Текст книги "Смерть раненого зверя с тонкой кожей"

Автор книги: Патрик Александер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 15 страниц)

Глава 21

Спустя несколько минут Шеппард сумел восстановить дыхание и цвет лица; на животе расплывался багровый синяк, а его внутренности словно пронзало ножом каждый раз, когда суперинтендант пробовал глубоко вздохнуть или делал неосторожное движение.

Он позвонил начальнику Департамента, который, в свою очередь, связался с министром и Смитом, велев последнему подготовить к вылету с лондонского аэродрома вертолет Королевских Воздушных Сил немедленно, а лучше быстрее.

Затем начальник Департамента перезвонил Шеппарду.

– Вы можете с ним поговорить?

– Конечно. По одному из внутренних телефонов.

– Тогда говорите с ним. Говорите. Общайтесь. И любой ценой задержите.

– Как?

– Я не знаю. Скажите ему, что я хочу с ним поговорить. Скажите, что я буду через полчаса. И ради Бога, ничего не предпринимайте.

Начальник Департамента не мог знать, что Шеппард был совершенно не в настроении что-либо предпринимать. Суперинтендант сидел у телефона, грустно потирая свой ноющий живот и стараясь глубоко не вдыхать. Перспектива ранней пенсии, которую он когда-то с презрением отверг, с каждым болезненным вдохом казалась все более привлекательной.

Он говорил с Эбботом, стараясь унять ненависть в голосе.

Да, Эббот подождет приезда начальника Департамента, если за это время Шеппард сумеет доставить к дому вертолет, – и не один из этих монстров, на каких летают в КВС, а маленький, двухместный.

– Я сделаю все возможное, но вертолеты не растут на деревьях. Да и где я возьму двухместный?

– Это твоя проблема. Но достань его. И займись прожекторами. Только не включай их, пока я не скажу.

Эббот не собирался ждать приезда начальника Департамента. Если первым прибудет двухместный вертолет, он улетит на нем, захватив с собой Нжала.

Шеппард дал указания перенести прожектора на подъездную дорожку, затем отправился в летний домик. Он шел медленно, перенося тяжесть на каблуки, как беременная женщина. Он и чувствовал себя соответственно, только еще хуже.

– Итак, он это сделал, этот ублюдок своего добился, – горько сказал Клиффорд. – Если бы я пошел осмотреться пару минут спустя, он бы попался.

– Или наоборот, – заметил Шеппард, – ты попался бы сам.

* * *

Нжала ставил на свой единственный козырь – спокойствие. И по-прежнему пытался по миллиметру выдвигать ящик стола.

– Вас уже посылали раньше убить меня, не так ли? Ваше правительство.

– Так вы знали?

– Это было несложно вычислить. Джентльмены из Секретной службы Ее Величества купили большую часть информации, которая им была нужна, – боюсь, мои чиновники, как впрочем и все остальные, насквозь коррумпированы. Итак, что еще там было? Кроме убийства?

– Мои боссы называли эту акцию устранением. Это только потом она стала убийством.

– А как это называете лично вы? Казнью? Оправданным убийством?

Эббот пожал плечами.

– Какое это имеет значение?

– Только в том отношении, что оно должно быть оправдано еще раз – даже для меня, для жертвы, – ящик был открыт уже как минимум сантиметра на три. – Что, как сказал бы Евклид, есть абсурд.

Продолжайте разговаривать с ними, попытайтесь сделать так, чтобы они расслабились, подружитесь с ними, насколько это возможно. Такова была техника поведения в общении с террористами, о которой знал, разумеется, и Эббот.

– Я не знал, что твоя смерть нуждается в оправдании.

– Когда-то это было не так – когда вас в первый раз послали меня убить. Тогда вы бы застрелили меня без предупреждения с молчаливого одобрения вашего правительства. Теперь у вас этого одобрения нет. Нет санкции. Нет поддержки.

Эббот улыбнулся одной из своих сдержанных улыбок:

– У меня есть мое собственное одобрение.

– Тогда что ж ты не стреляешь, вместо того, чтобы разговоры тут со мной разговаривать? Ах да, конечно, вертолет.

Эббот кивнул.

– Верно. Я собираюсь отвезти тебя кое-куда и там застрелить.

– Это может вызвать некоторые проблемы.

– Пока я со всеми проблемами разобрался.

– О да, вы ведь необычайно находчивы. Можно?

Он указал на пачку сигарет на столе.

– Только если в ней не спрятан пистолет.

Нжала открыл пачку так, чтобы Эбботу было видно, что в ней нет ничего, кроме сигарет.

– Нечто настолько же смертоносное, как мне говорили.

– Ты умрешь не от этого.

* * *

Начальник Департамента, министр, потирающий живот Шеппард и Смит, которому приходилось с трудом сдерживать улыбку каждый раз, когда он смотрел на суперинтенданта, собрались на совещание в летнем домике. Клиффорд с неподвижностью паука в сети неотрывно смотрел на освещенное западное окно.

– Я не понимаю, как, черт побери, ему удалось пробраться через главные ворота, – сказал Шеппард.

– Так же легко, как и войти в дом, я полагаю, – сказал Смит.

– Так, подождите минуту, но кто же думал, что он поднимется по лестнице и позвонит в чертов звонок? То есть я хочу сказать, это же для официальных визитов.

– Возможно, несчастный ублюдок этого не знал. Нужно было повесить записку с нормами дипломатического протокола.

– Эй, ты со мной не остри...

– Вопрос, джентльмены, заключается в том, – сказал начальник Департамента, – что мы будем предпринимать.

– Что мы можем сделать? – сказал министр. – Он держит нас за яйца, не так ли? Как террорист в самолете.

В летнем домике был установлен телефон. Указав на него, начальник Департамента спросил:

– Я могу связаться с ним по этому телефону?

– Вас соединят через центральный коммутатор, установленный в доме, – сказал Смит.

Начальник Департамента взял трубку.

– Соедините меня с апартаментами полковника Нжала.

Послышался голос Эббота:

– Да?

– Это начальник Департамента.

– Вы приготовили вертолет, о котором я просил?

– У нас есть один из больших вертолетов КВС.

– Я просил двухместный. И не повторяйте мне эту ересь, что они не растут на деревьях. Достаньте его.

– Я делаю все возможное.

– Вы же не думаете, что я буду ждать до утра, правда? Я хочу, чтобы он был здесь, пока темно. И я даю вам полчаса. Начиная с этого момента. В противном случае, Нжала умрет.

Эббот повесил трубку.

– Что он собирается делать с двухместным вертолетом? Каков его план? – спросил начальник Департамента.

– Думаю, я могу вам сказать, – ответил Смит. – Взяв Нжала в заложники, он собирается отлететь на несколько километров туда, где ждет машина, возможно, с сообщником, убить Нжала, а затем вернуться в свое укрытие, используя по очереди машину, поезд, автобус и любой другой вид транспорта, который можно вообразить или который он найдет. Он великий импровизатор.

Настала еще одна пауза. После этого министр сказал:

– Как нам его остановить? И как сделать так, чтобы Нжала остался в живых?

– Двухместный вертолет будет здесь в ближайшие полчаса, – сказал начальник Департамента. – Также прибудет радиолокационная установка. Во всяком случае, мы сможем за ним проследить.

– Он полетит ниже зоны приема, – возразил Смит.

– Мы можем последовать за ним на другом вертолете? – спросил министр.

– Нет, если хотим сохранить здоровье и жизнь Нжала, – ответил Смит. – Да и в любом случае, он полетит без огней.

– Но если он будет сам управлять вертолетом, он не услышит шума летящего за ним, не правда ли?

– Он услышит его, когда сядет. И тогда – прощай, Нжала.

– Но как он его посадит в темноте? – спросил министр.

– Во время войны, – сказал Смит, – я сажал Лайсандеры на мокрое поле при свете трех парафиновых огней. А вертолет посадить намного проще, чем Лайсандер. Кроме того, у вертолета внизу снаружи есть прожектор, который он может включить на несколько секунд, чтобы оценить высоту. Даже если вертолет и сядет не слишком изящно и немного помнет себе брюхо, то вряд ли Эббота это сильно расстроит.

– Но пока он будет вести вертолет, Нжала обязательно попытается...

– Нжала будет в наручниках, – сказал Шеппард.

– Итак, – задумчиво произнес министр, – выражаясь не слишком утонченно, нас по-королевски поимели.

– И Его Превосходительство вместе с нами, – добавил Смит. – А не можем мы, – сказал министр, – просто ничего не делать? Ну, как тогда с Херемой и Спагетти Хаусом.

– Нет, – ответил Смит, – разные мотивы. Эбботу не нужен выкуп. Он в любом случае собирается убить полковника. Неважно, умрет ли он при этом сам или нет. Конечно, он все сделает для того, чтобы уцелеть. Но спасение собственной жизни для Эббота вторично, главное – убить Президента.

– О Господи, – сказал министр.

– Мы имеем дело с маньяком, а не с преступником, – объяснил Шеппард.

– Я знал, что у тебя найдется для этого блестящая фраза, – отреагировал Смит. – Как там наше бедненькое пузико?

В этот момент вошел человек, которого начальник Департамента представил как доктора Росгаля, психиатра Си Ай Эс, который работал с Эбботом. Он был маленький, смуглый, круглый и был похож на еврея, каковым и являлся.

– Вы можете что-нибудь сделать? – спросил министр.

– Нет.

– Тогда зачем вы приехали?

– Меня попросил начальник Департамента.

– Вы можете дать нам совет? – спросил начальник Департамента.

– Я не знаю.

– А что вы знаете? – спросил министр. – Есть что-нибудь, что вы знаете?

Росталь обратил свой внимательный взгляд на министра, оглядел его с ног до головы, затем снова повернулся к начальнику Департамента.

– Наши тесты показали, что он очень способный человек, человек действия, крайне изобретательный, способный на мгновенную импровизацию, с выдающимся уровнем решительности. Идеальный материал, с нашей точки зрения. Или почти идеальный.

– Почти? – переспросил министр.

– Я отметил тогда, что у него есть совесть, чувство морали. А убийца, наверное, должен быть абсолютно аморальным человеком.

– Вот, – сказал министр, которому не терпелось кого-нибудь обвинить. – Так какого черта вы выбрали его? Если бы вы этого не сделали, мы бы не были сейчас в этом дерьме.

Начальник Департамента медленно проговорил:

– Я не хотел, чтобы безнравственный убийца принялся осыпать пулями свою мишень, убивая невинных прохожих, даже если это и была бы кучка ниггеров.

– Постойте, – сказал министр, – это была просто одна из моих маленьких шуток.

– В любом случае, Эббот был на несколько ступеней впереди всех остальных агентов, которых мы тестировали, и, очевидно, был лучшим для этой работы.

– Я согласен, – сказал Росталь. – Я просто заметил, что в определенных обстоятельствах чувство морали может стать недостатком.

– Именно поэтому нам пришлось морально оправдать для него это уничтожение, – сказал начальник Департамента.

– Мне кажется, – заметил Смит, – даже с этого расстояния мне слышно, как смеется Эббот. А может быть, это Бог?

– Если у вас больше нет вопросов, – сказал Росталь, – то у меня поезд.

– Вы знаете какой-нибудь способ остановить его? – спросил министр.

– Только пулей. Знаете, выстрелить в голову. Спокойной ночи, джентльмены.

После ухода Росталя Смит мягко сказал:

– И спокойной ночи, господин Президент.

– Вы представляете себе, какой международный скандал вызовет это убийство? – спросил министр. – Эффект, который это произведет на Организацию Арабского Единства, на нефтяных шейхов, как отразится на ситуации в Африке и на Ближнем Востоке?

– Я знаю место на Ближнем Востоке, где случится небольшое празднество, – ответил Смит. – Называется Израиль.

– А что до голов, которые полетят здесь?

Политик беспокоился не о головах, а лишь об одной – своей собственной.

– Там лишь один человек с пистолетом, и мы ничего, абсолютно ничего не можем сделать, имея ресурсы всей страны.

Настала продолжительная пауза. Никто с ним не спорил. Затем заговорил молчаливый Клиффорд:

– Его остановит только пуля. Так сказал этот человек.

– Да, да, – нетерпеливо перебил министр. – Скажите нам что-нибудь, чего мы не знаем.

– Шторы на окне. Они изредка покачиваются от сквозняка. Если я смогу найти правильное место, скажем, на одном из этих деревьев, я смогу его увидеть хотя бы на мгновение... Это все, что мне нужно.

Настала еще одна, более продолжительная, пауза. Затем заговорил Смит:

– Мы бы не хотели еще одного громкого провала, как в прошлый раз, не так ли?

Выражение бледного лица Клиффорда не изменилось.

– Теперь обстоятельства другие. Все, что мне нужно сделать, это дождаться, пока качнутся шторы и я смогу его увидеть.

– Это две разные вещи. Шторы могут качнуться, но вы можете его и не увидеть.

– Согласен, но все, что мне видно отсюда, когда шевелится занавеска, – это кусок потолка. Однако, если я буду находиться в правильном месте, я смогу увидеть комнату.

– Часть комнаты, где он может быть, а может и не быть. – Снова согласен. Но есть небольшой шанс, что он может оказаться там, где я смогу его увидеть. Только шанс.

– У нас еще есть двадцать минут до окончания срока, – сказал министр. – И даже после этого мы смогли бы еще немного его задержать... В любом случае, я думаю, стоит попробовать. Сейчас надо использовать любой шанс.

Он повернулся к начальнику Департамента:

– Как вы думаете?

– Я не знаю. Но полагаю, это может сработать.

– Шеппард?

– Это единственный шанс, который у нас есть.

– Смит?

– Нет.

Еще одна пауза.

– Какие у вас возражения? – спросил министр.

– В уравнении слишком много неизвестных, как однажды сказал мне Эббот.

– Объяснитесь.

– Если Клиффорд найдет правильную точку обзора. Если шторы качнутся в нужное время, то есть тогда, когда Эббот будет находиться на линии огня. И наконец, если Клиффорд не промахнется.

Впервые Клиффорд встал и отвернулся от окна.

– Если я не промахнусь? Если я не промахнусь?

– О'кей, предположим, вы не промахнетесь. Вы легко попадете в него. Но сможете ли вы поразить его насмерть? Другими словами, сможете ли вы сделать так, чтобы он не застрелил Нжала?

– Послушайте, – сказал Клиффорд, – если я попаду в него пулей обтекаемой формы с плавающим стальным сердечником, неважно, куда именно, он будет не в состоянии никого застрелить. Такая пуля оставляет крошечное входное отверстие, но на месте ее выхода образуется рана величиной более двадцати пяти квадратных сантиметров. И даже если она попадет в его мизинец, это собьет его с ног.

– А я подготовлю дюжину вооруженных бойцов, – сказал Шеппард – которые ворвутся в комнату, как только услышат выстрел.

Смит кивнул.

– Великолепно, – сказал он. – Отлично. Все просто идеально.

– Кроме? – спросил начальник Департамента.

– Не знаю, – ответил Смит. – Кроме того, что на войне ничего никогда не идет так, как запланировано. Как там эта поговорка про то, что Бог всегда отвечает на ваши молитвы, но никогда не выслушивает их до конца?

– Фрэнк, – сказал начальник Департамента, – мы не говорим об уверенности, мы говорим о шансах, только и всего. Предложение Клиффорда предоставляет нам шанс. Может, небольшой. Но шанс. Ты можешь предложить что-нибудь лучше?

Фрэнк Смит вздохнул.

– Нет, – сказал он. – Я не могу. Господи, мне бы не помешал стакан чего-нибудь покрепче.

– Забавно, – сказал Шеппард, – как неврастеники в критических ситуациях всегда хватаются за выпивку.

– Да, – ответил Смит, – это одна из тех вещей, которые отличают нас от извращенцев и полицейских. Могу я поговорить с ним?

– С Эбботом? – спросил начальник Департамента. – Конечно.

Смит взял трубку.

– Соедините меня с комнатой Нжала.

Через мгновение раздался щелчок. – Эббот.

– Ричард, я только что подумал, что у меня, возможно, не будет другого шанса поговорить с тобой, и я хотел... пожелать тебе удачи или вроде того.

– Тебе не следует желать удачи противнику.

– Ты понимаешь, что у тебя не больше шансов выбраться отсюда живым, чем у кошки, попавшей в ад.

– Говорят, у кошек девять жизней. Даже в аду.

– И нет ничего, что мы могли бы сказать или сделать, что заставит тебя... передумать?

– Ничего, Фрэнк.

Смит помедлил, раздумывая.

– Да, знаешь, полковник помог убить этих ветеранов на Трафальгарской площади. Он ввез в страну бомбу для "Черного Ceнтября". Сволочи за это подарили ему на память славный золотой браслет...

Министр вырвал телефонную трубку из рук Смита и грохнул ее на место.

– Что, черт побери, вы делаете, вбиваете последний гвоздь в гроб Президента?

– Какая разница? Его все равно закопают, он мертв с рождения.

Глава 22

Нжала все еще продолжал маяться с ящиком. Ему уже было видно половину пистолета, но этого было недостаточно. Он сомневался, что и пистолета целиком будет достаточно. Его Превосходительству нужно было что-то еще – обмануть, отвлечь внимание, но по виду, с которым Эббот смотрел на него, похожий на змею, готовую к атаке, чтобы отвлечь его внимание, понадобится, по меньшей мере, землетрясение.

Холодность этого решительного взгляда начала его беспокоить, заставила почувствовать холод, или так, по крайней мере, показалось, а рожденный в племенной Африке диктатор не отличался богатым воображением.

– Я понимаю вашу горечь, – сказал он, – ваше желание убить меня. Вы в этом не одиноки. Но вы уверены, что это ваш единственный мотив? Это только личное или и политика в том числе?

Эббот не спускал с него глаз.

– Если это политика, то надежды мало. Любой, кто рискует жизнью во имя политической цели, круглый дурак. А спорить с дураками невозможно. А вот если это личное... что ж, несмотря на все эмоции, понимания все же можно достичь... можно организовать компенсацию. Некоторого рода. Вообще говоря, любого рода.

Эббот слушал вполуха. Все его существо было сосредоточено на наблюдении за Нжала, наблюдении за окнами, он одновременно прислушивался, не летит ли вертолет, при этом, однако, лениво размышляя над тем, зачем Фрэнк Смит сказал ему про "Черный Сентябрь". Хотел косвенно выказать свое неодобрение Службой? Или просто утвердить Эббота в принятом решении? Он улыбнулся про себя. Как будто оно нуждалось в утверждении.

– Чему вы улыбаетесь?

– Мне просто интересно, где вы взяли этот красивый золотой браслет.

Несмотря на холод, Нжала покрылся потом. Но Эббот не стал продолжать эту тему.

* * *

В летнем домике было наконец решено позволить сержанту Клиффорду найти выгодную позицию. И он вскоре ее нашел – раскидистое дерево почти напротив западного окна.

Снайпер нашел почти идеальный сучок, на который можно было положить ствол винтовки. Все, что ему оставалось делать, это ждать, пока пошевелится занавеска. И молиться, что не составило для него труда. Он был действительно религиозным человеком.

* * *

Нжала было видно почти половину пистолета. Он даже мог схватить оружие, если бы решил покончить жизнь самоубийством. Поэтому полковник продолжал свою терпеливую попытку выдвинуть ящик и не дать угаснуть разговору.

– Вы старомодный либерал, вы это знаете? А все либералы старомодны. Радикалы без причины. Эксплуатируемые левыми и презираемые правыми.

Президент подождал, ожидая комментариев, но их не последовало.

– Вы спросите, а кто я? Диктатор? Фашист? Коммунист? Выбирайте лейбл на свой вкус. Вы все равно найдете клише.

Ящик скрипнул.

– Что это было?

Комбат Магнум был направлен прямо в сердце Нжала с той же решимостью, какой были полны глаза за ним.

– Думаю, это стул. Он иногда поскрипывает.

Очевидно, объяснение удовлетворило Эббота. Ствол пистолета опустился. Нжала, задержавший дыхание, снова осторожно вздохнул.

Эббот взял телефонную трубку.

– Соедините меня с начальником Департамента.

Через мгновение шеф ответил.

– Вашему драгоценному другу осталось жить двенадцать минут, если не появится вертолет, – сказал Эббот и положил трубку.

– Двенадцать минут. Не так много.

– Назовите хотя одну причину, почему вы должны жить дольше.

– Я нужен своей стране.

Эббот начал улыбаться. Нжала облизнул губы.

– Любая страна получает такого вождя, в котором нуждается, и тогда, когда она в нем нуждается. Иначе она обречена. И сейчас моей стране нужен я.

– Убивать и мучить?

– Жестокость необходима, особенно на нашем нынешнем этапе развития. Я ее контролирую. Я ее сдерживаю. Если бы я попытался положить ей конец, это было бы воспринято как проявление слабости. И я оказался бы вне игры. Началась бы гражданская война.

– Каждый ублюдок оправдывает собственное злодейство.

– Не уверен в этом.

Нжала провел рукой по своим кудрявым волосам. Он говорил для спасения собственной жизни и понимал это. Если ему удастся удержать интерес Эббота хотя бы на минуту дольше срока... впрочем, кто знает. Шанс есть шанс, сколь угодно призрачный.

Да и ящик был уже открыт до конца.

– Я знаю следующее: вам, британцам, потребовалась тысяча, если не больше, лет, чтобы установить крайне несовершенную модель демократии. Великая Хартия Вольностей. Хабеас Корпус. А от нас вы ждете, что мы справимся с этим за пять минут. Ах, вы нам помогли. Но вы нас и эксплуатировали. А затем сбежали и оставили нас с конституцией, которая не работает.

– Не работает?

– Не для нас. Она слишком замысловата. Мы для этого не готовы. Нам сначала нужно пройти через наши формы феодализма, капитализма, социализма, упадка и Бог знает чего еще.

– А что общего это имеет с твоей безнравственностью?

– Я создан своей средой, как и все мы. И разрешите мне добавить, что это не порочнее, чем Елизаветинская Англия, которую вы называете Золотым Веком. Или могущественная викторианская эра. Шестьдесят славных лет. Вам когда-нибудь попадалась статистика детской проституции за 1875 год?

Наступило долгое молчание. Затем Эббот улыбнулся, но не одной из своих сдержанных полуулыбок, а по-настоящему. Это было так приятно и дружелюбно, что Нжала, расслабившись, улыбнулся в ответ.

– Знаешь, – сказал Эббот, – в конце концов, вся эта болтовня об этике, морали и сравнительной истории оканчивается ерундой. Настоящая причина, по которой я пришел сюда тебя убить, гораздо проще: ты ублюдок, и я хочу тебя убить. И я тебя убью.

Впервые Нжала стало страшно.