Текст книги "Павильон"

Автор книги: Патриция Вентворт

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 17 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

Глава 10

Миссис Грэхем была очень недовольна. Шесть человек отметили, как изменилась Алтея. Трое сказали, что она очень красива, двое добавили: «Как раньше». Майра Хатчинсон буквально накинулась на нее и своим противным хрипловатым голосом проворковала: «Миссис Грэхем, дорогая, как чудесно, что Николас вернулся! Алтея выглядит на миллион фунтов!» Ее это раздражало. Если бы она заранее знала, к чему приведет их выход в гости, она бы изобразила дикий сердечный приступ и осталась дома, и Tee пришлось бы остаться с ней. Да, но тогда бы не удалось показать всем свое новое платье. Элла Харрисон восхитилась, и даже миссис Джастис сказала: «Как изысканно, моя дорогая!» Все-таки очень тяжело: приходишь в гости к старой подруге, а там Николас Карей! Все из-за Эллы, это она его привела. Она могла бы знать… она и знала! Миссис Грэхем была очень сердита на Эллу. Она откинулась в кресле и слабым голосом сказала Нетте Пим, что неважно себя чувствует и ей лучше пойти домой. «Вы не могли бы найти Тею и сказать ей?»

Позже, обсуждая все со своими сестрами, Нетти предположила, что миссис Грэхем решительно не понравилось, что Алтея произвела фурор.

– Стоило мне сказать, что Алтея прекрасно выглядит, как она откинулась на подушку, закрыла глаза и сказала, что плохо себя чувствует. Я уверена, она не хочет, чтобы Алтея выходила замуж.

Мейбел и Лили дружно закивали.

Алтея отвела мать домой, помогла снять голубое платье, накинула на нее халат, подала лекарство. Она проделывала эти процедуры без привычного раздражения. В душе ее жили счастье и свобода. Она больше не потеряет то, что чудесным образом вернулось к ней. В голове звенела строчка из песни: «Мой любимый, ты со мной». Тепло и свет поселились в душе Алтеи, и теперь несложно было быть доброй.

Лежа на диване, миссис Грэхем разрабатывала план. Им нужно уехать, но не в круиз, куда за ними может увязаться Николас Карей, а в тот частный отель, где они жили два года назад. Правда, ей там не понравилось, но в конце концов есть и другие места… Развалившись на подушках, она думала, думала…

Алтея принесла ужин в гостиную. Когда они закончили, Алтея все убрала, вымыла посуду и тут увидела, что мать смотрит на нее с нежной улыбкой.

– Для меня это оказалось слишком утомительным, но вечеринка удалась, правда, Тея?

– Да, – сказала Алтея.

– Нужно выбираться из наезженной колеи, видеться с новыми людьми.

– Да.

– Я так рада, что ты со мной согласна, дорогая, я как раз подумала, что небольшая перемена была бы полезна нам обеим. Помнишь то место, куда мы ездили в позапрошлом году? Отель мне не очень понравился, но справа от него был другой, по-моему, он назывался «Авонмаут».

Помнишь, мы ходили туда иногда пить чай, у них хорошие пирожные. Можно поехать туда.

Алтея слегка вздрогнула. Мыслями она была далеко и ей не хотелось возвращаться.

– Поехать… сейчас? Зачем?

– Дорогая, ты меня не слушала. Сегодняшний выход показал, что нам будет полезно уехать ради разнообразия.

На этот раз до нее дошло. «Она хочет увезти меня от Николаса», – сказала она себе. А вслух Алтея произнесла:

– Мама, мы не можем себе этого позволить.

Миссис Грэхем продолжала сладко улыбаться.

– Не спеши, дорогая. Нам просто нужно быть более практичными, я все обдумала. Круиз по Средиземному морю… знаешь, я подумала, для меня это чересчур, к тому же, говорят, на пароходе собирается очень пестрое общество, а нам нужно что-нибудь поспокойнее. А что касается расходов, – она издала мелодичный смешок, – это обойдется в четыре раза дешевле, чем круиз. Как видишь, таким образом мы сэкономим.

Взгляд ее ясных голубых глаз был искренен и простодушен. С давних пор этот ее взгляд был для Алтеи сигналом опасности. Еще в детстве ока знала: сейчас ее попросят сделать то, чего она не хочет. Она напряглась, приготовившись к отпору.

– Мы не можем себе позволить ни круиз, ни такой отель, как «Авонмаут». Об этом не может быть и речи. Мы и так превысили свою квоту в банке.

Миссис Грэхем вздохнула.

– Ну зачем ты сразу о банке?! Я только хотела чуть-чуть порадоваться, мы обе это заслужили. Боюсь, это моя вина, мне не следовало покупать новое платье, но это было так заманчиво, оно идеально подходило для вечеров, если бы мы отправились в круиз.

Алтея медленно сказала:

– Сейчас я не хотела бы никуда уезжать.

– Я думаю, тебе полезно сменить обстановку, дорогая.

Я не о себе забочусь, хотя доктор Баррингтон настаивает, чтобы я поехала на море. Мне главное – спасти свою дочь…

Знаешь, люди любят болтать, а ты сегодня дала им замечательный повод. Нетти Пим сказала, что ты выходила из комнаты вместе с Николасом Кареем чуть ли не на полчаса. Жаль, я не видела, а то постаралась бы тебя остановить. Нетти говорила об этом без всякого ехидства, но я видела, о чем она думает. Очень печально, что ты на глазах у всех за ним бегаешь.

Миссис Грэхем рассчитывала задеть гордость Алтеи, но ее ждало разочарование. Правда, она слегка покраснела, но тут же мечтательно улыбнулась. Это вызвало тревогу у миссис Грэхем, Алтея же мягко сказала:

– Я не бегаю за Николасом.

– Люди будут так говорить.

– Они ошибаются.

– Тея, я тебя не понимаю. Неужели тебе не ясно, что прежним увлечениям нет возврата? Никогда. Он с тобой флиртовал, потом уехал на пять лет. Он хоть раз тебе написал, чтобы просто сообщить, что он жив? Нет, не соизволил! Но у него хватило наглости вернуться и компрометировать тебя, опять! Ты представляешь, что будут говорить? Ты должна была показать ему, что с тобой так нельзя: сегодня подцепить, завтра бросить! Я думала, у тебя больше гордости!

Алтея действительно не чувствовала гордости, но зато она чувствовала себя защищенной. Слова матери жужжали, как мухи за окном – окно плотно закрыто, и они не влетят, сколько бы ни шумели. Она встала, продолжая улыбаться. Пора было налить для матери бутылку горячей воды и уложить ее спать. Возле двери она обернулась.

– Ты, пожалуйста, не волнуйся. Я не собираюсь флиртовать с Николасом, и он со мной тоже.

Глава 11

– Не понимаю, зачем он тебе сдался, – сказала Элла Харрисон.

Фред Уорпл сверкнул зубами, что у него считалось ослепительной улыбкой.

– Тебе вовсе не нужно об этом думать, крошка.

Они сидели за столиком .наслаждались ленчем. Лучшего места для конфиденциальной беседы нельзя было придумать: в толпе жующих людей, под грохот джаза. Шум, блеск, изобилие вина – без этого для обоих любое удовольствие было бы неполным. Намек Уорпла на то, что ей лучше не совать нос не в свое дело, совсем ее не обидел.

– Видишь ли, мне сложно тебе помочь, если не буду знать, к чему ты ведешь.

– Просто хочу купить этот дом, вот и все.

– Именно этот?

– Точно.

– Он для тебя слишком велик.

– Пока не обзаведусь женой и полдюжиной детишек.

Она ощутила укол злости. Несколько быстрее, чем нужно, она сказала:

– Кто же эта девушка?

– Ну не знаю… кто угодно… да хоть мисс Грэхем!

– Какая чушь!

Он засмеялся. Напрасно он ее дразнит, ох напрасно.

– А что, она недурна. И вот что я еще тебе скажу: дом оформлен на ее имя!

– Да что ты!

Он кивнул.

– Берт Мартин в прошлом году сдавал его на лето, и документ подписывала девушка. Он невзначай об этом обмолвился, просто мы разговаривали, и я сказал: «Дай мне шанс, и я окручу старую леди», – а он сказал: «Не трать время попусту, дом принадлежит мисс Грэхем». Вот я и подумал: "Фред, мой мальчик, какие дела? Если ты можешь окрутить старую, то молодую и подавно. Женись на ней, и получишь этот дом – бесплатно, даром, ни за грош.

Денежки останутся в кармане, заплатишь только за обручальное кольцо". Что скажешь, блестящая идея?

Элла Харрисон еле сдержалась, чтобы не сказать ему, что она об этом думает. Он, конечно, шутит, проверяет, удастся ли ему вывести ее из себя, как в былое время! Раньше она была такая дура, что поддавалась на его подначки, но теперь он этого не дождется. Что он о себе возомнил?

Если бы Джек так не надоел ей, если бы все не было так чертовски уныло, она послала бы его куда подальше! Дразнить ее другой девчонкой хотя бы в шутку?! Она с деланным чистосердечием сказала:

– Алтея на тебя и не посмотрит.

– Много ты понимаешь. Смотри, вот она – симпатичная девчонка, до смерти уставшая от инвалидки-матери, и вот я – тот, кто готов вывести ее в люди, сорить деньгами, развлекать. Да она запрыгает от радости!

Элла покачала головой. Она не даст ему чересчур размечтаться.

– Ты не ее поля ягода. К тому же есть парень, с которым она вроде бы была помолвлена, но ее мать все им испортила, он уехал за границу. А сейчас вернулся, и, похоже, у них все продолжается. Хотя непонятно, что он в ней нашел…

Фред засмеялся.

– Да ладно, это я так. При желании придумал бы, как его отсечь. Что плохого, если я получу этот дом?

– Не знаю, зачем он тебе нужен.

И на следующий же день, идя по Хай-стрит, Алтея обнаружила рядом мистера Уорпла. Он сказал: «Доброе утро», – и прежде чем она сообразила, что он делает, взял у нее сумку.

– Она слишком тяжелая для вас. Давайте я понесу.

Алтея напряглась.

– Благодарю вас, я сама…

Фред не дал ей закончить фразу. Сверкнув Зубами, Он сказал:

– Ну-ну, предоставьте это мне. Вы купили, ну а я отнесу. Не хотите же вы окриветь от тяжелой ноши? Как можно портить такую изумительную фигуру!

– Мистер Уорпл, пожалуйста, отдайте сумку.

Никто не назвал бы Фреда Уорпла чувствительным созданием, но он не переносил, когда его отвергали. С ворчанием он отдал сумку, но продолжал идти рядом, ничуть не обескураженный тем, что Тея на него даже не взглянула. После нескольких неудачных попыток завязать беседу он сказал: «Знаете, мисс Грэхем, я очень надеюсь, что вы обдумали мое предложение начет дома», – и на этот раз получил ответ:

– Нет, я о нем не думала. Мы не желаем продавать.

Она начала злиться – не только на мистера Уорпла, но и на агента мистера Джонса, который не имел права напускать его на нее. Их дом не числится в его списках, как и ни в чьих других, Мартину мать хотя бы дала предлог для визита Блаунтов, а Джонсу такого предлога никто не давал. Она покраснела от возмущения, и заранее пресекла дальнейшие реплики:

– Я не буду обсуждать этот вопрос ни сейчас, ни потом. Всего доброго! – Она отвернулась, как бы собираясь войти в здание почты, и… столкнулась с выходящим оттуда Николасом Кареем.

Наблюдая за их встречей, Уорпл почувствовал не столько разочарование, сколько раздражение. Она его отшила? Что ж, посмотрим, кто кого. Была у него одна удобная теория: все девушки любят жесткую игру, и их грубость – обнадеживающий знак. Они грубят, чтобы тебя раззадорить, а если при этом очень ласковы с другим, то это просто маневр – поймать тебя на крючок. Он увидел, как Николас Карей взял у нее из рук сумку, которую она не доверила ему, проводил их взглядом до угла Сефтон-стрит, где они вошли в кафе.

Николас сказал:

– В .мое время этого кафе не было. Давай займем вон ту кроличью клетку у задней стены. Последнюю, если в ней никого нет.

Эти закутки с зелеными занавесками действительно чем-то напоминали клетки для кроликов. Последняя оказалась свободной. Заказав кофе, Николас сказал:

– С чего это ты так раскраснелась, из-за меня или из-за того типа? У него вид пройдохи – может, это он тебя разозлил?

Даже при тусклом зеленоватом свете занавешенной «клетки» было заметно, как у Алтеи снова разгорелись щеки.

– Ники, он ужасен! Он – тот второй покупатель, которому понадобился наш «Лодж», он сказал, что даст на сто фунтов больше, чем Блаунт. По его виду не скажешь, что у него много денег, как ты думаешь?

– Между прочим, миллионеры иногда ходят в отрепьях.

– Но на нем не отрепья. На нем все новенькое и… кошмарное.

– Он мог выиграть в карты. Или поставил последнюю рубаху на скачках. Или он предприимчивый разбойник, который награбил миллионы, курсируя между почтами и банками – как я понимаю, для смышленого юноши на этом поприще открываются большие перспективы. Могу придумать только эти три способа, как разбогатеть в наши дни, это тебе подтвердит Верховный судья Англии. Я считаю, давно пора организовать налоговую инспекцию специально для грабителей. В наше время чем больше ты работаешь, тем меньше получаешь и больше платишь. Тема увлекательная, но я хотел поговорить на другую.

Официантка принесла кофе и поставила на блестящий зеленый столик. Когда она ушла, Николас продолжил:

– Я хотел поговорить о нашей свадьбе. Что скажешь, Алли?

Она знала, что к этому идет. Чего она не знала – так это что она сейчас чувствует. Она решительно не понимала своих чувств, а ведь человек не должен делать важнейший шаг в своей жизни, хорошенько не разобравшись в своих чувствах. Она жалобно посмотрела на него и сказала:

– Ах, Ники, я не знаю… Не торопи меня.

Его тонкие темные брови поползли вверх.

– Ты считаешь, что я тебя тороплю? После семи лет?

Можно во многое поверить, если очень постараться, но сейчас я не верю собственным ушам.

Она смотрела с прежним жалобным выражением.

– У меня такое ощущение, что мы стояли на высокой крутой горе и побежали вниз, а склон становится все круче, и мы бежим все быстрее и быстрее и не видим, куда бежим, и конца спуску не видно.

– Очнись, Алли! Как ты не понимаешь, ты чувствуешь то же, что и любой почувствовал бы, если бы его годами запугивали или держали в заточении, и вдруг дверь открылась и вот она – свобода! Достаточно сделать шаг и захлопнуть за собой дверь, но люди боятся. Естественная реакция: человек боится, что это ловушка, что его поймают и посадят обратно. Он так привык выполнять приказы, что не смеет принять собственное решение и действовать по своей. инициативе. Проснись! Пойми, не существует никаких ловушек, тебе ничто не помешает выбраться на волю и выйти за меня замуж!

– Положим, что я так сделаю, а она умрет…

– Положим, не будет ничего подобного.

– Она может…

Николас перебил ее;

– Слушай, Алли, я заранее знаю все, что ты мне скажешь. Она была гораздо моложе твоего отца, она была красивая, и он ее баловал. По счастью, он прекрасно понимал, что она из себя представляет. Он так распорядился деньгами, что она не может трогать основной капитал, и завещал дом тебе. У него была работа, а все остальное он предоставил ее вкусам и капризам. А когда он умер, все ее капризы достались тебе, только у тебя нет работы, куда можно было бы сбегать. Делать все по-своему для нее стало игрой, в любой мелочи она должна победить любой ценой.

Она будет использовать все средства, пока у нее есть за что бороться. – Последние слова он повторил:

– Пока есть за что бороться. Но как только мы поженимся, эта увлекательная игра прекратится, и она это знает. Если она станет продолжать истерики, то навредит себе, но я уже говорил тебе: она слишком любит себя, чтобы пойти на такое безрассудство.

Алтея слушала и не отводила глаз. И он смотрел в эти глаза. Зеленые занавески делали их совсем зелеными, ее румянец исчез, лицо снова побледнело. Они должны были сбежать еще семь лет назад. Напрасно они все же позволили Винифред Грэхем разлучить их. Такое не должно повториться. Засмеявшись, он сказал:

– У меня для тебя подарок, моя радость. Подожди, он в папке.

Он достал кожаную папку и вынул какой-то листочек, потом положил его перед Теей.

– Разрешение на брак. – Он сунул руку в карман плаща. Зашуршала бумажная обертка, и поверх разрешения на брак легло золотое кольцо. – Вот. Обручальное, – сказал он. – Примерь, подходит?

Глава 12

Зазвонил телефон, и мисс Силвер отложила письмо, которое увлеченно читала. Она сидела за письменным столом, так что телефонный аппарат был под рукой. Она сняла трубку.

– Это мисс Мод Силвер?

– Мисс Силвер слушает, Голос в трубке запинаясь проговорил:

– Я хотела узнать… я могла бы к вам зайти? Может, вы меня помните, позавчера мы с вами разговаривали на вечеринке у Джастисов. Я Алтея Грэхем, подруга Софи. Вы дали мне свою карточку…

– О да, помню. Чем я могу вам помочь?

Алтея сказала:

– Не знаю… Хотя бы… надеюсь, вы не сердитесь, что я вас побеспокоила… не могу ли я зайти :к вам?

– Разумеется.

– Сейчас?.. Сегодня? Я… я в городе, совсем близко от вас. Вы не против, если я зайду прямо сейчас?

– Милости прошу.

Мисс Силвер снова взялась за письмо. По случайному совпадению, которые не так уж редки в нашей жизни, письмо было от Дороти Силвер, жены ее племянника Джима Силвера – от той самой Дороти, которая четыре года назад подружилась с Софи Джастис. Джим – инженер, по служебным делам ему пришлось поехать на Барбадос, жена поехала с ним, а также их единственный сын, который у них родился на десятый год после свадьбы. На Барбадосе все ее недомогания, слава богу, прекратились, и по возвращении их семейство увеличилось: она родила сначала девочку, а потом близнецов, мальчика с девочкой, совсем как у Софи.

Письмо Дороти было наполнено сведениями о детях, что особенно интересовало мисс Силвер. Джеймс становится все больше похож на отца, Дженни знает уже все буквы, хотя после Рождества ей исполнится только четыре года, Тедди и Тина – как два щеночка, все время вертятся под ногами, но очень милые крошки. Как восхитительно получать такие радостные письма! Она положила письмо слева от пресс-папье, чтобы в свободную минуту написать ответ, и поднялась навстречу Алтее Грэхем.

Если бы Алтея не договорилась о встрече по телефону, наверное, просто подошла бы к дому мисс Силвер, но ни за что не решилась войти в кабину лифта и тем более позвонить в дверь квартиры номер пятнадцать. Даже сейчас, протянув палец к кнопке звонка, она чуть было не повернула назад. Но воспитанные люди так не поступают, и она не убежала.

Дверь открыла прислуга мисс Силвер, несравненная Эмма Медоуз, приветливая румяная толстушка деревенского вида. Алтея сразу успокоилась. Многие клиенты мисс Силвер обретали силу духа, взглянув на добродушное лицо Эммы.

Алтея вошла в комнату. Ее взгляду предстал великолепный письменный стол, синий ковер, переливчатые синие шторы, которые раньше назывались павлиньими, а теперь их бы назвали менее романтично – бензиновыми.

Кресла с гнутыми спинками орехового дерева вместили бы в себя юбки эпохи кринолинов. Они были обтянуты той же материей, из которой сделаны шторы. Желтый ореховый шкаф, несколько столиков. Целое полчище фотографий – на столах, на шкафу, на каминной полке, – вставленных в самые разнообразные рамки: кожаные, серебряные и плюшевые, отделанные серебряной финифтью.

В большинстве своем это были портреты молодых мужчин и женщин, а также детей, которые не появились бы на свет, если бы мисс Силвер не высвободила их родителей из тех опасных сетей, в которые они когда-то угодили из-за своего неведенья. На трех стенах, окантованных желтым мрамором, красовались репродукции известных картин викторианской эпохи: «Надежда», «Черный брауншвейгц» и «Загнанный олень».

В камине весело плясал огонь. Алтея села по одну сторону от него, мисс Силвер – по другую; с низенького стола она взяла цветастую сумку для рукоделия и вынула спицы с нежно-розовой оборкой. Со временем эта оборка превратится в наряд для двухлетней Тины, дочки Дороти Силвер. В движениях старой леди было что-то успокаивающее, домашнее. Алтея смотрела, как мисс Силвер подцепляет петлю, опустив руки почти на колени.

Алтея подалась вперед.

– Я не знала, что так тоже можно вязать.

Мисс Силвер улыбнулась.

– Меня еще в школе научила иностранная гувернантка.

Так гораздо легче и лучше – не так устают руки. Не нужно переворачивать шерсть вокруг спицы, и практически невозможно упустить петлю.

– Понятно. – После долгой паузы Алтея сказала:

– Простите, я отнимаю у вас время, но я не знаю, как начать. Видите ли, если я заговорю об этом со знакомыми, они заранее примут ту или иную сторону. Они знают все, что было за эти годы, и уже определенным образом настроены.

Маленькие, неопределенного цвета глазки мисс Силвер были полны понимания.

– Так-так.

– Но если человек слышит об этом впервые. – Тея слегка покраснела. – Вы меня понимаете? Тому, кто давно тебя знает, трудно быть объективным.

Мисс Силвер продолжала вязать. Спицы ее так и мелькали, но речь была неторопливой.

– Может быть, вы расскажете, что вас беспокоит.

Алтея закусила губу.

– Да, расскажу. Я постараюсь быть справедливой. Это нелегко, когда обстоятельства берут тебя за горло, но я постараюсь.

Алтее Грэхем было двадцать семь лет, но в этот момент она напоминала мисс Силвер маленькую девочку, которая говорит ей: «Я буду хорошей». Мисс Силвер ободряюще кивнула.

– Не думайте о том, что и как вы будете говорить. Если вы позволите себе быть совершенно искренней, мне будет проще представить объективную картину.

Алтея вцепилась в ручки кресла. Они для этого не были приспособлены: резные листья аканта, украшавшие их, имели острые края, и на правой ладони осталась глубокая царапина. Алтея начала рассказывать о Николасе Карее.

– Он приезжал к своей тете на каникулы, она жила по соседству с нами. Он на два года старше меня. Я у них часто бывала, мы катались на велосипедах. Он был мне как брат. Потом мы выросли. Он пошел в армию, два года провел за границей. Когда вернулся, поступил на работу в еженедельник «Джанитор». Знаете, он очень хорошо пишет, не похоже на других. Мы продолжали встречаться.

У него были кое-какие деньги, машина, и мы катались.

Инвалидом мама стала позже, но уже тогда начала выказывать недовольство нашими поездками.

Мисс Силвер посмотрела на свои спицы.

– Почему?

– Я уходила из дому. Она всегда любила, чтобы кто-то за нее все делал. – Это было сказано просто, без гречи. – Когда Николас сделал мне предложение, она ужасно разволновалась, но мы думали, что она все же согласится. – Наступила долгая пауза. – Но она не согласилась.

Мисс Силвер сказала: «О господи!»

Бледное лицо Алтеи моментально покраснело. Она с усилием сдерживала дрожь в голосе.

– Мы собирались жить в коттедже. У меня есть старая кузина, которая была бы рада приехать и составить маме компанию, но она об этом даже слышать не хотела. Она так кричала и плакала, что разболелась, и доктор Баррингтон сказал, что нужно подождать, и она согласится. Он сказал, у нее слабое сердце, и если так будет продолжаться, для нее это плохо кончится. Мы прождали полгода, но когда сделали вторую попытку, все повторилось. Тогда мы сказали, что останемся в Гроув-Хилле, и Николас будет каждый день ездить на работу, но бесполезно – как только мы заговаривали о свадьбе, у нее начинался сердечный приступ. Николас спросил доктора Баррингтона, что будет, если мы просто пойдем и зарегистрируемся, а он ответил, что не ручается за последствия. Ну вот, через два года мы дошли до того, что готовы были поселиться вместе с ней, занять верхний этаж. Конечно, она бы не согласилась, но мы уже были в отчаянии. Мы… мы… очень любили друг друга. – Она запрокинула голову и прикусила губу. – Я понимаю, как это выглядело в ее глазах.

Она привыкла, что я все для нее делаю, и если бы даже я осталась в доме, все пошло бы иначе – был бы Ники, о котором надо заботиться. – Домашнее имя вырвалось у нее невольно, и она замерла. Помолчав, продолжала. – Наконец он сказал, что больше так не может. Были душераздирающие сцены – неудивительно, что мать разболелась. Я сказала, что постараюсь быть справедливой – так вот, я думаю, она верила, что ей недолго осталось жить.

Она повторяла, не могу ли я пожить с ней то короткое время, что ей осталось, плакала, хватала меня за руки, умоляла не бросать ее. Я сказала Ники, что не могу выйти за него, и он уехал. – Она остановилась и глубоко вздохнула.

– А теперь он вернулся?

По глазам Алтеи она видела, что сердце ее истерзано болью.

– Спустя пять лет. Он сказал, что не будет писать, и не писал. Он сказал, что я должна была выбирать между ним и матерью, и я выбрала. Он был в каких-то диких местах, не знаю где, не знаю, что он там делал. Его тетка продала дом и уехала в Девоншир к сестре. После этого я не могла даже узнать, жив ли он еще. Однажды я купила на вокзале «Джанитор», и там была статья, подписанная «Перекати-поле».

Я была уверена, что ее написал Николас. Появлялись и другие его статьи – нерегулярно. О таких местах, которых даже на карте нет. Статьи были необычные, захватывающие, написанные с блеском. О них говорили, их ждали. Прочтя очередную статью, я знала, что он был жив – хотя бы в то время, когда ее писал. И вот через пять лет он вернулся.

Мисс Силвер с сочувствием посмотрела на нее. Алтея продолжала:

– Пять лет – большой срок. Я не знала, остался ли он таким, каким был раньше. Я-то сама – нет. Несчастья что-то с тобой делают – ты становишься скучной занудой. А он никогда не любил таких людей. Я не знала, осталось ли во мне хоть что-то, за что меня можно любить. Но я точно знала, что должна выглядеть как можно лучше. – Она оторвала руки от кресла – они онемели, сложила их на коленях и ощутила, что к ним опять приливает кровь. – Его тетка, Эмми Лестер, продала дом и там на чердаке осталось много его вещей. Николас должен был приехать с ними разобраться. Я и не думала, что с ним встречусь, я была совсем не уверена, что он захочет меня видеть. Но он был на вечеринке у миссис Джастис, ив ту же минуту, как наши взгляды встретились – он стоял в другом конце гостиной, – мне показалось, будто он никуда не уезжал. Я вышла в холл, я не ручалась за себя.

Он пошел за мной, мы зашли в комнату Софи и поговорили. – Ее голос замер, глаза чуть затуманились от воспоминаний.

Мисс Силвер вынула из сумки клубок бледно-розовой шерсти. Молчание затягивалось. Наконец она спросила:

– И что теперь?

– Он хочет сразу жениться, ничего не говоря материт.

Он уже получил разрешение на брак. Я думаю, нужно сказать ей. Но если мы это сделаем, все начнется сначала.

– Мисс Грэхем, каково в действительности состояние здоровья вашей матери?

Алтея приподняла и снова уронила руку. Лист аканта впился в ладонь.

– Я не знаю. Когда она раздражается, у нее бывает приступ. Доктор Баррингтон говорит, что нельзя позволять ей раздражаться.

– Поощрять эгоистичное поведение – вряд ли это очень хорошо, – веско заметила мисс Силвер. – Могу я кое о чем вас спросить? Та кузина, о которой вы говорили, она согласится составить компанию вашей матери?

– Думаю, да. Я знаю, что у нее были большие потери, она в стесненных обстоятельствах. Она живет у подруги, которая выделила ей две комнаты, но атмосфера там очень тяжелая. Подруга недавно пристрастилась к спиритизму, а кузина этого не одобряет. Мы могли бы платить ей жалованье, и я думаю, она бы подошла маме. Но пока я ей напишу, пока она обдумает и напишет ответ, это станет известно всем родственникам и в конце концов дойдет до матери.

Кузина Берта каждую неделю исписывает гору бумаги, она пишет всей родне. Никто из них не сможет сохранить все в секрете, даже если попытается, а они и пытаться не будут.

Мисс Силвер охватило горячее сочувствие. Она перестала вязать, опустила на колени значительно удлинившуюся оборку и воскликнула:

– Эмилия Чейпел!

Алтея вопросительна повторила:

– Эмилия Чейпел?

Мисс Силвер сияла.

– Исключительно подходящая кандидатура.

– Я про нее ничего не слышала…

Мисс Силвер склонила голову и снова заработала спицами.

– Она не медсестра, но имеет богатый опыт обращения с больными. Очень ответственный человек, и нам повезло, сейчас она без работы. Если вы решитесь на немедленный брак – она переедет к вам, как только вы сообщите эту новость миссис Грэхем.

Алтея смогла только тихо протянуть: «О-о».

Звякнули спицы.

– Я знаю ее двадцать лет. Она исключительно тактична и никогда не теряет добродушия.

Перед Алтеей встала картина: два ангела, мисс Силвер и Эмилия Чейпел, сдвигают запоры на дверях тюрьмы и распахивают двери. Она услышала, как мисс Силвер говорит;

– Естественно, вашей кузине потребуется время, чтобы обдумать ваше предложение и сообщить подруге. Я уверена, что мисс Чейпел охотно побудет с миссис Грэхем, пока ваша кузина все устроит.

Алтея стремительно наклонилась поближе. Двери темницы открыты, но решится ли она переступить порог?

С жалобным видом, вся напрягшись, она смотрела на мисс Силвер.

– О, вы действительно думаете, что я могу так сделать?