Текст книги "Возвращение странницы"

Автор книги: Патриция Вентворт

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 14 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]

Глава 9

– Свое мнение я оставил при себе, – сообщил мистер Кодрингтон.

– Вы хотите сказать, что не стали высказывать свое мнение при ней, – предельно сухо уточнил Филип. – Но мне вы ясно дали понять, что у меня нет никаких шансов.

– Этого я не говорил. Просто я хочу указать вам не неоспоримые преимущества решения дела в частном порядке. Подобные процессы обычно привлекают пристальное внимание, нежелательное для заинтересованных сторон. По-моему, в Англии нет ни одной другой семьи, которая нуждалась бы в подобной огласке меньше, чем ваша.

– Я не намерен признавать Энни Джойс своей женой только ради того, чтобы мое имя не попало в газеты.

– Разумеется. Но повторяю: альтернатив не существует. По поводу предложения созвать семейный совет я промолчал, но полагаю, что вам следует обдумать его. У этого плана есть немало преимуществ, помимо очевидного – возможности избежать огласки. Такое частное расследование можно провести немедленно, тем самым лишив самозванку шанса собрать сведения и выиграть. Кроме того, на семейном совете не действуют судебные правила, требующие представления доказательств. Каждый из присутствующих имеет право задать ей любой вопрос, и если Энн не только согласна, но и охотно готова подвергнуться этому испытанию…

– Энн? – бесстрастно перебил Филип.

– Дорогой мой Филип, как же мне называть ее? Ведь если уж на то пошло, обеих девушек звали Энн, – отозвался мистер Кодрингтон, выказывая несвойственную ему горячность, но тут же опомнился: – Не подумайте, что я на ее стороне. Я сочувствую вам, и настолько, что порой мне трудно сдерживаться. Я хотел бы попросить у вас разрешения обсудить положение с Трентом. Вы с ним еще не встречались? Он стал нашим партнером незадолго до войны. Он состоит в родстве со старым Сазерлендом, который во времена моего отца был старшим партнером. Родство, конечно, дальнее, но мы только рады сохранить давние связи, – стараясь развеять неловкость, он продолжал рассказывать про Пелема Трента: – На редкость способный работник, мне с ним повезло. Ему еще нет и сорока лет, он служит в пожарной охране, поэтому его не призвали в армию. Разумеется, в конторе он появляется раз в три дня, после трех суток, проведенных на дежурстве, но это гораздо лучше, чем ничего. Буду рад, если вы разрешите мне поговорить с ним. Трент – на редкость умный и здравомыслящий юрист. И к тому же славный малый. Миссис Армитидж и Линдолл познакомились с ним, когда побывали в городе незадолго до вашего возвращения на родину. Линдолл унаследовала несколько сотен фунтов от одной кузины со стороны Армитиджей, и Трент мгновенно уладил все дело.

– Можете рассказать ему все, что хотите, – устало отмахнулся Филип. – Если обо всем узнают только ваши партнеры, будем считать, что нам несказанно повезло.

Мистер Кодрингтон многозначительно посмотрел на него.

– Я как раз собирался указать вам на это обстоятельство. Уладив разногласия на семейном совете, мы сумеем избежать нежелательной огласки. Посудите сами, можете ли вы сейчас позволить себе стать участником шумного скандала? Вы только что получили новую работу. Разве сотрудникам военного министерства позволено привлекать к себе внимание широкой публики?

Он сокрушенно покачал головой и продолжал обычным сдержанным тоном:

– Полагаю, именно так нам и следует поступить. Когда возникают подобные затруднения, родственники оказываются более мудрыми и беспристрастными, нежели присяжные. Им известны все подробности семейной истории, и если она допустит ошибку, это не ускользнет от их внимания. А если она выдержит расспросы родственников, значит, и присяжные вынесут вердикт в ее пользу.

Филип молча принялся вышагивать по комнате. Остановившись у письменного стола, он прислонился к нему и заявил:

– Я согласен на семейный совет. У Перри есть свои интересы, ему важно знать, действительно ли эта женщина та, за кого себя выдает. Он должен быть в курсе дела. Они с женой наверняка приедут. Затем тетя Милли, сестра Терезы Инес… какого черта кузина Мод дала этим двум несносным женщинам испанские имена?

– Назло вашему отцу, – подсказал мистер Кодрингтон.

– И она оказалась пророчицей: обе стали обузой для всей семьи. Но все-таки Инес лучше пригласить.

– Если этого не сделать, от нее можно ждать любых неприятностей.

– И, конечно, дядю Томаса… и, пожалуй, тетю Эммелин.

Мистер Кодрингтон осторожно вставил:

– Миссис Джоселин наверняка пожелает присутствовать на семейном совете.

Филип коротко усмехнулся.

– Да, ее ничто не остановит! Вот, собственно, и все. Арчи и Джим где-то в Италии, но они слишком дальние родственники, а поскольку Перри женат, а у дяди Томаса четверо мальчишек, еще не достигших призывного возраста, Арчи и Джиму не на что рассчитывать.

– Да, думаю, нам незачем ставить их в известность. А у Энн нет родственников со стороны отца.

– А по линии Джойсов?

Мистер Кодрингтон покачал головой.

– В семье Джойс был только один сын. Жена Роджера Джойса умерла, когда Энни было пять лет. Больше он не женился и других детей не имел. Ваш отец назначил миссис Джойс содержание, но Роджера в завещании не упомянул. Он был безвольным, безобидным малым, и старался держаться подальше от своей знатной родни.

– Чем он занимался?

– Мы подыскали ему работу клерка в транспортной конторе. Он принадлежал к тем людям, которые предпочитают накатанную колею – инициативность и амбиции были ему чужды.

– А его жена?

– Учительница в начальной школе, единственный ребенок в семье, к тому же сирота. Как видите, со стороны Джойсов приглашать некого.

Филип выпрямился.

– Стало быть, все решено. Постарайтесь собрать всех как можно быстрее. Но предупреждаю: я согласился на семейный совет лишь потому, что так нам представится больше шансов поймать ее на лжи. Если она возбудит судебный процесс, у нее будет в запасе несколько месяцев, чтобы восполнить все пробелы в знаниях – это вы сами сказали.

– Подождите! Она не станет подавать на вас в суд. Она сама попросила передать вам это.

– Чушь! Ей не терпится завладеть деньгами Энн. С точки зрения закона Энн мертва. Ей придется приложить немало стараний, чтобы факт смерти признали недействительным. Надеюсь, вы объяснили ей это?

– Но если никто не оспаривает ее притязания, предстоят лишь незначительные формальности.

– А я буду вынужден оспаривать их.

– Только в том случае, если судебный процесс начнется раньше семейного совета.

Филип покачал головой.

– Не начнется. Но если она не выдержит испытания – ей не на что рассчитывать.

– А если выдержит? Что вы намерены предпринять дальше? Я уже передал вам ее условия: шесть месяцев под одной крышей.

– Но зачем?

– Ей требуется время, чтобы переубедить вас. Она откровенно объяснила, что хочет попытаться сохранить ваш брак.

– Наш брак завершился со смертью Энн.

Мистер Кодрингтон издал раздраженный возглас.

– Я просто излагаю вам ее условия. Если за полгода примирение не состоится, она готова дать вам развод.

Филип усмехнулся.

Мистер Кодрингтон мрачно продолжал:

– Подумайте хорошенько. Вы окажетесь в весьма затруднительном положении, если ее в судебном порядке признают Энн Джоселин, а вам так и не удастся примириться с ней. Если вы захотите жениться вновь, она сможет отказывать вам в разводе… – он помедлил и добавил: – до самой смерти.

В комнате не было никого, кроме них двоих. На темно-красных задернутых шторах плясал отблеск огня в камине, единственная лампа горела над письменным столом с ворохом бумаг.

На мгновение оба мужчины увидели третью участницу разговора – маленькую хрупкую Линдолл с облаком темных волос и огромными серыми глазами оттенка, ничем не напоминающего фамильный оттенок Джоселинов. В глазах Линдолл мерцали темно-коричневые и зеленые точки, эти глаза были нежными, детскими и беззащитными. В них отражалась каждая мысль, обида, любовь и ненависть, а когда она горевала, они наполнялись слезами. За время болезни Линдолл сильно побледнела, только в последнее время на ее щеках вновь начал появляться румянец. Но несколько дней назад он опять исчез.

Филип подошел к камину и застыл, глядя на огонь.

Глава 10

Первые тревожные заголовки в газетах появились на следующий день. «Дейли миррор» уделила им половину первой полосы, потеснив сообщение об очередной победе русских.

«ТРИ С ПОЛОВИНОЙ ГОДА ЕЕ СЧИТАЛИ УМЕРШЕЙ.

ВЕРНУВШИСЬ НА РОДИНУ, ОНА УВИДЕЛА

СОБСТВЕННУЮ МОГИЛУ».

Под заголовком был помещен снимок белого мраморного креста на кладбище в Холте. Отчетливо виднелись выбитые на могильной плите слова:

Энн, жена Филипа Джоселина, 21 год.

Погибла в ходе военных действий 26 июня 1940 года.

Далее было опубликовано интервью с миссис Рамидж, кухаркой и экономкой из Джоселинс-Холта.

Миссис Армитидж спустилась в кухню с газетой в руках.

– О, миссис Рамидж, как вы могли!

Миссис Рамидж разразилась рыданиями, в которых на одну часть раскаяния приходилось три части волнения. Ее большое бледное лицо блестело, щеки тряслись, как бланманже.

– Он же не сказал, что напишет об этом в газету! Остановил велосипед у задней двери, когда горничные были в столовой, и любезно так спросил, как проехать на кладбище. А я ответила, что с дороги ему ни за что не сбиться, вышла на крыльцо, показала шпиль церкви и объяснила, что кладбище прямо за парком. И вы, и любой другой на моем месте поступили бы так же! Вот ведь как – век живи, век учись, и все без толку!

– И больше вы ему ничего не сказали, миссис Рамидж?

Кухарка извлекла из кармана носовой платок размером с небольшую простыню и прижала его к лицу.

– Он спросил, как найти могилу леди Джоселин, а я…

– А что вы?

Миссис Рамидж всхлипнула.

– А я и говорю: «О могилах мы теперь и не вспоминаем – ведь ее светлость вернулась домой».

Миссис Армитидж многозначительно уставилась на страницу газеты и прочла вслух:

– «Миссис Рамидж призналась, что ее будто ударило молнией…» – жаль, что это только метафора! – «Я помню, как леди Джоселин приехала сюда после венчания… Роскошный жемчуг – тот же самый, что и на ее портрете из Королевской академии. Она вернулась с ожерельем на шее, в своей шикарной шубке…» И далее: «Мисс Айви Фоссет, горничная из Джоселинс-Холта, сказала: „Я открыла ей дверь, но, конечно, узнала не сразу. Но как только я присмотрелась получше, я заметила, что она одета точь-в-точь как на портрете из большой гостиной…“

Миссис Рамидж по-прежнему всхлипывала, утирая слезы. Неожиданно для себя Милли Армитидж успокоилась. Что толку мучить бедняжку? И она добродушно заявила:

– Полно вам, хватит плакать. Это ни к чему. Я верю, что не вы проболтались, а он вытянул из вас всю эту чепуху. Не понимаю только, откуда газетчики узнали, что она вернулась…

Миссис Рамидж издала последний всхлип и подняла голову. В кухне было пусто. Айви и Фло ушли наверх, стелить постели. Тем не менее кухарка понизила голос до хриплого шепота:

– Я знаю откуда! Это Айви проболталась, я сама выведала это у нее вчера вечером. Ее тетя как-то получила целую гинею за то, что послала в газету сообщение о кошке, которая выкормила крольчонка вместе с выводком котят. Этот случай запал Айви в голову, вот она и послала в «Уайер» открытку про то, что ее хозяйку считали мертвой, а она возьми и вернись домой, и про крест на кладбище, и все такое. Но я бы ни за что этого не сделала – боже упаси рассердить сэра Филипа!

– Вы ни в чем не виноваты, миссис Рамидж. Газетчикам тоже надо зарабатывать на хлеб.

Миссис Рамидж сунула носовой платок в просторный карман передника.

– А крест хорошо вышел на снимке, – заметила она.

Милли Армитидж засмотрелась на страницу газеты.

«Энн, жена Филипа Джоселина, 21 год…»

Разумеется, теперь надпись придется изменить. Об этом позаботится Филип. Если в гостиной вместе с Лин действительно сидит Энн, значит, под белым мраморным надгробием покоится вовсе не она. Нельзя находиться в двух местах одновременно. Милли всем сердцем пожелала, чтобы надпись на надгробии оказалась верной. Может, она и грешница, но она предпочла бы, чтобы Энн лежала на кладбище, а не сидела в гостиной. Беда в том, что Милли терялась в сомнениях. Иногда она принимала сторону Филипа, в другой раз – сторону Энн. Она старалась быть честной сама с собой. В конце концов, ее желания не имеют никакого значения. Главное – убедиться, что в гостиной сидит настоящая Энн. Страшно подумать, что будет, если Энни Джойс завладеет деньгами Энн, Филипом и Джоселинс-Холтом, но еще страшнее – представлять себя на месте Энн, которая воскресла из мертвых и обнаружила, что она никому не нужна.

Милли не сводила глаз со страницы.

«Энни, дочь Роджера Джойса…» – вот что было бы написано на надгробии, если Энн и вправду жива! Какой ужас!

Она подняла голову, встретилась с сочувственным взглядом миссис Рамидж и в приливе откровенности, какие случались в ее семье, спросила:

– Запутанное дело, правда?

– Да, неловко получилось…

Миссис Армитидж кивнула. В конце концов, миссис Рамидж служила в Джоселинс-Холте уже двенадцать лет и помнила свадьбу Филипа. От слуг ничего не утаишь, не стоит и пытаться – ни к чему хорошему это не приведет. Она спросила:

– А вы сразу узнали ее?

– Кого, мэм? Ее светлость?

Миссис Армитидж кивнула.

– Так вы узнали ее… – она сделала паузу и многозначительно закончила: – сразу?

– А вы – нет, мэм?

– Ну конечно узнала! Иначе и быть не могло.

– Вот и я так думаю.

Они переглянулись, и миссис Рамидж нерешительно зашептала:

– А сэр Филип? Он, похоже, сомневается…

– Он был убежден, что она умерла, поэтому никак не может поверить, что ошибся. Ведь мы-то не видели ее перед смертью, а он видел. Ему сейчас нелегко.

Миссис Рамидж подумала и с расстановкой произнесла:

– Я повидала немало покойников. Одни выглядели, будто живые и просто спят, а другие менялись так, что их и не узнать. Представьте себе ее светлость бледной, с развившимися волосами, мокрой с ног до головы – сэр Филип сам рассказывал, что в лодке они промокли, – не всякий узнал бы ее такой, верно? А если та, другая леди, была похожа на нее…

– Я не говорила ни о какой другой леди, миссис Рамидж!

– Само собой, мэм, только ходят слухи… Словом, если наверху ее светлость, значит, кого-то по ошибке похоронили вместо нее. Вот и поговаривают, что на кладбище лежит мисс Энни Джойс, которую все мы видели здесь лет десять назад, когда она приезжала вместе с мисс Терезой. Они пробыли здесь неделю, но все заметили, как мисс Энни похожа на леди Энн.

– Вы помните Энни Джойс? Как она выглядела?

Миссис Рамидж закивала.

– Она была долговязой худышкой, которую не мешало бы подкормить. Но все равно она могла бы сойти за сестру сэра Филипа, а если бы пополнела и подкрасилась – то и за ее светлость. К тому же после смерти лица меняются – вот сэр Филип и ошибся. Так все и было, уж можете мне поверить.

Милли Армитидж приоткрыла рот, снова захлопнула его и скороговоркой спросила:

– Значит, вы считаете, что в гостиной ее светлость?

Миссис Рамидж вытаращила глаза.

– Дались вам эти глупости, мэм! Само собой, она постарела, так ведь все мы стареем.

– Вы уверены?

– Уверена? Как-то раз она вошла в эту дверь, прямиком ко мне, да и говорит: «Надеюсь, вы рады снова видеть меня, миссис Рамидж».

На глаза Милли Армитидж навернулись слезы. Энн вернулась, а ей никто не обрадовался… она поспешно одернула себя. Поначалу Лин сияла от радости, но вскоре приуныла. Ее тоже терзают сомнения…

Миссис Рамидж добавила:

– Нелегко вернуться домой и узнать, что ты никому не нужен, мэм.

Глава 11

Туман, окутывавший кладбище весь день, к половине четвертого распространился по парку и теперь медленно подползал к дому. На краткий час бледное солнце выглянуло в прореху в облаках и снова скрылось за серой пеленой. Милли Армитидж принялась считать спальни и продуктовые карточки: если вечер выдастся туманным, Инес и Эммелин не рискнут вернуться в город, а если они останутся на ночь, как и Томас, придется из вежливости предложить Перри и Лилле переночевать в Джоселинс-Холте. Стало быть, три спальни… И рыбные котлеты – трески слишком мало, чтобы варить или жарить ее… А если Эммелин считает, что в военное время можно позволить себе диеты, пусть сидит голодная, потому что следующим блюдом будут сосиски, а на десерт – печеные яблоки… Мистер Кодрингтон наверняка предпочтет вернуться в город, конечно, если туман будет не слишком густой. Но если он останется, его придется поместить в синюю комнату… Не забыть бы велеть Флоренс положить бутылки с горячей водой в каждую постель… Итак, если мистер Кодрингтон останется, значит, понадобится комната и для его секретаря? Сойдет и гардеробная наверху. Этот безобидный, пожилой, скрытный мужчина будет вести стенограмму семейного совета. Неприятно, конечно, но мистер Кодрингтон прав: следует тщательным образом записывать каждое сказанное слово.

Мысли миссис Армитидж вновь вернулись к еде. Если прибавится два человека, миссис Рамидж придется положить в котлеты побольше рису… а картофель лучше сварить в мундире… Впрочем, туман еще может рассеяться… Но взгляд, брошенный в окно, лишил миссис Армитидж последних надежд.

Первыми прибыли мистер и миссис Томас Джоселин. Встретив гостей в холле, Милли провела их в столовую, где вокруг полированного стола уже были расставлены стулья.

Комнату, где предстояло провести семейный совет, никто не назвал бы уютной. Ее стены были оклеены ветхими, грязными, но чрезвычайно ценными китайскими обоями – из тех, на которые неприятно смотреть, но непозволительно сменить. В отделке и обстановке преобладали тона переваренного шпината. Ковер с некогда прелестным и ярким викторианским узором теперь напоминал линялую тряпку. Массивная мебель красного дерева была представлена в основном буфетами и приставными столиками. Если в комнате обедало меньше двадцати четырех человек, она казалась чересчур просторной. В огромном камине пылал огонь, но несмотря на это, в столовой ощущался промозглый холод нежилого помещения.

Миссис Томас Джоселин огляделась, изрекла: «Я всегда считала, что это прекрасная комната», и снова застегнула верхнюю пуговицу шубы. Вошедший вслед за ней мистер Кодрингтон включил люстру над столом. Тени отступили в углы комнаты, на стол и стулья упал теплый золотистый отблеск. Секретарь мистера Кодрингтона шагнул в пятно света, положил на один конец стола большой блокнот с карандашом, на другой – плоский портфель, после чего удалился к камину погреться.

Мистер Кодрингтон кивнул в сторону портфеля.

– Я сяду там. Филип предложил мне вести совет. Предстоящее событие угнетает его, но я надеюсь, мы придем к окончательному решению. Если вы не возражаете, мы не станем обсуждать дело заранее, чтобы избежать предубежденности, – он подвел первых гостей к столу. – Филип сядет справа от меня, а… скажем, так: претендентка – слева. Здесь разместятся мистер и миссис Джоселин, мистер и миссис Перри Джоселин – рядом с Филипом, далее – мисс Инес Джоселин, напротив – миссис Армитидж и Линдолл. Мой секретарь, мистер Элвери, сядет напротив меня и будет вести стенограмму, – он отодвинул третий стул слева, окинул взглядом стол и предложил: – Прошу вас, садитесь. Думаю, Перри Джоселин с женой скоро приедут. Они пообещали привезти с собой мисс Джоселин, так что мы сможем сразу приступить к делу.

Миссис Джоселин села и придвинулась к столу, свет заиграл на волнах ее густых рыжих волос. В сорок лет ее волосы выглядели такими же молодыми и яркими, как в двадцать два, под свадебной фатой, но теперь уход за ними, как и за фигурой, требовал гораздо больше времени и сил. Цвет ее лица по-прежнему оставался свежим, а макияж – умеренным. Если бы глаза миссис Джоселин были расставлены чуть пошире и имели более яркий голубой оттенок, она могла бы считаться красавицей, но как бы искусно она ни подкрашивала свои светлые ресницы, ее глаза все равно выглядели белесыми. При виде миссис Джоселин Милли Армитидж всякий раз вспоминала белую персидскую кошку, которая была у них с Луи в детстве. Луи и кошка давно умерли, а глаза Эммелин неизменно напоминали Милли блюдца со снятым молоком. В остальном миссис Томас Джоселин была элегантной женщиной – от маленькой черной меховой шапочки на тщательно уложенных завитых волосах до дорогой шубы, тонких шелковых чулок и изящных туфель.

Рядом с ней Томас Джоселин выглядел невзрачным и неприметным. Присущие всем Джоселинам черты казались у него какими-то приглушенными и смазанными. В пятьдесят с небольшим – он был на пять лет моложе отца Филипа – ему можно было дать все шестьдесят пять лет. Вероятно, причиной тому была сидячая работа, а может, и деятельный характер жены.

Вошел Перри Джоселин. Он смеялся, а Лилла украдкой щипала его за руку, напоминая о хороших манерах. Впрочем, обоим жизнерадостным, влюбленным друг в друга супругам с трудом удавалось придерживаться этикета. Перри был светловолосым, как все Джоселины, но не таким рослым, как Филип, и отличался от старшего брата более квадратным лицом и подвижным ртом. Украшением миниатюрной, пухленькой, розовой Лиллы были огромные карие глаза, большой алый рот и очаровательный вздернутый носик. Эта пара повсюду приносила с собой ощущение счастья, она умудрилась наполнить теплом и светом даже эту унылую комнату.

За ними с недовольным видом шла мисс Инес Джоселин, по привычке не умолкая ни на минуту. Милли Армитидж радостно обняла Перри и Лиллу, собралась с духом и повернулась к Инес, стараясь ничем не выдать изумления.

Несмотря на тяготы военного времени, Инес Джоселин не забывала о своей внешности, которая неизменно приковывала все взгляды. В детстве мышино-серые, ее волосы с недавних пор стали ярко-платиновыми. Ей уже минуло пятьдесят лет, но она предпочитала носить волосы распущенными, ниспадающими локонами из-под маленькой черной шляпки, размером и формой напоминающей крышку от банки с джемом. Остальные детали туалета были выбраны под стать прическе: короткая юбка-колокол, пальто в талию, ажурные черные чулки и туфли на шпильках. В раму из этих шедевров доведенной почти до смешного молодежной моды не вписывалось только неудачное лицо Инес – вытянутое, донельзя худое, удручающе старческое, несмотря на обильный, но не слишком умело наложенный макияж. В кругу родных она не выглядела чужой, но производила впечатление карикатуры на Джоселинов.

Она бегло клюнула Милли в щеку, не переставая пронзительно тараторить:

– Дорогая, ничего подобного я никогда еще не слышала! Это же невероятно! Как дела, Томас… как дела, Эммелин? А где Филип? Ему давным-давно следовало быть здесь! Как поживаете, мистер Кодрингтон? Почему же Филипа до сих пор нет? Это же невероятно – впрочем, вся эта история невероятна! Но лично я не понимаю, в чем тут можно сомневаться. Энн либо мертва, либо жива. И не о чем тут спорить!

– Конечно, мисс Джоселин. Не хотите ли присесть? Филип сейчас придет. Перри, прошу вас, садитесь вместе с женой сюда, а мисс Джоселин займет место рядом с вами. Прежде чем мы приступим к делу, я должен кое-что объяснить. Мы собрались здесь, чтобы установить личность особы, называющей себя Энн Джоселин. Она явилась сюда во вторник вечером в вечернем платье Энн, ее шубке, жемчужном ожерелье, с ее обручальным кольцом и кольцом, подаренным в честь помолвки, с сумочкой Энн, ее паспортом и удостоверением личности. Ее немедленно признали миссис Армитидж, Линдолл и кухарка миссис Рамидж – последняя работает в доме дольше всех прочих слуг. Филип в это время находился в городе. Вернувшись на следующий день, он наотрез отказался признать гостью своей женой. Он утверждал и продолжает утверждать, что эта особа – Энни Джойс.

– Энни Джойс, которая жила у Терезы? – почти взвизгнула Инес Джоселин.

– Да.

Эммелин Джоселин твердо заявила:

– Уверена, нам не составит труда установить истину. Все мы знали Энн и, полагаю, узнаем сейчас. Но вся эта история выглядит в высшей степени странно.

Мистер Кодрингтон с облегчением обернулся к ней.

– Да, конечно, но лучше не будем сейчас об этом… А вот и Филип!

Филип Джоселин мгновение помедлил на пороге и протянул руку к ряду выключателей возле дверного косяка. В комнате вспыхнули все светильники – по одному над каждым из двух больших приставных столиков, по одному по обе стороны от дымохода, один над сервировочным столом и один над дверью. Комната по-прежнему выглядела уныло, но в ней стало светлее. Электрический свет безжалостно озарил каждый предмет, каждого человека, выражение каждого лица. Три огромных окна, затуманенных снаружи, потеряли всякую значимость: угасающий свет за ними не мог соперничать с электрическим, потому стушевался, стал почти незаметным.

Филип подошел к столу и обменялся рукопожатиями с дядей и тетей, Инес и Лиллой. Похлопав Перри по плечу, он опустился на стул между Перри и мистером Кодрингтоном, который сразу подал знак секретарю. Мистер Элвери покинул комнату.

Милли Армитидж думала: «Это похоже на похороны, только еще хуже. Лин упрямится, а я не знаю, как еще она могла бы повести себя. Она заодно с Энн, она с нетерпением ждет, когда их обеих пригласят войти, тем самым причиняя Филипу боль. Лин встала на сторону Энн… нет, не так. Лин любит Энн и не предаст ее, пока не убедится наверняка, что эта Энн – самозванка».

Мистер Элвери вернулся, занял свое место у торца стола, придвинул поближе блокнот и склонился над ним с карандашом в руке. Дверь он оставил открытой, и почти сразу в комнату вошли Линдолл и Энн.

Лин прикрыла дверь, а Энн направилась прямиком к столу. На ней было то же платье, что и на знаменитом портрете, и жемчужное ожерелье. Энн удачно и не слишком ярко подкрасилась, нанеся на ресницы тушь, но обойдясь без теней, не пожалела крема и пудры, но поскупилась на румяна, чуть тронула губы коралловой помадой и покрыла ногти лаком того же оттенка. Без колебаний она обошла мистера Элвери справа и двинулась к Томасу Джоселину и его жене.

– Дядя Томас! Тетя Эммелин!

Супруги застыли, точно пораженные ударом молнии, но Энн, не давая им времени опомниться, прошла мимо и уселась слева от мистера Кодрингтона. Окинув собравшихся взглядом, она кивнула.

– А, Перри, – рада тебя видеть! Сколько лет, сколько зим! С Лиллой я еще не знакома, но буду рада познакомиться. Как поживаете, кузина Инес?

Филип откинулся на спинку стула. Если это было первое испытание, то она выдержала его с честью. Впрочем, такое оказалось бы под силу и Энни Джойс. Тереза помнила всю историю семьи и хранила фотографии всех родственников. Разумеется, знать о существовании Лиллы она не могла, но в этом случае на помощь Энни пришла Лин. Филип метнул в нее укоризненный взгляд. Лин сидела рядом с Милли Армитидж, одетая в темно-зеленое платье с отложным муслиновым воротничком. Этот наряд подчеркивал ее бледность, гладкая кожа казалась совершенно бескровной, молочно-белой. Под ресницами темнели затуманенные глаза. На Филипа она не смотрела. И ему не следовало бы смотреть на нее. Нахмурившись, он с трудом отвел взгляд. «Он сердится на меня, он злится, – думала Линдолл. – Тем лучше! Что же теперь будет с нами? Но я просто не могла бросить ее в беде».

Мистер Кодрингтон оглядел собравшихся и спросил:

– Есть ли у кого-нибудь вопросы?.. Да, миссис Джоселин?

Эммелин выпрямилась.

– Вы только что узнали моего мужа. Не могли бы вы рассказать о его происхождении?

Томас Джоселин сидел не поднимая головы и смотрел в стол. Происходящее вызывало у него острое недовольство. Лучше бы они с Эммелин отказались приехать или, по крайней мере, сидели тихо и слушали, что скажут другие. Но за без малого двадцать лет супружеской жизни он убедился, что об этом не стоит и мечтать. Однако втайне он продолжал надеяться, что характер его жены изменится к лучшему.

Выслушав вопрос, Энн улыбнулась.

– С удовольствием! У отца Филипа было два брата, младший из них – дядя Томас. Средним был отец Перри, которого также звали Перегрин.

Эммелин продолжала:

– А что вы скажете о наших детях?

– У вас четыре мальчика. Кажется, старшему сейчас лет шестнадцать. Его зовут Том, а остальных – Эмброуз, Роджер и Джеймс.

Эммелин поправила:

– Мы зовем младшего Джимом, – и Энн рассмеялась.

– Знаете, так у нас ничего не выйдет. Если кто-нибудь из вас попросит рассказать о кузине Инес, я отвечу, что она – сестра моей кузины Терезы, а их отец приходился двоюродным братом моему деду. Но это ровным счетом ничего не значит: Филип считает, что на самом деле я – Энни Джойс, а Энни знала всех наших родственников так же хорошо, как я.

Все взгляды устремились на нее. Филип не сводил с нее глаз. Она казалась воплощением искренности, ее щеки слегка разрумянились, губы растягивались в улыбке, на темный полированный стол она небрежно – или, наоборот, продуманно? – положила левую руку, украшенную кольцом с крупным сапфиром и платиновым обручальным кольцом. На эти кольца то и дело поглядывали все присутствующие женщины. Инес подхватила:

– Совершенно верно! Это ничего не значит. Мы просто зря теряем время, – и она удостоила Эммелин злобным взглядом. – Поставим вопрос иначе: почему Филип считает, что это не Энн? Почему называет ее Энни Джойс? Вот с чего нам следует начать.

Было бы невозможно высказать столь здравую мысль более раздраженным тоном. В голосе и взглядах, которые Инес бросала на Эммелин, Линдолл и Филипа, сквозила неприкрытая враждебность.

Мистер Кодрингтон обреченно вздохнул и заметил:

– На эти вопросы мог бы ответить сам Филип.

Филип смотрел прямо перед собой, поверх головы Энн, на элегантный портрет Филипа Джоселина, служившего пажом при дворе Вильгельма и Марии. Восьмилетний мальчик на портрете был облачен в тугие белые рейтузы и лимонный камзол, его белокурые волосы небрежно спадали на лоб. В двадцать восемь лет он погиб на дуэли, защищая честь изменницы-жены. Ее портрет висел наверху, в самом дальнем углу – масса темных локонов, розовых оборок и безвкусных украшений.

Филип повторил ту же историю, которую несколько дней назад поведал в большой гостиной: оккупация Франции, Дюнкерк, отчаянные попытки вывезти Энн, ее гибель в тот момент, когда спасение было уже совсем рядом. Его голос звучал неестественно ровно и бесстрастно. Лицо покрывала бледность.

К тому времени как он договорил, у Эммелин уже был готов вопрос:

– Приплыв во Францию за Энн, ты увидел ее вместе с Энни Джойс. Насколько мне известно, больше никто из присутствующих не видел Энни с тех пор, как ей исполнилось пятнадцать лет – за исключением, может быть, Инес?

Мисс Джоселин отрицательно встряхнула платиновыми кудрями и крошечной шляпкой.

– Привязанность Терезы к этой девчонке я считала нелепой! Так я и говорила, а она и слушать меня не желала. Правда колет людям глаза, но я всегда говорю то, что думаю. Вот я и высказала свое мнение Терезе, и мы поссорились – но не по моей вине. На свадьбе Энн мы с Терезой не обменялись и парой слов. Тереза была слишком уж обидчива. А что касается Энни Джойс, я видела ее только однажды, десять лет назад – она была туповатым и некрасивым ребенком. Ума не приложу, почему Тереза так привязалась к ней. Скорее всего, чтобы досадить родным.