мелькает однообразный пейзаж голых рощ. Погода стала еще более неприветливой. В вагоне спокойно и буднично, еще одна ночь и пассажиры прибудут в Питер. Еще одна ночь, но какая! Будущей ночью челноков ожидает самый страшный пункт их путешествия – таможня города Пыталово. Неизвестно, как и кто дал столь красноречивое название этому пограничному поселку, но, вне всякого сомнения, оно себя оправдывало и нагоняло ужас, по мере приближения. Ведь на этой станции их встретит самая жадная и опасная таможня – таможня Российской Федерации.

В этот час Саша и Петр гостили в купе у Гриши Цукермана и Олега Гройзберга. Непоседа Саша, с утра, искал общения. Петр, от нечего делать, заглянул в то же купе. Здесь, было много свободнее чем у всех остальных. Ощущение мягкого спального вагона. Причина проста. Гройзберг, как шеф тур фирмы и старший группы, не вез ничего, а Гриша компактно распихал свои 12 мешков в верхнем ярусе.

– Ну, что хлопцы? Есть мандраж? – улыбнулся хитрыми глазами Олег.

– Мандраж? Из-за Пыталова что – ли? – с деланным пренебрежением откликнулся Саша.

– Думаете, и волноваться не из-за чего? Тебе, и вправду, может, не из-за чего, ты везешь не много.

– Вот именно. Пусть кожаные короли волнуются! – Саша, насмешливо покосился в сторону Петра, – И текстильные тоже. Вообще, всякие короли. Что у меня мешков то? Ерунда.

– Что же ты, отец-благодетель пугаешь? Не уж-то, допустишь, чтоб нас шмонали? – Петр с укоризной посмотрел на Олега.

– Ладно. Не дрейфь. Постараюсь сделать все, что в моих силах. Смена знакомая, в этот раз, так, что, все должно быть чики-чики. У тебя хоть чувалы упрятаны? Или торчат прямо у входа?

– Завалены. Но ты же понимаешь, если сунутся – мне капут.

– Не дрейфь, говорю. Не сунутся. Главное вовремя сунуть. Все время проезжали и

сейчас проедем. Они тоже бучу затевать не заинтересованы. Если какой спец разнарядки или проверки нет, деньги хапнут и только их и видели. Они, сейчас, – самая что ни на есть коммерческая структура. Деньги максай – проблемы сняты.

– Золотое дно. Это вам не мешки из Стамбула в Питер таскать и на рынке торговать, – спокойно произнес Гриша. – лицо его тоже сохраняло свою привычную невозмутимость. Слегка прищуренные глаза улыбались и грустили, одновременно.

– Да-а-а, сельскому пареньку, из деревни Пыталово, за счастье служить на родной таможне. Да, что там сельскому парню! Я бы и сам вас с удовольствием помучил – Саша, насмешливо, приподнял брови. – Как только увидел бы нашу распрекрасную компанию, – а ну-ка, идите на кутак, челночники-мешочники! У меня бы, ты Олег, дешево не отделался. А про тебя, Петя, вообще, молчу. В ногах бы у меня валялся. Умолял бы, чтоб я твою кожу не конфисковал. – Саша дал волю воображению. Картина его веселила.

– Размечтался! – Гройзберг отмахнулся.

– Я, конечно, многое могу понять. Живем, на самом деле, вне закона. Но откуда наглость у простых парнишек, из таких вот сел и городков, вымогать, так неприкрыто? Все берут, или почти все. Это очевидно. Но почему? Как у них хватает совести? И делается все, с понтом, будто только так и надо. Будто в этом и состоит их долг и работа, – высказался Петр.

– Чудак-человек, – откликнулся Саша – У людей ничего нет. Работы нормальной,

денег. За то, есть семья и самому хочется вкусно есть, сладко спать. Кто мы для них? Спекулянты, барыги, кровососы, которые с людей последние гроши вытягивают. Вполне логично, что они хотели бы восстановить справедливость и пополнить за наш счет свой бюджет. Так что – все предельно ясно.

– Ясно, но не слишком. Коррумпировано все вокруг. От самого мелкого

служащего до элиты чиновничества, до первых лиц. Все рады набить свои карманы, за счет своих подопечных. И у каждого из них, есть для себя оправдание. Каждый, как будто, прав, со своей кочки зрения. Выходит, все они действуют, по справедливости. Но ведь это абсурд. Если бы они, вдруг, очутились в шкуре обираемых, сами бы возненавидели себя сегодняшних.

– Зачем же обязательно ненавидеть? – вступил снова Гройзберг – просто нужно

четко знать и отстаивать правила игры. Ты все верно говоришь. Всем жить хочется. Значит, где надо – нужно подмазать, а тем, кто берет – не зарываться.

– Слишком расплывчато. Но если бы только так обстояли дела! А то, что получается,

каждый, чьи интересы расходятся с соседом, начинает его бессознательно, а то и сознательно ненавидеть. В конце концов, ненавидят, просто из зависти, но не признаются в этом, даже себе. Вот откуда грабежи и убийства. К сожалению, на них идут ужасно легко. И тем легче, чем их больше, чем угроза наказания призрачнее.

– А ты хочешь, чтоб люди целовались и рубаху последнюю отдавали? – саркастически парировал Олег.

– Не вижу в этом ничего плохого. Но давай ближе к земле. Если мы работаем и видим, что это приносит пользу и нам, и людям, почему бы не делать также и остальным? Не быть паразитами?

– А ты спроси людей, кто для них паразит? – теперь уже в разговор вступил Гриша. –

Если они, прямо в этот момент, у тебя ничего не покупают, в большинстве своем согласятся, что паразит – именно ты. То есть мы. В сознании народа, мы ничем не лучше тех, кем возмущаешься ты. Мы все равно, что воры. Может, даже хуже. Потому, что вора многие из них могут и пожалеть и оправдать. Вора, может быть, нужда заставила выйти на широкую, столь привычную для русского мужика, дорогу. А мы, по новым, самым что ни на есть разбойничьим, для них, порядкам, грабим их. Заставляем покупать необходимые вещи по завышенным, установленным произвольно, ценам. Больше нас, они, разве правительство, ненавидят. Но у правительства, куда выгоднее положение.

– Это уж точно, – сокрушенно согласился Петр.

– Так что наша судьба – терпеть и работать. Мы, например, евреи, к этому привычные.

– Слабое утешение.

– Ну, вас послушаешь, прям, хоть плачь! Такая жизнь неподъемная! – снова все услышали глухой голос Саши. – А Гройзберг, тем не менее, живет не жужжит. Да и Цукерман, вряд ли, хуже. Если миллионерами в ближайшем будущем окажутся, я не удивлюсь.

– Если бы! – грустно вздохнул Гройзберг. Ты, вот, Петя, тут рассуждал о всяких высоких материях. Так, я тебе, на это, откровенно, могу сказать, что если б мне выпал реальный шанс срубить одним махом лимон бакинских, я бы щепетильничать не стал. Не упустил бы своего. А поскольку такового нет, приходится быть честным со всеми и во всем. Чтоб вести хороший долгий бизнес – должен быть честным. Это, прежде всего, выгодно. Но если… если бы подвернулся реальный шанс, срубить капусты по крупному, я не упустил бы его. Чтоб свалить из этой клоаки… – глаза Гройзберга посерьезнели и заблестели злым холодным светом. И если бы тебе этот шанс выпал – ты ухватился бы за него. А если нет – так дурак, значит.