Текст книги "Дважды умерший (Рассказы)"

Автор книги: Павел Рымкевич

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 6 страниц)

– Мне представляется следующий план, – начал я. – Прежде всего тебе необходимо исчезнуть из виду как русского правительства, так и немецких шпионов. Иначе, ты не можешь свободно сделать ни одного шага.

Устроившись в глухой местности, где тебя никто не знает, ты докончишь свои работы…

– О, мне надо еще испытать действие лучей на большое расстояние. Это сделать в моей лаборатории – нельзя.

– Ну, вот видишь… Тем временем я войду в сношение с наиболее видными революционерами, и мы, не торопясь, изберем правильный и верный план дальнейших действий.

– Но куда же я смогу скрыться из моей лаборатории, и как это сделать?

– В одном из глухих уездов Черниговской губернии у моей тетки есть небольшой клочок земли и совершенно пустой дом. Она сама живет в маленьком флигеле. Это лето я намеревался, взяв отпуск, провести там, и писал старухе… Поедем вместе…

– Но за мной из Питера по моим стопам поедут и немецкие шпионы. Кроме того, как я брошу здесь все, не навлекая на себя подозрения властей?

– Мы взорвем твою лабораторию на воздух. Все решат, что во время взрыва погиб Кипарисов, тогда как он, сбрив волосы и бороду, изменив наружность, переселится в Черниговскую губернию.

– Но, как..

– Никаких «но» … Детали я продумаю дома. Во всяком случае не позднее, как через три дня, я приеду к тебе. Предупреди свою «почетную охрану», что тебе привезут с какого-нибудь завода, ну, скажем, Риттинга, несколько ящиков стеклянной посуды и приборов. Пусть пропустят к тебе лицо, доставившее их – им буду я. Приготовь взрывчатые вещества, нужные для уничтожения лаборатории и собери самое важное, что тебе хотелось бы увести с собой… А, главное, до моего возвращения не предпринимай никаких решительных шагов.

Кипарисов, молча, кивал головой и благодарил меня. Мы распрощались. Меня беспрепятственно выпустили из ворот.

V

В эту ночь я спать не ложился. Вернувшись домой, я долго обдумывал все детали предстоящих действий.

Мне до сих пор кажется странным, как это я, человек очень спокойный, уравновешенный, вдруг добровольно и по собственному почину погрузился в водоворот авантюр, которые последовали затем, сменяя друг друга, как в американской кинодраме.

Я не буду знакомить вас с деталями моего плана, а лучше последовательно расскажу о событиях, – вы сами увидите в чем дело.

Окончив работу в больнице, я спустился в мертвецкую при ней. Помощник смотрителя Ефремов, дежуривший в тот день, любезно давал мне все указания.

Среди нескольких десятков мертвецов, я нашел один труп мужчины, лет 36, приблизительно такого же роста и телосложения, как Кипарисов.

– Это неизвестный самоубийца, – сообщил мне Ефремов. – Его еще не вскрывали.

Я нашел то, что мне было нужно.

Отозвав Ефремова в сторону, я дал ему крупную кредитку и попросил его устроить таким образом, чтобы этот труп был тайно Доставлен сегодня же вечером ко мне на квартиру.

– Я хочу произнести совершенно новый тип операции и мне необходимо поупражняться на трупе… Если будут знать об этом мои коллеги-врачи, то они могут посмеяться надо мной, – не совсем складно и логично врал я.

– Будьте покойны, все сделаю… Сохраним в тайне. Доставлю вам в наилучшем виде.

Затем я направился в столярную и заказал два больших ящика, длиною немного менее двух метров, а шириною и высотою по 1/2 метра, и один ящик поменьше. К вечеру их тоже должны были прислать ко мне.

После обеда я съездил в магазин стеклянных приборов Риттинга, выбрал там всевозможных двугорлых стеклянок, пробирок, колб, реторт и трубок, заплатил деньги, попросил написать счет на имя профессора Кипарисова, и привез все на извозчике.

* * *

Вы знаете, что нам – врачам, еще в период обучения, приходится работать на трупах.

Я человек не нервный от природы, и, еще будучи студентом первокурсником, спокойно смотрел на голое мертвое тело, в то время как у некоторых моих товарищей кружилась голова, а самые слабые даже падали в обморок. Но в ту ночь, когда я засовывал мертвеца, доставленного ко мне Ефремовым, в один из больших ящиков, я чувствовал, как мороз подирал по коже, а зубы выбивали лихорадочную дробь.

* * *

Следующий день был посвящен покупке грима, парика, очков, различных мелочей, а также еще кое-каким подготовительным работам.

Я не хотел в своем обычном виде сопровождать ящики к Кипарисову (в одном из них, как вы знаете, был запрятан мертвец). Согласно моему плану, детально продуманному еще накануне, я должен был загримироваться до полной неузнаваемости и раздобыть фальшивый или чей-нибудь чужой паспорт.

Извозчиков я предполагал, с помощью весьма хитрой комбинации, два раза сменить по пути, чтобы окончательно замести следы.

Однако, когда я сел перед зеркалом и начал наклеивать фальшивую бороду, я сразу почувствовал, как все у меня делается по-детски, не серьезно. Прежде чем я достигну кабинета Кипарисова, меня арестуют, так как опытный взгляд полицейского сразу же заметит грубый и неумелый маскарад.

А затем, какая поднимется история, когда всё выяснится. Доктор медицины Дементьев, старший врач одной из крупнейших Питерских больниц, нелепо размалеванный, с фальшивым паспортом, предпринял путешествие в компании с мертвецом в ящике!.. Вот-то позубоскалят газеты!..

Я передумал и решил отправиться к моему другу в своем обычном виде.

– В самом деле, – рассуждал я, – разве может показаться подозрительным, что Кипарисов поручил своему старому товарищу, который несколько дней перед тем у него был, закупить нужные ему приборы и привести в лабораторию. Сам он мог быть очень занят, а помощников (если они у него были) тоже не хотел отрывать от работы.

Я отогнал прочь назойливые противоречия, крикнул из окна дворнику, чтобы он помог мне вынести ящики, и начал перевязывать их веревками.

Два ящика с посудой были сравнительно легки, но третий (там находился мертвец) заставил нас основательно вспотеть.

Я нанял двух извозчиков и отправился в путь.

Я очень обрадовался, увидев, что полицейский, дежуривший у ворот лаборатории Кипарисова, был тот самый, которому я предъявлял документы при своем первом визите.

Ласково кивнув мне головой, как старому знакомому, он произнес, указывая на ящики:

– Что это, никак вы привезли гробы?

– Кипарисов просил меня закупить на заводе Риттинга стеклянные приборы, – отвечал я, стараясь изобразить на своем лице жалкое подобие улыбки, – вот я и привез их.

– А, вот в чем дело! Профессор еще вчера утром отдал распоряжение беспрепятственно пропустить к нему лицо, доставившее приборы с этого завода. Матвей и Дорофеев, отнесите ящики и проводите господина!

Все шло, как по маслу. Я начал успокаиваться.

Когда ящики стояли в кабинете Кипарисова, я обратился к городовым, носившим их:

– Не откажите помочь нам раскупорить, а то мы с профессором, пожалуй, не сумеем справиться…

Они, рассчитывая на чаевые, охотно согласились. Два ящика были быстро открыты, стеклянные приборы вынуты из них и разложены по соответствующим шкафам.

– Вот вам за работу, – произнес Кипарисов, протягивая им три рубля.

– Покорно благодарим!

Дверь кабинета затворилась и тяжелые шаги замерли в отдалении.

Я быстро посвятил Кипарисова в мой план. Он был в восторге.

Через пять минут мертвец лежал в той самой комнате, где я видел так сильно поразивший меня опыт с «Омега-лучами», вблизи от адской машины, превосходно исполненной самим Кипарисовым.

Быстро уложили мы самые важные рукописи, аппараты и инструменты в маленький ящик. Что касается второго большого ящика, то туда должен был лечь сям Кипарисов.

Когда все было готово, мой друг позвонил. Явился дежурный сторож по лаборатории; ему был отдан приказ вызвать двух городовых от ворот.

– Вот в чем дело, – обратился к ним Кипарисов, – в пустые ящики я положил те приборы, которые требуют ремонта. Мой друг, который теперь будет, часто бывать у меня и помогать мне в работе, берет их с собой, чтобы отдать в починку. Захватите эти два и отнесите к воротам. Затем наймите извозчиков и возвращайтесь назад за третьим. Я же пойду работать до утра и прошу вас не беспокоить меня. Поняли?

– Так точно. Только извозчиков искать не надо. Те самые, что привезли этого господина, стоят у ворот и ждут их возвращения. Спорят, кто повезет назад.

Как только мы снова остались вдвоем, Кипарисов побежал в комнату с адской машиной, завел ее, поставил стрелку взрывного механизма на 5 часов утра (в это время было часов 9-10 вечера) и запер дверь.

Затем быстро влез в ящик, и я начал завязывать веревки.

– Тебе не душно? – спросил я, окончив работу.

– Нет, воздуху достаточно, ты даже перестарался, – вся крышка истыкана дырками, но уж очень пыльно и хочется чихать.

– Чихай скорее, пока никого нет.

– Это очень трудно сделать по заказу, но… апчих, апчих, апчих…

– Ну, отчихался, наконец?

– Апчих, апчих, апчих…

В дверях показались Матвей и Дорофеев. Я сделал вид, что завязываю ящик, наклонился над ним, в то же время закрывая рот рукою.

– Апчих, апчих, – неслось из ящика.

– Будьте здоровы, господин.

– Спасибо, тут так пыльно…

Чихание прекратилось.

Городовые взяли ящик.

– А профессор будет работать всю ночь? – спросил меня один из городовых, уже укладывая ящик на извозчика.

– Да. Он просил его не тревожить, так как работа очень ответственная и опасная с новым взрывчатым веществом.

Полицейские уселись у ворот, мирно беседуя, а мы покатили, провожаемые хитрой гримасой бледной луны.

Кипарисов хлопал в ладоши, подпрыгивал, размахивал руками и делал самые разнообразные движения.

– Что, весело путешествовать в ящике?

– Да, весьма весело. Но всякая медаль имеет и свою оборотную сторону: у меня болит все тело.

И опять принялся шагать по моей спальне и делать гимнастические упражнения.

– Пока нам везет, но что будет дальше… Я очень боюсь, что приезд с ящиками накануне взрыва, заставит подозревать мое участие, – начал ныть я, когда прошло первое радостное настроение.

– Вот пустяки-то, – возразил Кипарисов. – Катастрофа произошла при моих опытах с новым взрывчатым веществом, это будет для всех совершенно очевидно, недаром я несколько раз говорил об этих опасных работах тем сановным посетителям, которые вчера лицезрели мою лабораторию. Не зря повторил я об этом, по крайней мере, пять раз пустоголовым полицейским. Кроме того, я писал по начальству официальный раппорт о начале этих новых работ. Я уверен, что все сойдет гладко.

– А если городовые доложат, что я вывез из твоей лаборатории три ящика с приборами, требующие починки, и меня попросят их возвратить?

– Тогда ты им представь разные ломанные рентгеновые трубки, измерительные приборы и прочее, что подвернется тебе под руку. Я знаю, ты сам работаешь с рентгеновыми лучами по медицинской части, и у тебя вагон всякой дряни.

– Не будем, однако, почивать на лаврах и примем все меры предосторожности, – возразил я, вытаскивая ножницы и бритвенный прибор.

Через полчаса кипарисовская борода и пышная растрепанная шевелюра весело трещали на углях камина, а совершенно бритый сухой субъект с большими синими очками на глазах ничем не напоминал прежнего Кипарисова. Его гладкий затылок блестел, как зеркало.

– Изволь поддерживать свою наружность в таком виде и брейся каждый день, – наставлял я друга.

Кипарисов торжественно дал клятву.

Мы запаковали в различные сундуки и корзинки его приборы, а в почтенные ящики, столь честно доставившие мертвеца и вызволившие Кипарисова, я положил испорченные рентгеновые трубки и другой ненужный хлам из своего рентгенографического кабинета.

Затем я засел за письмо к тетке, в котором я рекомендовал Медведева (таков был новый псевдоним Кипарисова), как своего друга и коллегу по научной работе, просил предоставить ему дом и оказать всяческую помощь; сам я обещал приехать дней через десять.

Утром на следующий день я встал с тяжелой головой.

Стрелка часов покапывала половину одиннадцатого. Кипарисову, то-есть, виноват, Медведеву, нужно было ехать на вокзал, а мне спешить в больницу.

– Экстренный выпуск газеты «Биржевые Ведомости!»… Страшная катастрофа… взрыв лаборатории профессора Кипарисова, – донесся до меня голос газетчика.

Я быстро спустился на улицу и купил газету.

Нам положительно везло. В газете приводилось подробное описание взрыва. Он был не очень силен и совершенно уничтоженной оказалась только одна комната, где работал ученый. Никто из охраны не пострадал. Прибывшей пожарной командой был очень быстро ликвидирован начавшийся пожар и вытащен совершенно обгорелый труп, сильно пострадавший при взрыве. Никто не сомневался, что это был Кипарисов.

Мой друг читал и лицо его освещалось все более и более веселой улыбкой.

– Как жаль, что надо сию же минуту ехать, а то я с удовольствием остался бы до дня своих похорон. Право, интересно послушать, что будут говорить над моей могилой… Ты собери все газеты, где будет описание, и обязательно привези мне.

Мы распрощались. Скорый поезд понес «живого мертвеца» к новым приключениям, а я направился в больницу продолжать обычную работу и просить ускорить мой отпуск, который был мне обещан еще давно.

VIII

Запряженная двумя лошадьми таратайка неистово трясла меня по проселочной дороге. От станции до местожительства моей тётки было около 60 верст.

Впрочем, я не ручаюсь за эту цифру.

Томительно долго тянулась дорога. Я безумно люблю русскую деревню, густые леса полные здорового, бодрящего запаха, приволье золотых полей, но страшная тряска на ухабах и волнение за друга испортили мне настроение.

Я очень боялся; как он живет без паспорта.

– А вот и «Пеньково»! – произнес, наконец ямщик.

Я сразу ободрился.

Нас вышли встречать тетушка, ее домочадцы, Кипарисов и высокий гражданин о военной выправкой.

– Умница, что прислал раньше себя Николая Ивановича, мы его так все полюбили, – поспешила сказать тетка, обнимая меня.

– Да-а-а, – Николая Ивановича мы все на руках носим за его ум и образование, – поддержал незнакомый мне гражданин.

– С кем имею честь?

– Я здешний урядник Никаноров.

– Ну, и везет же нам на полицию! – пронеслось у меня в голове.

Обедали и пили чай с прошлогодним вареньем, медом, разными пряниками, ватрушками и пирогами, специально приготовленными для моего приезда. За обедом Кипарисов был весел, из чего я сделал вывод, что его научные работы идут вполне удачно.

Вечером мы сидели с ним вдвоем в новой лаборатории; это была небольшая комната под самым чердаком. Обстановка была убогая, но все самое нужное для начала работ было под рукою – ничего не забыл привезти предусмотрительный Кипарисов.

Дом, отведенный нам, стоял на горе и из окон лаборатории открывался прекрасный вид на большое расстояние.

На темно-синем вечернем небе ясно вырисовывался холм, покрытый лесом.

– Далеко он? – спросил я Кипарисова.

– Сорок верст отсюда.

– С гаком?

– Нет, без гака…

– А версты у вас меряные? – засмеялся я.

– И, меряные и считанные, сам урядник считал.

– Да, кстати, чем расположил ты к себе его сердце?

– Опытами. Я показал ему опыты с катодными и рентгеновыми лучами – и он растаял от восторга. Теперь считает меня своим другом и готов жизнь отдать за меня… В общем, он недурной человек. Для меня же беспаспортного, живого мертвеца, Кипарисова-Медведева очень полезна эта дружба. Уж, конечно, паспорта он от меня не спросит!

IX

Мой отпуск приходил к концу, и я укладывал вещи.

Месяц прошел быстро и незаметно. Я помогал Кипарисову в его работе и с восторгом видел, что она у него идет превосходно. Конструкция аппаратов непрерывно улучшалась, действие их делалось проще.

Мы часто гуляли вдвоем и мечтали о будущем.

Лежа неоднократно на излюбленной нами лесной поляне из зеленого бархата, прислушиваясь к веселым голосам птиц и жужжанию насекомых, мы спокойно обсуждали, взвешивали, раздумывали. Все выходило гладко и хорошо.

Кипарисов заметно окреп. Он был счастлив жить совершенно свободно.

Вечером, в день, предшествовавший моему отъезду, мы наметили произвести первый опыт с действием «Омега-лучей» на большое расстояние.

Когда в «Пенькове» все улеглись спать, мы приступили к работе. Кипарисов налаживал свой вновь усовершенствованный прибор, я помогал ему.

Он направил аппарат на вершину покрытого лесом холма, что находился от нас в сорока верстах.

– Я начинаю.

В то же мгновение деревья на вершине холма начали таять, а к небу поднималось туманное облачко.

Я вспомнил опыт с голубем, проделанный Кипарисовым во время моей первой встречи с ним в лаборатории.

Он двигал прибор в течение нескольких десятков секунд то вниз, то вверх, то вправо, то влево.

Верхняя часть холма и все деревья, покрывающие его с нашей стороны, исчезли, обратились в небытие.

* * *

Утром, в день моего отъезда, когда мы все вместе пили чай, Кипарисов шутил и смеялся, а тетушка непрестанно прикладывала к глазам платок, вошел урядник.

– Вы знаете о чудовищной грозе, разразившейся в лесу, в сорока верстах от «Пенькова»? – начал он.

– Я сплю очень чутко, но ничего не слышала, – удивилась тетушка.

Мы тоже изобразили изумление на физиономиях.

– Это весьма странный случай, единственный в своем роде, – продолжал урядник. – Молния со страшной силой ударила в вершину холма, что виден из верхней комнаты вашего дома, где теперь лаборатория Николая Ивановича, сожгла дотла все деревья и даже верхнюю часть самого холма… Самое непонятное, – это то, что она была совершенно без грома, да и небо в тот вечер отличалось полным отсутствием туч.

– Иногда действия молнии в высшей степени кажутся странными, многим из них наука не находит полного объяснения, – поспешил дать свое авторитетное заключение Кипарисов. – Однажды молния поразила человека среди открытого поля, но не причинила ему большого вреда: она только сорвала с него обувь и отбросила ее за двадцать шагов, вытащив при этом оттуда все гвозди, без исключения. В другой раз молния раздела молодую крестьянку совсем до нага и оставила ее на лугу, а одежда была найдена висящей на дереве. В третьем случае гроза убила на повал пахаря в тот самый момент, когда он, обедая, подносил ко рту ломоть хлеба. Он так и остался недвижимым. К нему подошли, но едва лишь дотронулись до него, как он рассыпался пеплом; одежда же его осталась нетронутой[3]3
  Пусть читатели не удивляются описанным выше капризам молнии. Они дословно взяты из книги знаменитого Камилла Фламмариона «Область неведомого и психические загадки». Множество подобных очень интересных примеров также приводит Фламмарион в своей превосходной книге «Атмосфера».


[Закрыть]. Описанный вами случай не отличается чем-либо более загадочным. Это один из капризов молнии.

* * *

Перед прощанием с другом я еще раз зашел в лабораторию.

Голые остатки холма печально рисовались передо мною.

– Что было бы, если бы подобные лучи изобрел не Кипарисов, а кто-нибудь другой? – невольно пронеслась в моем мозгу жуткая мысль.

– Смотри, смотри – закричал мой друг.

Он указал на несколько деревьев, расположенных между окном, на котором был аппарат, и злополучным холмом. Они были на пути лучей и лишились своей верхней части.

X

Из деревни я вернулся в середине июля и сразу же опять с головой ушел в обычную работу.

Однажды, в начале октября, возвращаясь домой обедать, а затем принимать больных, я заметил на столике, около швейцарской, письмо от Кипарисова.

Первое, что мне бросилось в глаза, когда я взял в руки конверт с хорошо знакомыми мне кипарисовскими каракулями, это то, что он был уже кем-то вскрыт и вновь старательно заклеен.

Разговор со швейцаром не выяснил ничего – и я терялся в догадках.

Окончив прием больных, я начал тщательно обсуждать этот прискорбный случай.

Вас может удивить, почему я сильно заволновался из-за такого пустяка? Я знал, чем грозил он нам. Кипарисов подписал это письмо своей настоящей фамилией.

Меня мучили недобрые предчувствия. Сколько раз я просил моего друга изменить почерк и подписываться своей новой фамилией – Медведева. Сначала он подчинился моим требованиям, а затем удивительное везение, которым сопровождались все наши планы, сделало его беспечным.

Было вполне вероятно, что немецкие шпионы, окружавшие лабораторию Кипарисова, отметили мой двойной визит. Возможно, что они обратили внимание на мой второй приезд с громадными ящиками как раз в день взрыва. Нет ничего странного, что за мною и моим домом была установлена слежка. Вероятно, это делалось не особенно серьезно, так между прочими делами… Вскрытое письмо сразу открывало шпионам истинное положение вещей.

Из письма шпион мог узнать, что Кипарисов работает над изучением каких-то совершенно новых лучей. Некоторые фразы письма были очень многозначительны. Почтовый штемпель указывал ближайшую станцию железной дороги, а сам Кипарисов неоднократно упоминал слово «Пеньково», а также имя и фамилию моей тетки.

Я был в отчаянии и проклинал беспечность моего друга, да и свою собственную.

* * *

Полтора месяца прошли спокойно. Кипарисов по-прежнему часто писал мне; через несколько недель он заканчивал свои работы и собирался уезжать из «Пенькова» к одному старому революционеру, который должен был опять ввести его в партию.

Я совершенно успокоился.

Вдруг пришло письмо, которое снова повергло меня в полное отчаяние.

В этом письме Кипарисов совершенно беспечно писал, что с ним уже в течение нескольких дней работает молодой, энергичный и очень талантливый помощник по фамилии Гендсен. «Его отец швед, а мать русская, так что он говорит с небольшим акцентом», – эта фраза до сих пор стоит у меня перед глазами.

Кипарисов познакомился с ним во время поездки в Киев, где ему пришлось быть для покупки некоторых инструментов, материалов и реактивов.

Отчаяние овладело мною. Для меня было совершенно ясно, что Гендсен – немецкий шпион. Узнав адрес Кипарисова, он поджидал только удобного момента для того, чтобы завести с ним знакомство и втереться в доверие.

Я написал заявление в больницу и лечебницу о том, что я срочно уезжаю на две недели, так как получил телеграмму о смерти брата (он умер уже три года назад), наскоро собрал вещи и помчался на вокзал.

XI

Я подъехал прямо к тетушкиному дому. Тетушка удивилась и, конечно, обрадовалась моему неожиданному приезду.

С большими затруднениями добрался я до «Пенькова».

– Как Ки… то-есть Медведев, как Николай Иванович, здоров? – были мои первые слова…

– Здоров. Только уж очень занят работой, так утомляется… Теперь у него есть помощник швед Гендсен – тоже симпатичный юноша. Вчера они ушли после обеда в лабораторию и просили их не беспокоить… А что ты так неожиданно приехал?

– Потом расскажу, тетушка.

Дверь была заперта на ключ.

– Работают, – промелькнула у меня мысль.

Я тихо постучался – ответа не было. Я постучал сильнее – все то же гробовое молчание.

Напрягая все свои силы, я пытался сломать дверь. Она трещала, начала поддаваться, еще одно усилие – и я ворвался в лабораторию.

Глазам моим представилась ужасная картина. Около стола сидел Кипарисов, его череп был разбит сзади страшным ударом топора. Видимо, смерть наступила почти мгновенно… Все приборы были разломаны, исковерканы, сделаны совершенно неузнаваемыми.

Я не мог выдержать ужасного зрелища, опустился на стул и зарыдал.

Прошло около часу, прежде чем я окончательно успокоился.

Я начал исследовать труп моего друга и убедился, что смерть наступила сутки тому назад. Если бы мы не сбились с дороги – я застал Кипарисова живым. Я проклинал зиму, везшего меня крестьянина, лошадей, волков и, главное, свою беспечность! Отчего я не приехал раньше!..

Мне представились последние минуты моего друга. Вот он наклонился над прибором, в его мозгу роятся новые, гениальные мысли. Он зовет своего помощника, а тот предательским ударом сзади убивает великого человека…

Моей первой мыслью было дать знать о несчастий уряднику и принять срочные меры к задержанию шпиона, но я вскоре раздумал.

Если полиция наведет справки о Медведеве, то может выясниться, кто на самом деле скрывался под этим псевдонимом, раскроется мое участие, и я могу очутиться под судом… Кипарисову это не поможет, да и шпион вряд ли будет пойман…

Я обстоятельно взвесил все «за» и «против» и решил скрыть происшедшее.

Я сжег в печке все, что могло сгореть, собрал осколки битого стекла и ломанные металлические части в два больших мешка, которые нашел внизу в спальне, а в третий – бережно завернул труп моего друга.

* * *

Ночь была совершенно темная. Узкий серп луны слабо освещал однообразно-белую пелену, окутывающую землю.

Когда в соседнем флигеле потушили огонь, я вышел из дому и тихо крадучись, как вор, пробрался в сарай. Встретившие меня собаки, замахали хвостами, узнав старого знакомого, и начали ласкаться.

Мне никогда не забыть тех кошмарных минут, которые я пережил, идя по дороге от «Пенькова» к озеру – верстах в полутора от нашего дома, с ужасным мешком на спине. Я ежеминутно попадал и сугробы, все казалось, что меня кто-то преследует, чудились за спиною таинственные стоны и шорохи.

Вот, наконец, озеро… Я разгреб снег и прорубил лед. Затем развязал мешок, еще в последний раз поцеловал друга и опустил в прорубь.

Тихий всплеск, и вода вновь сомкнулась, поглотив труп. Я был уверен, что мешок не всплывет, так как к трупу был привязан тяжелый кусок железа.

Дальнейшее я делал, как во сне… Невыносимо тяжелым сном и представляется мне теперь все это.

Я возвратился два раза в дом, снес и потопил в той же проруби оба мешка с остатками трудов Кипарисова.

Спи спокойно, мой друг! Человечество еще очень несовершенно и не умеет справедливо ценить великих людей…

Рано или поздно наступит то счастливое время, о котором мечтал ты, во имя которого работал и умер… Прекратятся нелепые войны, сотрутся ненужные границы. Труд человека, облегченный работающими за него машинами, будет направлен к научным достижениям, о которых мы не смеем теперь и мечтать… Спи спокойно!

XII

Дементьев замолчал, долго вновь переживая минувшее.

Затем он заговорил:

– Я прибрал в спальной и наверху, замыл следы крови. На другой день утром сошел я к тетушке и сообщил ей, что цель моего приезда была срочно вызвать Медведева в Петроград, и что он уже уехал рано утром, достав лошадей из ближайшей деревни, так как боялся опоздать на поезд.

С ним уехал и Гендсен. Я извинялся за то, что они не вышли попрощаться, но им обязательно нужно было вечером разобрать и сложить приборы, а в 8 часов утра уже выехать пока все спали. Я врал так искренно и красноречиво, что мне поверили…

– А изобретение? – воскликнул Петров, – что стало с Гендсеном, или как там звали проклятого шпиона?

– На нашей бедной планете, пока еще очень малокультурной, иногда все-таки действует закон справедливости, – продолжал Дементьев. – По возвращении в Петроград я прочел кипу газет, накопившихся за время моего отсутствия. Вы помните взрыв, происшедший на одном из русских пороховых заводов на юге, в ноябре 1916 года? Завод был уничтожен почти дотла… Читая описания взрыва, я обратил внимание на следующий факт: на расстоянии полуверсты от завода был найден труп молодого человека с большим ящиком за спиною и каким-то странным прибором в руках. Труп был сильно изуродован, прибор совершенно приведен в негодность, а ящик разбит вдребезги.

Предполагали, что это шпион, взорвавший завод и не успевший достаточно далеко отбежать от места катастрофы. Я не сомневаюсь в том, что это именно и был Гендсен, пожелавший лично испробовать действие «Омега-лучей». Однако, он, вероятно, не умел достаточно хорошо обращаться с прибором… Смерть Кипарисова не осталась не отомщенной!

Поздно ночью молчаливо разошлись мы тогда.

Теперь, по-прежнему встречаясь у Петрова раз в неделю, мы никогда не вспоминаем рассказанного Дементьевым. Но я знаю, отчего у него всегда такое печальное лицо и он никогда искренно и бурно не веселится.