Текст книги "Ключ"

Автор книги: Патриция Вентворт

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 16 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]

Глава 10

Все выходили из зала, как будто там состоялась панихида. Церемония завершена, можно здороваться с друзьями и разговаривать с ними, но сохраняя подобающую случаю сдержанность. Увы, манеры миссис Моттрам не назвал бы сдержанными даже самый преданный друг. Она не скрывала возбуждения, А ее ярко-голубое платье никак не могло обезоружить критиков. Она подбежала – именно подбежала, по словам мисс Донкастер, – к мистеру Эвертону и заговорила с ним на лестнице, причем ее громкий высокий голос был слышен абсолютно всем.

Мисс Донкастер возвращалась домой вместе с группой, возглавляемой мисс Фелл, и без колебаний заявила, что считает поведение миссис Моттрам непристойным.

– Она буквально преследует мистера Эвертона! Спрашивала его во весь голос, хорошо ли она «справилась»! Как будто речь шла об игре на сцене, А не об исполнении серьезной и неприятной обязанности! Я просто не могу сказать того, что думаю о ее поведении!

Мисс Софи не согласилась. Она благоволила к молодым. Ей нравилась миссис Моттрам, и она не возражала против ее флирта с мистером Эвертоном, который вполне мог сам о себе позаботиться. Мисс Софи не возражала даже против ярко-голубого платья, хотя, конечно, считала его неподходящим для дознания. Она приготовилась к скандалу, который неизбежно влекло за собой возражение Люси Эллен.

– В действительности, дорогая моя, ты сказала очень многое.

Длинный тонкий нос мисс Донкастер слегка дрогнул.

– Если бы я выразила мое искреннее мнение…

– Я бы, – поспешила прервать ее мисс Софи, – на твоем месте этого не делала. Как тебе известно, мне очень нравится миссис Моттрам. Она очень приятная женщина.

– У нее мозгов меньше, чем у курицы! – фыркнула мисс Донкастер.

– Возможно, но на свете так много умных людей и так мало приятных.

Они подошли к ворогам, выходящим на деревенскую улицу. Что бы ни собиралась ответить мисс Донкастер, она не успела это произнести, так как мисс Софи повернулась к Дженис, которая шла позади рядом с Гартом, и сказала:

– Приходи к чаю, дорогая. Я бы пригласила тебя на ленч, но ты знаешь, чем бы это кончилась – Флоренс заявила бы, что увольняется. Конечно, она бы этого не сделала, так как пробыла с нами много лет, но стала бы выражать недовольство, А это также досадно. – Мисс Софи снова повернулась к мисс Донкастер. – Можешь говорить что угодно, Люси Эллен, но миссис Моттрам была единственной из нас, которая заявила, что примет к себе кого-нибудь из эвакуированных, хотя в конце концов к ней никого не подселили.

Раздражение сменила холодная ярость. Мисс Донкастер побледнела и напряглась.

– Если ты воображаешь, Софи… – начала она, но мисс Фелл спешно протянула оливковую ветвь.

– Не будем ссорится, Люси. Никто не ожидал, что ты возьмешь в дом ребенка, когда Мэри Энн в таком состоянии. Не буду отрицать, что я тоже умоляла миссис Пратт не подселять ко мне детей, так как все это знают. Но если бы их не приняли мистер Эвертон, пастор и другие жители деревни, я бы исполнила свой долг независимо от того, уволились бы Флоренс и Мейбл или нет.

Гарт и Дженис шли бок о бок, почти не разговаривая. Они все еще чувствовали себя побывавшими на панихиде. Дойдя до развилки, откуда одна дорога вела к домам мимо огородов, А другая, скорее похожая на тропинку, – к группе коттеджей, за которыми находился Прайорс-Энд, они остановились и посмотрели друг на друга.

– Ты придешь к чаю?

– Да.

– Выходи пораньше, и мы немного прогуляемся. Я хочу поговорить с тобой, но только не в гостиной тети Софи. Буду ждать тебя у перелаза на поле у Прайори в половине третьего. Сможешь прийти туда?

Девушка кивнула.

– Отпрошусь на вторую половину дня.

Несколько секунд они стояли молча. Им было нужно так много сказать друг другу, но не в пределах слышимости половины жителей деревни, возвращавшихся с дознания. Дженис поверглась и быстро зашагала по тропинке.

Гарт последовал за мисс Софи и мисс Донкастер, которые беседовали на куда более безопасную тему о наилучших способах хранения лука. Далеко впереди маячила высокая фигура мисс Браун. Когда она исчезла в воротах пасторского дома, мисс Софи тяжко вздохнула.

– Медора так тяжело это переживает.

Мисс Донкастер фыркнула.

– Для всех нас это нелегко, Софи. Но некоторые приучены сдерживать свои чувства, А мисс Браун, на мой вкус, слишком явно их демонстрирует.

Круглые голубые глаза мисс Фелл выразили упрек, который она остереглась облечь в слова. Затем она вновь заговорила о луке, но в ее голосе ощущался холодок.

Когда они подошли к пасторскому дому и мисс Донкастер проследовала к своей больной сестре, Гарт взял мисс Софи за руку, отвел ее в гостиную и закрыл дверь.

– Помнишь вчерашний вечер? – спросил он.

– Мальчик мой…

Он слегка встряхнул ее руку.

– Ты говорила о тройне, которую родила одна из дочерей Пинкотта. Которая из них – Минни?

– Нет, дорогой, Элайза. – Она уставилась на него по-детски ошеломленными голубыми глазами.

– Ну, это не имеет значения. Дело вот в чем. Ты попросила меня достать их снимок из верхнего левого ящика твоего бюро.

– Не понимаю…

– Сейчас поймешь. В этом ящике ты хранишь твой ключ от церкви?

– Да.

– Ну так вчера вечером его там не было.

– Этого не может быть, дорогой.

– Тем не менее это так.

– Но ключ всегда там, за исключением тех случаев, когда мисс Браун идет практиковаться, А вчера вечером…

– Знаю – она играла на рояле, сидя к нам спиной. Но ключа в ящике не было. Там не было ничего, кроме пачки счетов и фотографии.

Мисс Софи освободила руку, подошла к бюро и выдвинула верхний левый ящик. Счета и фотография Элайзиной тройни были на месте, А поверх снимка лежал четвертый ключ от церкви. Гарт уставился на него через плечо мисс Фелл.

– Вчера его здесь не было, тетя Софи.

– Не может быть, – повторила мисс Фелл, но теперь она выглядела обеспокоенной.

Гарт обнял ее за талию.

– Если бы он был в ящике, тетя Софи, я не мог бы его не заметить. А сейчас снимок лежал бы не под ним, А сверху. Я достал фотографию и положил назад, но ключа там не было. Кто-то успел вернуть его позже. Только так он мог оказаться сверху фотографии. Неужели ты не понимаешь?

В голубых глазах мелькнул испуг. Мисс Фелл закрыла ящик дрожащей рукой.

– Тут какая-то ошибка, дорогой. Думаю, нам больше незачем говорить об этом.

Глава 11

Гарт сидел на перелазе у края монастырского леса и насвистывал «Расскажи это солдату, расскажи это матросу, расскажи об этом парню из морской пехоты». Он сидел спиной к лесу, через который добрался сюда по извилистой дорожке, именуемой местными жителями Тропинкой влюбленных, и лицом к полю, где темнели развалины монастыря. Там еще стояла пара арок, под которыми некогда бродили монахи, но от часовни, трапезной, спален и кухни оставались только груды камней, значительную часть которых растащили на надгробья, ступеньки крылец и верхушки колодцев. За полем и окружавшей его высокой живой изгородью тянулась аллея, ведущая в Прайорс-Энд. Среди деревьев виднелась крыша дома. В ближайшем к нему участке изгороди находился еще один перелаз.

Гарт свистел, чтобы отвлечься от навязчивых мыслей. Ему хотелось повидать Дженис и услышать то, что она скажет, прежде чем размышлять об осколке стекла на лестнице в пасторском доме, другом осколке на подошве ботинка Звана Мадока и странном поведении ключа теги Софи. Но куда легче заставить себя не думать вовсе, чем перестать думать. За глупыми словами песенки, которую он насвистывал, маячили тени смутных, подсознательных размышлений. Гарт испытал облегчение, когда у дальнего перелаза появилась Дженис. Он спрыгнул наземь и зашагал ей навстречу.

Щеки девушки разрумянились от быстрой ходьбы. На ней было то же белое платье, что и на дознании, но она сняла шляпу с черной лептой. Солнце золотило пряди ее коротких каштановых волос. Гарт снова подумал о том, как мало изменилась Дженис. Блестящие глаза, не имеющие определенного цвета – они могли выглядеть то серыми, то карими, то зелеными, – смуглое остренькое личико и короткое белое платьице могли принадлежать десятилетней Дженис с таким же успехом, как и в возрасте двадцати двух лет.

– Ты не слишком выросла, – с улыбкой заметил Гарт.

Девушка покраснела еще сильнее и выпятила подбородок.

– А чего ради мне расти? Когда ты видел меня в прошлый раз, мне было девятнадцать. После девятнадцати лет люди уже не растут.

– А вот я вырос на целых два дюйма, – возразил Гарт, поддразнивая ее взглядом.

– По-моему, это излишество. В тебе и так было целых шесть футов. Да и кому хочется быть ростом в несколько ярдов?!

Гарт рассмеялся. Было нелегко отличить ее от маленькой девочки, которой безумно хотелось вырасти и которая точно также краснела, когда он ее дразнил. Но внезапно прошлое отступило. Старый безопасный мир со своими правилами и образом жизни исчез навсегда. Насилие, сотрясающее землю, достигло Борна, ибо застрелился или был убит Михаэль Харш, он умер потому, что австрийский маляр размечтался об империи, о которой не помышлял и Цезарь.

– Я хочу поговорить с тобой, Дженис, – сказал Гарт. – Куда бы мы могли пойти – на холмы?

– Да, если хочешь.

– Или останемся здесь, если тебе жарко. – Он заметил, что краска сбежала с лица девушки и она выглядит усталой. – Тут есть где посидеть.

– Да, пожалуй….

Они нашли место, где груда камней скрывала их от аллеи. Гарт вновь ощутил, каким далеким стало прошлое. Маленькая Дженис могла целыми днями бегать, как кролик, не думая об усталости.

– Ты скверно выглядишь, – сказал он нахмурившись. – Эго из-за истории с Харшем?

– Да. Не только потому, что он умер. – Девушка склонилась вперед. – Гарт, он не застрелился – я это знаю.

– Если ты что-то знаешь, то должна была сказать об этом на дознании, – и он строго посмотрел на Дженис.

– Ноя…

– Ты просто думаешь, что он не застрелился, но в действительности ничего не знаешь.

Перед ней был прежний Гарт, говоривший с превосходством человека, который на пять лет старше своего собеседника. Дженис прореагировала сразу же.

– Не будь таким глупым. Знать можно не только факты, но и человека – причем достаточно хорошо, чтобы быть уверенным в его неспособности сделать такое.

– Ты имеешь в виду, что покончить с собой было бы не в духе Харша?

Ее «да» прозвучало достаточно убежденно.

– Но неужели ты не понимаешь, Дженис, что, когда человек выведен из равновесия, он делает то, что ему абсолютно несвойственно? Обычно люди не стоят на голове и не ходят на четвереньках, но с психически неуравновешенными такое случается. Сдерживающие центры перестают действовать, и он совершает поступки, о которых бы не помышлял, будучи самим собой.

Дженис смотрела на него своими блестящими глазами.

– Он не делал этого, Гарт.

– Ты просто упорствуешь. У тебя нет никаких оснований это утверждать.

– Есть. Ты меня еще не выслушал.

– Ладно, говори.

Дженис оперлась локтем о колено и опустила подбородок на ладонь.

– Мистер Харш появился здесь пять лет назад. Его жена и дочь погибли еще раньше. У него было достаточно времени покончить с собой, если бы он намеревался это сделать. Нацисты лишили его всего, но даже они не смогли повредить его ум. Почему же он должен был повредиться сейчас? Какой бы ужасной ни была трагедия, она теряет остроту через пять лет. В тот последний вечер мистер Харш говорил мне, что вначале продолжал жить, потому что хотел отомстить, и думал, что вещество, над которым он работал, поможет ему в этом.

– Да, харшит.

Ее лицо изменилось.

– Ты знаешь об этом?

– Да, поэтому я здесь. Только никому не говори, Джен.

Щеки девушки вновь порозовели. Она кивнула и продолжала.

– Но он сказал, что теперь все это прошло, что жажда мести не является цивилизованной. Мистер Харш хотел только остановить творящиеся ужасы и сделать людей свободными. Он говорил о работе с мистером Мадоком и спрашивал, буду ли я ему помогать. Как видишь, все это не похоже на психически неуравновешенного. Мистер Харш не был таким. Я год прожила с ним в одном доме и знаю это. Он был мягким, предупредительным и очень терпимым – всегда думал о других. Мистер Харш не назначил бы встречу с… – Она внезапно остановилась.

– С сэром Джорджем Рендалом, – подсказал Гарт.

– Ты и это знаешь?

– Я выполняю его поручение – по об этом тоже не нужно распространяться. Продолжай.

– Я хотела сказать, что он никогда не назначил бы эту встречу, если бы не собирался ее проводить.

Гарт откинулся и посмотрел на нее. Несомненно, Дженис страстно верила в то, что говорила. Ее глаза, губы, цвет лица являли собой картину абсолютной убежденности. На Гарта это произвело достаточное впечатление, чтобы придать больше веса таким вещам, как два осколка стекла и ключ.

– Хорошо, – заговорил он. – Ты высказалась – теперь моя очередь. Я хочу, чтобы ты ответила на несколько вопросов. Согласна?

– Да, если смогу.

– Ты думаешь, что Михаэля Харша убили?

Дженис стиснула руки знакомым жестом и побледнела.

– Я этого не говорила.

Гарт нетерпеливо дернул плечом.

– Если он не покончил с собой, значит, его убили, верно? Что же еще ты говорила, если не это?

Дженис посмотрела на свои руки.

– Да, – еле слышно произнесла она. – Это звучит так ужасно.

Так мог бы говорить испуганный ребенок во время грозы или бомбардировки.

– Убийство всегда ужасно, – мрачно отозвался Гарт. – А если это убийство, то убийца все еще на свободе. Давай вернемся к моим вопросам. Я хочу знать многое, о чем не спросил коронер. Ты кого-нибудь подозреваешь?

Последовала длительная пауза.

– Нет, – ответила наконец Дженис.

Он резко взглянул на нее.

– Расскажи мне о других обитателях дома. Например, о Мадоке. Спектакль, который он устроил на дознании, был искренним или притворным? Он всегда так себя ведет?

– Да, он не притворялся. Ты бы эго знал, если бы работал на него, как я.

– Ну и как он с тобой обращается?

– Ругает последними словами. Называет замухрышкой.

Гарт разразился смехом.

– Бедное дитя! Можешь подать на него в суд за клевету.

– Я бы не осталась с ним, если бы не мистер Харш.

Гарт вновь стал серьезным.

– Как они ладили друг с другом?

– О, с мистером Харшем было невозможно не ладить. Он всегда говорил, что мистер Мадок не имеет в виду ничего дурного.

– Значит, между ними не было ссоры?

– Конечно нет.

– Джен, что произошло во вторник вечером – после ухода Харша? Ты сидела в комнате вместе с Мадоками?

– Вместе с мисс Мадок, – уточнила она.

– А Мадок?

– Он никогда с нами не сидит.

– Тогда где же он проводит вечера?

– В лаборатории. Она служит ему и кабинетом. Там у него письменный стол и книги.

– Ты видела его во вторник вечером, когда Харш уже ушел?

– Нет, пока он не пошел спать.

– Когда это было?

– Около четверти одиннадцатого.

– Значит, ты не можешь утверждать, выходил Мадок из дому или нет?

Дженис опустила глаза.

Гарт положил руку ей на плечо.

– Ты должна сказать мне, Джен. Мадок выходил из дому?

– Он часто выходит… – еле слышно прошептала девушка.

Рука на ее плече была сильной, теплой и требовательной. Дженис не знала, дрожит ли она сама по себе или потому, что Гарт ее трясет.

– Мадок выходил вечером во вторник?

– Да.

Рука отпустила ее плечо, но она продолжала дрожать.

– Откуда ты знаешь?

– Я слышала, как хлопнула входная дверь.

– А это не мог быть кто-то другой? Кто еще живет в доме?

– Только экономка, миссис Уильяме, но она скорее умерла бы, чем вышла в темноте. Она городская женщина – из Кардиффа[8]8
  Кардифф – порт на юго-востоке Уэльса в графстве Гламорганшир


[Закрыть] – и остается здесь только потому, что обожает мистера Мадока.

– Когда же он вышел?

– Перед тем, как мы включили девятичасовую передачу новостей.

– А когда вернулся?

Ее голос вновь перешел в шепот:

– Около десяти минут одиннадцатого.

Глава 12

Воцарилось молчание. На ярко-голубом небе сверкало солнце, легкий ветерок шелестел среди деревьев. Гарт наблюдал за белым облачком, медленно двигающимся над холмами на горизонте. Все вокруг дышало миром и покоем. Ручей негромко журчал на дальнем краю поля, сворачивая в лес ярдах в двадцати от перелаза.

Дженис наблюдала за Гартом, пытаясь проникнуть в его мысли. Это занятие было абсолютно безопасным, так как, размышляя, он забывал, что кто-то находится рядом с ним. Ей казалось, что Гарт совсем не изменился, хотя, конечно, трехлетний промежуток между двадцатью четырьмя и двадцатью семью годами не слишком отражается на мужчине. Долговязая худощавая фигура, смуглое продолговатое лицо, мрачная складка губ, изогнутые брови, придающие лицу нетерпеливое выражение, серые глаза, почти черные волосы – все это было так же хорошо знакомо Дженис, как собственное отражение в зеркале. Она также знала, что мрачноватый на вид рот способен расплываться в озорной улыбке, А изогнутые брови – подчеркивать смеющийся и дразнящий взгляд серых глаз. «Он наверняка влюбится в розовощекую и пухлую блондинку с голубыми глазами и кротким нравом, – твердила себе Дженис. – Они будут очень счастливы друг с другом. А если тебе хватит глупости вмешаться, то ты только причинишь себе боль и будешь виновата в этом сама».

Гарт оторвал взгляд от неба и резко осведомился:

– Что происходит между Мадоком и мисс Медорой Браун?

От испуга, что ее застигли смотрящей на него, Дженис покраснела до корней коротко стриженных каштановых волос, но Гарт этого не заметил.

– Мисс Браун? – переспросила она.

– Мисс Медорой Браун.

– А разве между ними что-то происходит?

– Об этом я тебя и спрашиваю.

Дженис взяла себя в руки.

– Что навело тебя на такую мысль?

– Ты что-нибудь об этом знаешь?

– Ничего.

– В каких они отношениях?

– Понятия не имею – никогда об этом не думала. Полагаю, они знакомы, но она не ходит к нему в гости.

– А он ходит в гости к тете Софи?

– Да, когда им музицируют и когда он свободен. Мистер Мадок по-настоящему любит музыку.

– А Медора очень музыкальна. – В его голосе слышались нотки сарказма.

Дженис выглядела расстроенной.

– Что ты имеешь в виду, Гарт? Она прекрасно играет, и у нее очень хороший голос. Нет ничего дурного в том, если они нравятся друг другу.

Гарт внезапно склонился вперед и стиснул ее запястье.

– Послушай, Джен, вчера вечером тетя Софи попросила меня достать из левого верхнего ящика бюро фотографию дочери Пинкотта, которая родила тройню. В этом ящике она хранит свой ключ от церкви. Так вот, его там не было. Я ничего не сказал, так как не знал, что он должен там находиться, А мисс Браун ничего не видела, так как играла на рояле спиной к нам. После полуночи я выглянул из своего окна и увидел мисс Браун, идущую по саду в черном кружевном платье, которое было на ней во время обеда. Либо она вышла подышать воздухом, либо выскользнула в Церковный проход с кем-то встретиться.

– Но, Гарт…

– Она побывала в проходе. Вчера Томми Пинкотт разбил там бутылку молока. Мисс Браун подцепила туфлей осколок, который я обнаружил на лестничном ковре сегодня рано утром, когда еще никто не встал. Я подумал, что она с кем-то встречалась, так как едва ли она отправилась в Церковный проход за полночь, чтобы наслаждаться собственным обществом. А когда твой мистер Мадок на дознании закинул ногу на ногу, я увидел на подошве его ботинка такой же осколок.

– Гарт…

– Погоди. Когда мы вернулись с дознания, я подвел тетю Софи к ящику бюро продемонстрировать ей, что ключа там нет, хотя мисс Браун только что клялась, что положила его туда. Но ключ оказался в ящике – лежал поверх фотографии Элайзы Пинкотт и ее тройни. Весьма небрежно со стороны Медоры, но, очевидно, она слишком волновалась. Если бы ей хватило ума положить ключ под фотографию, она могла бы смело клясться, что он был там все время, но наверху он мог оказаться только в том случае, если она положила его туда между вчерашним вечером и сегодняшним временем ленча. Моя теория состоит в том, что кто-то еще брал ключ после утра вторника, и мисс Браун настолько это тревожило, что прошлой ночью она вышла вернуть его. Я слышал, как скрипнула дверь кабинета, когда она выходила, и видел, как она возвращалась. Мисс Браун отсутствовала не более четверти часа, так что она не могла уйти далеко. Когда я увидел осколок на подошве Мадока, то подумал, что знаю, с кем она встречалась, А когда обнаружил, что ключ вернули в ящик тети Софи, то решил, что знаю о причине встречи.

Кровь отхлынула с лица Дженис. Она похожа на маленькое загорелое привидение, подумал Гарт. В нем шевельнулось раскаяние.

Дженис уставилась на него круглыми от страха глазами.

– Нет! Он не мог… По какой причине…

Гарт дернул плечом.

– Причин достаточно – выбирай любую. Мадок питал тайную страсть к Медоре и ревновал ее к Харшу. Немного мелодраматично, но всякое бывает. А кроме того, существует неопровержимый факт, что он единственный наследник и душеприказчик Харша.

– Деньги тут ни при чем, Гарт. Мистеру Харшу было нечего завещать.

– Кто говорит о деньгах? Он оставил Мадоку все свои записи и формулы – иными словами, оставил ему харшит. Здесь речь может идти либо о деньгах, либо о совести безумца. Лично я склоняюсь к последнему. Совесть никогда не позволила бы Мадоку обрушить на и без того истерзанный мир «дьявольское изделие». Помимо денег – А убийство иногда совершаются ради нескольких пенни, – тебе не кажется, что шанс избавить человечество от харшита, мог привлечь Мадока?

Дженис покачала головой.

– Он никогда бы так не поступил.

– Дорогая моя, безумец способен на все. Я хорошо могу представить Мадока, держащим правую руку в огне и наслаждающимся этим в лучших традициях мученичества. У него на лбу написано, что он фанатик – А ты сама только что сказала, что в его искренности сомневаться не приходится. Человек, готовый сгореть за свои убеждения, вполне может сжечь во имя них кого-то другого. Не забывай, что мучеников и великих инквизиторов породило одно и то же столетие. Сомневаюсь, что фанатизм Савонаролы[9]9
  Савонарола Джироламо (1452-1498) – настоятель доминиканского монастыря во Флоренции, обличал папство и тиранию герцогов Медичи, призывал к аскетизму и осуждал гуманистическую культуру. Отлучен от церкви и казнен


[Закрыть] так уж отличался в лучшую сторону от фанатизма Торквемады[10]10
  Торквемада Томас (ок. 1420-1498) – с 80-х годов глава испанской инквизиции, жестоко преследовавший еретиков и евреев


[Закрыть].

– Не говори так! Это ужасно!

– Еще бы. Но я здесь для того, чтобы выяснить, правда ли это. На карту поставлено нечто большее, чем поимка убийцы, Джен. Харша застрелили сразу же после завершения последнего эксперимента и перед тем, как он собирался поделиться его результатами. Запас времени был крайне мал. Он вернулся домой во вторник около шести вечера, позвонил сэру Джорджу, который ожидал сообщения, и назначил встречу на утро среды. Менее чем через четыре часа его не стало. Кто знал, насколько близка его работа к завершению? В одной из газет появилась какая-то заметка. Никто, кажется, не знает, как она туда попала, но в ней не содержалось ничего конкретного – обычные сплетни. Единственные люди, знавшие, насколько Харш близок к успеху, были сэр Джордж и эксперты, которых он привозил с собой, но и они не знали об успехе последнего эксперимента до звонка Харша в половине седьмого. Если в курсе дела был кто-то еще, то этот человек должен был находиться в непосредственном контакте с Харшем и пользоваться его абсолютным доверием. Это снова возвращает нас к Мадоку – ученому коллеге, живущему с ним в одном доме, и его близкому другу.

– Нет-нет!

– Тогда кто еще мог об этом знать?

– Ты забываешь о телефоне.

– По-твоему, кто-то мог подслушать разговор? Кто тогда находился в доме? Экономка, Мадок, его сестра и ты. Кстати, что собой представляет мисс Мадок? Выглядит она безобидной.

– Она такая и есть. Добрая, преданная своему брату и смертельно боящаяся его обидеть.

– А экономка?

– Она просто овца.

– Значит, остается Мадок – если только не принимать в расчет тебя. Больше подслушать было некому, верно? – Внезапно его челюсть отвисла. – Господи, совсем забыл!

Глаза Дженис злорадно блеснули.

– Я так и думала, что ты забудешь. У нас по-прежнему общая телефонная линия, поэтому любой из абонентов мог снять трубку и услышать, что мистер Харш говорил сэру Джорджу Рендалу.

– Ты хочешь сказать, что у вас все еще одна линия и всякий, кто имеет телефон, может к ней подключиться?

Дженис кивнула.

– Мисс Мэри Энн Донкастер постоянно слушает разговоры, как некоторые слушают радио. Она всегда была любопытной, А теперь, когда она не выходит из дому, это ее единственное развлечение. Может быть, ты думаешь, что Мэри Энн застрелила Харша?

– Она-то не выходит, но люди приходят к ним в дом? – осведомился Гарт.

– Конечно. Что ты имеешь в виду?

– Мне бы хотелось знать, – медленно произнес он, – кто виделся с мисс Донкастер во вторник между половиной седьмого и без четверти десять.