Текст книги "Командир и штурман"
Автор книги: Патрик О'Брайан
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 28 страниц) [доступный отрывок для чтения: 11 страниц]
– Мой дорогой сэр, – обратился к Стивену Джек Обри, измеряя увеличившийся ход шлюпа и расстояние, отделявшее его от атакованного норвежца – возбуждение утроило его силы, так что он мог одновременно заниматься расчетами, беседовать с доктором и решать любые, то и дело меняющиеся задачи. – Мой дорогой сэр, предпочтете ли вы спуститься вниз или же останетесь на мостике? Может быть, вы желаете развеяться, забравшись на марс с мушкетом и вместе со стрелками дадите прикурить негодяям?
– Нет, ни в коем случае, – возразил Стивен Мэтьюрин. – Я отрицаю насилие. Моя задача лечить, а не убивать людей; ну а если уж убивать, то с наилучшими намерениями и только на хирургическом столе. Прошу разрешить мне занять мой пост в лазарете.
– Достойный ответ, – сказал капитан, пожимая доктору руку. – Однако мне не хотелось делать такое предложение своему гостю. Ваше заявление очень утешит моряков, да, по существу, каждого из нас. Мистер Риккетс, покажите доктору Мэтьюрину кокпит. И помогите фельдшеру составить вместе рундуки.
Шлюп с осадкой всего лишь десять футов и десять дюймов не сравнится с линейным кораблем по части сырости, духоты и темноты; однако на «Софи» всего этого было в достатке, и Стивену пришлось попросить принести ему еще одну лампу, чтобы он смог проверить и разложить свои инструменты и скудный запас бинтов, корпии, жгутов и тампонов. Он сидел в кокпите, держа поближе к свету руководство Норткота «Морская практика», и старательно читал: «… разрезав кожу, прикажите тому же ассистенту поднять ее как можно выше; затем круговыми движениями разрезайте плоть до кости». Но в этот момент вошел Джек Обри. На нем были ботфорты, на перевязи шпага, за поясом пара пистолетов.
– Вы позволите мне занять соседнее помещение? – спросил Стивен, добавив по-латыни, чтобы его не понял фельдшер: – Иначе пациенты будут обескуражены: увидев меня с книгой, они решат, что я студент – недоучка.
– Конечно, конечно, – воскликнул Джек Обри, переходя на английский. – Поступайте, как сочтете нужным. Мы высадимся на неприятельском судне, если только догоним его. Но, как знать, они тоже могут попытаться взять нас на абордаж. На этих проклятых алжирских галерах уйма людей. И все как один – головорезы, собаки этакие, – добавил он, весело рассмеявшись, и исчез во мраке.
В кокпите Джек пробыл совсем недолго, но к тому времени, когда он вернулся на квартердек, ситуация решительным образом изменилась. Алжирцы окончательно захватили кэт, и он удалялся с северным ветром; они ставили задний грот и явно рассчитывали угнать судно. Галера находилась неподалеку от кэта, на его правой раковине. На каждом борту у нее было четырнадцать гребцов, и она направлялась прямо к «Софи». Ее огромные латинские паруса были взяты на гитовы. Это было длинное, низкобортное, стройное судно – длиннее «Софи», но гораздо изящнее ее. Очевидно, оно было очень быстроходным и находилось в руках весьма предприимчивых людей. Оно походило на смертоносную рептилию. Совершенно ясно, что намерение галеры состояло в том, чтобы вступить в бой со шлюпом или, по крайней мере, задержать его до тех пор, пока призовая команда не отгонит кэт под ветер на расстояние мили или около того, чтобы скрыться под покровом приближающейся ночи.
Дистанция до него была теперь немногим больше четверти мили, относительные позиции судов постепенно менялись: скорость кэта увеличивалась, и через четыре или пять минут он оказался в кабельтове от наветренной стороны галеры, которая по-прежнему шла на веслах.
Над носовой надстройкой галеры взвилось легкое облачко дыма, и ядро пролетело на уровне стень – краспиц «Софи», после чего до нее докатился гром орудийного выстрела.
– Отметьте время, мистер Ричардс, – обратился Джек Обри к побледневшему писарю. Теперь его бледность приобрела мертвенный оттенок, а глаза округлились.
Джек бросился на нос, успев заметить вспышку выстрела – второй пушки галеры. С ужасным грохотом ядро ударило в лапу лучшего станового якоря «Софи», согнуло ее пополам и, отрикошетив, упало далеко в море.
– Восемнадцатифунтовое ядро, – заметил капитан, обращаясь к боцману, стоявшему на своем боевом посту на полубаке. – Может, даже двадцатичетырехфунтовое. – «Эх, нам бы сейчас двенадцатифунтовые орудия», – добавил он про себя.
На галере, естественно, не было бортовых орудий, только погонные и ретирадные. В подзорную трубу Джек Обри увидел, что носовая батарея состояла из двух тяжелых орудий, еще одного полегче и нескольких поворотных пушек. Разумеется, во время сближения шлюп окажется под продольным огнем галеры. Уже раздавался пронзительный скрежет поворотных орудий.
Джек Обри вернулся на шканцы. Заглушая негромкий взволнованный ропот, он крикнул:
– Тишина на баке и на корме! Тишина! Отвязать пушки! Выровнять пушки! Вынуть дульные пробки! Выкатить пушки! Мистер Диллон, угол возвышения как можно больше. Мистер Бабингтон, скажите старшему канониру, что следующий заряд будет с цепью.
В эту минуту в левый борт «Софи» между орудиями номер один и три угодило восемнадцатифунтовое ядро. Вверх взвился вихрь острых обломков дерева. Иные из них были тяжелые, длиной фута два. Пронесшись над полной людей палубой, один обломок сбил морского пехотинца и, почти утратив силу, ударился о грот-мачту. Мучительные стоны свидетельствовали, что некоторые обломки сделали свое дело. Минуту спустя прибежали два матроса и, оставляя кровавый след, унесли своего товарища вниз.
– Орудия развернуты? – прокричал капитан.
– Так точно, развернуты, – послышался после краткой паузы ответ.
– Сначала открыть огонь из пушек правого борта. Стрелять туда, куда они нацелены. Целить вверх. По мачтам. Правильно, мистер Маршалл, делаем поворот.
«Софи» отклонилась от прежнего курса на сорок пять градусов, подставив галере раковину правого борта. Тотчас в середину судна, чуть выше ватерлинии, ударило еще одно восемнадцатифунтовое ядро. От гулкого удара Стивен Мэтьюрин, накладывавший повязку на сонную артерию Уильяма Масгрейва, вздрогнул и едва не забыл положить еще один шлаг. Однако теперь орудия «Софи» были нацелены на противника, и с правого борта один за другим прозвучали два залпа. За галерой возникли белые фонтаны, а палубу шлюпа затянуло резким, едким пороховым дымом. После выстрела седьмого орудия Джек Обри воскликнул:
– Снова перелет.
Судно легло на другой галс, чтобы произвести залп орудиями левого борта. Облако дыма рассеялось, и Джек Обри увидел, как, дав носовой залп, галера под ударами весел рванула вперед, чтобы избежать огня шлюпа. Залп галеры был дан, когда ее качнуло вверх, и одно из ядер, перебив грота – стень – штаг, откололо большой кусок от эзельгофта стеньги. Обломок упал прямо на голову старшего канонира, когда тот высунулся из главного люка.
– Пошевеливайтесь, там, на орудиях правого борта! – крикнул Джек Обри. – Прямо руль!
Он намеревался снова лечь на левый галс, так как если бы он сумел произвести еще один залп орудиями правого борта, то угодил бы в галеру, двигавшуюся слева-направо. Со стороны четвертого орудия раздался глухой взрыв и ужасный вопль: в спешке матрос, работавший банником, плохо вычистил ствол, и в тот момент, когда он забивал внутрь новый картуз, порох вспыхнул от жара. Его оттащили в сторону, вновь пробанили ствол, вставили новый заряд и сблизились с галерой. Но маневр был произведен слишком медленно: галера легла на новый курс – она могла вертеться волчком, располагая множеством весел. Она быстро уходила на зюйд-вест, подгоняемая ветром, дувшим в ее правую раковину. Поставленные с обоих бортов огромные латинские паруса были похожи на заячьи уши. Норвежский кэт в это время находился на зюйд-осте в полумиле от судна, и их курсы быстро расходились. Смена галса заняла непозволительно много времени и стоила чрезмерно большой потери дистанции.
– Полрумба влево, – скомандовал Джек Обри, встав на поручни подветренного борта и внимательно разглядывая галеру, находившуюся почти прямо по курсу шлюпа в ста ярдах с небольшим и увеличивавшую это расстояние.
– Поднять бом – брамсели! Мистер Диллон, установите орудие на нос. Там остались рым – болты от двенадцатифунтовой пушки.
Насколько он мог видеть, они не нанесли галере никакого ущерба: если бы огонь вели по нижней части алжирского судна, то угодили бы прямо в скамьи, на которых вплотную сидели гребцы – христиане, прикованные к веслам; если же стрелять выше… Тут голова его дернулась в сторону, и треуголка покатилась по палубе: мушкетная пуля, выпущенная с корсара, задела ему ухо. Ощупав его, Джек Обри онемел: рука была в крови. Он спустился с поручней и наклонил голову, чтобы не запачкать кровью драгоценный эполет.
– Киллик! – закричал капитан, наклонившись, чтобы из-за туго натянутой шкаторины прямого грота не потерять из виду галеру. – Принесите мне старый мундир и еще один платок.
Он неотрывно смотрел на галеру, которая с очень коротким перерывом между выстрелами дважды огрызнулась огнем из единственного ретирадного орудия. «Господи, как они быстро управляются с этой двенадцатифунтовой пушкой», – пронеслось в голове у Джека Обри. Марсель – лисели наполнились ветром, и «Софи» увеличила ход. Теперь она заметно догоняла алжирца. Джек Обри был не один, кто заметил это: на полубаке раздалось «ура», которое подхватили канониры левого борта.
– Погонное орудие готово, сэр, – доложил, улыбаясь, Джеймс Диллон. – С вами все в порядке, сэр? – спросил он, увидев окровавленную руку и шею капитана.
– Пустяки, царапина, – отозвался Джек Обри. – Что вы скажете о галере?
– Мы ее догоняем, сэр, – спокойно отвечал первый лейтенант, хотя в его голосе ощущалось нешуточное возбуждение. Внезапное появление доктора вывело его из равновесия, и, хотя многочисленные обязанности не позволяли Диллону много рассуждать, оно не давало ему покоя. При этом больше всего ему хотелось оказаться с абордажной партией на палубе галеры.
– Он же обезветрил, – произнес Джек Обри. – Взгляните на этого хитрого негодяя, орудующего с гротом. Возьмите мою подзорную трубу.
– Да нет же, сэр. Конечно же, это не так, – сердито выдвинул колена трубы лейтенант.
– Ну что же… – отозвался капитан. Двенадцатифунтовое ядро пробило нижние лисели правого борта шлюпа, проделав два отверстия в каждом из них, и, пролетев четыре – пять футов, чуть задело койки. – Нам бы одного или двух таких пушкарей, – заметил Джек Обри. – Маршалл!
– Сэр? – послышался издали голос штурмана.
– Что вы скажете о паруснике с подветренного борта?
– Приводится к ветру, направляется к головному кораблю конвоя.
Капитан кивнул головой:
– Пусть канониры носовых орудий и артиллерийские унтер – офицеры всыплют преследователю. Я сам заменю вас и встану к штурвалу.
– Принг мертв. Прикажете назначить другого канонира?
– Позаботьтесь об этом, мистер Диллон, – отозвался Джек Обри и направился на нос.
– Мы его поймаем, сэр? – дружелюбно спросил седовласый матрос из ждавшей своего часа абордажной партии.
– Надеюсь, Кандолл, очень надеюсь, – отвечал капитан. – Во всяком случае, зададим ему взбучку.
«Этой собаке», – добавил он про себя, вглядываясь через прицел в палубу алжирца. Почувствовав, что палуба начинает подниматься, он схватил фитиль и поднес его к запальному отверстию. Послышалось шипение, грохот выстрела и визг лафета, отброшенного отдачей назад.
– Ура, ура! – взревели матросы на полубаке. Ядро пробило всего лишь отверстие в гроте галеры, но это было первое точное попадание. Раздались еще три выстрела – все услышали удар о что-то металлическое на корме галеры.
– Продолжайте, мистер Диллон, – произнес Джек Обри, выпрямляясь. – Стреляйте туда, куда показывает моя подзорная труба.
Солнце опустилось так низко, что было трудно наблюдать за морем. Прикрыв окуляр свободной рукой, капитан сосредоточил все свое внимание на двух фигурах в алых тюрбанах, хлопотавших возле ретирадной пушки. В кнехт правого борта угодила пуля, выпущенная из мушкетона, и какой-то моряк разразился целым градом непристойных ругательств.
– С Джоном Лейки приключилась беда. Пуля попала ему прямо в его хозяйство, – послышался чей-то тихий голос за спиной капитана.
Рядом с ним раздался пушечный выстрел, но прежде чем галера скрылась в дыму, Джек Обри успел принять решение. Алжирец, по сути, терял ход, поставив паруса таким образом, что, хотя они были наполнены ветром, галера не развивала скорости, – вот почему несчастная, неуклюжая, толстозадая «Софи», старавшаяся изо всех сил, ни на что не обращая внимания, потихоньку догоняла стройную, смертоносную, с изящными обводами галеру. Алжирец что-то затеял, хотя в любой момент мог оторваться. Почему он этого не делал? Чтобы увести шлюп как можно дальше в подветренную сторону от кэта – вот зачем. У галеры была реальная возможность лишить шлюп мачт, обстрелять его продольным огнем (имея на весельном ходу абсолютное превосходство в маневре) и даже сделать «Софи» своим призом. Кроме того, увлечь ее в подветренную сторону от конвоя, с тем чтобы парусник, расположившийся с наветренной стороны, смог перехватить полдюжины судов. Джек Обри взглянул через левое плечо на кэт. Даже если бы он попытался уйти, преследователи все равно взяли бы судно на абордаж, поскольку оно было очень тихоходным, не имея ни брамселей, ни тем более бом – брамселей, – гораздо тихоходнее «Софи». Идя прежним курсом и с прежней скоростью, он никогда не догонит алжирца, если не начнет лавировать, тем более что скоро начнет темнеть. Но упускать корсара нельзя. Долг его был ему ясен; как обычно, выбирать приходилось из двух зол. Но надо было принимать решение.
– Беглый огонь! – скомандовал капитан после первого выстрела. – Орудия правого борта, приготовиться!
Сержант Куин, займитесь стрелками. Как только галера окажется на траверзе, бейте по надстройке за скамьями гребцов. Огонь открывайте по команде.
Бросившись на шканцы, он перехватил взгляд Джеймса Диллона с закопченным от порохового дыма лицом. В нем он увидел гнев, если не враждебность.
– Паруса брасопить! – скомандовал капитан, мысленно отмахнувшись от остальных соображений. – Мистер Маршалл, курс на кэт. – Послышался стон разочарования. Джек Обри скомандовал: – Руль на борт!
«Мы его застанем врасплох, будет он у нас помнить, что такое „Софи“, – добавил он про себя, встав сразу за бронзовым четырехфунтовым орудием на правом борту. Шлюп развил достаточный ход и очень быстро догонял алжирца. Присев, Джек Обри затаил дыхание, направив все свое внимание туда, где за сверкающей бронзой простиралась морская ширь. „Софи“ начала поворот. Весла галеры взмахивали с бешеной скоростью, но было слишком поздно. За десятую долю секунды до того, как галера оказалась на траверзе и шлюп очутился в ложбине зыби, капитан скомандовал: „Пли!“ Бортовой залп прозвучал четко, как на линейном корабле, одновременно выстрелили и все мушкеты, имевшиеся на борту. Дым рассеялся, и грянуло „ура“: в борту галеры зияла брешь, по палубе в отчаянии носились мавры. В подзорную трубу капитан увидел, что ретирадное орудие сорвано с места, а на палубе валяются несколько тел. Но чуда не произошло: руль остался цел, смертоносной пробоины ниже ватерлинии не было. Однако опасности галера больше не представляла, и он сосредоточил свое внимание на норвежце.
* * *
– Как ваши дела, доктор? – спросил Джек Обри, появившись в кокпите.
– Терпимо, благодарю. Бой начался снова?
– О нет. Это был просто выстрел в сторону носовой части кэта. Корпус галеры скрыт за горизонтом в направлении зюйд – зюйд-вест, а Диллон только что спустил шлюпку, чтобы освободить норвежцев. Мавры вывесили белую рубаху и просят пощады. Вот канальи!
– Рад слышать. Когда корпус содрогается от выстрелов, трудно зашивать рану. Можно мне взглянуть на ваше ухо?
– Царапина. Как ваши пациенты?
– Мне думается, что жизнь четверых или пятерых из них вне опасности. У одного страшно изувечено бедро. Говорят, его ранило обломком дерева. Неужели это правда?
– В самом деле. Большой кусок дуба с острыми краями способен натворить много бед. И такое часто случается.
– … Вел он себя замечательно. Я подлечил беднягу с ожогом. У другого обломок буквально пронзил насквозь головную часть бицепса, едва не задев локтевой нерв. Но со старшим канониром, который здесь лежит, я ничего не могу сделать при таком освещении.
– Мистер Дей? А что с ним? Я решил, что вы его вылечили.
– Так оно и есть. Я вылечил его от тяжелейшего случая запора, вызванного злоупотреблением хинной коркой. Но сейчас у него проникающая рана черепа, сэр. Мне придется прибегнуть к трепанации. Вон он лежит, вы слышите характерное хрипение? Думаю, до утра с ним ничего не случится. Но как только взойдет солнце, с помощью моей пилки мне придется снять крышку черепа. Увидите мозг своего старшего канонира, мой дорогой сэр, – добавил он с улыбкой. – Или, по крайней мере, его dura mater[27]27
Наружная оболочка головного мозга (лат.).
[Закрыть].
– Боже мой, боже мой, – пробормотал Джек Обри. Его охватило глубокое уныние. Всего лишь незначительная стычка с незначительным результатом, и при этом убиты два хороших матроса. Старший канонир почти наверняка умрет: человек не может жить с проломленной головой – на этот счет не может быть никаких сомнений. Могут умереть и другие – такое часто случалось. Если бы не этот чертов конвой, он смог бы захватить галеру. В такие игры играют вдвоем.
– В чем дело? – закричал капитан, услышав на палубе шум.
– На борту кэта затеяли старинную игру, сэр, – докладывал штурман, когда Джек Обри поднялся на мостик с наступлением сумерек. Штурман был родом из северных провинций – не то с Оркнейских, не то с Шетландских островов, и не то это обстоятельство, не то природный дефект портили ему произношение, причем этот дефект становился особенно заметным в минуты волнения. – Похоже на то, что эти чумные крысы снова принялись резать своих пленников, сэр.
– Подведите шлюп к норвежцу, мистер Маршалл. Призовая команда, ко мне!
«Софи» обрасопила реи, чтобы избежать дальнейшего ущерба, выбрала на ветер фор – марсель и плавно подошла к борту кэта. Джек Обри нашел главный проход на надстройке норвежца и перепрыгнул через поврежденную коечную сетку, следом за ним – отряд мрачных, свирепых на вид матросов. На палубе кровь: валяются три трупа. Пятеро серых как пепел мавров прижались к переборке рубки под защитой Джеймса Диллона: немой негр Альфред Кинг сжимал в руке абордажный топор.
– Уведите пленных, – скомандовал капитан. – Заприте их в носовом трюме. Что случилось, мистер Диллон?
– Я не совсем его понял, сэр, но, должно быть, узники напали на Кинга в твиндеке.
– Как было дело, Кинг?
Негр по-прежнему метал яростные взгляды-товарищи держали его за руки, – и его ответ мог означать все что угодно.
– Твоя очередь, Уильямс!
– Не могу знать, сэр, – отвечал Уильямс со стеклянным взглядом и коснулся полей треуголки.
– Теперь ты, Келли!
– Не могу знать, – ответил Келли совершенно с таким же видом и постучал себя костяшками пальцев по лбу.
– Где шкипер кэта, мистер Диллон?
– Сэр, похоже, мавры выбросили их всех за борт.
– Господи боже! – воскликнул капитан. Однако он знал, что подобное случается нередко. Раздавшийся позади него сердитый шум свидетельствовал о том, что новость стала известна экипажу «Софи». – Мистер Маршалл, – воскликнул он, подойдя к планширю. – Позаботьтесь об этих пленных, хорошо? Не хочу, чтобы с ними что-то произошло. – Капитан осмотрел вдоль и поперек палубу, изучил рангоут и такелаж: повреждений было совсем немного. – Вы приведете кэт в Кальяри, мистер Диллон, – продолжал он тихим голосом, не успев оправиться от известия о дикой расправе. – Возьмите с собой нужных вам людей.
Джек Обри вернулся на шлюп с очень мрачным видом. Не успел он добраться до квартердека, как какой-то гнусный голос внутри его произнес: «Ты же понимаешь, что, по сути, это судно не спасенное, а призовое». Нахмурясь, он отогнал эту мысль, подозвал боцмана и вместе с ним начал обход брига, решая, что следует чинить в первую очередь. Для скоротечного боя, во время которого с обеих сторон было произведено не более пятидесяти выстрелов, шлюп пострадал слишком сильно. «Софи» была наглядной иллюстрацией того, что означает превосходство в искусстве пушечной стрельбы. Плотник и двое его помощников сидели за бортом в беседках, пытаясь заделать пробоину возле ватерлинии.
– Ничего не получается, сэр, – произнес Лэмб в ответ на вопрос капитана. – Мы насквозь промокли, но на этом галсе никак не удается вбить пробку.
– Мы сменим для вас галс, мистер Лэмб. Но как только справитесь с работой, тотчас мне доложите. – Джек Обри посмотрел на темнеющее море и кэт, вновь занимавший свое место в конвое. Смена галса означала удаление от кэта, который стал почему-то дорог ему. «Гружен рангоутными деревами, штеттинским дубом, паклей, стокгольмской смолой, тросами, – настойчиво продолжал внутренний голос. – Можно запросто получить две – три, даже четыре тысячи фунтов…»
– Конечно же, мистер Уотт, – произнес он вслух. Оба поднялись на грот-мачту и стали рассматривать поврежденный эзельгофт.
– Вот эта хреновина и шарахнула бедного мистера Дея, – сказал боцман.
– Неужели? Действительно чертовски большой кусок. Но мы не должны оставлять надежды. Мистер Мэтьюрин собирается… собирается сотворить какое-то чудо с помощью пилы, как только достаточно рассветет. Ему нужно освещение. Он придумал, я бы сказал, что-то необыкновенно умное.
– Ну, конечно, я уверен, сэр, – сочувственно отозвался боцман. – Не стоит и сомневаться, он, должно быть, очень толковый джентльмен. «Какой молодчина, – говорят ребята, – он так ловко отпилил Неду Эвансу ногу и так аккуратно заштопал Джону Лейки его хозяйство. Да и других он подштопал. А говорят, будто он в отпуску, у нас он наподобие гостя».
– Великолепно, – произнес Джек Обри. – Просто великолепно, я согласен. Пока плотник не сможет заняться эзельгофтом, придется заняться пустяками, мистер Уотт. Тросы обтянуты втугую, так что не дай бог, если нам придется спускать стеньги.
Вдвоем они осмотрели с полдюжины других точек, Джек Обри спустился вниз и стал считать суда конвоя. Теперь, после переполоха, они держались близко друг к другу и соблюдали строй. Присев на длинный рундук с положенным на него тюфяком, он заметил, что произнес: «Перенесем в третью графу», поскольку в уме лихорадочно подсчитывал, сколько составят три восьмых от трех с половиной тысяч фунтов стерлингов. Он решил, что такова призовая стоимость «Дорте Энгельбрехтсдаттера». Две восьмых (за вычетом одной восьмой для адмирала) должны составлять его долю прибыли. Не он один вел подсчеты, поскольку каждый член экипажа «Софи» имел право на вознаграждение: Диллону и Маршаллу полагалась одна восьмая; судовому врачу (если он официально внесен в судовую роль), боцману, плотнику и помощникам штурмана – еще одна восьмая. Одна восьмая приходилась на долю мичманов, младших унтер – офицеров. Остальным членам экипажа полагалась остающаяся четверть суммы. Удивительное дело, как ловко справлялись с цифрами умы, не привыкшие к абстрактному мышлению, в результате чего простой сигнальщик знал свою долю с точностью до фартинга. Джек Обри взял карандаш, чтобы не ошибиться в расчетах, устыдился, оттолкнул его в сторону, заколебался, взял снова и стал мелким почерком по диагонали выписывать цифры на листке бумаги, который он тотчас отпихнул от себя, заслышав стук в дверь. Это был вымокший до нитки плотник, пришедший доложить о заделанных пробоинах и о том, что в льялах не больше восемнадцати дюймов воды – «меньше, чем я ожидал, поскольку эта галера дала нам просраться, влепив ядро так низко». Он помолчал, искоса посмотрев на капитана странным взглядом.
– Вот и отлично, мистер Лэмб, – после паузы ответил Джек Обри.
Но плотник даже не шевельнулся; он по-прежнему стоял на затянутом парусиной полу, на котором, в конце концов, образовалась лужица. Но затем его прорвало:
– Если то, что говорят про кэт и про бедолаг норвежцев, выброшенных за борт, может даже ранеными, правда, то ведь рехнуться можно от такого зверства. Неужто нельзя было их просто запереть? И вот еще что. Унтер – офицеры «Софи» хотели бы взять в долю этого джентльмена, – он кивнул головой в сторону каюты Стивена Мэтьюрина, – в знак признания его несомненных заслуг.
– Хорошо, но об этом потом: кэт семафорит.
Поднявшись на шканцы, Джек Обри увидел, что Диллон поднял пестрый набор флагов – очевидно, это было все, что нашлось на норвежце. Из этой абракадабры в числе прочего следовало, что на борту чума и что он намерен отплывать.
– Матросы для перегона судна, приготовиться! – скомандовал Джек Обри. Когда шлюп приблизился к конвою на расстояние кабельтова, он воскликнул: – Эй, на кэте!
– Сэр! – прокричал с борта норвежца Диллон. – Вы будете приятно удивлены, узнав, что все норвежцы целы и невредимы.
– Что?
– Все – норвежцы – целы – и невредимы. – Когда оба судна сблизились, Диллон добавил: – Они спрятались в тайнике в форпике.
– Ах, в ихнем форпике, – пробормотал унтер – офицер, стоявший на руле. На «Софи» воцарилась, по существу, религиозная тишина: все превратилось в слух.
– Держать круто к ветру! – сердито закричал Джек Обри: из-за того, что рулевой расчувствовался, марсели стали заполаскивать.
– Есть круто держать к ветру, сэр.
– И еще их штурман говорит, – продолжал издали лейтенант, —чтобы мы прислали ему судового врача, потому что один из его матросов расшиб палец на ноге, когда быстро спускался по трапу.
– Передайте от меня штурману, – рявкнул Джек Обри, с багровым от натуги и возмущения лицом, голосом, слышным в Кальяри, —чтобы он убирался со своим пальцем сам знает куда…
Тяжело ступая, капитан спустился в каюту, став беднее на 875 фунтов. Вид у него был очень невеселый.
* * *
Однако ему было несвойственно долго сохранять такое выражение лица. Когда Джек Обри садился в парусно-гребной катер, чтобы отправиться на адмиральский корабль, стоявший на генуэзском рейде, его лицо обрело свое обычное жизнерадостное выражение. Но, разумеется, оно было достаточно серьезным, поскольку ему предстоял визит к грозному лорду Кейту, Адмиралу синего вымпела и командующему всеми силами флота на Средиземном море. Серьезный вид капитана, сидевшего на корме шлюпки, тщательно умытого, выбритого и затянутого в парадный мундир, подействовал на рулевого и весь экипаж катера, который старательно греб, не глядя по сторонам. Поскольку они должны были прибыть к борту флагманского корабля слишком рано, Джек Обри приказал гребцам сделать круг вокруг «Одейшеса», а затем сушить весла. Оттуда он мог видеть всю бухту, где в двух – трех милях от берега стояли на якоре пять линейных кораблей и четыре фрегата. Ближе к берегу расположился целый рой канонерок и бомбометных судов. Они без устали обстреливали прекрасный город, раскинувшийся на крутом извилистом берегу головной части бухты. Суда, окутанные облаком дыма, швыряли бомбу за бомбой в тесно сгрудившиеся здания, расположенные по ту сторону далекого мола. Издали суда казались маленькими, а дома, церкви и дворцы представлялись совсем крохотными (хотя отчетливыми благодаря прозрачности воздуха), словно игрушечными. Однако непрерывный грохот канонады и низкий гул французской береговой артиллерии казались до странного близкой и реальной угрозой.
Необходимые десять минут прошли; катер с «Софи» приблизился к флагманскому кораблю; в ответ на оклик «Кто на шлюпке?» рулевой старшина произнес: «Софи», что означало, что на борту находится капитан шлюпа. Джек Обри, как полагается, поднялся на борт, отсалютовал шканцам, поздоровался за руку с капитаном Луисом, который проводил его в адмиральскую каюту.
Джек Обри имел все основания быть довольным собой: он привел конвой в Кальяри без потерь; доставил другой в Легхорн, прибыв туда в точно назначенное время, несмотря на штили близ острова Монте – Кристо. Однако он, удивительное дело, нервничал, а мысли его были так поглощены лордом Кейтом, что, увидев в этой великолепной, просторной, залитой светом каюте вместо адмирала пышную молодую женщину, стоявшую спиной к окну, он разинул рот, словно карп, вытащенный на берег.
– Джеки, милый, – произнесла она,-какой ты красивый и нарядный. Позволь, я поправлю тебе галстук. Эй, Джеки, у тебя такой испуганный вид, словно перед тобой француз.
– Куини! Милая Куини! – воскликнул Джек Обри, крепко обняв ее и поцеловав.
– Черт бы меня побрал, кто это еще там любезничает с моей женой? – послышался злой голос с шотландским акцентом, и со стороны балкона вошел адмирал. Лорд Кейт был высокий седовласый господин с красиво посаженной львиной головой и яростными искорками в глазах.
– Это тот самый молодой человек, о котором я вам рассказывала, адмирал, – проговорила Куини, поправляя побледневшему Джеку черный галстук и помахивая перед его носом обручальным кольцом. – Я его купала и брала к себе в постель, когда ему снились кошмары.
Возможно, то было не лучшей рекомендацией в глазах недавно женившегося адмирала, приближавшегося к шестидесяти, но, похоже, послужило объяснением сцены.
– Ах да, я и забыл, – отозвался адмирал. – Прости. У меня столько капитанов, и некоторые из них те еще повесы.
* * *
– «… Те еще повесы», – произнес он, сверля меня своими ледяными глазами, – рассказывал Джек Обри, наполнив бокал Стивена и уютно развалившись на своей лежанке. – Я был уверен, что он узнал меня: мы встречались с ним три раза, и каждая новая встреча была хуже предыдущей. Первая состоялась на Мысе, на старом «Ресо», я тогда был мичманом. Он появился на судне две минуты спустя после того, как капитан Дуглас поставил меня перед мачтой и сказал: «Кого это ты, сопляк, приветствуешь?» И капитан Дуглас еще добавил: «Это сущий мерзавец – я поставил его перед мачтой, чтобы он запомнил свои обязанности».
– А что, более удобного места запомнить обязанности он не нашел? – спросил доктор.
– Зато тут очень удобно учить уважению к старшим, – с улыбкой отвечал Джек Обри. – Привяжут на площадке трапа и плеткой – шестихвосткой изобьют тебя до полусмерти. Это называется разжаловать мичмана – унизить его, чтобы молодого джентльмена превратить в рядового матроса. И он превращается в рядового матроса. Он спит и трапезует вместе с ними; любой может огреть его по спине палкой, линьком или выдрать розгами. Я никогда не думал, что он способен на такое, хотя он не раз грозился разжаловать меня. Ведь он был другом моего отца, и я думал, что он расположен ко мне, хотя так оно и было. Однако он исполнил свою угрозу и сделал меня простым матросом. Так продолжалось шесть месяцев, прежде чем он вернул мне чин мичмана. В конце концов, я был ему благодарен, потому что хорошо изучил нижних чинов. В целом они были исключительно добры ко мне. Но тогда я прямо – таки заливался слезами, ха – ха – ха.
