Текст книги "Из пыли времен (СИ)"

Автор книги: Павел Васильев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 16 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]

"Лишь юноша, за плечами которого восемнадцать полных витков имеет право стать учеником Мор де Аесир. И лишь прошедший испытание будет допущен в крепость Атеом и к обучению искусству боя".

Принца Летар не прогнали сразу лишь потому, что в Старом Законе не говорилось ни слова о возрасте поступающих. Имена заносились в списки навуров только в случае прохождения отбора. До этого на претендентов не обращали внимания – просто выдавали костяную табличку с высеченным рунным номером.

К тому же, до Марена никто и не думал появляться здесь раньше достижения положенного возраста. И именно на это принц и рассчитывал – Старый Закон строг, но он не запрещает пройти вступительное испытание.

...Претенденты собрались перед песчаной ареной во внешнем дворе. Наставники следили за схватками с невысокой трибуны напротив, а ученики школы толпились у левого края. Правой стороной арена примыкала к стене, где находилась стойка с оружием. Хотя, многие из учеников имели свои мечи – кто с ними пришел, а кто выковал уже здесь.

При поступлении юноши сражались между собой. Оружие – по выбору, на усмотрение самих поступающих. Разрешалось взять, как щит, так и второй меч. Да, хоть кинжал, если было желание вызвать всеобщее презрение – "оружие женщин", что можно спрятать в рукаве или за голенищем, считалось недостойным Перворожденного. Но защите от него тоже обучали: никогда не знаешь, с чем придется столкнуться.

И все же, по негласному правилу использовались только мечи.

Соперники выбирались в случайном порядке, при помощи выданных ранее номеров – каждый знал только свой. Это не позволяло наставникам влиять на результат... Впрочем, честь Перворожденных чуралась любой лжи. "Честная смерть, лучше бесчестной жизни", – говорил Великий Воин.

И в итоге, победитель становился учеником, а побежденный покидал крепость Атеом. Второго шанса поступить не давалось ни кому.

...Каждый раз, когда кто-то одерживал победу, по толпе прокатывался одобрительный гул – ученики приветствовали новых названных братьев.

Будучи младше и, как следствие, на полголовы ниже среднего роста собравшихся, Марен несколько выделялся из общей массы. Он держался отстраненно, стараясь не привлекать лишнего внимания. Праотец учил, что знание соперника дает преимущество, но следить за боем не имело смысла: никто не бился дважды.

Звон клинков разносился по двору. Толпа поступающих редела. А Марен все ждал, когда назовут его номер – тринадцать.

И вот их осталось семеро.

Юноши косились друг на друга, и каждый понимал, что одному нет пары. С каждым номером, оглашенным главным наставником, слышались два вздоха облегчения: у выбранных появлялся шанс проявить себя – никто не участи последнего...

Пятеро. Трое...

Принц Летар все еще находился среди претендентов.

Он узнал одного из учеников: Кригара, наследника Дома Ваин, чьи владения простирались на дальнем северо-востоке, за горами Стенсваар, а родовой замок стоял на северном берегу устья рек Стора и Эрмина, впадающих в Восходное море. Принц встречался с ним, когда наследник с отцом, офтином [глава Дома] Ториндаром, бывали в Мелестане – Шестой Дом по праву считался верным сторонником королевской семьи. Кригар запомнился Марену общительным и уравновешенным, каким и должен быть истинный наследник рода. И он очень хорошо – даже отлично – владел различными мечами.

Наследник Ваин обладал приятным лицом с "мягкими" скулами и высоким лбом. От широкого носа расходились складки, подчеркивающие границы чуть впалых щек. Тонкие широкие губы опоясывала короткая борода того же угольного цвета, что и длинные волосы, беспорядочными волнами падающие на плечи – у висков они сплетались в две тонкие косы. Из-под аккуратных прямых бровей сверкали благородные лазурные глаза. В толпе юноша выделялся крепким телосложением и высоким ростом.

Выпускное испытание ждало Кригара через одну весну.

Наследник скользнул взглядом по оставшейся тройке претендентов и зацепился за принца. Из всех троих юный Перворожденный, стоявший поодаль, единственный выглядел безразлично спокойным и сосредоточенным. И совершенно не обращал внимания на происходящее на арене, словно не его судьба решалась в оставшиеся мгновения.

Принц не отвел и не опустил глаз: мужчина не должен прятать взгляд.

Какое-то время они изучающее смотрели друг на друга. А затем Кригар едва заметно кивнул, губы дрогнули, уголки чуть приподнялись. И Марен понял, наследник узнал его: тень капюшона не могла скрыть ясных сапфиров принца. А род Летар всегда выделялся признаком сильной "древней крови".

– Номер двадцать, – раздался рокочущий бас главного наставника Терина.

Один из претендентов, вынимая меч, шагнул вперед. На лице воссияла улыбка: Боги дали шанс показать себя.

– Номер тридцать четыре, – произнес тот же голос.

И второй юноша, вскинув руки, бросился на арену; толпа учеников загудела; Марен не шелохнулся, ничто в нем не дрогнуло, не изменилось.

Мэтр Терин молчал, не отдавая сигнала к началу. Гул медленно сменялся удивленным шепотом, словно ученики только заметили стоящую чуть в стороне одинокую фигуру.

Марен не обращал внимания, замер, словно гранитная статуя; и лишь легкий ветерок колыхал полы одежды. Краем глаза он видел, как один из учеников толкнул локтем другого, кивнул в его сторону. Один за другим, к принцу обращались взгляды всех присутствующих Перворожденных.

В такие моменты оставшийся последним у края арены понимал, что Боги отвернулись от него: по правилам школы, предстоит бой с одним из выпускников. И пусть им окажется не самый умелый, шансы выстоять против владеющего хотя бы основной техникой Унамор [искусный меч], и покинуть стены крепости Атеом живым, стремятся к нулю. Зато резко возрастает шанс лишиться головы: все мечи в Мор де Аесир выкованы из лучшей клостенхемской стали, и разрезают перышко, падающее на острие.

Мало кто оставался на этот поединок – Перворожденные не страдали малодушием, но и к нелепой смерти особой тяги не имели. Уйти сейчас не считалось позором. Такова воля Богов.

Но Марен не уходил. Напротив, сделал шаг вперед, давая понять, что готов поспорить с Богами, что Судьба явно заблуждается на его счет, что Богиня Инниут, ревностно следящая за Линиями Жизни, где-то просчиталась, недоглядела.

Теперь принц по достоинству оценил всю насмешку выпавшего номера... Тринадцать Старших Богов, что правят Миром с его Рождения; тринадцать Древних драконов, что вселяли ужас во все живое, когда Мир был еще совсем молод; тринадцать ледари, что провожают достойных воинов в Имале... Даже теалар [десяток] состоит из двенадцати итларов [кровный воин] и одного итлаира.

И сейчас, по воле тех же Богов, Марен остался один у края песчаной арены с зажатой в руке додревней руной, высеченной на кости: "сеан офано толеф" – что означает "первый над двенадцатью"... Руна Айдомхара, как зачастую ее называют. Сейчас она редко используется, но в крепости Атеом традиции крепки, как нигде в Ардегралетте.

– Ты осознаешь, что тебе предстоит? – спросил главный наставник, разглядывая Марена.

И пусть лицо принца скрывал платок, сапфировый взгляд говорил лучше всяких слов.

– О мор ом ондир эд ул расэд итуэн ролог, [С мечом в руках, я приму свою судьбу] – спокойно ответил юноша.

– Что ж... – протянул главный наставник Терин, чуть прищурившись, и обратил взор на арену: – Начинайте.

Мечи сшиблись в то же мгновение, "пение" разнеслось по двору, отражаясь от каменных стен. Юноши закружили в смертельном танце, клинки засияли стальными полукружьями...

Но никто из учеников не следил за боем. Все глаза разглядывали невысокого Перворожденного, оставшегося последним у границ арены, что принял вызов Судьбы... Инниут строга к тем, кто пытается ломать предначертания. Говорят, даже Великий Воин не сумел избежать ее кары.

Ученики тихо перешептывались. И, судя по всему, уже предвкушали кровавое зрелище.

При желании принц мог бы услышать, что они шепчут друг другу, но такого желания не возникало – он наслаждался звонкой "песней", что всегда так очаровывала и завораживала.

..."Двадцатый" безоговорочно победил соперника, но на этот раз толпа не разразилась приветственным гулом – лишь одинокие выкрики; и в воцарившейся тишине, казалось, еще звучат стальные отголоски.

Главный наставник буравил Марена взглядом, молча рекомендуя послушаться Богов и не гневить Судьбу. Но принц и теперь не отвел глаз. Один шаг – и песок запечатлел принятое решение.

– Лем, на песок, – наконец бросил мэтр Терин.

Из толпы, самодовольно ухмыляясь и поигрывая мечом, выбежал юноша, превосходящий принца в росте и ширине плеч.

Он тоже оказался знаком принцу. Но, в отличие от Кригара, не вызывал симпатий. Наследник Лем Коррин даже со Смертными мог бы потягаться в самодовольстве и высокомерии. Как, впрочем, и все из Третьего Дома – их род всегда, мягко говоря, недолюбливал королевскую семью, еще со времен Войн Крови, когда они выступили против Запрета и потерпели поражение.

Марен двинулся к стойке с мечами – из всех навуров, он единственный пришел без оружия.

Лем в центре арены, под одобрительные возгласы толпы, демонстрировал различные удары и выпады. Ему крайне нравилась возможность лишний раз покрасоваться. Наследники крови Коррин на протяжении всей истории Мира мнили себя выше других. Но их эмоции и страсти оставались столь же близки к Смертным, сколь и нетерпимость к оным.

Марен выбирал не спеша. По правилам школы, он имел право взять любое оружие. Принц брал в руки, то один клинок, то другой. Показательно взвешивал баланс, примерялся к длине, хотя выбрал, лишь взглядом окинув стойку. Наконец, ладонь сомкнулась на кожаной оплетке рукояти.

По толпе прокатился ропот, когда он выходил на арену, и лишь Кригар хитро усмехнулся – принц выбрал хедмор [большой меч, клеймор].

Несмотря на то, что меч по длине несколько уступал дахондиру, он являлся двуручным. И отличался от дахондира, в основном, отсутствием "клыков вепря" и не заточенной части между ними и крестовиной. Другими словами – просто большой меч, который в руках юного принца выглядел и вовсе огромным.

Клостенхемская сталь переливалась, словно покрытое морозным узором стекло. Кожаная оплетка рукояти приятно холодила кожу, удобно лежа в ладони. Приподнятые к острию дужки крестовины ловили стальными гранями мягкие лучи рассеянного света.

– Гляньте-ка, никак сам Великий Воин! – во всеуслышание насмехался Лем, обращаясь к ученикам и тыча в сторону принца своим коротким крайвером ["парная сталь", короткий меч].

Раздался оглушительный смех, и даже на лице главного наставника появилась надменная усмешка.

– Нужно было уйти, когда была возможность, – зло оскалился наследник Коррин, когда мэтр Терин разрешил начинать. – Теперь я отправлю тебя в Ифре.

Толпа затаилась. Мертвая тишина непроницаемым туманом опустилась на двор крепости Атеом. Казалось, если прислушаться, можно услышать биение сердец и сдерживаемое дыхание.

Марен уронил острие меча на песок арены – глухо звякнуло, – и очертил перед собой полукруг.

– Зона моего превосходства, – произнес он чуть громче шепота.

Но слова заполнили безмолвную пустоту, разлетелись над ареной, как всплеск над ночной рекой.

Наставник Дайнер, что учил райденаров, подался вперед с возросшим интересом. Глаза блеснули любопытством, и недоверчиво сузились, будто услышал голос старого знакомого, но до сих пор силился понять, так ли это.

Марен поднял меч двумя руками, отведя правое плечо; клинок замер горизонтально земле, острием целя противнику в грудь. Ноги напружинились...

И Лем атаковал. Резко, без предупреждений. Рванулся вперед и влево, и тут же сместился вправо, нанося рубящий удар от плеча, нацеленный принцу в шею. Неимоверно быстро, но настолько же просто и предсказуемо, что шагни Марен в сторону и выставь ногу, и наследник пробороздит песок арены носом. Но принц не сделал этого: в бою нет места играм, а глупость противника – вина самого противника.

Принц подался навстречу, поворачивая корпус – стремительно, словно удар молнии, раскалывающей небо. Время послушно растянулось, став густым, как смола, выступающая на дереве.

Он видел ухмыляющиеся глаза Лема – в них жила уверенность в легкой победе. Видел несущуюся сталь, блики на лезвии. Слышал гудение рассекаемого мечом воздуха, пульсирующие толчки в жилах. И на краткое мгновение, казалось, ощутил сладкий запах крови, почувствовал на зубах привкус металла.

Хедмор принца острием вниз встретил крайвер Лема – камень подхватил звонкое эхо, скользнул ближе к гарде, осыпав песок арены искрами. Поворот, толчок – и правый наплечник Марена врезался наследнику в грудь, заставив захлебнуться воздухом. Крестовина зацепила вычурный эфес короткого меча, вырывая из руки; Лем отшатнулся. И в следующее мгновение хедмор дыхнул холодом в незащищенную шею; по лезвию медленно покатилась алая струйка; крайвер гулко звякнул об утоптанный песок.

Тишину, длившуюся несколько мгновений, запоздало взорвал восторженный рев. Наставник "двуручников" рывком поднялся с места. И лишь на лице Кригара улыбка стала шире – он и сам когда-то точно так же недооценил молодого принца. Да, наследник Ваин прекрасно помнил первый бой с юным обладателем сапфирового взгляда.

– В Ифре ждут тебя, эрфинг [наследник]! – раздались насмешливые выкрики из толпы. – Передай почтение Морету!

В глазах Лема мелькнуло недоумение – опустевшая ладонь неверяще сжималась, не осознавая своей пустоты, – а затем вспыхнула ярость. Он отдернул голову, рука рванулась к поясу, где висел второй крайвер, лицо перекосилось от ненависти, из-под губы показались клыки...

– Довольно! – раскатился по двору грохочущий бас.

Главный наставник оперся на ограждение трибуны. Глаза пристально взирали на Марена, но губы больше не усмехались. Он не сомневался, что бой будет коротким, но исхода ждал другого.

– Открой свое лицо, – спокойнее добавил он.

Марен опустил хедмор; алая капля сорвалась с лезвия. Рука откинула капюшон на спину, пальцы стянули платок...

Лем гневно выдохнул.

– Тебе следовало убить меня, щенок, – процедил наследник сквозь зубы.

– Ты знаешь правила, принц, – заговорил главный наставник, отпуская поручень и распрямляясь. – Происхождение ни на что не влияет в стенах Атеом. Короли не властны над нашими традициями. Мы не можем принять тебя в ученики: ты еще молод.

Среди наставников послышался одобрительный ропот. И лишь мастер "двуручников" улыбаясь во все зубы, скрестил руки на груди, ожидая развития ситуации.

– И лишь прошедший испытание будет допущен в крепость Атеом, – ровным голосом ответил Марен словами Старого Закона, глядя наставнику в глаза . – Думаю, здесь найдется свободная комната.

Наставник "двуручников" подошел к мэтру Терину и что-то шепнул на ухо. Остальные мастера придвинулись полукругом. Никогда прежде не случалось, чтобы на испытание пришел шестнадцатилетний, да еще и победил лучшего ученика перед выпуском.

– Ты прав, такого запрета нет, – главный наставник вновь обратился к Марену и усмехнулся. – Однако, если ты останешься, заниматься ты будешь один, мастера не будут тратить на тебя время. Оставшись, ты не сможешь пройти отбор, когда исполнится восемнадцать, что, в свою очередь, не даст шанса пройти выпускное испытание. Ты никогда не получишь кольца выпускника и Знака Мор де Аесир!

Принц обвел взглядом наставников. Он понимал, что даже его маленькая хитрость – неточность трактовки Старого Закона – не позволит ему стать учеником раньше положенного срока. Наставники не допустят нарушения устоявшихся традиций, они слишком привыкли подчиняться им.

Но он здесь не затем, чтобы менять уложения.

– Меня устраивает, – кивнул Марен, и на губах мелькнула победная улыбка.

Главный наставник недовольно хмыкнул и взмахнул рукой, что говорило об окончании вступительного испытания. А мастер "двуручников" все так же беззастенчиво разглядывал принца, не двигаясь с места.

Лем поднял выпущенный из руки крайвер, косясь налитыми кровью глазами. Демонстративно полоснул себя по запястью и окропил арену – хоть в этом наследник не отступил от воинской чести: голодный клинок нельзя убирать в ножны.

– Подозреваю, вы могли снести эрфингу голову, мой принц, – нарочито громко произнес Кригар, чтобы Лем слышал – кулаки наследника Коррин сжались, – и добавил уже тише: – Помню, с каким трудом сам сражался с вами. Теперь что-то мне подсказывает, что тогда вы просто играли, позволяя "рисовать" на вашем доспехе.

– Не называй меня "мой принц". Ты же слышал наставника, в Мор де Аесир нет принцев.

– Я слышал, что вас не приняли в ученики, мой принц, – парировал Кригар и добавил с некоторым сожалением: – Вы не получите кольца, как ваш отец... Эрфинг должен носить черненое серебро.

– Важно не то, какие знаки ты носишь, а то, какие знания тебя наполняют, – бросил Марен через плечо, вешая отертый хедмор на место. – К тому же, я – не эрфинг.

...Последним во дворе задержался лишь наставник "двуручников". Спустившись с трибуны, он вышел на истоптанный песок, внимательно разглядывая следы. Изучал тщательно, отходя то в одну, то в другую сторону. И чем дольше напряженно вглядывался, тем выше поднимались уголки губ.

– Зона превосходства... – пробормотал себе под нос.

Лем так и не пересек, очерченного Мареном полукруга.

Глава 4. 7 Эон 482 39 День Осени.

Небольшой дом в два этажа укрылся на поляне среди леса. Обычный, ни чем не примечательный, но достаточно просторный. Зеленая краска чуть обветрилась, выцвела, но даже так выглядела ярче травы Ардегралетта – той, которую помнила Лита. Со всех сторон дом окружали высокие деревья вперемешку с кустарником. Они служили живой оградой и стеной, скрывающей от посторонних глаз. В ветвях щебетали птицы, в подлеске копошилось зверье, но они не доставляли хлопот. Даже наоборот, издаваемые звуки так не походили на замковую суету, и придавали некое умиротворение этому месту. Свой маленький Мир, тихий и спокойный.

На террасе с южной стороны дома – стол и несколько кресел. Сплетенные из множества тонких прутьев, каждый из которых можно переломить одной рукой, на вид они казались такими хрупкими, что задень – и рассыплются. На деле же – собранные вместе, воедино, с запасом выдерживали взрослого... Отец тоже часто говорил, что вместе – можно и с Богами поспорить.

На юге виднелись силуэты Призрачных гор. Заснеженные пики терялись в облаках, сливались с небосклоном. Не представлялось возможным рассмотреть, где заканчиваются вершины – да, и заканчиваются ли они вообще, – и начинается небо. Высокие исполины заслуженно носили звание Края Мира.

Звон пронзил воздух, на мгновение заглушив трели. И когда затих, птицы ответили, передавая его на все голоса. Он разносился среди крон, окружающим дом Саодира Гарта, то смолкая, то разгораясь с новой силой, и убегая все дальше на юг, вглубь Заповедного леса.

Стрела ударила в сердце мишени, впритирку с двумя уже торчавшими; гулко жужжало трепещущее древко.

– Отлично! – похвалил Саодир.

Лита вновь натянула тетиву, белое оперение привычно ласкало пальцы. Еще один тонкий свист, и еще одна стрела глубоко вонзилась в дерево.

– Хорошая получилась сталь, – улыбнулся охотник, снимая мишень. – Труды не пропали втуне.

Он не пытался вытащить стрелы: чтобы их достать придется расколоть мишень.

Минуло девять весен с тех пор, как девочка вышла в этот солнечный мир, который Саодир называл Гольхеймурин, что, собственно, и означало – Земля Ярких Красок.

И он отлично оправдывал свое название.

Здесь все в точности соответствовало картине, висевшей у Литы в комнате в Хемингаре. Зеленая сочная трава мягко стелилась под ногами и щекотала пятки, когда девочка босиком ступала по ней. Голубое чистое небо простиралось над головой, докуда хватало глаз. Вода в озере, в тысяче шагов на северо-западе, казалась прозрачным стеклом, но взгляд тонул в глубине. И, конечно же, солнце. Яркое и теплое. Не такое, как представляла Лита, но лучше. Его свет не просто грел, а обволакивал со всех сторон, заключая в свои объятия. Заставлял щуриться, нередко выдавливая из глаз слезы, и растягивал улыбку до ушей.

Но кое о чем девочка не имела даже представления, не все нашло отражение на картине... Саодир называл их "звезды", но часто говорил Другие Миры.

Когда Дневное Солнце опускалось, и свет медленно угасал, на небе одна за другой зажигались блестящие точки. Они, словно адаманты, рассыпанные на черном покрывале, сияли сверху. Благодаря им, ночь в Гольхеймурине не становилась такой темной, как дома, даже во время смены солнц. Которых здесь оказалось три! День полностью принадлежал Золотому Эриану, а ночью его сменяли Элес и Радес.

Лита дивилась.

Если верить мифам Серого Мира, Элес и Радес – двое неразлучных братьев – помогали Великому Воину изгнать Кровавых Богов в те далекие времена, когда Мир был еще молод. Говорят, именно братья заперли врата Ифре, чтобы те не смогли вернуться. Радес тогда вызвался охранять врата, и Элес остался в одиночестве.

Хотя, существовало мнение, что "младшему брату" не предоставили выбора, бросив на вечную стражу. И именно по этому Элес не поддержал Эриана в его Гневе, позволив Дауре укрыть всех "детей ночи" пологом своего платья.

А следом и Древние драконы, что явились на зов Великого Воина, отказались подчиниться Старшему Богу и приняли сторону Темной. И Раэнсир сейчас дремлет под Спящей горой, а смог его дыхания укрывает Ардегралетт от испепеляющего "золотого огня".

Вольные толкователи, заявляли, что как раз за это Боги и изгнали Крылатых Змеев из Мира.

Другие мифы, впрочем, утверждали, что и младший из близнецов Радес, и черный дракон Раэнсир отдали много сил в борьбе с Кровавыми Богами и уже не могли уйти вместе с собратьями. И как ни странно даже в пределах Ардегралетта, находились приверженцы обоих толкований прошлого.

Отец, рассказывая эти мифы, говорил, что все они далеки от истины, но сама истина спрятана еще глубже. "Тех, кому дано знать правду, давно уже нет в Мире", – поучал он маленькую Литу. Но, всегда уверенно поправлял, что Радес никуда не делся, и его сил просто-напросто не хватает, чтобы пробить облака, скрывающие Серый Мир от Гнева Старшего Бога.

Тогда Литу разбирало любопытство, откуда он знает?

Теперь же девочку удивляла схожесть историй двух таких разных Миров – Серого и Яркого. Она прекрасно помнила слова отца, что все живущие – дети Богов. А если учесть звезды Гольхеймурина, видимо, одного Мира Богам мало...

С каждой новой весной, Лита все чаще вспоминала дом. Коридоры замка, увешанные серебристо-алыми знаменами, снились по ночам.

Во снах девочка вновь и вновь возвращалась в тронный зал и пряталась от отца. Каменные силуэты Крылатых Змеев безмолвно следили за ней искрящимися глазами. Чешуйчатые тела извивались, втиснутые в арочные обрамления, пытаясь сломать каменные темницы и расправить крылья. Она видела на сияющих гранях себя, гербы с поднятым серебряным мечом и всполохи пламени факелов – во всех глазах отражался тронный зал Хемингара.

Во всех, кроме Айдомхара – черные обсидианы оставались непроницаемы для взгляда.

Иногда, проснувшись, Лита не сразу понимала, где находится. Образы дома, его запахи и звуки, преследовали, и казались такими четкими, словно она только что на самом деле была там. Вдыхала смолистый чад и морозный воздух, прикасалась к алым полотнам, а в ушах разносилось эхо шагов. Проснувшись, она долго не могла отделаться от этих видений.

Но уже к полудню детали родного Хемингара меркли. Золотое Солнце словно сжигало память, оставляя лишь пустоту и тоску. И холодную жажду мести. "Смертью я отвечу на смерть", – часто голосом отца звучали в мыслях слова Великого Воина.

Но несмотря ни на что, Лита всегда помнила маму. Ее взгляд тогда, на выходе из пещеры. Нежное прикосновение на своей щеке... Лита старалась, как можно чаще вспоминать ее образ, рисуя во всех деталях в воображении. Она не могла позволить себе забыть...

И еще она помнила Зверя. Он так же часто преследовал ее.

Лита сражалась с ним. Пронзала мечом его сердце. Убивала. Но вкус победы неуловимо ускользал. Лишь пустота и холод разливались в груди.

И на пороге смерти Зверь всегда преображался. Появлялся отец, истекающий кровью. Он смотрел на Литу, и меч выскальзывал из ее ладони. А потом – отец превращался в юношу. Молодого, красивого, с черными, как ночь, волосами и глазами, пылающими, словно сапфиры. Юноша тянул к ней руки, она бросалась к нему. Прижимала к груди, пыталась помочь, зажимая рану. Но кровь сочилась сквозь пальцы, пропитывая одежду... И в следующий миг девочка держала на руках младенца. Мальчика. Он смотрел все теми же двумя ясными сапфирами и улыбался; а кровь все не останавливалась. Его глаза постепенно меркли. А Лита стояла на коленях, прижимая малыша, и руки по локоть покрывала багряная липкая влага...

В этот момент она просыпалась.

***

Лита встала с кровати. Солнце еще не взошло, и через открытое окно в комнату проникал прохладный воздух. Потягиваясь, вышла на балкон. В эти предрассветные часы небо начинало лучиться, а облака казались черными, словно уголь. Призрачные горы лишь угадывались в утреннем тумане. Легкий ветерок трепал волосы, овевая свежестью.

Она прикрыла глаза, подставляя юное лицо прохладным "ладоням". Они взъерошивали волосы цвета расплавленного металла, теребя непослушный локон, вечно спадающий на глаза. Скользили по высокому лбу, нежно гладили очерченные скулы, пробегали своими "пальцами" по чуть вздернутому длинному носу, по щекам, по острому подбородку. И спускались по изящной шее на плечи, лаская кожу, напоминая свежее летнее утро Хемингара.

Девочка открыла глаза и, окинув взглядом окружающий лес, вернулась в дом. Потребовалось совсем немного времени, чтобы облачиться в ставшие уже привычными льняные штаны и рубаху. В Ардегралетте они показались бы, мягко говоря, тонкими. Даже летом. Даже Перворожденным.

Открытая дверь напротив, в комнату Саодира, означала, что он тоже уже встал; ступени скрипнули, когда Лита двинулась вниз. Охотник по обыкновению сидел на террасе, и разглядывал розовеющее восточное небо.

– Доброе утро, – произнес Саодир, не поворачиваясь, когда Лита переступила порог.

– Доброе, – шаги девочки беззвучно "легли" на террасу, а затем – на крыльцо. – Что так рано?

Он, и впрямь, поднялся несколько раньше обычного.

– Сегодня отправлюсь в город.

Лита не отреагировала.

Влажный от росы травяной ковер упруго пружинил под ногами, когда босые ступни девочки касались его по пути к колодцу. Ведро плюхнулось в глубине, и тонкие пальцы взялись за ворот; ни один скрип не нарушил утренней безмятежности. Поставив ведро на край, Лита зачерпнула воду ладонями и брызнула на лицо. Ледяной холод обжег кожу, но она не вздрогнула. Вода не только бодрила, но и проясняла мысли, после мрачных сновидений.

– Поедешь? – обыденным тоном добавил Саодир.

Лита так и замерла – вода медленно сочилась сквозь немеющие пальцы.

За все время, что она провела здесь, охотник ни разу не брал ее в город. Он, конечно, и сам туда ходил не часто. Почти все, в чем они нуждались, у них имелось. Но он не брал ее с собой. Никогда. Говорил, что это опасно. В этом Мире не должны знать, кто она, и уж тем более, откуда пришла.

Все это время, он учил ее контролировать свою сущность, и не шипеть, выпуская клыки, на любой неожиданный звук.

И Лита всегда внимала урокам.

И терпеливо ждала, когда придет день, и она свершит месть над тем, кто лишил дома и родителей. Она не знала, как поймет, что пора. Как из однообразно пролетающих дней узнает нужный. Но не покидала уверенность, что поймет и узнает. И в голове уже давно созрел план мести. Простой, как дыхание и короткий, как вздох – найти и убить!

Детали, конечно, рисовали все более красочно, но суть от этого не менялась.

К тому же, горы находились в другой стороне, потому она никогда не напрашивалась. Врожденное любопытство, как-то само собой отошло на задний план, спрятавшись за воспоминаниями "последнего дня". И потому же – крайне удивилась, когда охотник спросил.

Девочка, прищурившись, наблюдала за Саодиром, не шутит ли? Но тот делал вид, что не замечает ее взгляда, хотя Лита знала, что это далеко не так. Он умел поразить своей наблюдательностью.

Вот и сейчас, даже не взглянув на нее, явно заметил недоумение.

– Твое нетерпение растет. Сны становятся чаще, – пояснил он. – Ты все время думаешь о... нем. Может, хоть Эренгат отвлечет тебя. Может, заставит отказаться...

– Пойду, – любопытство девочки все же взяло верх.

Саодир оторвал задумчивый взгляд от деревьев, натолкнувшись на искрящиеся изумруды. На лице появилась печальная улыбка, будто прочел мысли, вертевшиеся в голове Литы.

– Скоро выходим, – отхлебнул из кружки, и ушел в дом.

Лита обернулась, на деревья, надеясь там что-то увидеть: что-то, что рассматривал Саодир. Но взгляд ни за что не зацепился. Ни за что, кроме Призрачных гор, проявлявшихся сквозь туман, и неустанно напоминавших, как она оказалась здесь и куда стремится вернуться.

"Но от мести не откажусь!" – пронеслось в ее голове.

***

Эренгат – самый крупный город Гольхеймурина в Западном королевстве. Южнее, между ним и Призрачными горами, простерся Заповедный лес, где никто не селился.

Никто, кроме Саодира.

Кони неспешно переставляли копыта, и груженая телега мерно покачивалась, стуча колесами по лесной тропе. Вокруг постоянно что-то копошилось, шелестело, шебуршало. Хлопали крылья, потрескивали ветки. Путники нисколько не смущали непуганых обитателей.

Солнце двигалось на полпути к зениту, когда Саодир с Литой въехали в Эренгат через восточные ворота.

В нос тут же ударили сотни запахов, из которых приятными девочка могла назвать лишь единицы – поморщилась. После чистого лесного воздуха, создавалось впечатление, что окатили из отхожего ведра. Казалось бы, в городе, куда верхом пускали ограниченный круг лиц, не должно пахнуть, как от немытого хряка. И все же, стойкий аромат немытых тел едва не валил с ног.

От ворот, главная улица вела прямиком на рыночную площадь – при всем желании не заблудишься. Слева от рыночной площади показался постоялый двор. За ним виднелись высокие башни – храм ордена Нового Света, как объяснил Саодир (несколько презрительно, как показалось Лите). Крыши сверкали начищенным золотом, а острые шпили возвышались над всеми остальными строениями. Выше возносился только дворец короля, что, в отличие от храма, выглядел более сурово. Впереди, сразу за площадью, приютилась таверна.

"Рудничный город", как назвал Саодир, занимался в основном добычей и поставкой железа. Западную Гряду – горы, что протянулись почти через весь Гольхеймурин с севера на юг, словно продолжение Стальных гор – сплошь изъели штольни, часть из которых уходили на такую глубину, что рабочие днями не видели света Эриана. А так как металл из восточного Кломарка практически в полном объеме скупался Регелстедом – столицей Империи Ориен, – Эренгат, фактически, "кормил" всех остальных. Находились даже умельцы, что плавили местную руду с особыми добавками, и ковали сталь, почти не уступающую кломарской.