Текст книги "Прекрасная колдунья"
Автор книги: Патриция Райс
сообщить о нарушении
Текущая страница: 17 (всего у книги 25 страниц)
Глава 21
Англия – Франция
Октябрь 1746 года
– Майкл, мне страшно!
Майкл отошел от окна и сел в стоящее рядом с Дианой кресло. Взяв ее руку в свою, он принялся успокаивать девушку:
– Ты сумела с честью пройти через все это. Потерпи еще немного.
Диана подняла на него встревоженный взгляд:
– Я не понимаю, почему ехать за Эйлин должны вы все. Почему ее не может привести один сэр Джон? Или ты? Вы что-то от меня скрываете?
Диана была очень проницательной. Майкл неопределенно пожал плечами. В последние дни сэр Джон был очень мрачным и почти ни с кем не разговаривал. Поэтому Майкл и сам не знал всех подробностей этого дела.
– Так захотел Дрейк. Большего я не знаю. С тобой останется Августин. Я не думаю, что в наше отсутствие Эдмунд осмелится на какой-нибудь шаг. Тебе нечего бояться.
– Нет, мне есть чего бояться, но ты мне об этом не рассказываешь! Неужели ты не понимаешь, как угнетает меня это неведение? Мой безответственный братец вообще не должен высказывать свое мнение относительно всего этого. Хотела бы я поехать в Лондон и сказать ему все, что о нем думаю! Если бы он не стремился так держать свое дурацкое слово жениться на Памеле, ничего этого не было бы! Он просто глупец!
– Его глупость принесла покой семье, – напомнил ей Майкл. – К тому же решение о помолвке принимал не Дрейк, а ваш отец. Поэтому у твоего брата не поднималась рука разрушить то, что начал старый маркиз. А когда лорд Уэстли предложил удалить Эдмунда от дел в обмен на скорую свадьбу, у Дрейка просто не осталось иного выбора. Ты не можешь этого понять. Дрейк подчас действует импульсивно, но семья всегда была для него на первом месте. И ты прекрасно знаешь это.
Диана в задумчивости опустила глаза. Ей должно быть стыдно за свои слова. Она знала, что Дрейк всегда соглашался с любым решением отца, чтобы уберечь ее от необходимости слушать их бесконечные споры. Он исполнял любой ее каприз, всегда защищал от тягот внешнего мира. И вот сейчас она жалуется, что он не сделал то, чего просто не мог. А ведь ее брат сидит в тюрьме за преступление, которого не совершал, а она ничем не могла ему помочь.
– Прости меня, Майкл. Мне не следовало всего этого говорить. Я не понимаю, почему он до сих пор не женился на Памеле. Ребенок может родиться со дня на день. Как я рада, что не выхожу в общество. Я, наверное, не смогла бы смотреть людям в глаза. Вот только присутствие здесь Эдмунда ужасно расстраивает и выводит меня из себя. Я не буду винить тебя, если ты не привезешь сюда Эйлин, но думаю, что ее присутствие сделает заключение Дрейка не таким ужасным.
Майкл поднялся с кресла и подошел к окну.
– Если тебе станет от этого легче, я притворюсь, что событий этих последних месяцев просто не было.
Диана согласно кивнула:
– Возможно, так будет лучше всего. Дрейк надеется на то, что в ближайшее время сумеет вернуть себе доброе имя. Может, тогда он наконец женится на Памеле. А ты – на Эйлин.
Майкл знал о намерениях Дрейка не больше, чем сама Диана, поэтому вынужден был согласиться.
Не зная еще о том, что ее будущее давно предопределено другими, Эйлин, сидя в экипаже рядом с матерью, медленно удалялась от так долго дававшей им приют долины.
Расставание с монахинями оказалось очень тяжелым. Было пролито немало слез, обе женщины услышали о себе много доброго. Элизабет переоделась в простое шерстяное платье, и сейчас было видно, что она до сих пор чувствует себя в нем неуютно.
Эйлин была рада, что мать поехала вместе с ней. Путешествовать одной в ее положении было страшновато, и Эйлин благодарно пожала матери руку.
Священник настоял на том, чтобы с ними поехал один из его друзей. Он должен был отвезти Эйлин и Элизабет в соседнюю деревню, где жили другие друзья святого отца, а те отвезли бы женщин дальше, к следующим друзьям, и так далее до самого Кале. Погода стояла теплая, и поездка обещала быть спокойной. Вот только если бы лошади бежали чуть-чуть побыстрее.
Эйлин задумчиво смотрела в окно на проплывающий мимо пейзаж, как вдруг за поворотом лошади резко остановились. Путь им преграждало большое поваленное дерево.
Священник на французском быстро переговорил о чем-то с кучером. Потом повернулся к женщинам и произнес:
– Несколько мужчин уже занимаются этим. Мы задержимся всего на пару часов.
После этих слов Эйлин сильно обеспокоилась. С какой стати здесь, в глуши, окажутся вдруг мужчины, которые будут убирать с дороги поваленное дерево? И почему оно упало? Не было ни бури, ни ветра. Все это очень не нравилось Эйлин, но она продолжала послушно сидеть в экипаже.
Подняв глаза, Эйлин поймала на себе сочувственный взгляд Элизабет. Нет, бежать она больше не станет. Им явно кто-то морочит голову.
Когда дверь экипажа вдруг открыл Питер де Лейси, Эйлин оказалась к этому готова. Она уже посчитала количество окружавших их мужчин и поняла, что один старый священник и две слабые женщины не смогут оказать им никакого сопротивления.
– Дядя Питер! Вы явились как раз вовремя, чтобы спасти нас! Отец Чардин, это мой дядя, лорд де Лейси, – проговорила Эйлин, смело глядя в желтые, как у дикой кошки, глаза Питера де Лейси.
Как могла, она закрывала собой сидящую рядом мать от глаз святого отца и де Лейси. Лицо Элизабет исказилось от ужаса. Но все же Эйлин надеялась, что мать догадается о том, что задумала ее дочь, и подыграет ей.
Питер де Лейси понимающе ухмыльнулся.
– Как вам повезло, что мы проезжали этой дорогой именно сейчас. Опоздай мы хоть немного, и нашей встрече не суждено было бы состояться.
Он заметил притаившуюся за Эйлин фигуру, и его голос стал менее слащавым:
– Сестра Элизабет! Какой приятный сюрприз! Я не ожидал увидеть вас обеих. Святой отец, я благодарю вас за то, что так хорошо заботились о моей семье. Но теперь, найдя их, я освобождаю вас от этого бремени.
Священник удивленно посмотрел сначала на Элизабет, а потом на Эйлин.
– На то, чтобы убрать дерево с дороги, может уйти большая часть дня, святой отец, – с улыбкой проговорила Эйлин. – Вы можете вернуться в монастырь, а мы поедем дальше с дядюшкой Питером. Там, в деревне, мы расскажем людям про это дерево, и, возможно, они придут сюда и уберут его.
Де Лейси весь напрягся, пытаясь понять, какой другой смысл кроется в словах его племянницы. Может, таким образом она подает какой-то условный знак? Однако убивать священника только потому, что он оказался невольным свидетелем, тоже не хотелось.
– Возможно, ты права, дорогая. Но я очень не хочу вот так вдруг оставлять тебя. – Святой отец в нерешительности замер и повернулся к стоящему у дверей ирландцу. Но тот ничего не сказал.
– Когда доберетесь, обязательно напишите мне. Езжайте, дети мои, и да пребудет с вами Господь.
Попрощавшись со святым отцом, обе женщины не спеша взяли свои пожитки, подхватили юбки и вышли из экипажа. Люди де Лейси взяли у них вещи, и бедняжки, обойдя попаленное дерево, послушно направились к карете графа. Де Лейси шел рядом с ними, заботливо держа Эйлин под локоть. Его люди тем временем собирали инструменты и впрягали в карету лошадей.
Экипаж отца Чардина развернулся и начал медленно удалиться в сторону монастыря. Эйлин облегченно вздохнула. Возможно, до сих пор она вела вольную и бесполезную жизнь, но в одном девушка была твердо уверена: только что она спасла жизнь двум людям. Как ей хотелось, чтобы и им с матерью удалось выжить!
Де Лейси проследил за тем, чтобы обе женщины сели в карету, и, оглядев располневшую фигуру Эйлин, язвительно отметил:
– Я смотрю, что с нашей последней встречи изменилось многое. Ты обрела не только речь, но и еще кое-что.
Эйлин пропустила его реплику мимо ушей. Злобно сверкнув глазами, граф повернулся к Элизабет:
– Ах, Элизабет! Ты решила, что провела без мужской ласки слишком много времени? Помнится, раньше ты не была такой ханжой, – цинично улыбаясь, проговорил он.
Эйлин посмотрела на мать. Лицо Элизабет стало бледнеть, а когда де Лейси фамильярно взял ее за руку, в ее глазах Эйлин увидела панический страх. Эйлин гневно стиснула кулаки.
– Оставьте мою мать в покое, иначе я буду так визжать, что меня услышат даже монахини в монастыре. Они будут знать, что мы были с вами, и на этот раз вам не удастся избежать наказания.
Ни минуты не сомневаясь, что эта вздорная девчонка нее так и сделает, граф поспешно отпустил Элизабет и с изумлением посмотрел на Эйлин.
– Ты очень умная, раз сообразила назвать святому отцу мое имя. И теперь, когда известно, что вы уехали со мной, ты полагаешь, что я не смогу обрушить на вас свой гнев?
Эйлин посторонилась, пропуская мать в карету.
– Я не дурочка, – продолжила она, пристально глядя де Лейси в глаза. – Отстаньте от моей матери, и я буду вести себя тише воды, ниже травы. Но троньте ее хоть раз, и я оставлю на вашей гадкой физиономии еще сотню таких же отвратительных шрамов, как этот. – И она указала пальцем на его подбородок.
Де Лейси непроизвольно потянулся рукой к отметине, которую оставили на его лице маленькие пальчики пятилетней девочки, и подумал, что теперь, когда она выросла, ей под силу и не такое. И даже беременность не станет этой ведьме помехой. Ей хватит глупости на все.
Шутовски поклонившись, он согласно кивнул.
– Если ты сыграешь свою роль так же хорошо, как и в ночь нашей последней встречи, эта поездка пройдет без сучка без задоринки.
Через минуту один из людей графа закрыл дверь, и карета двинулась с места. Сидящие внутри ее женщины побледнели и в страхе уставились друг на друга. Чтобы убедиться в том, что их положение крайне опасно, достаточно было просто выглянуть в окно. По обе стороны от кареты ехало около полудюжины вооруженных мужчин с солдатской выправкой. Их лица были жестокими, а жесты – грубыми и резкими. Каждый из них, несомненно, был способен на убийство. И для этих головорезов не имело значения, кто будет жертвой: мужчина или женщина, монахиня или ребенок.
– Как ты можешь говорить с ним так спокойно? – чуть слышно спросила Элизабет. – Я хочу вырвать его внутренности через горло. Если бы у этого негодяя было сердце, я съела бы его.
– Он собирается убить нас. Чем дольше мы сумеем протянуть время, тем больше у нас шансов на побег. И здесь наша смекалка может сослужить нам неплохую службу.
Эйлин принялась смело воплощать свои слова в жизнь. Де Лейси очень опрометчиво решил, что, если женщина молчит, значит, она никому не может ничего сообщить. Но и Эйлин, и ее мать годами учились общаться с помощью жестов. Возможно, владельцы постоялых дворов и гостиниц и их жены не совсем понимали, о каком своем горе хотели им поведать две женщины, говорящие лишь руками и глазами, но они, несомненно, начинали что-то подозревать и шептались за спиной де Лейси. Никто, правда, не осмеливался открыто бросать вызов графу и его головорезам, но все хорошо вспоминали этих странных путешественников.
Они ехали достаточно быстро, но весть об их приближении доходила до следующей деревни или города еще быстрее. Высокий англичанин вызывал у людей все меньше и меньше уважения, в то время как две женщины, напротив, навоевали всеобщую любовь и сочувствие. Эйлин не знала, какие слухи ходят вокруг них, но заметила, что все кругом относятся к ней очень по-доброму и с почтением. Люди стремились предупредить каждое ее желание, за исключением одного, самого заветного. Увы, но они не могли дать ей свободу.
В одной маленькой деревушке де Лейси досталась до того маленькая и неуютная комнатенка, что он не на шутку разъярился. Распахнув дверь просторной комнаты, в которой уже начали устраиваться Эйлин и Элизабет, он с грозным видом застыл на пороге и внимательно осмотрел кровати, устланные чистыми хлопковыми простынями, набитые пухом подушки, большую бадью для купания и фарфоровую лохань с водой, чтобы умываться.
– У меня большое желание переселиться сюда к вам. Или выкинуть вас обеих в тот свинарник, что достался мне, – недовольно прорычал он.
– Как это любезно с вашей стороны! Вы галантны даже еще больше, чем нравственны, милорд! – с издевкой ответила Эйлин. В присутствии де Лейси Элизабет словно пряталась в невидимую скорлупу, и Эйлин чувствовала себя обязанной говорить за них обеих. – Вы настолько самоуверенны, что считаете, будто все обязаны плясать под вашу дудку. Но вынуждена вас огорчить. Хотя я плохо понимаю французский, но все же из того, что я слышала, ясно одно: здесь ходят разговоры о том, что моя мать – святая. А в этих местах со святыми нельзя плохо обращаться.
– Ба! Так ведь благодаря именно этим набожным причитаниям вы и оказались в таком привилегированном положении! Не подумай, дорогая племянница, что я обвиняю тебя в излишней праведности. – Граф бросил на раздавшуюся фигуру Эйлин злобный взгляд. – Жаль, что ты так сильно похожа на своего отца и очень мало – на меня. А поскольку это так, я, конечно же, не нуждаюсь в еще одном отродье, претендующем на мою землю. Вашей роскошной жизни скоро придет конец.
Элизабет по-прежнему неподвижно стояла в дальнем конце комнаты, так и не успев снять с себя верхнюю одежду. Вопросительно изогнув брови, Эйлин спросила:
– Что же такого сделал мой отец, что вы хотите истребить всех его потомков?
Де Лейси беспокойно забегал глазами и, пожав плечами, как бы оправдываясь, сказал:
– Ему всегда доставалось то, чего хотел я. А потом ему не хватило ума, чтобы удержать все это.
Он вышел, захлопнув за собой дверь. Элизабет подала голос из своего угла:
– Ему всегда хотелось получить именно то, чем обладал твой отец. Его страшно возмущало, что Ричард был старшим сыном. Он считал, что родители всегда любили Ричарда больше. Даже женщин и лошадей он всегда хотел тех, что были у брата. Твой отец изо всех сил старался дать Питеру все, что он пожелает. Если Питер начинал ухлестывать за одной из деревенских девиц, Ричард закрывал на это глаза. Если Питер завидовал купленной Ричардом лошади, тот продавал ее брату. Только свои земли и меня твой отец не хотел уступить Питеру. Тогда он взял это силой.
Элизабет говорила так, будто читала книгу вслух. Но Эйлин чувствовала, что мать сильно волнуется при этом.
– Если ты не хочешь, можешь не рассказывать, – с нежностью в голосе произнесла Эйлин, не желая продлевать страдания матери.
– Больше я не заговорю об этом. Но прежде чем мы умрем, я хочу, чтобы ты хотя бы поняла, почему так вышло. После того как Питер убил твоего отца, он несколько дней жаловался мне на свои мнимые несчастья. Он совершенно нормальный человек, но, когда речь заходит о Ричарде, превращается в безумца. За те короткие шесть лет, что мы провели вместе с твоим отцом, Ричард тоже начал понимать, что Питер совершенно ненормальный. Это послужило одной из причин, по которым он решил открыто заявить о своем вероисповедании. Он начал продавать земли, чтобы построить католическую школу для детей. Это означало, что нам пришлось бы существовать только на те средства, что остались от моего приданого, но только так мы сумели бы забыть о Питере и уехать в какой-нибудь тихий уголок, где смогли бы жить в мире и покое. Но, узнав об этом, Питер вконец обезумел.
Элизабет стала снимать с себя шляпу и дорожный плащ. Эйлин молчаливо ждала продолжения ее рассказа.
– Всегда есть те, кто не приемлет перемен и жаждет власти, – все больше волнуясь, произнесла Элизабет. – Новости о том, что Ричард сохранил свое вероисповедание и не собирается отрекаться от него и впредь, вызвали негодование в самых верхах общества. Его решение продать земли пугало и очень злило людей. Питеру не составило труда собрать шайку убийц. Правда, не думаю, что они планировали убить жену и ребенка, но Питер взял это на себя. Я на самом деле не думаю, что он ехал в тот день на нашу поляну, чтобы убить нас. Но его вспыльчивость сыграла свою роль, когда ты напала на него. Единственное, что было у него на уме, – это уничтожить брата. И только потом он понял, что я никогда не буду принадлежать ему. Мы оба думали, что он убил и тебя. Прошло много дней, прежде чем слуги сумели напоить его настолько, что мне удалось сбежать. Но тогда я едва ли могла мыслить здраво. Я даже не помню, как добралась до монастыря. Когда у меня прошла лихорадка, врач сказал, что Питер своими действиями навсегда лишил меня возможности иметь еще детей. После этого я поняла, что нет смысла жить дальше. Я знала, что Питеру сказали, будто я умерла, но боялась, что он узнает, что это не так, поэтому и не писала сестре. Без тебя и Ричарда я не хотела жить на этой земле.
Элизабет бессильно опустила руки и легла на кровать. Через несколько минут она уже крепко спала.
Эйлин так и осталась сидеть, задумчиво глядя на мать. В ее воображении рисовались картины одна страшнее другой. Мертвый отец, обезумевшая от горя и надругательств над ней мать, грязный и похотливый мужлан – дядя Питер. Эйлин зажмурила глаза и закрыла лицо руками.
Страх за мать и за своего еще не рожденного ребенка овладел ею. Что делать? Куда бежать? И самое главное – как вырваться из лап этого дьявола?
Через несколько дней они уже будут в Кале, а там де Лейси посадит их на свой корабль, и… Эйлин сильно сомневалась, что они с матерью доплывут до противоположного берега.
Когда маленький сгорбленный священник, отчаянно жестикулируя, рассказывал свою невеселую историю, Майкл видел, как постепенно сэр Джон впадал в отчаяние. Сам он разобрал очень мало из того, о чем говорил святой отец, но, услышав имя де Лейси и уже зная, что в монастыре Эйлин нет, он быстро понял, что к чему. Майклу не терпелось спросить, когда и где это произошло, и кинуться вслед за невестой, но усилием воли он подавил свое нетерпение и стал ждать, что скажет сэр Джон.
Только когда они выехали за стены монастыря, баронет нашел в себе силы наконец сказать то, что должен был. Он положил руку Майклу за плечо и отвел в сторону. Остальные их спутники, которых этот рослый отставной капитан сумел спешно собрать, вежливо остались стоять поодаль. И только Пьер Монсар поспешил им навстречу – так ему не терпелось узнать, почему с ними нет Эйлин, Но сэр Джон почти не обратил внимания на его присутствие.
– Де Лейси опередил нас на неделю, Он увез обеих.
Майкл вздрогнул. Целая неделя! Даже представить страшно, что за эту неделю могло произойти.
– Эйлин беременна от Дрейка. Она примерно на седьмом месяце, – добавил тихим голосом сэр Джон, стараясь не смотреть Майклу в глаза.
Стоящий рядом юный кузен Дрейка заметно побледнел.
– Бог мой! – только и мог выговорить он.
Глава 22
Лондон – Кале
Ноябрь1746 года
Лениво привалившись к двери камеры, Дрейк Невилл слушал бахвальство Эдмунда. Сейчас, когда кузен чувствовал, что металлическая решетка надежно защищает его от Дрейка, он мог говорить все, что думает о своем старшем брате.
Дрейк стиснул зубы так, что желваки заиграли на его скулах, но Эдмунд был до того увлечен собственной болтовней, что не заметил грозившей ему опасности.
Стоило ему произнести имя Эйлин, как дверь, которая, как он думал, была заперта, вдруг распахнулась, и Дрейк железной хваткой вцепился ему в горло.
– Когда? Когда ты получил вести от де Лейси? – Дрейк так отчаянно тряс кузена за грудки, что скрывавшиеся до этого в тени камеры мужчины вышли вперед с намерением помешать ему вытрясти из бедняги дух.
– Неделю… неделю назад, – с трудом прохрипел Эдмунд. – Сейчас она уже у него в руках. Ты ничего не сможешь поделать.
– Откуда он узнал о ее местонахождении? – Дрейк еще сильнее сдавил Эдмунду горло.
– Д'Авиньон, – ловя ртом воздух, прохрипел тот. Дрейк немного ослабил хватку. – Д'Авиньон проследил за вами и сообщил де Лейси о монастыре, – продолжил Эдмунд. – Тот расставил людей вокруг стен, и стоит твоей крошке шагнуть за ворота, граф сразу узнает об этом и сцапает ее. Теперь уже слишком поздно, дорогой кузен.
Когда лицо Эдмунда начало приобретать синюшный оттенок, лорд Уэстли положил руку Дрейку на плечо.
– Мы достаточно услышали, Шерборн. Я прошу прощения, что невольно внес во всю эту неразбериху свою лепту, но сейчас Эдмунд на моей ответственности. Отправляйся к мисс де Лейси. Мы не будем тебя останавливать.
Издав яростный крик, Дрейк изо всех сил швырнул Эдмунда на каменный пол и опрометью кинулся по коридору. Стражник еле успел открыть дверь, как Дрейк быстро проскочил мимо него и устремился вниз по лестнице. Времени было мало. Ему всегда не хватало только одного: времени.
Оказавшись на улице, Дрейк огляделся. Заметив у ворот оседланного жеребца, маркиз бросился к нему и, вырвав из руки удивленного слуги поводья, вскочил в седло. Его теперь могут повесить за конокрадство. Монастырь отсюда больше чем в неделе езды. А Эйлин никогда не станет долго сидеть в одних стенах. Нехорошее предчувствие охватило Дрейка, и он сильнее пришпорил коня.
Из окна верхнего этажа Эйлин смотрела на корабли, мерно покачивающиеся на волнах. Паруса были подняты, но на палубах никого не было видно. Дождь, низвергавшийся из свинцовых туч, сплошь закрывающих небо, смыл с них все признаки жизни. По грязному покарябанному стеклу бежали широкие струи воды, поэтому Эйлин не могла открыть окно, чтобы впустить внутрь хоть немного свежего воздуха. В этой тесной комнате, где они провели последние дни, Эйлин чувствовала себя как в могиле. Ей хотелось закричать во все горло и сбежать отсюда, но куда? Ничего другого не оставалось, кроме как смотреть в окно.
Ребенок внутри ее казался еще более тяжелым, чем обычно, и молодая женщина не могла долго стоять на ногах. Опустившись на маленькую скамеечку рядом с окном, Эйлин мельком взглянула на мать. Элизабет де Лейси тихонько сидела на единственном в комнате стуле и с утра до вечера молилась, перебирая четки.
Де Лейси вошел в комнату без стука. За последние дни у него это, казалось, уже вошло в привычку. Эйлин бросила на него раздраженный взгляд, но тут же отвернулась и принялась снова смотреть в окно. Элизабет же никак не показала, что замечает его присутствие.
– Мы отплываем, как только начнется отлив. Мне уже осточертели все эти проволочки! – рявкнул в раздражении он.
– И кроме того, если наши тела каким-то непостижимым образом все же прибьет к берегу, будет проще всего свалить нашу смерть на шторм, – безразличным тоном проговорила Эйлин.
Не зная, что сказать, де Лейси молчал. Элизабет поднялась со стула и стала медленно приближаться к нему. Граф с опаской попятился назад.
– Отпусти Эйлин и ее ребенка. Они не представляют для тебя опасности, – тихо проговорила Элизабет. В ее голосе не было ни злобы, ни страха.
Де Лейси уперся спиной в дверной косяк и со злорадным видом посмотрел на жену своего покойного брата.
– Она уже угрожала мне. Пока она жива, я каждую минуту ожидаю, что мне воткнут нож в спину. Я не люблю, когда мне шлют угрозы, Элизабет.
Граф скользнул взглядом по стройной фигуре Элизабет, мысленно пытаясь представить ее без одежды. Этой женщиной он уже владел однажды. Те несколько дней она принадлежала только ему.
Эйлин повернулась и резко произнесла:
– Не унижайся перед ним за меня, мама. Я не боюсь умереть. Это все же лучше, чем всю жизнь ждать, когда он повернется ко мне спиной, чтобы я смогла воткнуть в нее нож.
Элизабет продолжала, будто не слышала дочь:
– Она молода и не совсем понимает, что такое смерть. Я согласна стать заложницей ее хорошего поведения.
Эйлин задохнулась от возмущения и уже открыла рот, чтобы возразить. Но одного взгляда на мать оказалось достаточно, чтобы понять, как это будет глупо. Женщина, которую она помнила с детства, стояла сейчас, гордо вскинув голову, й в ее изумрудного цвета глазах горел решительный огонь. Эйлин не могла украсть у своей матери возможность вернуться к жизни именно сейчас, когда та впервые за то время, что они провели вместе, вела себя не как покорная монахиня, а как свободный, уважающий себя человек.
– Интересное предложение. – Граф скрестил на груди руки и с интересом взглянул на Элизабет. – После стольких лет без мужчины ты, наверное, просто умираешь от желания, раз так охотно предлагаешь мне себя.
Элизабет заметно побледнела, но еще выше подняла голову и выпрямила спину.
– Если это именно то, что я должна сделать, Бог простит меня. Отпусти Эйлин.
– Нет, мама! – в отчаянии крикнула Эйлин.
Де Лейси оскалился в хищной улыбке:
– Я не могу позволить ей вернуться домой, но продать ее в услужение в колонии будет проще простого. После пятнадцати лет тяжелого труда мысли о мести, должно быть, выветрятся из ее маленькой головки. Она достаточно привлекательна, чтобы найти там себе мужа и отца своему ублюдку. Так что она останется там и счастливо проживет остаток жизни. Это самое лучшее, что я могу предложить, Элизабет.
Эйлин, увидев, как мать молча кивнула, тяжело опустилась на скамью у окна, В ее сердце мелькнула надежда. У нее будет несколько дней, а может быть, и недель на то, чтобы убежать. Но та цена, которую ее мать собиралась заплатить за жизнь дочери, казалась сейчас Эйлин чрезмерно высокой.
Изо всех сил стараясь скрыть дрожь в голосе, Эйлин вмешалась в разговор:
– Мама, я советую тебе повременить с оплатой, пока ты не убедишься, что я благополучно прибыла в колонии. У нашего гостеприимного хозяина будет слишком огромное искушение выбросить меня в море на полпути туда.
Элизабет слабо улыбнулась, в ответ. Но де Лейси был явно недоволен.
– В ближайшее же время я отрежу твой грязный язык, чтобы ты и вправду стала немой. – Снова повернувшись к Элизабет, он добавил: – У тебя есть время подумать до того, как мы приедем ко мне домой. Решай.
Он резко повернулся на пятках и вышел из комнаты.
Эйлин прижала ладонь к животу. Последнее время ребенок толкался почти постоянно.
– Ради ребенка, – прошептала Элизабет, Ее огромные глаза были полны страха и отвращения. – Это надо сделать ради ребенка. Дрейк придет за тобой. Я знаю.
Эйлин кивнула, но сердце ее сковал ледяной ужас. Дрейк приедет за ней, если его не повесят. Или уже не повесили. А даже если он останется в живых, сколько пройдет недель, месяцев или даже лет, прежде чем ему удастся найти ее? Элизабет к тому времени скорее всего уже погибнет в руках этого мерзавца де Лейси. Но если мать откажется, погибнут Эйлин и ее еще не родившийся ребенок. Получается, что тот «выбор», который оставил им де Лейси, вовсе и не является выбором.
Когда они шли от постоялого двора на причал, где их уже ждал корабль, дождь прекратился, и женщинам удалось подняться на борт, не намокнув. Эйлин сняла с головы капюшон и полной грудью вдохнула прохладный влажный воздух. Сквозь просвет между тучами пробились солнечные лучи, и под их светом длинная коса Эйлин, которую заплела ей мать, отливала медью.
Несколько минут спустя небольшой корабль под английским флагом медленно выплыл из бухты и, подставив паруса сильному штормовому ветру, ринулся в открытое море. Эйлин задумчиво смотрела на свинцово-серое небо, поглаживая свой большой живот. Если бы она не была сейчас такой неуклюжей, то с легкостью могла бы улизнуть от людей де Лейси и затеряться в тесных улочках Кале. Но она больше не могла ни быстро бегать, ни перелезать через заборы, ни прятаться в ящиках и бочках, как раньше. Ей ничего не оставалось, кроме как тихо ждать, что преподнесет ей судьба, да молить Господа о милости.
Сэр Джон слушал рассказ хозяина гостиницы, и его лицо с каждой минутой становилось все более хмурым. Когда словоохотливый старичок закончил, баронет поблагодарил его за доброту к «двум святым женщинам», которые провели одну ночь в самой верхней комнате, и дал в награду золотой.
«Точно, святые», – подумал баронет. Если де Лейси удалось сделать из этих двух чертовок святых, то ему стоит сказать за это спасибо. Лишь бы только удалось его догнать.
Сэр Джон встретился глазами с вопросительным взглядом Майкла и покачал головой:
– С ними все в порядке, но они все равно опережают нас на два дня. До Кале остается один день пути. Нам придется обыскать в городе каждый закоулок и надеяться, что они не уплыли сразу же по прибытии.
Услышав эти новости, члены их небольшого отряда опечалились. Не считая Майкла и Пьера, все остальные почти не знали Эйлин, а уж ее мать и в глаза не видели. Но за время путешествия сэр Джон своим искренним беспокойством за девушку и ее мать заставил проникнуться любовью к ним. Поэтому всем очень хотелось поскорее найти Эйлин, и чтобы она оказалась цела и невредима. При мысли о том, что две беззащитные женщины находятся в руках такого корыстолюбивого злодея, как де Лейси, добрые юноши всем сердцем желали освободить их. Поймать де Лейси стало для них делом чести. Полный решимости довести дело до конца, Майкл поскакал вперед, уводя свой маленький отряд на север, в сторону Кале.
Они прибыли в портовый город незадолго до наступления сумерек. Небо вновь было сплошь затянуто черными тучами. Отряд быстро двигался по грязной дороге к заливу, но сильный ветер, словно не желая пускать чужаков в свои владения, трепал их плащи, замедляя ход. Наконец они подъехали к небольшой таверне из грубого камня. Промокшие до костей, озябшие и усталые после недельной скачки, путники представляли собой весьма жалкое зрелище.
Решительным тоном Майкл начал отдавать приказания:
– Сейчас мы разделимся на две команды. Пьер говорит по-французски. С ним пойдут трое вниз по дороге и направо. Сэр Джон возьмет с собой остальных и пойдет налево. Расспрашивайте любого, кто попадется на пути. Если удастся что-нибудь обнаружить, делаем два выстрела в воздух.
– Хоть так проверим, на что годятся наши ружья, – проворчал Пьер, стягивая с ноги некогда щегольской башмак и выливая из него воду.
Проклиная задержавший их прилив, Дрейк направил подзорную трубу на видневшийся впереди порт. Он не надеялся увидеть что-то, кроме пустых улочек, но горькое чувство разочарования от того, что он находится так близко, но не может добраться туда, не давало ему покоя.
Ужасная погода смыла с лица города все признаки жизни, и стоящие у причала корабли также были пусты. Все, кроме одного. Дрейк без особого интереса направил подзорную трубу на это небольшое суденышко. Изо всех сил борясь с ужасными порывами и колким моросящим дождем, матросы сновали туда-сюда по палубе, распуская лоскутные паруса и направляя их по ветру. Похоже, кому-то очень не терпится поймать попутный ветер. Скоро отлив, и это будет им только на руку.
И тут Дрейк заметил на палубе движение, показавшееся ему неестественным среди общей суеты. Он принялся наводить фокус, стараясь получше рассмотреть привлекшую его внимание фигуру в черном плаще. Моряки очень редко носили плащ. Еще реже они были такого маленького роста и щуплого телосложения. Внезапно сильный порыв ветра сорвал с головы человека капюшон, и Дрейк увидел длинную медно-рыжую косу.
