Текст книги "Говори и ты"

Автор книги: Пауль Целан

Из книги
Fadensonnen
Нити солнца

* * *

 
Ты была моя смерть:
тебя мог я держать,
когда всё ускользало.
 

* * *

 
Разобранные на лом табу,
и мигрантство между ними,
во влаге миров, в
погоне за значением, в
от значений
побеге.
 

* * *

 
Роса. И я лежал с тобой, ты, в отбросах,
и гнилая луна
в нас бросала ответы,
 
 
мы рассыпались на крохи
и снова скатывались в одно:
 
 
Господь преломил хлеб^{22},
хлеб преломил Господа.
 

* * *

 
Как по маслу, тихо
причалит у тебя между бровью и бровью
единица игральной кости
и здесь остановится,
малое око без век,
глядя вместе с тобой.
 

Из книги
Lichtzwang
Принуждение светом

* * *

 
Однажды – у смерти как раз был наплыв —
ты спасся в меня.
 

* * *

 
Как ты высмертиваешься в меня:
 
 
даже в последнем
изношенном
узелке выдоха
ты застреваешь
занозой
жизни.
 

* * *

 
Вырежь богомольную руку
из
воздуха
клешнями
глаз,
обрежь пальцы,
охолости поцелуем:
 
 
сложенное теперь
происходит, захватив дух.
 

* * *

 
Оставлена мне,
перечёркнута балками накрест,
единица:
 
 
по ней я должен гадать,
пока ты, завернувшись в дерюгу,
вяжешь чулок-тайну.
 

* * *

 
Богомол, опять,
в затылке^{23} того слова,
в которое ты зарылся —,
 
 
в сторону нрава
смещается смысл,
в сторону смысла
нрав.
 

* * *

 
В обратную сторону произносимые
имена, все,
 
 
из них крайнее, ржанием
в цари возводимое
перед изморозью зеркал,
 
 
окружённое, осаждённое
многоплодными родами,
 
 
просвет между зубцов в нём,
который тебя, единичного,
среди прочих имеет в виду.
 

Из книги
Schneepart
Партитура снега

* * *

 
Неразборчивый текст этого
мира. Всё двоится.
 
 
Сильные часы
признают правоту время-раскола,
с хрипом.
 
 
Ты, втиснут в собственную глубину,
выбираешься из себя
навсегда.
 

* * *

 
Я слышу, топор зацвёл,
я слышу, место не называемо,
 
 
я слышу, хлеб, когда смотрит
на повешенного, излечивает его,
хлеб, который испекла ему женщина,
 
 
я слышу, они называют жизнь
единственным прибежищем.
 

* * *

 
Мир, вслед которому следует заикаться,
мир, в котором я буду
побывавшим в гостях, имя,
испариной стёкшее со стены,
которую лижет снизу вверх рана.
 

* * *

 
Ты, с сумеречной рогаткой,
ты, с камнем:
 
 
Уже перевечер,
я свечу вслед себе самому.
Отведи меня вниз,
займись
нами.
 

* * *

 
Листок, лишённый дерева,
для Бертольта Брехта:
 
 
Что это за времена,
когда разговор
уже почти преступление,
потому что он многое из того, что было сказано,
подразумевает^{24}?
 

Из стихотворений,
опубликованных
посмертно
Aus dem Nachlaß

* * *

 
И как сила
иссиливает, чтобы
действовать:
 
 
противоображает в
«теперь», извечает в «за»,
 
 
Мышкин
целует Баал Шему^{25}
подол^{26} покровской
молитвы,
 
 
телескоп
принимает
лупу.
 

* * *

 
В продажности
нет надежды,
нормы, они же: мир до сотворения мира,
иссякают по сю сторону
свободы^{27}.
 
 
Наследуется
скрытое в открытом
начало.
 
 
Догадался? Ума на грош у тебя достало?
У меня
соседняя деревня взобралась
на моего коня^{28}.
На месте, где должен бы лежать камешек^{29},
гора вскармливает своё дерево
к разговору.
 

* * *

 
Я пью вино из двух бокалов
и цезуру царскую мучаю, мучаюсь
как тот
с его Пиндаром^{30},
 
 
Бог становится вилкой настройщика
как один из малых
праведников,
 
 
жребий из барабана, выпадает
наш грош.