Текст книги "Целомудрие и соблазн"
Автор книги: Патриция Кэбот
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 25 страниц) [доступный отрывок для чтения: 10 страниц]
Глава 3
Так уж получилось, что не только леди Кэролайн Линфорд и ее матери до смерти надоело слушать бесконечные сплетни и пересуды о Брейдене Грэнвилле. Брейден Грэнвилл признался себе, что его тоже утомили слухи о нем самом.
Когда утром следующего дня Грэнвилл открыл свежий номер «Таймс» и на первой же странице увидел статью о самом себе, он с досадой пожал плечами и отложил газету. Давно миновало то время, когда при виде собственной фамилии, напечатанной в «Таймс», да еще в сочетании с такими словами, как «состоятельный промышленник», его охватывало радостное волнение и даже восторг. В конце концов, он далеко не всегда был таким уж состоятельным, и титул «промышленник» достался ему не от рождения. Когда-то, давным-давно – хотя он отлично помнил те далекие времена, – он был беден как церковная мышь, и его приятелями были уличные оборванцы, с которыми он слонялся по городу в поисках легкой наживы – если не чего-то похуже. Эти оборванцы наградили его прозвищем Мертвяк Десятка. Еще в пять лет Брейден прославился на весь квартал тем, что без промаха бил из рогатки бегущую крысу на расстоянии в пятьдесят шагов, а то и больше.
С того же времени у него выработалась привычка двигаться к цели решительно и напрямик, не сожалея ни о чем и не оглядываясь назад. Но это вовсе не значило, что он стал рабом своего нынешнего успеха. Ведь многие из тех, кто сейчас пел ему дифирамбы, были теми самыми людьми, что даже не посмотрели бы в его сторону всего несколько лет назад. Он трезво оценивал свои силы и не считал себя ни гением – как его именовали теперь, – ни убожеством, как его называло общество раньше. Брейден давно пришел к выводу, что истина расположена где-то посередине между этими двумя крайностями, и самое лучшее в его положении – никогда об этом не забывать.
Действуя согласно этой установке, он с прилежным видом подвинул к себе стопку писем, решив их просмотреть.
Но не успел он прочесть и строчки, как в дверь его кабинета постучали. Он поднял голову и довольно сдержанно произнес:
– Войдите.
Сжимая в руках тот самый экземпляр «Тайме», что минуту назад отложил Брейден, в комнату неслышно проскользнул Ронни Эмброуз по кличке Проныра. Он старательно прикрыл за собой дверь с видом человека, изо всех сил пытавшегося остаться незамеченным и попасть к хозяину прежде некоей значительной особы, скорее всего находившейся в соседней комнате.
– Прости, что я вот так вломился, Мертвяк, – тихо начал он, как только убедился, что дверь надежно закрыта, – но здесь она!
Брейдену не требовалось уточнять, кого Проныра подразумевает под словом «она». Он ответил спокойно, хотя и с легким удивлением:
– Вот уж не думал, что она может заявиться в такую рань. Ведь сейчас только начало одиннадцатого!
– На ней сегодня шляпа с перьями, – сообщил Проныра, пересекая комнату и с тяжелым вздохом опускаясь на мягкое сиденье кожаного кресла по другую сторону массивного рабочего стола хозяина кабинета. – Ну, ты знаешь, та, что для магазинов.
– Ага, – откликнулся Брейден. – Тогда все ясно.
– Точно! – подхватил Проныра. Он расправил газету и с напускной небрежностью поинтересовался: – Ты уже читал сегодняшние газеты, Мертвяк?
– Читал, – невозмутимо ответил Брейден своим низким, раскатистым басом.
Проныра ловко развернул газету и сунул ее Брейдену под нос так, чтобы была видна нужная статья.
– А вот это место ты прочел?
– Конечно, – кивнул Брейден.
– Они назвали его «элегантным»! – Проныра не удержался, повернул газету к себе и стал читать вслух. Он читал не очень выразительно, но, несмотря на напускное равнодушие, его голос то и дело вздрагивал от возбуждения. – «Талантливый изобретатель пистолета, заряжающегося с казенной части, порадовал нас новой элегантной моделью, которая, безусловно, не оставит равнодушными самых строгих ценителей огнестрельного оружия». – Проныра бросил на своего хозяина многозначительный взгляд: – Хочешь знать, сколько заказов уже поступило к нам за сегодняшнее утро?
– Надо полагать, немало, – все так же спокойно ответил Брейден. – Напомни мне, Проныра, сегодня же послать автору этой статьи ящик самого лучшего бренди.
– Мертвяк! – Проныра вскочил с кресла и полез прямо к нему на стол, забыв о газете, которую скомкал в кулаке. – Мертвяк, да что за чертовщина с тобой творится? Ты только что получил самый блестящий отзыв об одной из своих новых пушек, и не в каком-то бульварном листке, а в самой «Таймс»! В лондонской «Таймс», ты понимаешь? В газете, которую читает и которой верит куча народу во всем мире! А ты сидишь с таким видом, будто ничего не случилось! Черт побери, какая муха тебя укусила?
– Мало того, что ты Проныра, так еще и болван! – Брейден резко выпрямился. – Никакая муха меня не кусала. Просто я сегодня не выспался. Ты же знаешь, что вчера мне пришлось всю ночь торчать на балу.
Проныра расхохотался во все горло. Не многие храбрецы могли похвастаться тем, что открыто хохотали в лицо самому Грэнвиллу, но Роналд Эмброуз недаром был тенью этого человека на протяжении двух десятков лет. Ха, да он уже потерял счет тем случаям, когда ему приходилось тыкать Грэнвил-ла носом в его собственное дерьмо! Это, конечно, было очень давно, еще до того, как решением суда его дружка отдали в обучение ремесленнику. Именно тогда начался тот головокружительный взлет в карьере, что принес Брейдену богатство и почет. Естественно, в те годы ему было далеко до нынешнего внушительного роста в шесть футов и сколько-то там дюймов.
– Ой-ей-ей! – всхлипывал он от смеха. – Бедный ты, несчастный! Поди, совсем замучился, пока таскался ночь напролет за леди Жаки?
– А вот это не твое дело, Проныра! – сердито рявкнул Брейден.
Но Проныра расхохотался пуще прежнего – на этот раз оттого, что вспомнил, как заслужил свое прозвище.
– Ну и как, повезло на этот раз?
– Если ты имеешь в виду, удалось ли мне узнать имя человека, с которым моя невеста имеет тайную порочную связь, то мой ответ будет «нет». Не повезло, – буркнул Брейден. – Во всяком случае, я не раскопал ничего определенного, что могло бы послужить веским доводом в зале суда на тот случай, если ей вздумается подать на меня жалобу за нарушение брачного обещания…
– Если ей вздумается?! – насмешливо протянул Проныра. – По-твоему, если ты дашь ей от ворот поворот, то наша Жаки Селдон только тихо вздохнет в ответ и не потащит тебя в суд, чтобы вытрясти из тебя все до последнего пенни? Черт побери, Мертвяк, да ты подумай сам! До вашей свадьбы осталось меньше месяца!
– Я помню об этом не хуже тебя, Проныра, – тоскливо ответил Брейден. – Вот почему, – пояснил он, – я не собираюсь прекращать за ней слежку.
– Неужели нашим парням так и не удалось ничего разнюхать?
– О, они утверждают, что у нее есть мужчина, – мрачно пробурчал Брейден. – Но либо наши парни утратили хватку, либо этот тип – настоящий призрак. Судя по их отчетам, он способен раствориться в тени и затеряться в толпе, как будто…
– …как будто это один из нас, – закончил за хозяина Проныра. Он даже присвистнул, ошеломленный столь неожиданным открытием. – По-твоему, это возможно?
– Конечно, нет! – заверил его Брейден. – Разве дочка высокородного герцога, голубая кровь, станет путаться с выскочкой из лондонских трущоб?
– Ты хочешь сказать – исключая тебя самого?
Брейден не смог скрыть самодовольной ухмылки.
– Именно так. Нет, я полагаю, что все намного проще. Скорее всего этот хлыщ женат и лезет вон из кожи, чтобы об их интрижке не узнала его супруга.
– Или ты – что более вероятно, – добавил Проныра. – Ведь ты наверняка снесешь ему башку, как только узнаешь, кто он. И все же я не могу понять, Мертвяк, к чему столько возни? Пусть судится себе на здоровье! Ты же у нас богат как Крез! От тебя не убудет, если ты кинешь этой сквалыге пару тысчонок – и пусть катится ко всем чертям! Зато ты отделаешься от нее раз и навсегда.
– Нет, – улыбки на физиономии Брейдена как не бывало, – для меня этот выход неприемлем. – Он выражался так учтиво, как будто сидел в гостях и отказывался от второй чашки чаю. – Леди Жаклин Селдон не получит от меня ни фартинга сверх того, что я пожелаю дать ей сам. И уж во всяком случае, не через суд.
В Брейдене говорили ущемленное самолюбие и мужская гордость. Между прочим, ему до сих пор и в голову не приходило, что его гордость окажется настолько уязвимым предметом, что будет страдать из-за происков какой-то алчной бабы.
Но с другой стороны – до сих пор ни одной женщине не было доступа в его сердце.
И в этом был виноват только он. Потому что он позволил себе слишком открыто радоваться тому, что до него снизошла эта сногсшибательная красавица, настоящая светская львица, да вдобавок – что не могло не польстить выходцу из Ист-Энда – дочка настоящего чистокровного герцога! Он увлекся ею со всем пылом человека, околдованного блеском и элегантностью высшего света, и не подумал о том, что для начала следовало бы поинтересоваться, что скрывается под этой ослепительной оболочкой.
Правда, он довольно скоро пришел в себя. Едва их помолвка приобрела официальный характер, как Жаки стала вести себя несколько странно. Она не считала обязательным появляться там, где обещала ему быть накануне, или же приезжала неприлично поздно, даже не потрудившись внятно объяснить причину своих опозданий. При этом у нее почти всегда был вид… в общем, вид женщины, которую только что хорошо потискал какой-то мужчина. Причем отнюдь не Брейден. Только теперь до него дошло, что в своем пылком увлечении он непростительно забыл о том простом факте, что Жаклин, в сущности, ничем не отличается от прочих женщин. Что несмотря на голубую кровь и изысканное воспитание, она способна врать ему в глаза и наставлять рога ничуть не хуже любой потаскушки.
– Могу только посочувствовать тебе всем сердцем, – со вздохом произнес Проныра. – И куда катится этот мир, если парень вроде Брейдена Грэнвилла – самого Лондонского Сердцееда! – не в силах помешать своей невесте наставить ему рога? Это выглядит почти… как бишь это называют? Ага, вспомнил! Высшая справедливость, вот!
Брейден криво улыбнулся, покосившись на своего приятеля.
– Ты, Проныра, становишься прямо мудрецом, когда берешься рассуждать о моей личной жизни! Может, хватит трепать языком и перемывать мне кости? Не пора ли впустить сюда ее светлость? Боюсь, как бы Змей с Брюханом не натворили каких-нибудь глупостей, стараясь произвести на нее хорошее впечатление.
– Ладно, ладно! – На физиономии Проныры внезапно появилось жалобное выражение. – Впущу я ее, никуда не денусь! Но помяни мое слово, Брейден, она не доведет тебя до добра! Я еще никогда не видел тебя таким пришибленным! И уж тем более из-за бабы. Ты же знаешь, она и мизинца твоего не стоит! Да пусть она хоть десять раз титулованная особа, по мне, эта твоя леди Жаки ничуть не лучше любой вертихвостки!
– Полегче на поворотах, мистер Эмброуз! – небрежно заметил Брейден. – Не забывай, что речь идет о моей будущей жене!
– Ни за что не поверю, пока не увижу вас в церкви! – с чувством воскликнул Проныра, закатив глаза с самым страдальческим видом.
– Хватит валять дурака, Проныра! – отрезал Брейден, внезапно ощутив страшную усталость. – Впусти ее в кабинет. И раздобудь мне кофе, хорошо? Голова раскалывается, как будто ее зажали в тиски!
– Как будет угодно вашей дражайшей светлости! – с фамильярным поклоном пропел Проныра. А затем гордо выпрямился и с видом оскорбленного достоинства покинул кабинет. Только уголки его рта предательски вздрагивали от едва сдерживаемого смеха.
Оставшись в одиночестве, Брейден какое-то время сидел неподвижно, рассеянно глядя в большое окно. Широкая Бонд-стрит с роскошными магазинами и нарядной оживленной толпой представляла собой самый очаровательный вид, какой только можно купить за деньги в этом городе. Но Брейдена вид из окна нисколько не интересовал – по крайней мере в данную минуту. Как это часто случалось с ним в тяжелые времена, вместо толпы на Бонд-стрит перед его мысленным взором возникло лицо матери – молодое и красивое, каким оно было до того, как тяжкий недуг безжалостно разрушил ее хрупкую красоту и отнял жизнь. Несколько коротких лет до ее смерти Брейден до сих пор считал самым счастливым периодом в своей жизни. А потом ее не стало…
Слава Богу, что на его пути встретился порядочный человек, который не поленился и спас мальчишку, не позволив ему превратиться в того, кем он мог бы стать…
Брейден не сомневался, что его карьера претерпела столь крутой поворот именно в те дни, когда мать уже была на пороге смерти. Ему как раз посчастливилось раздобыть сотню фунтов – по тем временам они казались Брейдену целым состоянием, – но и деньги не помогли. Потому что никакие деньги – пусть даже ему достались бы богатства всего мира – не могли спасти его мать.
И ни за какие сокровища ему не удалось бы вернуть ее назад.
– Брейден, – пропел хорошо поставленный музыкальный голос. – На что это ты так смотришь?
Брейден с трудом очнулся от своих дум и не сразу понял, что он не сидит возле очага в убогой каморке, где прошло его детство, а развалился в удобном кресле в своей шикарной конторе на Бонд-стрит. И женщина, только что окликнувшая его по имени, вовсе не его мать, покинувшая этот мир в тяжких страданиях более двадцати лет назад, а вполне живая и здоровая леди Жаклин Селдон, чья элегантная фигура и безупречная красота приводили в восторг великосветский Лондон.
– Я уже ревную, – кокетливо проворковала Жаклин и томным жестом протянула через стол затянутую в перчатку нежную ручку, чтобы Брейден мог запечатлеть на ней почтительный поцелуй. – Признавайся, кто она?
Он внимательно посмотрел на свою невесту. Жаклин красовалась в новом наряде – во всяком случае, Брейден видел его впервые. И он подумал о том, что модельер перестарался с перьями Марабу, украшавшими модную элегантную шляпку. Из-под колыхавшейся пушистой занавеси едва удавалось разглядеть черты ее лица. Но и по тому, что было видно, можно было с уверенностью сказать: перед вами настоящая красавица.
– Она? – рассеянно переспросил Брейден, автоматически поднося руку к губам и целуя ее.
– Да, глупышка! Та самая, о ком ты думаешь, сидя здесь один-одинешенек! Только не пытайся уверить меня, будто это не женщина! – Жаклин по-хозяйски устроилась на краю его стола, вполне отдавая себе отчет в том, на какую неприлично опасную высоту задрался при этом ее подол, укрепленный на жестком кринолине.
– Да, это была женщина, – медленно проговорил Брей-ден, снова опускаясь в свое кресло. Он вскочил на ноги в ту же секунду, как понял, что в кабинет вошла леди, – как и положено воспитанному джентльмену. Вот только, говоря по чести, Брейден сильно сомневался в том, что она действительно леди. О нет, не по праву рождения. С ее родословной все было в порядке – в отличие от порочной натуры. Между прочим, поначалу даже эта черта казалась Брейдену очаровательной. Еще бы: высокородная герцогская дочка, способная отбросить надменную сдержанность и вести себя откровенно, по-женски… Разве может мужчина мечтать о лучшей жене?
Брейден очень скоро понял, что да, может, коль скоро будущая жена позволяет себе подобные вольности не только со своим женихом…
– Ах, как я ревную! – воскликнула Жаклин, и при этом ее нижняя губка обиженно выпятилась, сделав ее лицо еще очаровательнее. – Кто она? Признавайся немедленно! Не тяни, выкладывай, кого тебе удалось взнуздать и затащить в стойло на этот раз?
Брейден ничего не ответил. Ему вообще не требовалось много говорить в присутствии Жаклин. Леди Селдон никогда не лезла за словом в карман, и ее говорливости вполне хватало на двоих.
– Так-так-так, дай-ка я подумаю… – Она постучала пальчиком по подбородку, демонстрируя работу мысли. – С кем ты говорил при мне вчера на балу? Конечно, с леди Эшфорт, но для тебя она слишком старая. Мне известно, что она от тебя без ума, но вряд ли это тот тип женщин, о котором мужчины будут тоскливо вздыхать, сидя в тиши своего кабинета. Кто же еще там был? Ах, да! Эта соплячка из семейки Линфорд! Но для твоего утонченного вкуса она слишком непривлекательна! Ну, кто еще это мог быть? Так и быть, Грэнвилл, я сдаюсь!
– Ты слишком легко сдалась, – в тон ее небрежным рассуждениям ответил он. – Но так и быть, я скажу, о ком думал, чтобы ты не мучилась. Это была моя мать.
– Ох… – В голосе Жаклин прозвучало откровенное разочарование. – Да я бы в жизни не догадалась! Ты никогда о ней не говорил!
– Да, – подтвердил Грэнвилл. – Я о ней не говорил. – Только не с Жаклин! Только не сейчас. И вообще никогда. – Итак, миледи, я вас слушаю. Надеюсь, вы не будете скрывать от меня причины, по которым я имею честь лицезреть вас в своей конторе в столь непривычно ранний час? Насколько мне известно, вы не любите вставать раньше полудня.
– Ах вот как, мистер Грэнвилл? – игриво улыбнулась Жаклин. – Вы вообразили, будто знаете обо мне все? Ну так вот, да будет вам известно, у меня есть свои маленькие тайны!
– Разумеется! – воскликнул Грэнвилл. – Я не сомневаюсь, что у вас есть множество тайн! И когда я наконец-то открою их все до единой, моя дорогая, мой стряпчий наверняка сумеет значительно пополнить свои карманы!
Жаклин тут же стало не до смеха.
– Ч-что? – пролепетала она. Даже под слоем румян – точнее, под самой легкой пудрой, какую могла себе позволить дама ее ранга, не нарушая приличий, – можно было разглядеть, как побледнели нежные щечки. – Н-на ч-что это ты намекаешь, мой котик?
Брейден в тот же миг пожалел о том, что не сдержался и позволил себе сказать лишнее. Он и сам не мог понять, чем была вызвана эта неуместная вспышка. Может быть, Жаклин слишком небрежно и даже язвительно отозвалась о леди Кэролайн Линфорд? Но ведь он едва успел обменяться с этой девушкой парой слов – и уж тем более не испытывал к ней ни малейшего интереса. Столь непозволительная болтливость могла испортить все дело. Не хватало еще, чтобы в этой прелестной головке зародились подозрения. Они наверняка заставят ее удвоить осторожность во время свиданий с ее загадочным любовником. И он решил усыпить ее бдительность.
– Ах, миледи, простите великодушно! – с покаянным видом заговорил он. – Я сделал попытку пошутить, но тут же понял, какой безвкусной и неучтивой была эта шутка! Скажите же мне скорее, чем я обязан столь раннему визиту?
Жаклин сверлила его подозрительным взглядом, но лицо Брейдена источало столь неподдельное добродушие, что все страхи Жаклин исчезли без следа. И вот уже на милые щечки вернулся очаровательный девичий румянец, и она весело затараторила:
– Ох, Грэнвилл, ты не можешь себе представить! Вирджиния Кроули утверждает, будто к весне мода совершенно поменяется, и потому она будет сегодня у мистера Уэрта заказывать себе новый сногсшибательный гардероб. Ну, ты ведь знаешь, что я не в состоянии позволить себе ничего подобного, особенно после той… последней встречи с мистером Уэртом, когда он завел речь о папином кредите…
– Сколько тебе нужно? – перебил ее Брейден, сунув руку в карман жилета.
На хорошеньком личике промелькнула алчная радость, но уже через секунду оно стало лирически-задумчивым.
– Ну, ты ведь понимаешь, что мне совершенно необходимо обновить весь гардероб: шляпы, капоры, перчатки, туфли, чулки, не говоря уже про нижнее белье… Думаю, что вот столечко хватит. – И она показала ему указательный и большой пальцы правой руки, разведя их примерно на полдюйма.
Брейден протянул ей пачку банкнот, примерно соответствующую показанной толщине, и произнес:
– Передай мои наилучшие пожелания мистеру Уэрту. – Он полагал, что гораздо достойнее раскошелиться сейчас по собственной воле, нежели выкладывать те же деньги по решению суда.
– Ах, дорогой, большое спасибо! – Жаклин перегнулась через стол и подставила губки для поцелуя. Тем временем банкноты как бы сами собой исчезли в недрах ее элегантного ридикюля. Брейден неохотно коснулся ее губ – небрежный, легкий поцелуй на прощание. Но у Жаклин, как оказалось, были иные намерения. Она крепко, по-хозяйски ухватила его за лацканы сюртука и подтащила поближе к себе. При этом ее язык глубоко погрузился к нему в рот, а пышный бюст весьма откровенно прижался к его груди.
– Ну… – протянул он, когда Жаклин наконец сочла возможным прервать поцелуй и выпрямилась, – пожалуй, это было мило.
– Мило?! – Жаклин, задетая за живое, резко отшатнулась. – Разве о таких вещах говорят, что это «было мило»? Никогда в жизни не слышала ничего подобного! Нет, Брейден, ты в последнее время явно не в себе! С тобой что-то происходит!
– Происходит? – Брейден не удержался от издевательской улыбки. – По-твоему, это со мной что-то происходит?
– Да, именно с тобой! Ты хоть помнишь о том, что прошел уже месяц… ну или почти месяц с тех пор, как мы с тобой… проводили ночь вместе?
– Ах, Жаклин, – небрежно откликнулся он, – но ведь ты знаешь, что теперь, когда мы официально помолвлены, нам следует вести себя сдержаннее! О прежних диких выходках не может быть и речи! Подумай, что скажут люди?
– Раньше тебя вовсе не интересовало, что скажут люди, – с некоторой горечью возразила Жаклин. – Если уж говорить начистоту, то твоим девизом было: «Плевать я хотел на то, что про меня скажут!»
– Да, – подтвердил Брейден, осторожно подбирая слова. – Но в те времена на кону стояла только моя личная репутация, а не доброе имя моей будущей жены.
– Ну, – она глубоко вздохнула и возвела глаза к потолку, – на тот случай, если ты все-таки передумаешь, ты знаешь, где меня искать. – С этими словами леди Жаклин выплыла из комнаты.
Еще миг – и за ней захлопнулась дверь. Но в кабинете на память о ее посещении остался стойкий аромат приторного розового масла и несколько маленьких перышек марабу, вывалившихся из плюмажа на шляпе и лежавших, подобно сухим осенним листьям, на темной поверхности его рабочего стола.
Похоже, его отец все это время караулил под дверью, потому что он влетел в кабинет в ту же минуту, как только его покинула молодая невеста. По пятам за Грэнвиллом-старшим следовал Проныра Эмброуз, едва сдерживая ярость.
– Брейден, мальчик мой! – вскричал Силвестер Грэнвилл, распахнув руки для горячих отцовских объятий, но не расставаясь ни на секунду с книгой в дорогом кожаном переплете. – Прими мои поздравления!
– Поздравления?.. – Брейден озадаченно переглянулся с Пронырой, который в ответ лишь сокрушенно покачал головой.
– Не может быть! Только не говори мне, что ты ничего не слышал! – Силвестер с удобством расположился в одном из глубоких кожаных кресел, стоявших напротив рабочего стола его сына. – Я видел, что леди Жаклин только что вышла из твоего кабинета! Надеюсь, ты не обидишься на меня, если я скажу, что уже поделился с ней этой радостной новостью?
Брейден сел на свое место. Ему пришлось встать, чтобы сохранить хотя бы видимость вежливости, когда он прощался со своей невестой. Он жутко устал, а голову по-прежнему сжимали раскаленные тиски. Интересно, что стало с тем кофе, которое ему обещал подать Проныра?
– Какой новостью? – равнодушно спросил он.
– Ну как же, той самой, которую я слышу с самого утра! О ней уже говорит весь город! Она связана со статьей в газете, посвященной новой модели твоего пистолета!
– И в чем же дело? – спросил Брейден.
– Ты и правда ничего не знаешь? Ну так знай: все считают, что это дело решенное и не далее как к концу года тебе пожалуют дворянскую грамоту! Скорее всего ты получишь титул баронета! – Силвестер мечтательно прикрыл глаза и покачал головой. – Подумать только! Мой сын – баронет! И вдобавок женится на дочери герцога! В жилах моих внуков будет течь чистейшая голубая кровь, а перед их именами будет стоять дворянский титул! Может ли человек мечтать о лучшей участи для своих потомков?
Брейден молча разглядывал своего отца. Смерть горячо любимой жены выбила старика из колеи, и он так и не оправился до конца от этого удара. Он слегка повредился в уме, но помешательство выглядело смешным чудачеством, одержимостью то одной, то другой навязчивой идеей. Последним увлечением Силвестера Грэнвилла стала геральдика – что подтверждалось толстой книгой, которую он повсюду таскал с собой, – и это по сравнению со всем прочим выглядело по-детски невинно. Однако теперь Брейден всерьез задумался над тем, не рано ли он успокоился.
– Баронет? – задумчиво переспросил он. – Нет, это вряд ли возможно.
– Ты глубоко заблуждаешься! Возможно, конечно, возможно! – заверил его отец. – Похоже, предложение исходит от его высочества принца Уэльского! Я бы очень хотел, чтобы ты успел получить титул до свадьбы! Представляешь, как будет выглядеть эта запись: «Жаклин, единственная дочь четырнадцатого герцога Чайлдса, сочеталась браком с Брейденом Грэн-виллом, баронетом, двадцать девятого июня тысяча восемьсот семидесятого года…»
И тут Брейдена охватило неприятное чувство, весьма похожее на ужас. Потому что до него дошло, что в словах его отца нет и тени безумия. Что он рассуждает вполне здраво. Господь свидетель, все то, о чем говорил Силвестер, должно случиться менее чем через месяц.
Проныра, все еще торчавший в дверях, осведомился с напускным подобострастием:
– Вам по-прежнему угодно выпить кофе, милорд?
– Да, – буркнул Брейден. – И послушай, старина, не забудь плеснуть в него виски!
