Текст книги "Узор на снегу"
Автор книги: Патриция Хорст
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 11 страниц) [доступный отрывок для чтения: 5 страниц]
2
Девочка во многом напомнила Лилиан ее саму в этом возрасте – маленький сорванец, за независимой внешностью и показной храбростью которого скрывается внутренняя неуверенность и уязвимость.
– Ой! – разочарованно воскликнула она, когда Лилиан открыла дверь в ответ на ее стук. – Вы не Виктор.
– Это точно. По крайней мере, не была им, когда последний раз смотрелась в зеркало.
Лилиан рассмеялась, но девочка, очевидно не рассчитывавшая на гостеприимство незнакомки, отвернулась с удрученно поникшими плечами.
– Тогда простите за то, что барабанила в дверь.
– Подожди, пожалуйста. Я никого здесь не знаю, и ты – первая моя посетительница.
– Мне не позволяют надоедать гостям.
– Но ты мне вовсе не надоедаешь. – Она протянула руку. – И потом, мы можем познакомиться и общаться дальше на вполне законных основаниях. Я – Лилиан Моро.
Девочка покраснела и подала ей не слишком чистую руку.
– Стефани, – пробормотала она и, увлекаемая Лилиан, вошла в комнату.
Лилиан привыкла вить гнездо, где бы ей ни случилось оказаться, – будь то захудалый гостиничный номер или замок, – и Пайн Лодж не стал исключением. Едва развесив одежду в гардеробной и разложив туалетные принадлежности в ванной, она тут же занялась гостиной. Зажгла свечи на низком столике перед двусторонним камином, обогревавшим также и спальню. Задвинула темно-красные шторы, чтобы отгородиться от унылых сумерек, положила в огонь еще одно полено и бросила на диван огромную синюю шаль из роскошного мохера.
Нельзя сказать, чтобы ее временное пристанище было лишено комфорта. Напротив, все было продумано до мелочей, вплоть до свежих цветов и фруктов в вазах. Но несколько «личных» штрихов сделали его более похожим на дом.
И все же чувствовалось, что Стефани здесь по-прежнему неуютно. Не переставая теребить край своего безразмерного свитера, она время от времени пугливо оглядывалась, словно ожидая, что ей в любую минуту могут указать на дверь.
Прошло уже более шестнадцати лет с тех пор, как Лилиан испытывала подобные страхи, никогда не зная, ждут ли ее в двухкомнатной квартирке, которая была ее домом, или следует еще погулять в парке в ожидании окончания «репетиции» матери, но воспоминания об этом не поблекли со временем. Лилиан казалось, что они будут преследовать ее всегда; чувство заброшенности, ненужности оставляет в душе глубокие шрамы. С симпатией разглядывая смущенную маленькую гостью, она сказала:
– Почему бы тебе, не найти какую-нибудь музыку, пока я приготовлю перекусить? Выбери что тебе нравится, хорошо?
– Хорошо, – ухватилась Стефани за возможность быть полезной.
В число кухонных приспособлений, о которых говорил Тимоти Эванс, входили винный бар с холодильником, компактная электроплита, кофеварка и маленькая раковина. На сушилке стояли бокалы и чашки, а в шкафчике рядом с холодильником хранились запасы кофе, шоколада, орехов и прочих разностей.
– Для шампань еще слишком рано, – сказала она, исследуя содержимое холодильника, – но мы можем отметить наше знакомство клюквенным коктейлем, да?
Стефани оторвала взгляд от пластинок, которые перебирала, и хихикнула.
– Вы смешно говорите. Шампань… Здесь это просто старое доброе шампанское.
– Ну, ведь я француженка, поэтому кое-что произношу немного иначе, но я попросила бы тебя исправлять мои ошибки. – Тем временем Лилиан наполнила хрустальные бокалы искрящимся клюквенным соком, поставила их на маленький серебряный поднос рядом с блюдцем орехов и, отнеся все это к камину, подала девочке бокал. – Что ж, за приятные дни, предстоящие нам с моей новой подругой Стефани. Веселого Рождества, моя дорогая!
– Не думаю, что у вас останется время на меня, когда начнется праздничная программа.
– Хочешь сказать, что для молодых леди в Пайн Лодж праздников не устраивают? Не попоешь, не потанцуешь, не наденешь красивую обновку?
– Ну, для детей будет Санта-Клаус – это Рил и с подушкой, засунутой под ремень. – Девочка задумчиво смотрела в свой бокал. – Я перестала верить в Санта-Клауса после смерти мамы и теперь почти ненавижу Рождество, потому что оно заставляет меня чувствовать себя ужасно одинокой. Я лучше проведу его со своими собаками.
Сердце Лилиан сжалось. Даже смерть безалаберной, равнодушной матери – большая потеря для ребенка, как ей хорошо было известно. А когда мать окружает дочь любовью, как это наверняка было со Стефани, насколько острее должна ощущаться утрата!
– Сейчас все будет иначе, обещаю тебе. В этом году мы будем веселиться. – Она взяла у девочки бокал и поставила ее на ноги. – Ну-ка сбрасывай ботинки, давай танцевать!
После мгновенного колебания Стефани покраснела от удовольствия и уголки ее рта, поначалу печально опущенные, приподнялись в улыбке. А глаза стали похожи на сапфировые звезды – в них сиял восторг, который способны испытывать только дети.
Сердце Лилиан снова сжалось от переполнявших ее чувств. Как мало надо для того, чтобы порадовать эту девочку, и как самой ей хотелось бы иметь вот такую дочь! Она бы немного баловала ее, и очень любила, и проводила с ней неповторимые минуты, восполняя то, чего лишена была сама.
Но все это пока лишь пустые мечты. Случайные связи, бездумные соития, которые приносят в мир нежеланных детей, не для нее. Прежде всего у нее должен быть муж, а также любовь – достаточно сильная для того, чтобы желать продлиться всю жизнь в детях.
Сморгнув непрошеную слезу, она взяла Стефани за руки.
– Пойдем, дорогая. Нельзя позволять музыке играть впустую.
Они уже дважды проскакали из конца в конец комнаты, порой спотыкаясь и неудержимо хохоча, когда неожиданный стук в дверь заставил их резко остановиться. Лилиан улыбнулась.
– Ну, что я тебе говорила? Наше веселье не прошло незамеченным, и кто-то уже хочет присоединиться. Сделай музыку немного потише и допей своей коктейль, а я посмотрю, кому так не терпится войти.
Не терпелось Тимоти Эвансу, с его неизменно хмурым видом. Неужели он и спит так, подумала Лилиан, с поджатыми губами и сведенными над переносицей красивыми бровями?
Решив не обращать внимания на его явно дурное настроение, она прощебетала:
– Очень рада видеть вас снова, мистер Эванс. Может быть, войдете?
– Это не светский визит, мисс Моро.
– Тем не менее здесь слишком холодно, чтобы разговаривать через порог. – Она открыла дверь пошире и сделала приглашающий жест. – Какое бы дело ни привело вас ко мне, не могли бы мы, по крайней мере, обсудить его в тепле?
– Если вам не нравится холод, – проговорил он, входя в гостиную, – почему вы решили провести Рождество в этих краях? Вы же знали, что здесь не тропики.
– О да, – воскликнула она, с трудом сохраняя хорошее расположение духа, – даже я это знаю. Но уверена, вы пришли не затем, чтобы давать мне уроки географии. Так чем я могу быть вам полезна? Неужели решили, что мне нельзя жить в этом номере?
– У-у-у! – Возглас Стефани не предвещал ничего хорошего.
Эванс устремил взгляд удивительно синих глаз на девочку. И в этот момент Лилиан заметила, до чего похожи эти двое упрямыми очертаниями губ.
– Я пришел, чтобы забрать свою дочь, – сказал он, окидывая комнату взглядом, который не упустил ничего – ни разбросанных ботинок, ни двух винных бокалов с рубиновым содержимым. – Ей не следовало беспокоить вас и напрашиваться в гости.
– Она вовсе не напрашивалась, уверяю вас, – твердо сказала Лилиан. – Я сама пригласила Стефани, и мы обе были бы очень рады, если бы и вы присоединились к нам.
– Нет, благодарю вас. – Он повернулся, чтобы уйти, и бросил через плечо: – Надевай ботинки и пойдем, Стеф. Мне нужно быть в главном корпусе через полчаса.
Он вышел из номера и зашагал по веранде, яростно скрипя снегом. Некоторое время спустя дверь на его половину с шумом захлопнулась. Ужасный человек! Что же касается его дочери, то все ее оживление как рукой сняло – личико страдальчески сморщилось, уголки рта снова опустились – и она покорно побрела за ним следом.
Ничего удивительного! Проводить большую часть времени в компании двух собак – не лучший образ жизни для ребенка.
– Ладно, малышка, теперь, когда я твоя соседка, все будет иначе, – бормотала Лилиан себе под нос, убирая остатки их празднества. – К концу Рождества я успею тебе надоесть, и ты будешь провожать меня с радостью.
Но она знала, что это не так. Девочка жаждала к кому-нибудь привязаться, мечтала о надежных любящих объятиях. Как и я, подумала Лилиан. Потребность чувствовать себя любимой не проходит никогда, но не мне говорить тебе об этом, солнышко. Увы, тебе придется самой догадаться и очень скоро.
Блаженное вечернее времяпрепровождение после дня на лыжах было в полном разгаре, когда Тимоти вошел в общую гостиную. Если этот ровный умиротворенный шум чего-нибудь да значит, то общение наладилось. Само по себе это было хорошим признаком, поскольку Тимоти по опыту знал, что удачная развлекательная программа – главный способ поддержать марку курорта. Но сцена, которая произошла сейчас между ним и Стефани, отбила у него всякую охоту присоединиться к веселью. А когда взгляд упал на причину семейной стычки, настроение Тимоти окончательно испортилось.
Лилиан Моро, вырядившаяся в сногсшибательное короткое платье, пристроилась в дальнем конце стойки бара. Сшитое из чего-то черного и блестящего, на тонких бретельках, оно оставляло так мало места воображению, что казалось почти неприличным.
Она подобрала волосы вверх, выставив на обозрение длинную изящную шею, а утыканные бриллиантами кольца в ее ушах покачивались, словно метрономы, всякий раз, когда она поворачивала голову. Делала же она это часто, глупо хлопая ресницами при любых знаках внимания, оказываемых всеми окружавшими ее мужчинами. Даже Рили, как дурак, пялился на нее со своего места у бара, где сидел, держа перед носом стакан горячего пунша.
– Продолжай в том же духе, – мрачно посоветовал Тимоти.
– Вот это женщина, сынок, – прорычал Рили, не сводя с нее взгляда. – Нет, какая женщина!
Тим снова искоса взглянул туда, где Лилиан продолжала оставаться в центре внимания, жестикулируя рукой с бриллиантовым браслетом на тонком запястье.
– Если бы в расчет принимались мозги, ей следовало бы стоять в конце очереди, дожидаясь объедков! – Взгромоздившись на высокий табурет, Тимоти помахал бармену. – Налей мне скотч, Эрни. А прежде чем ты скажешь, – добавил он, видя, что Рили готов разразиться непрошеными комментариями, – что обычно я не пью так рано, то причиной тому Стеф, у нас произошла очередная стычка.
Он немного повернул голову в сторону Лилиан Моро – жест, который вполне мог бы остаться незамеченным. Однако та, видимо, почувствовала, что говорят о ней, и, внезапно подняв глаза, встретилась с Тимоти взглядом.
Шум в комнате, казалось, стих, словно все присутствующие вышли и оставили их одних. Лицо Лилиан стало серьезным и слишком, с его точки зрения, задумчивым для такой особы. Тимоти вдруг с опозданием понял, что за этой смазливой внешностью есть и мозги, и в этот момент они напряженно работают.
Зачарованный, он поднял бокал и сделал большой глоток виски. Но вовсе не янтарная жидкость вызвала внезапный пожар в его крови. Ее необходимо поставить на место, с яростью подумал Тимоти. Откуда она только свалилась на его голову и кто позволил ей нарушать привычный ход событий своим легкомысленным поведением? И что случилось с ним? В то время как одна его половина отвергала любую форму вмешательства этой женщины в его жизнь, другая испытывала внезапный порыв примитивного желания.
Тимоти еле слышно выругался и влил в себя остатки виски.
– Пойду проверю, все ли в порядке в южном крыле, – бросил он Рили. – Полагаюсь здесь на тебя, зная, что ты в любой ситуации не забываешь о работе.
– Когда я тебя подводил, Тим? – мягко спросил Рили, по-прежнему не сводя глаз с этой Моро.
Она, видимо, устала сверлить Тима взглядом и, отвернувшись, даже не заметила его ухода. Испытывая непонятное разочарование, он зашагал в сторону столовой.
Блики пламени от огня, горящего в большом камине, плясали на серебряных и хрустальных поверхностях. В дюйме от каждой тарелки пирамидкой высилась белоснежная салфетка. Букет из хризантем и остролиста окружал канделябр, высившийся в центре стола. Безупречно сервированные блюда с закусками выстроились на буфете из розового дерева, который он купил на распродаже имущества одного отеля. Двенадцатифутовая благородная ель сияла разноцветными фонариками.
Созерцание этой картины отчасти умиротворило Тимоти. Она отражала то понимание роскоши, на котором он строил репутацию Пайн Лодж. Существовало множество курортов, способных удовлетворить менее взыскательные вкусы, где гамбургеры и бутылочки с чили были в порядке вещей, а хлеб покупали в магазинах. Но Тимоти понимал: если он хочет убедить людей предпринять путешествие в этот отдаленный и прекрасный уголок, ему нужно доказать, что курорт стоит того.
Удовлетворенный тем, что преуспел в этом, он толкнул вращающуюся дверь и, миновав кладовую, вошел в кухню. На доске, укрепленной против буфета, мелом было написано меню на сегодняшний вечер: суп из крабов, тушеная груша, жареная куропатка под соусом с нешлифованным рисом, пирожки с мясом, персиковый компот и разнообразные сыры и свежие фрукты.
В качестве жеста примирения Тимоти пригласил дочь вопреки обыкновению пообедать с ним в столовой, но она заверила его, что не голодна. На самом деле Стеф заявила, что лучше будет есть грязь, но смысла это не меняло. Как следует взвинтив себя, он возразил, что негоже вторгаться в жилище взрослых гостей, запек в духовке бутерброды с сыром и оставил одну дуться на весь свет. Хотя очень жаль, что дочь останется без любимого крабового супа. С голоду она, конечно, не умрет – спасет жареный сыр, но все же…
– Тьфу ты, пропасть! – Он все же налил кастрюльку супа и, взяв немного хлеба, сыра и фруктов, водрузил все это на поднос. – Если бы я был таким размазней и в делах, то уже через год оказался бы перед комиссией по банкротствам, – пробормотал Тим, направляясь к двери.
Но отцовское чувство не позволяло ему быть твердым и последовательным. Очень часто он просто не знал, как поступить. Стеф подрастала, становилась все более неуправляемой, и Тимоти все чаще спрашивал себя, способен ли в одиночку воспитать дочь. Ведь его нельзя было назвать большим знатоком женской психологии.
Когда он вышел на улицу, в воздухе по-прежнему кружились снежинки, но покрывало туч местами разорвалось, и кое-где проглядывали яркие звезды. Прозрачный воздух пах хвоей и дымком.
Тимоти задержался на мгновение на верхней ступеньке лестницы, чтобы вдохнуть поглубже этот мирный, похожий на церковный, аромат. Ради всего этого он и трудился не покладая рук последние двенадцать лет, и ничто не способно испортить то удовлетворение, которое приносят ему плоды этих трудов. Праздники на носу, кругом навалило огромные сугробы, и потребуется что-то посерьезнее, чем какая-то залетная пташка, чтобы встать между ним и дочерью в Рождество.
Проще всего было дойти до дома по дорожке, которую постоянно расчищали для удобства отдыхающих, но аборигены пользовались кратчайшим путем – через овраг, поросший деревьями.
Постучав на ходу в окно гостиной, Тимоти крикнул:
– Это всего лишь я, милая.
– Почему ты так быстро вернулся? – спросила Стеф, открывая ему заднюю дверь. – Я думала, ты пообедаешь со всеми.
– Я принес тебе кое-что вкусненькое, – сказал Тимоти, ставя поднос на кухонный стол.
– Нет, спасибо. – Едва взглянув на него, она вернулась на диван и снова растянулась перед телевизором. – Я уже полакомилась.
– Вряд ли бутерброды с сыром можно назвать деликатесом, – возразил он, твердо решив не позволять расширяться трещине, возникшей в их отношениях. – Ну же, Стеф, взгляни хотя бы на то, что я тебе принес.
– Правда, па, я не хочу есть. – Она кивнула на тарелку с крошками, стоявшую рядом. – Лилиан принесла мне какие-то закуски, которые подавали к коктейлю.
– С чего бы вдруг такая забота? – стараясь говорить ровно, спросил он.
– Она меня пожалела: сижу здесь в одиночестве. Лилиан считает, что мне не хватает развлечений.
– Это действительно так? – поинтересовался он, гадая, до каких пределов должно подняться кровяное давление, чтобы у мужчины в полном расцвете сил случился инсульт. – Очевидно, она также считает, что ты здесь голодаешь? И поэтому подкармливает тебя?
Стеф пожала плечами.
– Не знаю. Она не объясняла причин.
Тебе, может быть, и нет, разозлился Тимоти, зато мне преподала наглядный урок! Вслух он сказал:
– Я думал, мы договорились, Стеф, что ты не будешь открывать дверь незнакомцам.
– Она не незнакомка. Лилиан – моя подруга.
– Как ты можешь утверждать это, когда увидела ее впервые в жизни?
Возможно, лицо у его дочери совсем еще детское, но глаза, когда она взглянула на отца, были полны таинственной женской мудрости.
– Время не имеет значения, па. Иногда два человека просто раз – и идеально совпадают.
О Боже! Он беспомощно провел рукой по волосам.
– Мы поговорим об этом утром. А пока дай слово, что больше не будешь открывать дверь чужим.
Стефани закатила глаза.
– А спать я должна лечь конечно же не позже девяти?
– Остри побольше и будешь ложиться в восемь!
Под ее ресницами блеснули слезы, а подбородок непроизвольно задрожал.
– С другой стороны, – продолжил смущенный Тимоти, – близится Рождество, и я, пожалуй, позволю тебе бодрствовать до десяти. Только не спугни удачу, ладно?
– Ладно, папа.
Подавив вздох, он отправился в обратный путь, гадая, способно ли какое-нибудь другое слово в английском языке так смягчить сердце мужчины, как слово «папа». Он готов был броситься в огонь ради Стефани, сразить дракона, победить чудовищ, отдать за нее жизнь, если потребуется. Но чего он не мог сделать, так это оставаться в стороне, позволяя новоявленной соседке вторгаться в его отношения с дочерью.
– Можно вас на минутку, мисс Моро? – сказал он, войдя в общую гостиную и преградив ей путь, в то время как остальные гости потянулись в столовую. – Мне нужно вам кое-что сказать.
– Да? – спросила она таким удивленным тоном, словно полагала, что он не в состоянии связать и двух слов.
Почему-то вблизи ее черное платье уже не казалось ему таким вызывающим. Просто очень… привлекательным. Он откашлялся.
– Да. В частности мне хотелось бы узнать, на каких основаниях вы вмешиваетесь в воспитание моей дочери.
У нее были поистине удивительные глаза – большие и серые, затененные густыми ресницами. Сейчас она смотрела на него с любопытством ученого, изучающего прежде невиданную низшую форму жизни.
– Я не совсем поняла, что вы имеете в виду.
– Тогда позвольте мне быть более откровенным. Я не хочу, чтобы из меня делали посмешище – особенно в глазах Стефани.
Она заморгала, так медленно взмахивая ресницами, что простое движение превратилось в какое-то абсурдное самостоятельное действо.
– Это из-за того, что я пригласила Стефани к себе, или потому, что решила поделиться с ней замечательными закусками?
– И из-за того, и из-за другого! – выпалил Тимоти.
– Но почему? Что в этом плохого?
– Согласитесь, это нелепо, когда гость, пренебрегая светскими обязанностями, бежит присмотреть за чьим-нибудь ребенком, более того – несет ему еду, словно нищенке у порога. А во-вторых…
– Но я отлучилась совсем не по этой причине. Мне вдруг стало холодно, и я вернулась, чтобы взять накидку.
Так вот почему платье выглядит иначе – красивая шаль, прикрыла обнаженные плечи!
– Ясно.
– В самом деле? – Она издала короткий смешок. – Сомневаюсь. Вы смотрите на меня с таким подозрением, мистер Эванс, словно я пытаюсь развратить вашу малышку каким-то изощренно зловещим способом. Но уверяю вас, поделиться с ней лакомствами пришло мне в голову в последнюю очередь, это был просто порыв. И уж во всяком случае, я не собиралась доставлять огорчения вам.
Она заставила Тимоти почувствовать себя дураком, деревенским увальнем, не знающим, с какой стороны подойти к женщине, и это задело его. Положив руку ей на спину, он подтолкнул Лилиан в сторону столовой и сказал:
– Сделайте одолжение, сдерживайте впредь свои порывы, мисс Моро. Вы приехали сюда кататься на лыжах и развлекаться, а не для того чтобы блюсти интересы моей дочери.
– Мне просто нравится общаться с ней. Я делаю это с удовольствием.
– Вы забываете о главном.
– Да? – проворковала Лилиан. – И в чем же состоит это главное?
– В том, что если я сочту необходимым подыскать няньку, то таковых найдется множество, и мне совсем ни к чему обращаться за помощью к отдыхающим. Да, и вот еще что: в отличие от остальных апартаментов в вашем номере нет сейфа. И, хотя мои сотрудники подбирались очень тщательно и заслуживают всяческого доверия, я бы посоветовал хранить ваши драгоценности в сейфе администрации, когда вы их не носите. Мы не несем ответственности за ценные вещи, которые валяются где попало.
Она неожиданно рассмеялась и помахала перед его носом рукой с браслетом.
– Вы имеете в виду это? – спросила Лилиан так, словно речь шла о наклейке, найденной в упаковке со жвачкой.
Эта женщина столь легкомысленно относилась к своему добру и, видимо, была настолько богата, что даже не расстроилась бы, спустив случайно парочку бриллиантов в унитаз. Но будь он проклят, если такое произойдет по его вине! Пригвоздив ее взглядом, Тимоти сказал:
– Дело ваше, мисс Моро, но, если случится какая-нибудь неприятность, вы будете нести ответственность за нее, а не я.
О Боже, подумала Лилиан, поежившись. Этот мужчина, быстро удалявшийся от нее, был холоднее здешнего климата и весьма несдержан в своих реакциях. Вряд ли он достиг бы столь больших успехов, если бы со всеми гостями обращался так грубо.
За обедом Лилиан тайком наблюдала за ним. Тимоти сидел через несколько столов от нее – слишком далеко, чтобы слышать, о чем он говорит, но достаточно близко, чтобы видеть, как он улыбается и очаровывает собеседников.
Эти наблюдения заставили ее задуматься. С одной стороны, встреча с ним лишь краткий эпизод в ее жизни. С другой же – неприязнь, которую он явно испытывает к ней, задевала Лилиан. Это слишком напоминало давно минувшие дни и события, о которых она старалась забыть.
Взяв себя в руки, Лилиан переключила внимание на соседей по столу. Не для того она преодолела тысячи миль, чтобы позволить какому-то грубияну испортить себе праздники. Да, конечно, она поспешила, обвинив администрацию в том, что не может поселиться в заказанном номере, но, когда ей стала известна настоящая причина, она смирилась с этим. Если он не в состоянии распространить свое дружелюбие и на нее, простить ее ошибку – что ж, она не будет обращать на него внимания. Если сможет.
Но, к сожалению, мистер Эванс был не из тех, кого можно не замечать. И не одна Лилиан так считала. В конце обеда он обошел столы, спрашивая гостей, оправдала ли еда их ожидания, и она увидела, как все буквально тянулись к нему. Тимоти был, что называется, настоящим мужчиной, уважаемым за свои способности и ум.
Но больше всего заинтересовало Лилиан поведение женщин. Какими голодными глазами смотрели на него одинокие дамы, как старались привлечь его внимание легкими прикосновениями руки, поощряющими улыбками. Заметила она и то, как реагирует на это Тимоти, – осознавая эти безмолвные призывы, но ничего не обещая…
Только у столика, где сидела Лилиан, он повел себя немного иначе: его взгляд скользнул мимо нее так, словно она была невидимкой, и интерес в нем появился только тогда, когда он обратился к особе, сидевшей рядом. Лилиан была возмущена этой подчеркнутой и ничем не спровоцированной дискриминацией.
Что ж, он изменит свое мнение! До конца Рождества Тимоти Эванс поймет, что Лилиан Моро – нечто большее, чем самодовольная пустоголовая эгоистка, каковой он ее считает. До отъезда из Пайн Лодж она заслужит его уважение, если не восхищение. Он еще прольет слезу, прощаясь с ней!
