Текст книги "Заир"

Автор книги: Пауло Коэльо

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 15 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]

Мы покинули ресторан. Михаил немедленно сел в такси.

– Но мы не договорили! Куда вы?

– Мне сейчас не до того. А где найти меня, вы знаете.

***

Есть мир мечты и мир действительности.

В мире мечты Михаил говорил правду, и вся история представала лишь трудным моментом моей жизни, недоразумением, без которых не обходится никакая любовь. Эстер терпеливо ждала меня, надеясь, что я определю, где была допущена ошибка в наших отношениях, приду к ней, попрошу прощения и мы возобновим нашу совместную жизнь.

В мире мечты мы с Михаилом после спокойного разговора выходили из пиццерии, садились в такси, звонили в некую дверь, за которой моя бывшая жена (или теперь как раз не «бывшая»?) ткала коврики, давала уроки французского, проводила одинокие ночи, как и я, прислушиваясь, не раздастся ли звонок, не войдет ли супруг с букетом цветов и не отвезет ли ее выпить шоколаду в отель на Елисейских полях.

В реальном мире каждая встреча с Михаилом происходила в напряжении, ибо я боялся повторения того, что было в пиццерии. В реальном мире все это было вымыслом, игрой воображения – он и сам понятия не имел, где обитает Эстер. В реальном мире я в 11:45 стоял на Восточном вокзале и встречал прибывающий из Страсбурга поезд, на котором должен был приехать крупный американский актер и режиссер, решивший снять фильм по мотивам одной из моих книг.

До сих пор на все предложения такого рода я неизменно отвечал: «Это мне не интересно», считая, что каждый, кто прочел книгу, мысленно экранизирует ее сам – сам видит внешность персонажей, слышит их голоса. Сам выстраивает антураж и даже ощущает запахи. Именно поэтому читатель, посмотрев фильм, в основе которого лежит понравившийся ему роман, непременно почувствует себя обманутым, обязательно скажет: «Нет, книжка лучше».

Но на этот раз мой литературный агент оказалась очень настойчива. Она утверждала, что американец созвучен нам по духу и потому создаст нечто принципиально отличное от того, что нам предлагали раньше. Встречу назначили два месяца назад – сегодня вечером мы должны были поужинать, обсудить детали и убедиться в том, что мы с ним воспринимаем мир схожим образом.

Однако за последние две недели мой распорядок изменился. Сегодня был четверг, и я должен идти в армянский ресторан, чтобы предпринять еще одну попытку контакта с юным эпилептиком, который, хоть и твердил, что слышит голоса, был единственным, кто знал местонахождение Эстер. Я счел, что это – знак свыше, решил отказаться от продажи прав на экранизацию и попытался отменить встречу. Но американец проявил упорство: заявил, что ему все равно – ужин ли в четверг или обед в пятницу, ибо «перспектива провести вечер в Париже одному никого не может огорчить». Возразить на это мне было нечего.

В мире мечты Эстер все еще была моей спутницей, и ее любовь придавала мне сил идти вперед и раздвигать границы своих возможностей.

В реальном мире эта женщина стала моим наваждением. Она высасывала из меня всю энергию, она заполняла собой все пространство, заставляя меня предпринимать неимоверные усилия, чтобы продолжать жить, работать, встречаться с людьми, давать интервью.

Как же так получилось, что прошло два года, а я так и не сумел забыть ее? Невыносимо думать о случившемся, перебирать варианты, пытаться убежать, смириться, писать книгу, заниматься йогой и благотворительностью, встречаться с друзьями, заводить романы, ходить в ресторан, в кино (избегая, разумеется, экранизаций и выбирая фильмы, поставленные по оригинальным сценариям), в театр или на футбол. И все равно – Заир неизменно одолеет, никуда не денется, не позволит думать ни о чем, кроме: «Как я хочу, чтобы ты была со мной!»

...Гляжу на часы – до прибытия поезда оставалось еще четверть часа. В мире мечты Михаил – мой союзник, в реальном же мире не существует никаких доказательств того, что это так, за исключением моего неимоверного желания поверить в искренность его слов. В реальном мире он вполне может оказаться замаскировавшимся врагом.

Я вновь ищу ответ на неизменно возникающий вопрос: почему же она ничего мне не сказала? Быть может, это и есть пресловутый вопрос Ганса? Быть может, Эстер решила, что должна спасти мир – не о том ли шла речь в нашем тогдашнем разговоре о любви и войне? – и «готовила» меня к тому, чтобы я сопровождал ее на этом пути?

Я не свожу глаз с рельсов. Мы с Эстер тоже двигаемся параллельно друг другу и никогда больше не пересечемся. Две судьбы, которые... Рельсы.

Далеко ли они друг от друга?

Чтобы отделаться от Заира, я спрашиваю об этом кого-то из железнодорожников, оказавшихся на платформе.

– 143,5 см или 4 фута и 8,5 дюйма, – отвечает он. Судя по виду, он в ладу со своей совестью, гордится своей профессией и опровергает «idee fixe» Эстер – о том, что на самом дне души у каждого из нас таится глубокая печаль.

Но ответ он мне дает совершенно бессмысленный – 143,5 см или 4 фута и 8,5 дюйма.

Бред какой-то. Почему не полтора метра? Или не пять футов? Должна быть какая-нибудь круглая цифра, которую легко запомнить вагоностроителям и железнодорожникам.

– А почему? – настырно осведомляюсь я.

– Потому что таково расстояние между колесами.

– Но ведь расстояние между колесами зависит от ширины колеи?

– Вы считаете, что я обязан знать все о поездах, потому лишь, что работаю на вокзале? Как есть, так есть.

Он уже не похож на всем довольного счастливца, которому нравится его работа: на первый вопрос он ответить сумел, но не более того. Я извинился, и в ожидании поезда не сводил глаз с рельсов, интуитивно чувствуя – они хотят мне что-то сказать.

Как это ни странно, они словно рассказывали историю моего супружества – да и не только моего.

***

Приехавший американец оказался – при всей своей известности – симпатичней, чем я ожидал. Я отвез его в мой любимый отель и вернулся домой. Там к своему удивлению я застал Мари – она объяснила, что из-за погодных условий съемки откладываются на неделю.

– Сегодня – четверг. Я думала, ты пойдешь в ресторан.

– Хочешь со мной?

– Хочу. Или тебе лучше будет одному?

– Лучше одному.

– Нет! Я пойду с тобой! Не родился еще мужчина, который будет направлять мои шаги.

– А ты знаешь, что ширина железнодорожной колеи – 143,5 см? Почему?

– Можно поискать ответ в Интернете. А это важно?

– Очень.

– Ну хорошо, оставим пока ширину колеи. Кое-кто из моих приятелей оказался твоим горячим поклонником. Они считают, что человек, который мог написать «Время раздирать и время сшивать», или историю пастуха, или о паломничестве по пути Сантьяго, должен быть настоящим мудрецом и знать ответы на все вопросы.

– Что, как ты знаешь, не вполне соответствует истине.

– А что есть истина? Как же ты доносишь до своих читателей смысл того, что находится за гранью твоего понимания?

– А это не за гранью моего понимания. Все, о чем я пишу, составляет часть моей души, все это – уроки, которые я усваивал на протяжении всей жизни и которые пытаюсь применить к себе самому. Я – читатель своих собственных книг. Они показывают мне такое, что я уже знал, но не сознавал, что знаю.

– А читатель?

– Полагаю, с ним происходит то же, что и со мной. Книга – да и не только книга, это может быть все что угодно: фильм, музыка, сад, панорама гор – что-то выявляет у нас в душе. А выявить – это значит сдернуть с чего-то уже существующего покрывало и вновь набросить его. Согласись, что это не то же самое, что пытаться толковать секреты того, как лучше жить.

Ты ведь знаешь, сейчас я страдаю от любви. Это страдание может быть лишь спуском в ад – а может стать и откровением. Лишь в ту пору, когда я писал «Время раздирать и время сшивать», мне открылась во всей полноте моя способность любить. Я познал ее, покуда выстукивал на машинке слова и фразы.

– А духовная сторона? То, что присутствует на каждой странице любой твоей книги?

– Пожалуй, мне начинает нравиться твое намерение пойти сегодня в армянский ресторан. Ибо там ты откроешь, вернее, осознаешь, три важные вещи.

Первое: в тот миг, когда люди решаются всерьез решить какую-нибудь проблему, оказывается, что они готовы к этому гораздо лучше, нежели полагали.

Второе: вся наша энергия, вся наша мудрость идут из одного и того же неведомого источника, который принято называть Богом. И с тех пор, как я вступил на свое, громко говоря, поприще, я пытался почитать эту энергию, я делал все, чтобы не утратить с ней контакт, чтобы следовать ее знакам и знамениям. Я старался учиться, когда делал что-либо, а не когда задумывал сделать это.

И наконец, третье: человек в скорбях своих не одинок – всегда найдется тот, кто мыслит, радуется или горюет схожим образом, и это дает нам силы достойно ответить на бросаемый нам вызов.

– Сюда входит и несчастная любовь?

– Сюда входит все. Страдаешь – прими страдание, ибо оно не исчезнет потому лишь, что ты делаешь вид, будто его не существует. Радуешься – прими радость, даже если ты боишься, что когда-нибудь она исчезнет. Одни способны воспринимать жизнь лишь через самоотречение и самопожертвование. А другие чувствуют себя частью человечества, лишь когда думают, что «счастливы». А почему ты спросила?

– Потому что влюблена и боюсь страдания.

– А ты не бойся. Единственный способ избежать несчастной любви – не любить вовсе.

– Я знаю – Эстер присутствует здесь. Ты ничего не рассказал мне о встрече в пиццерии, кроме того, что у этого юноши начался припадок. Это – дурной знак для меня. А для тебя, наверное, хороший.

– Отчего же? И для меня это – дурное предзнаменование.

– Знаешь, о чем хочу спросить тебя? Хотела бы знать, любишь ли ты меня так же сильно, как я люблю тебя. Хочу спросить, да не решаюсь. Почему у меня всегда складываются такие изломанные отношения с моими возлюбленными? Сама знаю – потому что сама себя заставляю быть чувственной, умной, исключительной, фантастичной... Усилие соблазна заставляет меня давать самое лучшее из того, что у меня есть, и это мне помогает. Помимо всего прочего, мне очень трудно ужиться и с самой собой. И я не знаю, удачен ли этот выбор.

– Тебя интересует, способен ли я еще любить некую женщину, несмотря на то, что она бросила меня без объяснения причин?

– Я прочла твою книгу. Способен.

– Ты хочешь спросить, способен ли я, несмотря на мою любовь к Эстер, любить и тебя тоже?

– Я не решаюсь задать этот вопрос, ибо ответ может непоправимо испортить мне жизнь.

– Ты хочешь знать, способно ли наше сердце выдержать любовь не к одному человеку, а, скажем, к двоим сразу?

– Поскольку этот вопрос не так прям, как предыдущий, скажу: «Да, хочу».

– Думаю, что способно. Если только предмет нашей любви не...

– ...становится Заиром. Но я так просто тебя не отдам. Дело того стоит. Мужчина, который может любить женщину так, как ты любил – или любишь – Эстер, вызывает уважение и желание побороться за него. А теперь, чтобы доказать тебе, как сильно я хочу быть с тобой рядом, как много ты значишь для меня, какое важное место ты занимаешь в моей жизни, я выполню твою просьбу, хоть это и полная чушь. Я узнаю, почему расстояние между рельсами составляет 4 фута и 8,5 дюйма.

***

Хозяин армянского ресторана в точности исполнил свое намерение, о котором толковал мне, – теперь представление шло не в задней комнате. Зрительным залом стал весь ресторан. Мари с любопытством оглядывала публику, время от времени вслух удивляясь тому, какая она разношерстная.

– Еще и детей с собой взяли! Абсурд какой-то!

– Может быть, им не с кем их оставить.

Ровно в девять часов на сцене появилось шестеро – двое музыкантов в восточных одеяниях и четверо давешних молодых людей в белом. Официанты сейчас же прекратили разносить заказы; посетители замолчали.

– В монгольском мифе о сотворении мира, – начал Михаил, и, как и в прошлый раз, голос его звучал иначе, чем в обыденной жизни, – косуля и степной волк встречаются. Если такое случается в действительности, волк убивает и пожирает косулю. Но в мифе два эти столь различных по своей природе существа понимают, что нуждаются друг в друге: качества, которыми обладает один и обделен другой, помогают им выжить во враждебном мире. И ради этого они должны быть вместе. Но прежде всего им надо научиться любви. А чтобы любить, надо отказаться от своей сути – иначе им никогда не ужиться. Со временем степной волк начинает соглашаться с тем, что его инстинкт, направленный лишь на выживание, теперь послужит более высокой цели – поискам существа, вместе с которым он перестроит мир.

Михаил помолчал.

– Когда мы танцуем, то вращаемся вокруг той самой Энергии, что восходит к Госпоже и возвращается к нам, обретя всю Ее силу, – в точности так же, как вода испаряется, превращается в облако и проливается на нас дождем. Круговорот воды в природе. А я расскажу вам о круговороте любви. Однажды некий крестьянин постучал в двери монастыря. Когда брат-ключарь отворил, крестьянин протянул ему гроздь великолепного винограда.

– Дорогой брат-ключарь, вот лучшие плоды моего виноградника. Это мой подарок.

– Спасибо. Немедля отнесу их настоятелю. Он будет рад.

– Нет! Я принес их в дар тебе.

– Мне? Я недостоин такого дивного творения природы.

– Ты отворял мне дверь всякий раз, как я стучался. Когда засуха сгубила урожай, ты ежедневно давал мне ломоть хлеба и стакан вина. Я хочу, чтобы эти грозди даровали тебе толику любви солнца, красоты дождя и совершенного Богом чуда.

Брат-ключарь положил гроздь перед собой и все утро любовался виноградом – тот и в самом деле был хорош. И потому все же решил преподнести его настоятелю, чьи мудрые слова неизменно придавали ему бодрости и силы.

Настоятель остался очень доволен виноградом, но, вспомнив, что есть в его обители больной монах, подумал:

«Отдам-ка я эту гроздь ему. Как знать, может быть, это развеселит его».

Но недолго пробыл виноград и в келье больного монаха, ибо он рассудил так: «Брат-повар заботится обо мне, старается накормить повкуснее. Уверен, что виноград доставит ему радость». И когда повар принес ему обед, больной отдал виноград ему со словами: «Это – тебе. Ты постоянно имеешь дело с дарами природы, тебе ли не знать, как обойтись с этим божественным творением».

Брат-повар был поражен красотой грозди и позвал своего помощника полюбоваться ягодами – столь совершенными, что оценить их в полной мере мог бы только брат-ризничий, отвечавший за хранение Святого Причастия и слывший в обители настоящим праведником.

Брат-ризничий в свою очередь подарил гроздь юному послушнику, дабы тот смог понять, что рука Творца чувствуется и в мельчайших деталях Творения. Послушник же, получив виноград, ощутил, как сердце его наполняется Господней Славой, потому что никогда до сих пор не видел он такой прекрасной грозди. Тут вспомнились ему первый приход в обитель и человек, отворивший ему дверь, – именно благодаря этому принадлежит он теперь к сообществу людей, знающих истинную цену чудесам.

И вот перед наступлением ночи отнес послушник гроздь брату-ключарю и сказал:

– Кушай на здоровье. Ведь ты большую часть времени проводишь тут в одиночестве – с виноградом будет веселей.

Брат-ключарь понял тогда, что дивная гроздь и в самом деле предназначена была ему, насладился вкусом каждой ягоды и уснул счастливым. Так замкнулся круг – круг счастья и радости, неизменно возникающий у каждого, кто соприкасается с Энергией Любви.

***

Девушка по имени Альма встряхнула свой бронзовый поднос.

– Как и всегда по четвергам, мы будем рассказывать истории о любви и слушать истории о нелюбви. Увидим, что лежит на поверхности, а потом постепенно поймем, что кроется в глубине – наши обычаи, наши ценности. А когда нам удастся пробить этот слой, то обретем и возможность найти самих себя. Кто начнет?

Поднялось несколько рук, в том числе – к большому удивлению Мари – и моя. В зале стало шумно, люди задвигались на стульях. Михаил сделал знак высокой красивой голубоглазой женщине.

***

– На прошлой неделе я была в гостях у моего друга, который живет один в горах, неподалеку от границы. Он – из тех, кто обожает все радости жизни, и не раз утверждал, будто вся мудрость, которой он, по общему мнению, обладает, заключается в том, чтобы сполна проживать каждое мгновение бытия.

Мужу мое намерение не понравилось – он знал, что я собираюсь навестить человека, чье любимое занятие – охотиться на птиц и соблазнять женщин. Однако мне требовалось поговорить с ним, потому что он один мог бы помочь мне справиться с кризисом, который я переживала. Муж предлагал мне пойти к психоаналитику или отправиться в путешествие, мы спорили, ссорились, и, несмотря на все препоны, я все же настояла на своем. Друг встретил меня в аэропорту, вечером за ужином мы поговорили, выпили, еще поговорили, и я пошла спать. Наутро проснулась, мы немного погуляли по округе, и он отвез меня в аэропорт.

А по возвращении домой начались вопросы. Он был один? Один. И никакой женщины при нем? Никакой. И вы пили? Пили. Отчего же ты не рассказываешь, как все было? Я и рассказываю. И вы были наедине в доме с окнами на горные вершины, какой романтический антураж, не правда ли? Правда. И ничего, кроме разговоров? Ничего. И ты думаешь, я поверю? А почему бы тебе не поверить? Потому что это противно природе человеческой – если мужчина и женщина вместе пьют, если говорят о сокровенном, то непременно окажутся в одной постели.

И я согласна с ним. Это противоречит всему, к чему мы привыкли и что усвоили. И мой муж никогда не поверит мне, хотя сказала ему чистую правду. И с тех пор наша жизнь сделалась настоящим кошмаром. Я знаю, это пройдет, но мне досадно, потому что мы страдаем и мучаемся впустую, из-за расхожих представлений о том, что мужчина и женщина, симпатизирующие друг другу, окажутся в постели, как только обстоятельства позволят.

Раздались аплодисменты. Вспыхнули огоньки сигарет. Зазвенели бутылки и бокалы.

– Что это? – вполголоса спросила Мари. – Сеанс групповой терапии для супружеских пар?

– Это часть «встречи». Никто не утверждает, что прав, никто не признается в своих ошибках, – здесь просто рассказывают истории.

– А почему слушатели при этом ведут себя так неуважительно – пьют и курят?

– Чтобы чувствовать себя легче. А «легче» – значит, «проще». А если так проще, то почему бы не поступить именно так?

– Легче? Проще? Среди незнакомых людей, которые могут завтра же рассказать эту историю мужу?

Поднялся еще один посетитель, и я не успел сказать Мари, что это не имеет никакого значения – все здесь собрались для того, чтобы говорить о нелюбви, рядящейся в личину любви.

– Я – муж той дамы, которая рассказала вам эту историю, – сказал этот человек, который по крайней мере лет на двадцать был старше этой белокурой красотки. – И все это – чистая правда. Однако существует такое, чего моя жена не знала, а я не решался обнародовать. Итак, слушайте:

«Когда она уехала в горы, я никак не мог заснуть и начал во всех подробностях представлять себе, что же там происходит. Вот она приезжает, входит в дом, где горит камин, снимает жакет, потом джемпер, а лифчика она не носит, и груди ее отчетливо вырисовываются под тонкой блузкой.

Она делает вид, будто не замечает его взгляда. Говорит, что принесет из кухни еще одну бутылку шампанского. На ней узкие, в обтяжку, джинсы, и, медленно идя к дверям, она, даже не оборачиваясь, знает, что он провожает ее глазами. Возвращается, и разговор, который они ведут, касается вещей интимных и заставляет их чувствовать себя соучастниками. Но вот вопрос, ради которого она отправилась в путь, решен. Звонит мобильный телефон – это я осведомляюсь, все ли у нее в порядке. Приблизившись к хозяину, она дает ему послушать – а я нежен и обходителен, потому что понимаю: скандалить поздно, лучше уж притвориться, что я все принимаю как должное, желаю ей приятно провести время в горах, ведь уже назавтра ей предстоит возвращение в Париж, дети, дом, покупки и прочее.

Даю отбой, сознавая, что он слышал наш разговор. А хозяин и гостья, прежде сидевшие на разных диванах, оказываются рядом.

А я в этот миг поднимаюсь, иду в детскую, где спят мои сыновья, потом долго стою у окна, глядя на Париж, и знаете ли, что я замечаю? Меня возбуждает, и сильно возбуждает, мысль о том, что моя жена, быть может, в эту самую минуту целуется с другим, отдается ему.

Мне отвратительны мои ощущения, они мне кажутся невероятными. И на следующий день я завожу об этом речь с двумя приятелями – не ссылаясь, разумеется, на свой собственный пример, я спрашиваю, не бывало ли так, что, перехватив на какой-нибудь вечеринке похотливый мужской взгляд, обращенный к их женам, они получали яркую эротическую реакцию? Оба уходят от прямого ответа – это табу. Но оба признаются, что, когда мужчины вожделеют к твоей жене, – это прекрасно. Значит, это тайная фантазия, запрятанная глубоко в душе каждого мужчины? Не знаю. Целую неделю наша супружеская жизнь была настоящим адом, ибо я не понимал сути своих ощущений. И это непонимание заставляло меня винить жену в том, что это она своими действиями нарушила равновесие моего мира».

На этот раз никто не зааплодировал, но очень многие закурили. Видно было, что эта тема даже здесь остается запретной.

Я поднял руку, в то же время спрашивая себя, согласен ли я с господином, только что окончившим свой рассказ. Да, согласен! В моем воображении возникали подобные картины с участием Эстер и солдат, но даже себе самому я не решался в этом признаться.

Михаил взглянул в мою сторону и кивнул мне.

Не знаю, как сумел я подняться, взглянуть на публику, явно шокированную историей мужа, который возбуждается, представляя свою жену в объятиях другого. Никто не обратил на меня особенного внимания, и это помогло мне начать:

– Прошу прощения за то, что говорить буду не столь прямо, как оба моих предшественника. Но, поверьте, мне тоже есть что сказать. Сегодня мне случилось быть на вокзале, и я узнал, что рельсы отстоят друг от друга на 143,5 см, или 4 фута и 8,5 дюйма. Почему такие странные цифры? Я попросил мою подругу выяснить это, и вот вам результат:

«Потому что когда стали строить первые железнодорожные вагоны, использовались те же инструменты, что и при изготовлении карет.

А почему у карет было такое расстояние между колесами? Потому что в старину такова была ширина дороги, и иначе карете было бы не проехать.

А кто решил, что ширина дороги должна быть именно такой? И тут нам придется обратиться к весьма далекому прошлому – так решили римляне, первыми ставшие прокладывать и мостить дороги. Ибо свои боевые колесницы они запрягали парой, а если поставить рядом, бок о бок, двух тогдашних лошадей, то займут они как раз 143,5 см.

И таким вот образом оказывается, что ширину железнодорожной колеи, по которым мчатся наши современнейшие поезда, определили древние римляне. И когда иммигранты начали строить железные дороги в Соединенных Штатах, они не спрашивали, не лучше ли будет изменить ширину, а оставили все как было. Это даже повлияло на конструкцию аэробусов: американские инженеры считали, что баки для горючего должны быть вместительнее, однако изготовляли самолеты в штате Юта, а перевозить должны были во Флориду по железной дороге, стало быть, следовало учесть ширину тоннелей. В результате американцам пришлось примириться с размером, который римляне сочли в свое время идеальным».

Вы спросите: «Какое отношение все это имеет к супружеству?»

Я помолчал. Кое-кого из публики рассуждения о рельсах не интересовали, и они начали переговариваться между собой. Другие слушали меня с чрезвычайным вниманием – и среди них были Михаил и Мари.

– Самое прямое. И к супружеству, и к двум историям, которые вы только что выслушали. На данном этапе нашей цивилизации некто появился и сказал, что, вступив в брак, двое людей до конца дней своих словно примерзают друг к другу. Следуя издавна установленной модели, они будут двигаться по жизни на одном и том же расстоянии друг от друга, как рельсы кладут. Может прийти необходимость немного отдалиться или, наоборот, сильнее сблизиться, но нет, нельзя, это против правил! Правила гласят: «Будьте благоразумны, думайте о будущем, помните о детях! Вам не позволено меняться, вы должны быть как рельсы – на равном расстоянии друг от друга и в начале перегона, и на середине пути, и в пункте назначения. Не позволяйте любви принимать иные формы, усиливаться в начале, ослабевать в середине, ибо это слишком рискованно!

И пусть уже схлынуло первоначальное упоение, и накал уже не тот, однако извольте сохранять прежнюю дистанцию, прежнюю прочность отношений, прежнюю, я бы сказал, функциональность. Вы служите тому, чтобы поезд под названием «Сохранение вида» двигался в будущее, и дети ваши будут счастливы в том лишь случае, если вы всегда будете в 143,5 см дистанции друг от друга – не ближе, не дальше. Если вас не устраивает неизменность, вспомните о детях, которых вы привели в этот мир.

Подумайте о своих соседях. Покажите, что счастливы, что по воскресеньям едите шурраско [4]  4. Мясо, изжаренное на углях.


[Закрыть], что смотрите телевизор, что не чураетесь членов своей общины. Думайте про общество – появляйтесь там с таким видом, чтобы все подумали, что у вас с женой не бывает ссор. Не смотрите по сторонам, кто-нибудь может перехватить ваш взгляд, а это – искушение, а оно может означать развод, нервный срыв, депрессию.

Улыбайтесь, когда вас фотографируют. А фотографии развесьте у себя в гостиной – пусть все видят. Следите за весом, занимайтесь спортом – прежде всего занимайтесь спортом, он поможет вам сохраниться в замороженном виде. Когда и это перестанет действовать, решитесь на пластическую операцию. Только никогда не забывайте – в некий час эти правила были установлены, и их должно соблюдать. Кем установлены? Да не важно, никогда не задавайте подобных вопросов, правила будут действовать во веки веков, даже если вы с ними не согласны.

Сажусь на место. Кое-кто восторженно аплодирует, кое-кто остается безразличен, а я не знаю, не слишком ли далеко зашел. В устремленном на меня взгляде Мари восхищение перемешано с удивлением.

Девушка на сцене встряхивает поднос.

Говорю Мари, что выйду покурить, а она пусть посидит.

– Сейчас будет танец в честь любви – «Госпожи».

– Ты можешь курить здесь.

– Мне надо побыть одному.

***

Хоть и начало весны, а холодно. Но меня потянуло на чистый воздух. Зачем я рассказал эту историю? Ведь наши отношения с Эстер были совсем не похожи на рельсы – неизменно идущие параллельно друг другу, не сближающиеся и не удаляющиеся друг от друга. У нас были взлеты и падения, то один, то другой грозил уйти навсегда – и все-таки мы оставались вместе.

А два года назад – перестали.

Или же мы оставались вместе до той минуты, когда Эстер пожелала узнать, почему она несчастлива.

Ох, не надо задавать себе этот вопрос – он несет в себе губительный вирус, способный все уничтожить. Спросишь об этом – непременно заинтересуешься тем, а что же дарует нам счастье. Если то, что делает нас счастливыми, отличается от того, чем мы живем, придется либо круто менять жизнь, либо стать еще более несчастными.

Вот и я теперь оказался в таком положении: у меня есть подруга – настоящая личность, у меня есть стронувшаяся с мертвой точки работа, и есть реальная возможность того, что со временем все вновь придет в равновесие. Лучше бы смириться. Принять то, что посылает мне судьба, не следовать примеру Эстер, не обращать внимания на то, что читаю я в глазах людей, вспоминать слова Мари, создать рядом с нею мое новое бытие.

Нет, я должен гнать от себя такие мысли! Если я буду совершать именно те поступки, которых ждут от меня люди, я попаду к ним в рабство. Чтобы избежать этого, потребуются неимоверные усилия, ибо всегда хочется кого-то обрадовать, и в первую очередь – самого себя. А если сделаю так, то потеряю уже не только Эстер, но и Мари, и мою работу, мое будущее, уважение к себе и ко всему тому, что я сказал и написал.

***

Я вернулся в зал, когда публика начинала расходиться. Появился уже переодевшийся Михаил.

– То, что произошло в ресторане...

– ...не должно вас беспокоить. Пойдемте побродим по берегам Сены.

Мари, угадав мою невысказанную просьбу, сказала, что сегодня ей надо лечь пораньше. Я попросил подвезти нас на такси к мосту, расположенному как раз напротив Эйфелевой башни, – оттуда я смогу добраться до дому пешком. Хотел было спросить, где живет Михаил, но подумал, что это может быть истолковано как попытка убедиться собственными глазами в том, что Эстер там нет.

По дороге Мари настойчиво расспрашивала Михаила, что же такое эти «встречи», а он отвечал одно и то же – способ восстановить любовь. Воспользовавшись случаем, он добавил, что ему понравилась моя история о рельсах.

– Именно от этого и погибает любовь. От того, что мы стремимся установить незыблемые правила, согласно которым она и должна проявляться.

– А когда это было? – осведомилась Мари.

– Не знаю. Знаю только, что можно вернуть Энергию Любви. Я знаю это потому, что, когда танцую или когда слышу Голос, Любовь говорит со мной.

Мари не поняла насчет голоса, но тут машина подъехала к мосту. Мы с Михаилом вышли и зашагали в холодную парижскую ночь.

***

– Понимаю, что напугал вас... Самое опасное – если западет язык, тогда может наступить удушье. Хозяин пиццерии знал, как следует поступать в таких случаях, из чего я заключаю, что подобное уже бывало в его заведении. Это не такая уж редкость. Однако он поставил мне не правильный диагноз – я не страдаю эпилепсией. Это был контакт с Энергией.

«Страдаешь, страдаешь», – мысленно возразил я, однако вслух не произнес ни слова. Надо было контролировать ситуацию – меня и без того удивило, как легко на этот раз он согласился встретиться со мной.

– Вы мне нужны, – сказал Михаил. – Мне нужно, чтобы вы написали о том, как важна любовь.

– Все знают, как важна любовь. Об этом написаны едва ли не все книги на свете.

– Хорошо, я выражусь иначе: мне нужно, чтобы вы написали о новом Возрождении.

– А что это такое?

– Нечто, подобное тому явлению, которое возникло в Италии в XV-XVI веках, когда гении вроде Эразма, Леонардо или Микеланджело перестали ограничивать себя настоящим, отринули гнет условностей своего времени и обратились к прошлому. Что-то похожее происходит и сейчас – мы воскрешаем язык магии и алхимии, идею Матери-Богини и обретаем свободу делать то, во что верим, а не то, чего требуют церковь или государство. Как во Флоренции 1500-х годов, мы обнаруживаем, что прошлое содержит ответы на вопросы, которые задает будущее. Вспомните свой недавний рассказ – в каких только сферах не поступаем мы в соответствии с некими шаблонами, хоть и не понимаем их смысл? Люди читают ваши книги, и неужели же вы не возьметесь за эту тему?