Текст книги "На краю земли"
Автор книги: Патрик О'Брайан
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 26 страниц)
– Ты бы поостерегся, Джо, – толкал его в бок Бонден, указывая пальцем на миссис Джеймс, жену сержанта морской пехоты, и миссис Хорнер, которые принесли свое вязанье. – Тут же дамы.
– А пошел-ка ты куда подальше со своими дамами, – отвечал Плейс, несколько понизив голос. – Чего я больше всего не перевариваю, так это баб. Не доведут они до добра, особенно на нашем старом корыте.
Через каждые полчаса били склянки. Подходила к концу утренняя вахта, приближалась полуденная церемония. Солнце достигло зенита; офицеры и юные гардемарины или измеряли высоту солнца, или же готовились к этой операции; команду свистали на обед. Не обращая внимания на крики трапезующих и шум, поднятый дневальными, Плейс и Джемми Дакс возились на камбузе, загораживая всем дорогу. Спустя час они все еще торчали там, сердя Тиббетса, который стряпал, а затем подавал обед в кают-компанию младших офицеров, число которых значительно сократилось. В ней оставались лишь двое исполняющих обязанности лейтенантов: Говард, офицер морской пехоты, и казначей. Остальные, облачившись в парадную форму, глотая слюнки, бродили по палубе в ожидании, когда их пригласят в капитанскую каюту.
Когда пробило четыре склянки, означавшие начало дневной вахты, оба матроса по-прежнему торчали на камбузе, успев за это время угореть от чада и недостатка воздуха. При первом ударе рынды в капитанскую каюту вошли офицеры, предводительствуемые Пуллингсом. В это время Киллик, которому помогал толстый молодой негр, ставил на поднос огромное блюдо с кушаньем, которое должно было изображать рагу. Капитан Обри чрезвычайно берег скатерть и поэтому усадил капеллана по правую руку, за ним Стивена. Пуллингс сидел на противоположном конце стола, справа от него Моуэт, Аллен расположился между Моуэтом и капитаном.
После того как перед трапезой капеллан прочитал молитву, Джек Обри произнес:
– Отец Мартин, я подумал, что вы, возможно, никогда не пробовали прежде рагу по-флотски. В море его готовят с незапамятных времен. Оно очень вкусно, если его хорошо приготовить. В молодости я предпочитал его всем прочим лакомствам. Позвольте мне положить вам немного.
Увы, когда Джек был молод, он был еще и беден, а зачастую не имел и гроша за душой. Это же было яство богачей, блюдо для лорд-мэра. Оридж совсем расщедрился, и рагу было покрыто слоем жира толщиной в полдюйма. Картофель и тертые сухари, которые пошли на гарнир, были погребены под толстым слоем жирного мяса, жареного лука и специй.
«Помоги нам, Господи, – мысленно произнес Джек Обри, проглотив пару кусков. – Это слишком сытно даже для меня. Должно быть, я старею. Надо было пригласить к столу мичманов». Он озабоченно оглядел едоков, но все из присутствующих были людьми закаленными; умели терпеть жару и стужу, мокли и жарились на солнце, терпели кораблекрушения, были ранены, знали, как перебороть голод, жажду, свирепость стихий и злобу недругов короля. Пройдя огонь, воду и медные трубы, они справились бы и с этим рагу. Тем более что от гостей капитана этого требовал долг учтивости. Между тем отец Мартин, еще до своего священства, тоже узнал, почем фунт лиха, потрудившись у книгопродавцев в Лондоне – работа не приведи Господь! Словом, все, кроме капитана, ели так, что за ушами трещало. «А может, оно и в самом деле съедобно, – подумал Джек. Ему не хотелось показаться скупым в еще большей мере, чем насильно потчевать гостей. – Может, просто я чересчур себя избаловал, слишком мало двигаюсь и оттого стал слишком разборчивым брюзгой».
– Очень своеобразное блюдо, сэр, – героически заключил отец Мартин. – Пожалуй, я попрошу положить мне еще немного, если можно.
Во всяком случае, не было никакого сомнения, что трапезующие по-настоящему оценили поданное вино. Это объяснялось отчасти тем, что вино помогало справиться с жирной пищей, к тому же Плейс и Бонден пересолили свое блюдо, что сразу вызвало жажду, но и само по себе вино было отменным.
– Так вот какова она – эта испанская лоза, – произнес отец Мартин, глядя на свет через бокал, наполненный пурпурной влагой. – Это вино напоминает наше церковное, но оно сочнее, насыщеннее, более…
Джеку пришло в голову произнести какие-то слова хвалы Вакху, возлияниям, алтарям в его честь, но он был слишком занят поисками тем для застольных бесед (к сожалению, он редко блистал остроумием, хотя всегда получал удовольствие и от искрометной шутки, и от острого словца). А такие темы следовало найти, поскольку гости сидели словно неживые и говорили лишь в том случае, когда к ним обращались, как, впрочем, того и требовал морской этикет. К тому же за столом присутствовал почти незнакомый человек – новый штурман. К счастью, если у Джека кончались темы для бесед, он всегда мог перейти к тостам.
– Мистер Аллен, позвольте выпить бокал вина за ваше здоровье, – с улыбкой произнес капитан и, поклонившись штурману, подумал: «Может быть, пирог с гусятиной окажется вкусней».
Но бывают дни, когда все надежды рушатся. Внесли похожий на башню пирог, но, объясняя капеллану его рецепт и разрезая пирог ножом, Джек попал на что-то подозрительно рыхлое. Из разреза полилась жидкость, даже отдаленно не напоминающая соус.
– Морские пироги, конечно же, пекут по морским рецептам, – принялся объяснять капитан. – Они не похожи на сухопутные пироги. Сначала вы кладете слой сдобного теста, затем слой мяса, на него еще один слой сдобного теста, потом опять слой мяса и так далее, в зависимости от требуемого количества палуб. Как вы можете убедиться, это трехпалубник: спардек, главная палуба, средняя палуба, нижняя палуба.
– Но получается четыре палубы, дорогой сэр, – возразил отец Мартин.
– Совершенно верно, – согласился Джек. – У всех первоклассных линейных судов, у всех трехпалубников на самом деле четыре палубы. А если учесть орлоп-дек, то получатся все пять, даже шесть, если прибавить к ним заднюю палубу. Мы только называем их трехпалубниками, сами понимаете. Боюсь, что гусь не допечен, – накладывая порцию в тарелку капеллана, скорбно произнес Джек Обри.
– Ну что вы! – воскликнул капеллан. – Гусь гораздо вкуснее, когда он недожарен. Помню, я переводил французскую книгу, автор которой авторитетно заявлял, что утка должна быть с кровью. Ну а что справедливо для утки, еще более справедливо в отношении гуся.
– Что касается соуса… – начал было капитан, но он был слишком подавлен, чтобы продолжать.
Однако со временем страсбургский пирог, копченый язык, другие закуски, благородный сыр с острова Менорка, десерт и превосходный портвейн заставили забыть о злополучном гусе. Все выпили за здоровье короля, жен и возлюбленных, за посрамление Бонапарта, после чего Джек, отодвинув назад стул и расстегнув жилет, произнес:
– А теперь, джентльмены, прошу простить меня за то, что я перейду к морским делам. Рад сообщить вам, что на Яву мы не пойдем. Нам приказано пресечь действия фрегата, который американцы отрядили для того, чтобы грабить наши китобойные суда в южных морях. Это тридцатидвухпушечный «Норфолк», он вооружен каронадами и четырьмя длинноствольными орудиями. Его на месяц задержали в порту, и я надеюсь, что мы сможем перехватить его к югу от мыса Сент-Рок или где-то у другой части атлантического побережья Южной Америки. Но вполне возможно, что нам придется последовать за ним в Тихий океан. Никто из нас не огибал мыса Горн, однако, насколько мне известно, мистер Аллен хорошо изучил эти воды, так как плавал вместе с капитаном Колнетом, и я буду весьма ему обязан, если он расскажет, чего нам следует ожидать. Кроме того, он сможет раскрыть нам секреты китобойного промысла, о котором я, к стыду своему, ничего не знаю. Как вы отнесетесь к этому предложению, мистер Аллен?
– Видите ли, сэр, – отвечал Аллен, почти не покраснев, поскольку всю его робость как рукой сняло от непомерно большого количества употребленного им портвейна. – Мой отец и два моих дяди были китобоями из Уилби. Я, можно сказать, был вскормлен на ворвани. Прежде чем попасть в военный флот, я участвовал в нескольких плаваниях вместе с ними. Но это произошло на морских угодьях Гренландии, как мы их называем, вблизи Шпицбергена и в заливе Дэвиса. Там мы били настоящих гренландских и полярных китов, не говоря о белых китах и моржах. Попадались и нарвалы. Гораздо лучше я освоил ремесло китобоя, когда отправился вместе с капитаном Колнетом в южные моря, где, как вам наверняка известно, сэр, водятся кашалоты. За кашалотами прибывают все суда из Лондона.
– Конечно, – отозвался Джек и, видя, что Аллен уходит в сторону от темы разговора, добавил: – Может быть, вы лучше по порядку расскажете нам о своих плаваниях с капитаном Колнетом, поделитесь штурманскими секретами, расскажете про китобойный промысел. Чтобы горло не пересохло, выпьем по чашке кофе.
Наступила пауза, каюта наполнилась ароматом кофе. Стивену страшно захотелось курить. Но курить разрешалось лишь на палубе, а на некоторых судах было так строго, что курили лишь на камбузе. Но в таком случае он пропустил бы занимательный рассказ. А Стивена безмерно интересовали киты. Ему также очень хотелось узнать побольше о плавании вокруг мыса Горн, где морехода подстерегает столько опасностей и разыгрываются западные штормы чудовищной силы. Хотелось услышать про цингу и прочие напасти. Стивен подавил свое желание и приготовился слушать штурмана.
– Видите ли, сэр, – заговорил Аллен. – Американцы из Нантакета уже давно бьют кашалотов возле своих берегов и южнее. А перед последней войной они вместе с некоторыми из наших соотечественников стали заниматься китобойным промыслом гораздо южнее, спускаясь до Гвинейского залива, побережья Бразилии и даже Фолклендских островов. Но мы первыми обогнули мыс Горн, чтобы добывать кашалота. Мистер Шилдс, приятель моего отца, вывел туда «Амелию» в восемьдесят восьмом и вернулся в девяностом году, имея в трюмах сто тридцать тонн ворвани. Сто тридцать тонн спермацетовой ворвани, господа! Если учесть премию, то он заработал семь тысяч фунтов стерлингов. Разумеется, следом за ним туда ринулись другие китобои и принялись бить этих китов у побережья Чили, Перу и севернее. Но вы знаете, как ревниво относятся испанцы ко всем, кто плавает в этих водах, а тогда они относились к пришельцам и того хуже, если только такое может быть. Помните, что случилось в проливе Нотка Саунд?
– Как не помнить! – откликнулся Джек, который был обязан своим нынешним положением той далекой, сырой, неуютной бухте на острове Ванкувер, расположенной далеко к северу от последнего испанского поселения на западном побережье Америки. В той бухте несколько британских судов, скупавших меха у индейцев, в 1791 году, в период самого устойчивого мира, были захвачены испанцами, что привело к крупному перевооружению флота Его Величества. События эти вошли в историю под названием «испанских беспорядков» и произвели первую из его великолепных метаморфоз, превратившую Джека из обыкновенного помощника штурмана в лейтенанта, получившего королевский патент и украшенную золотым позументом треуголку, которую он надевал по воскресным дням.
– Ну так вот, сэр, – продолжал Аллен. – Китобоям очень не хотелось заходить в порты на западном побережье не только потому, что испанцы народ гордый и вредный, но еще и оттого, что, годами находясь так далеко от дома, промысловики никогда не знали, что за время на дворе – мирное или военное, – и могли потерять не только судно с добычей, но и здоровье, а угодив в испанскую тюрьму, умереть там от голода или желтой лихорадки. Но когда тебя носит в открытом море два, а то и три года, то, понятное дело, хочется размяться и подремонтироваться.
Все офицеры закивали головами, а Киллик, забывшись, ляпнул: «А как же иначе!» – но вовремя закашлялся.
– И вот мистер Эндерби – тот самый, что отправил Шилдса в плавание на «Амелии» – и несколько других судовладельцев обратились к правительству с просьбой снарядить экспедицию, имеющую цель отыскать гавани и источники снабжения с тем, чтобы промысел в южных широтах мог продолжаться, причем в более благоприятных условиях, чем прежде. Правительство согласилось, но получилось то, что я назвал бы гермафродитной экспедицией: наполовину это был промысел, наполовину исследование, чтобы одно окупало другое. Сначала Адмиралтейство заявило, что выделит «Рэттлер» – крепкий, добротный шлюп водоизмещением 374 тонны, – но потом передумало и продало его судовладельцам, которые превратили его в китобойное судно под командой штурмана с экипажем всего из двадцати пяти человек, хотя по штату кораблю такого класса полагается сто тридцать матросов. Как бы то ни было, Адмиралтейство назначило на него мистера Колнета, который в свое время совершил кругосветное путешествие вместе с Куком на его «Резолюции» и плавал в период между войнами на торговых судах в Тихом океане, получая половинное жалованье. Он-то и оказался в заливе Нотка Саунд, его-то суда и были тогда захвачены! Он возглавил экспедицию и был настолько добр, что взял меня с собой.
– И когда все это происходило, мистер Аллен? – спросил Джек.
– В самом начале испанского перевооружения, сэр, зимой девяносто второго. Нам не повезло, потому что на место нескольких военных моряков нам пришлось взять нескольких новичков, совсем мальчишек. Из-за этого мы задержались до января девяносто третьего. Мы потеряли деньги, добытые китобойным промыслом, и прозевали хорошую погоду. Однако в конце концов мы выбрались оттуда и добрались до Острова, если мне не изменяет память, восемнадцать суток спустя.
– А что за остров? – поинтересовался отец Мартин.
– Ясное дело, Мадейра, – разом отозвались офицеры.
– У нас на флоте Островом называют Мадейру, – с видом старого морского волка снисходительно пояснил Стивен.
– Еще через девять суток мы добрались до острова Ферро. Там нам повезло с ветром. После того как мы вышли из норд-остовых пассатов, задул несильный ветер, и мы попали в полосу переменных ветров, которая в том году была очень узкой, а затем, на широте 4° N, мы попали в полосу зюйд-остовых пассатов, которые помогли нам спуститься до широты 19° S, после чего, дойдя до меридиана 25° 30' W, мы пересекли экватор. Нет. Вру. До меридиана 24° 30' W. Пару недель спустя мы оказались в устье Рио-Гранде и задержались там на какое-то время, чтобы починить рангоут с такелажем и зашпатлевать обшивку.
Помню, мистер Колнет в заливе загарпунил черепаху весом в четыреста с лишним фунтов. После этого мы отправились на поиски острова, называемого Большим, находящимся, по некоторым данным, на широте 45° S, но на какой именно долготе, никто из нас не знал. Мы обнаружили множество черных китов – так мы называем маленьких настоящих китов, сэр, – пояснил он, обращаясь к отцу Мартину, – но ни Большого, ни Малого острова не нашли. Поэтому мы направились на зюйд-вест и шли этим курсом до тех пор, пока не оказались на глубинах в шестьдесят саженей близ западной оконечности Фолклендов. В течение нескольких дней погода не позволяла производить никаких наблюдений, поэтому мы удалились от островов на значительное расстояние и направились в сторону острова Статен.
– Намеревались пройти проливом Лемэр? – спросил Джек Обри.
– Нет, сэр, – отвечал Аллен. – Мистер Колнет всегда говорил, что из-за приливно-отливных явлений и течений создается такая толчея, что нет смысла идти этим проходом. В полночь мы достигли глубин в девяносто саженей – мистер Колнет всегда пускал в ход диплот, даже с таким маленьким экипажем. Он считал, что мы находимся в опасной близости к малым глубинам, поэтому сменил курс, и утром мы оказались в районе с глубинами, превышавшими полторы сотни саженей. Мы привелись к ветру, направляясь к мысу Горн, обогнули его, держась на большом расстоянии, поскольку мистер Колнет опасался воздействия переменных ветров, и на следующие сутки обнаружили острова Диего Рамирес с дистанции три – четыре лье по пеленгу норд-тень-ост. Вам будет интересно, сэр, – обратился он к доктору. – Мы увидели несколько белых ворон. Они были такого размера и формы, как и северные серые вороны, только белые.
Потом началась штормовая погода, ветер дул с веста и зюйд-веста, поднялись необыкновенно большие волны, но мы все же обогнули Огненную Землю, а вблизи чилийского побережья нас встретили ясная погода и южный ветер. На широте около 40° S нам стали попадаться кашалоты, а вблизи острова Мока мы загарпунили восемь этих животных.
– Расскажите, как же вы это делали, сэр? – заинтересовался Стивен.
– Их бьют так же, как и настоящих китов, – объяснил Аллен.
– Я тоже мог бы ответить вам подобным образом. Если бы вы спросили, как ампутировать ногу, то я бы сказал: точно так же, как и руку. Хотелось бы услышать более подробный рассказ, – заметил Стивен, и все выразили одобрение его словам. Аллен быстро огляделся. Ему было трудно поверить, что столько взрослых мужчин – моряков, причем в своем уме, – ни разу не видели и даже не слышали, как бьют китов. Однако, видя их любопытные, внимательные лица, он понял, что так оно и есть, и начал рассказ:
– Видите ли, сэр, у нас на мачте в «вороньем гнезде» всегда находятся впередсмотрящие. Заметив струю из китового дыхала, они объявляют: «Вижу фонтан». Все выскакивают на палубу, словно от этого зависит их жизнь. Как известно, китобои получают не жалованье, а долю добычи. И если впередсмотрящий не ошибся и действительно обнаружил кашалота, то на воду быстро спускают вельботы – шлюпки с заостренной кормой – и в них прыгают матросы. Вслед за ними в вельботы сбрасывают снасти – двести саженей линя, уложенного в бадью, гарпуны, копья, плавучие якоря. Китобои отчаливают: сначала гребут изо всех сил, затем, приближаясь к животному, гребут медленно и очень осторожно; потому что, если это не бродячий кит, то, если вы его не спугнули, нырнув, он поднимается на поверхность в сотне ярдов от места погружения.
– И сколько времени он может находиться под водой? – спросил доктор.
– Примерно полторы склянки, то есть три четверти часа; иногда больше, иногда меньше. Затем он всплывает и минут десять пополняет запас воздуха. Если вы будете осторожны и станете грести тихонько, то сможете приблизиться к нему вплотную. Тут старшина вельбота, который все время находится на носу, бьет его гарпуном. Кит тотчас ныряет в воду, иногда разбивая вельбот хвостом, после чего уходит все дальше вглубь. Линь разматывается так быстро, что дымится, проходя через полуклюз: приходится поливать его водой. Старшина вельбота и боец меняются местами, и когда кит наконец выныривает вновь, боец поражает его копьем с шестифутовым лезвием, стараясь попасть рядом с плавником. Я знал одного старого опытного китобоя, который убивал кита почти мгновенно, поражая его тогда, когда он начинает, как мы говорим, трепыхаться, яростно размахивать хвостом и может запросто убить вас. Но обычно на это уходит много времени: удар копьем и погружение, удар копьем и погружение, прежде чем наступает конец. Молодые самцы, дающие по сорок баррелей ворвани, хуже всего: они такие проворные. Пожалуй, нам не удавалось справиться и с одним из трех. Иногда они тащат тебя за собой миль десять в наветренном направлении и, бывает, вырываются. Крупные старые животные по восемьдесят баррелей доставляют гораздо меньше хлопот. Я сам видел, как старого кита сразили одним ударом. Но в том, что с ним покончено, нельзя быть уверенным, пока не принимаешься за разделку. Рассказать, как мы это делали, сэр? – спросил он, посмотрев на капитана.
– Прошу вас, мистер Аллен.
– Мы буксируем кита рядом с судном и начинаем разделывать его: привязываем и отрезаем переднюю верхнюю часть головы, которую мы называем сумкой, потому что в ней находится спермацет, затем поднимаем тушу на палубу, если она небольшая. Если же животное велико, то привязываем его к корме, до тех пор пока не закончим добычу ворвани. Производится это так. Делают разрез над плавником, приподнимают слой ворвани, просовывают клин, привязывают его к талям, укрепленным на мачте. Затем матросы, вооруженные острыми лопатами, вырезают в слое жира спираль фута три шириной. Если животное подходящее, то толщина его около фута и ворвань легко отделяется от мяса. Талями поднимают и одновременно поворачивают тушу, мы их так и называем: «вертел». На палубе матросы режут ворвань и складывают ее в котлы, под которыми разведен огонь. В них вытапливают жир, а остатки используют в качестве топлива после того, как огонь разгорелся. Когда вся ворвань собрана, мы принимаемся за голову: вскрываем «сумку» и вычерпываем ее содержимое – спермацет. Сначала это жидкое вещество, но в бочке оно застывает.
– Получается настоящий воск, не так ли? – спросил отец Мартин.
– Верно, сэр, после того как его отделяют от жира, получается чистый белый воск, он очень хорош на вид.
– И в каких же целях его можно использовать?
Поскольку никто не знал ответа, Аллен стал продолжать:
– Как я уже говорил, вы не уверены в том, что добыли кита, пока вы его не разделали, не затарили в бочки и не спустили в трюм. Из восьми китов, убитых нами вблизи острова Мока, мы сумели полностью обработать только трех и одну голову в придачу, потому что погода испортилась, и киты, которых мы буксировали, привязав их к борту или к корме, оторвались. После острова Мока наш путь лежал вдоль чилийского побережья до широты 26° S, откуда мы взяли курс на острова Сан-Феликс и Сан-Амбросио, которые находились в полутора сотнях миль к западу. Горе, а не острова, всего лишь пять миль в поперечнике, ни воды, ни леса, почти никакой растительности, и нет почти никакой возможности пристать к берегу. Там наша команда потеряла хорошего парня, погибшего в волнах прибоя. Затем мы повернули к материку и двинулись вдоль побережья Перу при благоприятной погоде, по ночам ложась в дрейф, а днем высматривая британские корабли. Но ни одного не увидели и, добравшись до мыса Санта-Элена, на широте 2° S, воспользовавшись западным ветром, повернули к Галапагосским островам…
Мистер Колнет привел «Рэттлер» к островам, без особого воодушевления осмотрел два из них – Чатам и Худ – и под беспрестанно моросящим дождем, воспользовавшись западным ветром, вернулся к материку. Таким образом шлюп оказался севернее экватора, тюлени и пингвины, которые были на борту, стали гибнуть один за другим, да и мы сами тоже жестоко страдали от невыносимой жары. На острове Кокос, богатом пресными источниками, растительностью и населенном тучами олуш и тайфунников, команда великолепно отдохнула, несмотря на проливные дожди и туманы. От берегов Гватемалы мы направились к негостеприимному острову Сокорро, к Роко Патрида, где акулы были настолько свирепы, дерзки и прожорливы, что было почти невозможно заниматься рыбной ловлей: злобные твари глотали все, что насаживалось на крючок, в том числе и сами снасти, а одна даже подпрыгнула и схватила за руку матроса в шлюпке. Затем мы взяли курс на Калифорнийский залив, который кишел черепахами. Самой северной точкой, до которой нам удалось добраться, был мыс Сент-Люкас. В течение нескольких недель шлюп курсировал вблизи островов Трес-Мариас, и хотя было замечено много китов, загарпунить удалось только двух. Затем, поскольку многим надо было поправить здоровье, повернули на юг и оказались почти там же, откуда пришли, за исключением того, что провели гораздо больше времени на Галапагосских островах, где встретили английский корабль, экипаж которого был на волоске от гибели: у них оставалось всего семь бочонков воды.
Аллен рассказывал о великолепных черепахах острова Джеймса – рассказ его походил на рапсодию, – лучшего мяса он в жизни не пробовал. Он дал точную, обстоятельную, как и подобает моряку, характеристику своеобразных мощных течений, объяснил характер приливно-отливных явлений и описал природу немногих довольно посредственных мест для якорной стоянки, а также далеко разбросанные друг от друга участки для заправки водой. Аллен поделился наилучшим способом приготовления игуаны, рассказал, какие меры им пришлось принять после того, как сильным шквалом на широте 24° S, недалеко от острова Сан-Амбросио, а затем Сан-Феликс были сорваны крышки тамбуров. Упомянул он и о том, что они заметили и преследовали еще несколько китов – как правило, без особого успеха, даже потеряв однажды два вельбота. Затем, снова обогнув на «Рэттлере» мыс Горн, на этот раз при гораздо более благоприятных погодных условиях, моряки добрались до острова Святой Елены. И тут его рассказ внезапно оборвался:
– В течение ночи мы добрались до Эддистона, затем Портленда, где продрейфовали до утра, после чего продолжили плавание и встали на якорь на рейде Кауса острова Уайт.
– Благодарю вас, мистер Аллен, – произнес Джек Обри. – Теперь я гораздо лучше представляю себе, что нас ожидает. Полагаю, доклад капитана Колнета стал известен китобоям?
– Ну конечно, сэр. Его рекомендациями руководствуются при подходе к большинству островов, в особенности к острову Джеймса на Галапагосах, а также к островам Сокорро и Кокос. Но сейчас, когда солнце пересекло экватор и вблизи мексиканского побережья устойчиво держится непогода, мореплаватели стремятся идти западнее, направляясь к островам Общества и даже Новой Зеландии.
Задавали много других вопросов, особенно о конструкции крышек люков, чиксов, планширей, которые пришлось приспосабливать к особым условиям плавания, а затем Стивен спросил:
– А как ваши моряки заботились о своем здоровье во время столь долгого странствия?
– О сэр, у нас на судне был великолепный врач, всем нам на радость, мистер Ледбеттер. Кроме Джеймса Боудена, который погиб, когда вельбот перевернулся в полосе прибоя, все вернулись домой живые и здоровые, хотя иногда хандрили и переругивались из-за китов, с которыми было столько неприятностей. Те, кто впал в глубокую меланхолию, заболели цингой во время перехода от мыса Горн до острова Святой Елены, но мистер Ледбеттер вылечил их порошком Джеймса.
После обмена мнениями относительно связи между плохим настроением и цингой, духом и телом, о влиянии малоподвижного образа жизни на состояние стула, насчет обычной простуды и даже оспы Стивен спросил:
– Сэр, а не можете ли вы рассказать нам об анатомии кашалота?
– Почему же не рассказать? – отозвался Аллен. – Пожалуй, кое-что я смогу вам рассказать. Мистер Ледбеттер был человек любознательный, и поскольку мы всегда копались во внутренностях китов в поисках серой амбры…
– Амбры? – воскликнул Пуллингс. – А я всегда считал, что ее находят на поверхности моря.
– Или на берегу, – подхватил Моуэт. Затем продекламировал:
Остров есть – кораллы средь пучины:
Райский сад без горя и кручины,
Жемчугов и злата по колени,
Амбра там лежит в прибоя пене…
– Наш старший офицер – поэт, – объяснил Джек Обри, заметив испуганный взгляд Аллена. – Если бы Роуэн сумел прибыть к нам с Мальты, то у нас их было бы двое. Роуэн сочиняет стихи в более современном стиле.
Аллен заявил, что два поэта, несомненно, лучше, чем один, и продолжил:
– Конечно, если повезет, то амбру можно найти и на берегу. Так произошло с Джоном Робертсом, капитаном судна Ост-Индской компании «Терлоу». Прохаживаясь вдоль побережья острова Сант-Яго, пока корабль запасался пресной водой, он нашел глыбу амбры весом двести семь фунтов, после чего сразу направился домой, продал ее в Минсинг Лейне, купил имение напротив Семи Дубов и тотчас завел себе карету. Но сначала амбра проходит через организм кита.
– В таком случае, – отозвался Пуллингс, – отчего же амбру никогда не находят в высоких широтах, где киты кишмя кишат?
– Потому что амбру вырабатывают только кашалоты, – объяснил ему Аллен. – А в северные воды они никогда не заплывают. Киты, которые в них преобладают, – это в основном злые старые финвалы.
– Возможно, кашалоты находят амбру на берегу и пожирают ее, – предположил Джек Обри. – А настоящим китам или финвалам это не удается, потому что им мешает китовый ус.
– Возможно и так, сэр, – согласился Аллен. – Наш судовой врач предполагал, что она вырабатывается в самих китах, но убедиться в этом не смог. Его всегда удивлял тот факт, что амбра напоминает воск и не похожа на вещество животного происхождения.
– А вы находили амбру, исследуя внутренности кита? – поинтересовался Стивен.
– К сожалению, очень небольшое количество, – отвечал Аллен. – И причем лишь в одной особи. Исследовать их как следует мы могли редко, поскольку туши почти всегда разделываются в море.
– Никогда не видел амбру, – признался Моуэт. – Что она собой представляет?
– Это бесформенная гладкая масса, – отвечал Аллен. – Темно-пятнистая или похожая на серый мрамор, когда вы ее извлекаете. Вязкая и остро пахнущая, не очень тяжелая. Спустя некоторое время она светлеет, становится гораздо тверже и издает приятный запах.
– Яйца с амброй были излюбленным блюдом Карла Второго! – заметил отец Мартин, а Пуллингс добавил: – Я полагаю, что амбра ценится на вес золота.
Присутствующие размышляли какое-то время над этим, передавая но кругу бутылку бренди. Затем Аллен продолжил:
– После того как мы вскрывали китов, то, если позволяла погода, мистер Ледбеттер пользовался возможностью изучить анатомию этих животных.
– Чрезвычайно интересно! – отозвался Стивен.
– Поскольку мы с ним были закадычные друзья, я всегда помогал ему. Хотелось бы вспомнить хоть десятую часть из того, что он мне объяснял, но ведь это было так давно. Только помню, что зубы у кашалота лишь на нижней челюсти. Обе ноздри соединяются, образуя единый дыхательный клапан, в результате чего череп асимметричен, а что касается потрохов, то почти не видно почечной лоханки, отсутствуют ключицы, желчный пузырь и слепая кишка…
– То есть как это отсутствует слепая кишка? – вскричал Стивен.
– Да, сэр, отсутствует! Помню, как однажды, когда туша плавала рядом с судном, мы перебирали ее внутренности длиной сто шесть саженей…
– Не может быть, – пробормотал Джек, отталкивая от себя стакан.
– … и не нашли даже намека на нее. Не было никакой слепой кишки. Зато мы обнаружили огромное, с ярд длиной, сердце. Помню, мы положили его в сетку и подняли на борт. Доктор измерил его и подсчитал, что с каждым ударом оно перекачивало десять-одиннадцать галлонов крови. Аорта имела сечение в фут. Помню, что вскоре мы привыкли к зрелищу огромных теплых внутренностей, а еще однажды мы разделывали самку с детенышем внутри нее, мистер Ледбеттер показал мне пуповину, плаценту и…
Джек Обри заставил себя отвлечься от рассказа Аллена. Он видел гораздо больше крови, пролитой в яростных схватках, чем большинство людей, и не был чересчур щепетилен, но это хладнокровное убийство было ему не по душе. Пуллингс и Моуэт были такого же мнения, и когда Аллен понял, что его повествование производит дурное впечатление, он сразу сменил тему разговора.
