Текст книги "Незнакомцы в поезде (др. перевод)"

Автор книги: Патриция Хайсмит

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 19 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

– Восемнадцать.

– И она сразу наставила вам рога?

Гай рефлекторно повернулся, как будто пытаясь заслонить Мириам от нападок.

– Это, знаете ли, не единственное, что может разрушить отношения.

– Но именно это с вами и случилось?

Гай отвел взгляд, чувствуя злость пополам с удивлением.

– Да. – Короткое уродливое слово!

– Знаю я таких, рыжих южанок, – заметил Бруно, ковыряя кусок яблочного пирога.

Гая снова охватил острый и совершенно бессмысленный стыд. Бессмысленный, потому что ни один поступок, ни одно высказывание Мириам не смутило бы и не удивило Бруно. Он, похоже, вообще не умел испытывать удивление, только любопытство.

Бруно глядел в тарелку с видом напускного смирения. Глаза у него расширились и заблестели – насколько это было возможно, принимая во внимание полопавшиеся сосуды и темные круги.

– Законный брак, – проговорил он со вздохом.

Эти слова эхом отозвались в ушах Гая. Они заключали в себе нечто величественное – величие таких изначальных понятий, как «святость», «любовь», «грех». В них был круглый терракотовый ротик Мириам, цедящий: «С чего это я должна перед тобой стелиться?» В них были глаза Анны, когда она сажала крокусы на лужайке и смотрела на него снизу вверх, откидывая волосы со лба. Была Мириам у высокого окна в чикагской квартире, она поднимала свое веснушчатое лицо-сердечко, чтобы взглянуть ему прямо в глаза – как всегда делала, намереваясь солгать. И был Стив с вытянутым лицом и наглой ухмылкой. На Гая нахлынули воспоминания, и ему захотелось вскинуть руки, чтобы отогнать их. Чикагская комната, где все произошло… Он помнил, как там пахло – духами Мириам и нагретой пылью с крашеных батарей. Он отдался воспоминаниям безучастно, впервые оставив попытки изгнать из них лицо Мириам, превратить его в розовую дымку. Что будет, если снова вспомнить, как все было? Придаст ли это ему сил или, напротив, сделает еще уязвимей?

– Я серьезно спрашиваю, что у вас случилось? – настаивал голос Бруно где-то вдалеке. – Вам жалко рассказать? Мне правда интересно.

Стив случился. Гай поднял бокал. Он видел перед собой предвечерний час в обрамлении дверного проема, и картинка была черно-белой, как фотография. В тот день он обнаружил их в чикагской квартире. Тот день в его памяти имел свой собственный цвет и запах, он представлял собой чудовищное произведение искусства. День, навсегда застывший в истории. Или не застывший? Быть может, наоборот, этот день всегда и везде следует за Гаем? Вот же он, прямо сейчас перед глазами. И самое неприятное – Гай чувствовал желание выложить Бруно все, от начала до конца. Излить душу случайному попутчику, который выслушает, посочувствует и забудет. Эта идея сулила ему утешение. К тому же Бруно необычный попутчик. Он достаточно жесток и порочен, чтобы по достоинству оценить эту историю первой любви. Стив был лишь неожиданным ее окончанием, благодаря которому все предшествующие события стали логичными. Он даже не первый, с кем она изменила. Просто в тот вечер двадцатишестилетнее самолюбие Гая рассыпалось на осколки. Он тысячу раз прокручивал в сознании эту историю, классическую и драматичную из-за его глупости. Его глупость лишь добавляла ей комизма.

– Я хотел от своей жены слишком многого, – проговорил Гай с напускным равнодушием, – безо всяких к этому оснований. А она, как выяснилось, любила быть в центре внимания. Наверное, кокетничать она будет всю жизнь вне зависимости от того, кто с ней рядом.

– Знаю-знаю, эти вечные старшеклассницы. – Бруно махнул рукой. – Не способны даже создать видимость, что принадлежат кому-то одному.

Гай посмотрел на него. Вообще-то, было время, когда Мириам принадлежала только ему. Рассказывать о ней Бруно сразу расхотелось, Гай даже устыдился того, что всерьез об этом думал. А Бруно уже принял равнодушный вид, развалился в кресле и лениво рисовал спичкой узоры в соусе на тарелке. В профиль его рот с опущенными уголками напоминал рот старика, он как бы говорил: мне совершенно неинтересно, я выше всей этой ерунды.

– Мужчин на таких женщин так и тянет, – пробормотал Бруно. – Как мух на помои.

2

Шок от слов Бруно заставил Гая отвлечься от воспоминаний.

– Сдается мне, вы и сами пострадали, – заметил он, хотя с трудом мог вообразить Бруно страдающим из-за женщины.

– О, я нет. Папаша мой крутил роман с такой девицей. Тоже рыжая была, Карлоттой звали. – В глазах Бруно вспыхнула ненависть. – Мило, не правда ли? Именно с мужчин вроде него они и кормятся.

Карлотта, значит. Теперь понятно, откуда у Бруно такое презрение к Мириам. Вот ключ ко всей его личности, корень его неприязни к отцу, причина его инфантильности.

– Существует два типа мужчин! – оглушительно провозгласил Бруно и умолк.

Гай случайно поймал взглядом свое отражение в узком зеркале на стене. Заметил, что глаза испуганные, рот сурово сжат. Усилием воли он приказал себе расслабиться. В спину упиралась клюшка для гольфа. Гай провел пальцами по ее гладко отполированной поверхности. Инкрустированное металлом темное дерево напомнило ему нактоуз[2]2
  Нактоуз – ящик для судового компаса и навигационных инструментов.


[Закрыть] на яхте Анны.

– И всего один тип женщин! – продолжал Бруно. – Изменщицы. В лучшем случае она гулящая жена, в худшем – потаскуха! Выбирайте, что вам по душе!

– А как же ваша мать?

– А мать моя – женщина уникальная! Я таких больше не встречал. Ей столько пришлось вынести! Красавица, у нее много друзей среди мужчин, но она себе ничего такого не позволяет.

Воцарилось молчание.

Гай достал очередную сигарету, постучал ею по циферблату часов и обнаружил, что уже половина одиннадцатого. Пора бы уходить.

– И как вы свою жену поймали? – спросил Бруно, пристально глядя на него.

Гай не спеша затянулся.

– Сколько у нее было любовников?

– Немало. То есть пока я не знаю.

Гай едва убедил себя, что может спокойно признаться в этом, но как только слова слетели с языка, в груди возникла сосущая пустота, маленькая воронка – совсем крошечная, однако более реальная, чем воспоминания, потому что он заявил о неверности жены вслух. Что это – гордость? Ненависть? Или просто злость на самого себя и свои бессмысленные страдания?.. Он решил сменить тему.

– Расскажите-ка лучше, что еще вы хотите сделать перед смертью.

– Перед смертью? Нет уж, я пока умирать не собираюсь. Я тут придумал сверхпрочные теннисные ракетки. Могу начать их производство в Чикаго или, например, в Нью-Йорке либо продать кому-нибудь свои идеи. А еще я мастер придумывать идеальные убийства.

Бруно снова посмотрел на него снизу вверх, пристально и как будто с вызовом.

– Надеюсь, то, что вы меня сюда пригласили, никак с этим не связано. – Гай сел в кресло.

– Господи боже мой! Слушайте, Гай, вы мне нравитесь! Ну честное слово!

Грустное лицо Бруно прямо-таки умоляло Гая немедленно заявить об ответной симпатии. Такой покинутый вид, такие несчастные глаза! Гай смутился и стал рассматривать свои руки.

– И что же, все ваши идеи так или иначе ведут к преступлениям?

– Конечно, нет! Просто есть вещи, которые мне хочется когда-нибудь сделать. Например, дать кому-нибудь тысячу долларов. Нищему какому-нибудь. Как только у меня появятся собственные деньги, я первым делом так и поступлю. Но вы признайтесь, вам никогда не хотелось что-нибудь украсть или кого-то убить? Наверняка же хотелось! Это со всеми бывает. Вам не приходило в голову, что на войне кому-то нравится убивать людей?

– Нет.

Бруно помедлил.

– Ну конечно, никто не станет об этом трубить, все боятся! Но были же в вашей жизни люди, которых вам хотелось убрать с дороги?

– Нет, – отрезал Гай и вдруг вспомнил: Стив.

Когда-то он и правда задумывался об убийстве Стива.

– Конечно, были. – Бруно наклонил голову набок. – По глазам вижу. Почему вы не хотите это признать?

– Может, у меня и случались шальные мысли, но я никогда не планировал воплощать их в жизнь. Не такой я человек.

– А вот тут вы ошибаетесь! Любой человек способен на убийство. В этом деле имеют значение обстоятельства, а вовсе не склад характера. Если человек загнан в угол, его может спровоцировать любая мелочь. Кого угодно. Даже вашу бабулю. Уж поверьте.

– Не согласен, – коротко ответил Гай.

– Ей-богу, я тысячу раз был на волоске от убийства папаши! Вот вам кого хотелось убить? Любовников вашей жены?

– Да, одного из них, – пробормотал Гай.

– И далеко вы зашли в этом желании?

– Никуда я не зашел, я просто об этом подумал.

Он вспомнил бессонные ночи, сотни бессонных ночей. Мысли, что не будет ему покоя, если он не отомстит. Могло ли тогда его что-то спровоцировать?

– Вы тогда были гораздо ближе к убийству, чем можете предположить, – негромко проговорил Бруно себе под нос.

Гай посмотрел на него в замешательстве. Бруно склонился над столом, опустив голову, и в этой позе напоминал кошмарного крупье.

– Вы читаете слишком много детективов, – заметил Гай, сам не понимая, почему сказал это.

– Я их люблю. Они подтверждают, что на убийство способен любой.

– А я не люблю их именно за это.

– Вы не правы! – воскликнул Бруно с возмущением. – А вы знаете, какой процент убийств попадает в газеты?

– Не знаю и знать не хочу.

– Одна двенадцатая часть. Одна двенадцатая! Представляете? А что же остальные одиннадцать? Это убийства обыкновенных людей обыкновенными людьми. Теми, кого полиция и не надеется поймать.

Он хотел долить еще виски, обнаружил, что бутылка пуста, и с трудом встал на ноги. Из кармана брюк он вынул золотой перочинный нож на тоненькой золотой цепочке и принялся вскрывать следующую бутылку. Гай залюбовался красивой вещицей и вдруг подумал, что вот этим перочинным ножичком Бруно может однажды кого-то убить. И наверняка останется безнаказанным – просто потому, что ему будет все равно, поймают его или нет.

Бруно меж тем откупорил виски и с широкой улыбкой повернулся к Гаю.

– А хотите со мной в Санта-Фе на пару дней? Развеетесь!

– Спасибо, я не могу.

– Насчет денег даже не волнуйтесь, я за все заплачу. – Он пролил виски на стол.

– Спасибо, – сдержанно ответил Гай.

Очевидно, Бруно судит о его достатке по одежде. В эту поездку Гай надел свои любимые брюки, серые фланелевые. Он собирался ходить в них в Меткалфе и, пожалуй, в Палм-Бич, если не будет слишком жарко. Он выпрямился и сунул руки в карманы, нащупав в правом дыру.

– Почему нет-то? – Бруно протягивал ему бокал. – Вы мне нравитесь.

– Чем же?

– Вы хороший парень. Порядочный. Я по жизни встречаю много людей, но таких, как вы, – редко. Я вами восхищаюсь!

Выпалив это, Бруно припал к виски.

– Вы мне тоже нравитесь.

– Так поехали! До маминого прибытия дня два-три, делать мне совершенно нечего. Можем повеселиться!

– Позовите кого-нибудь другого.

– Ну вы даете, Гай! По-вашему, я пристаю ко всем подряд, ища себе компанию? Вы мне просто понравились, вот я вас и приглашаю. Хоть на денечек. Рванем туда прямо из Меткалфа. Я даже не поеду в Эль-Пасо, хотя вообще собирался посмотреть Каньон.

– Спасибо, но меня ждет работа, как только я закончу дела в Меткалфе.

– О… – На губах Бруно снова заиграла грустная, восхищенная улыбка. – Что-то строить будете?

– Да, загородный клуб. – Гай сам еще не привык к этой мысли, два месяца назад он и помыслить не мог, что ему доведется проектировать что-то подобное. – Новый клуб «Пальмира».

– Неужели?

Конечно, Бруно слыхал о клубе «Пальмира», самом большом в Палм-Бич. Знал он и о том, что владельцы собираются строить новый, а в старом даже лично бывал несколько раз.

– Так это вы его придумали? – Бруно смотрел на Гая почти с мальчишеским благоговением. – А можете нарисовать?

Гай набросал схему нового клуба на обороте его записной книжки и, вняв мольбам, оставил под рисунком автограф. Объяснил, как будет опускаться одна из стен, чтобы превратить весь нижний этаж в единую бальную залу с выходом на террасу, как слуховые окна обеспечат естественную вентиляцию, чтобы обойтись без кондиционеров… Он говорил, не повышая голоса, но чем больше рассказывал, тем сильнее становился его душевный подъем – даже слезы на глазах выступили. Он сам удивлялся тому, что доверяет Бруно самое дорогое – как будто Бруно может в этом хоть что-то понять.

– Звучит потрясно, – заметил Бруно. – То есть именно вы решаете, как все будет выглядеть?

– Нет, решаю не я. Я придумываю, а потом стараюсь умаслить всех, от кого это зависит. – Гай вдруг расхохотался, запрокинув голову.

– Небось скоро станете знаменитым, а? Или вы уже знамениты?

Да, наверняка его фотография попадет в газеты, может, он даже мелькнет в теленовостях… Гай напомнил себе, что проект еще не принят, но он был уверен: примут. Не сомневался в этом и коллега Майерс, с которым они делили офис в Нью-Йорке, и Анна, и мистер Брилхарт. Настолько масштабной работы ему еще выполнять не доводилось.

– Ну, после этого проекта могу прославиться. Он из тех, что на слуху.

Бруно завел длинный рассказ о своей жизни в колледже, как он чуть не стал фотографом, если бы не помешал отец. Гай не слушал его. Рассеянно прихлебывая виски, он думал о будущих заказах, которые последуют за новой «Пальмирой». Возможно, его пригласят проектировать деловой центр в Нью-Йорке. У Гая была на этот счет одна задумка, и ему не терпелось воплотить ее в жизнь. Гай Дэниэл Хэйнс. Это будет звучное имя. И его перестанет наконец глодать мысль, что Анна богаче его.

– Правда же, Гай? – спросил Бруно.

– Что?

Бруно втянул воздух.

– Я говорю, если жена подложит вам свинью с разводом, если начнет оспаривать его, когда вы будете в Палм-Бич, если с вами из-за этого не захотят связываться, – будет ли это достаточным мотивом для убийства?

– Убийства Мириам?

– Ну да.

– Нет, – отрезал Гай.

Но вопрос заставил его насторожиться. Мириам могла прознать о «Пальмире» от его матери и сделать какую-нибудь гадость – просто из мстительного удовольствия.

– А когда она изменяла, вам не хотелось ее убить?

– Нет. Может, сменим тему наконец?

На секунду Гай увидел перед собой обе половины своей жизни, брак и карьеру, и взглянул на них совсем иначе. Мозг отчаянно боролся, силясь понять, отчего он оказался так глуп и беспомощен в одном и так талантлив в другом. Гай посмотрел на Бруно, который по-прежнему не сводил с него глаз, почувствовал, что сбит с толку, поставил бокал и отодвинул его от себя.

– Наверняка хотелось, – заявил Бруно с пьяной настойчивостью.

– Нет.

Чего Гаю сейчас действительно хотелось, так это выйти подышать, но поезд все мчал и мчал вперед, даже не думая останавливаться. А если Мириам и правда испортит ему реноме? Все-таки заказчики выбирают человека, который будет жить в Палм-Бич не один месяц и общаться с ними на равных. Им проще нанять кого-то другого. Бруно такие вещи чувствует. Гай утер ладонью взмокший лоб. Он поймет, что у Мириам на уме, только увидев ее с глазу на глаз. Он устал, а когда он в таком состоянии, Мириам способна без труда втоптать его в грязь. Это случалось так часто за те два года, что Гай выживал из себя любовь к ней… От общества Бруно его уже тошнило.

Бруно улыбался.

– У меня много идей, как пришить отца. Хотите послушать?

– Нет, – отрезал Гай и прикрыл ладонью свой бокал, который Бруно собирался наполнить.

– Что вам больше нравится – испорченная розетка в ванной или угарный газ в гараже?

– Да убейте вы его и прекратите об этом болтать!

– И убью, можете не сомневаться! А знаете, что еще я когда-нибудь сделаю? Покончу с собой и обставлю все так, чтобы подозрение пало на моего врага.

Гай посмотрел на него с отвращением. Очертания Бруно постепенно делались нечеткими, он будто рассеивался в воздухе, превращался в бесплотный голос злого духа. Он объединял в себе все то, что Гай ненавидел и презирал.

– А хотите, я придумаю идеальное убийство вашей жены? Вдруг когда-нибудь соберетесь?

Гай встал.

– Я пойду.

Бруно всплеснул руками.

– Эй! Есть идея! Мы совершим убийства друг за друга! Я убью вашу жену, а вы – моего отца! Мы просто случайные попутчики, ни одна душа не знает, что мы знакомы! Безупречное алиби! Сечете?

Стена перед глазами ритмично пульсировала, готовая расступиться. Убийство. Это слово вызывало дурноту, наводило ужас. Гаю хотелось убежать, вырваться из этого купе, но, как в кошмаре, ноги стали ватными. Он пытался стряхнуть наваждение, понять, что там несет Бруно – ведь должна быть в его речи какая-то логика…

Желтые от табака пальцы Бруно подрагивали на коленях.

– Железное алиби! – верещал он. – Лучшая идея в моей жизни! Улавливаете? Я обтяпаю свое дело, когда вас не будет в городе, а потом вы, когда не будет меня!

Гай улавливал. Никто никогда ничего не заподозрит.

– Я буду счастлив посодействовать вашей карьере и прервать карьеру Мириам. – Бруно захихикал. – Вы же не станете спорить, что эту женщину нужно остановить, пока она и другим жизнь не угробила. Да сядьте вы, Гай!

Гай хотел сказать, что не считает свою жизнь угробленной, но Бруно не дал ему и рта раскрыть.

– Давайте прикинем – ну, чисто теоретически. Вы ведь сможете? Расскажете мне, где она живет и бывает, я опишу наш дом, да так, что он вам будет как родной! Мы можем даже оставить повсюду свои отпечатки пальцев, чтобы легавых позлить! Конечно, от одного убийства до другого должно пройти несколько месяцев, и нам с вами не следует общаться никоим образом. И дело в шляпе! – Он встал за бокалом, чуть не завалившись навзничь, наклонился к самому носу Гая и проговорил с удушающей уверенностью: – Вы ведь сможете. Все пройдет без сучка без задоринки, я об этом позабочусь.

Гай отпихнул его от себя, сильнее, чем рассчитывал. Бруно отлетел к дальнему сиденью и тут же вскочил как ни в чем не бывало. Гай остро нуждался в глотке свежего воздуха, но, сколько он ни крутил головой, повсюду видел сплошные стены. Купе превратилось в маленький ад. Что он тут делает? Как и когда он успел так напиться?

– Я в вас верю, – мрачно сообщил Бруно.

Гай хотел крикнуть ему: «Да заткнитесь вы со своими теориями!» – однако смог лишь прошептать:

– Мне все это отвратительно.

Узкое лицо Бруно странно исказилось. Сперва на нем возникла удивленная ухмылка, а затем всеведущая гримаса, жуткая и отталкивающая. Бруно пожал плечами и беззлобно сказал:

– Ну ладно. Все равно это отличная идея, и у нас с вами тут идеальный расклад. Идеей я еще воспользуюсь. С кем-нибудь другим, разумеется. Куда это вы?

Гай наконец вспомнил, что в купе есть дверь. Он вышел вон, толкнул следующую дверь и вышел на площадку между вагонами. Холодный воздух хлестнул по лицу, гудок взревел с укоризной. Гай и сам ругал себя на чем свет стоит и очень надеялся, что его вывернет.

– Гай?

Обернувшись, он увидел, как Бруно ужом протискивается в тамбур, еле приоткрыв тяжелую дверь.

– Гай, простите меня.

– Ничего, – быстро ответил Гай, потому что лицо Бруно потрясло его.

В этот миг он и правда напоминал побитую собаку.

– Спасибо. – Бруно склонил голову.

Перестук колес начал замедляться, и Гай чуть не потерял равновесие. К величайшему его облегчению, поезд подошел к станции. Гай хлопнул Бруно по плечу.

– Давайте-ка погуляем и проветримся!

Они вышли из вагона в тишину и полную темноту.

– Что такое вообще?! – проорал Бруно. – Где все фонари?!

Гай посмотрел на небо. Луны тоже не было. Ночная прохлада сковывала движения и бодрила. Где-то хлопнула дверь. В темноте вспыхнула искра и вскоре превратилась в фонарь в руках у мужчины, бегущего к хвосту состава, где квадратом света раскрылась дверь товарного вагона. Гай не спеша пошел в ту сторону, Бруно поплелся за ним.

Где-то далеко-далеко, на черной спине прерии, загудел локомотив, потом звук повторился еще дальше. Звук, знакомый с детства, – прекрасный, чистый и одинокий. Как будто дикая лошадь встряхнула белой гривой. В порыве приятельских чувств Гай взял Бруно под руку.

– Не хочу я гулять! – орал Бруно, вырываясь.

От свежего воздуха он задыхался, как рыба.

Поезд тронулся. Гай затолкал большое, рыхлое тело Бруно в вагон.

– На посошок? – предложил Бруно у своей двери, впрочем, без особого энтузиазма; он уже едва стоял на ногах.

– Спасибо, я не могу.

Зеленые занавески приглушали их шепот.

– Обязательно загляните ко мне утром. Я оставлю дверь открытой. Если не отвечу на стук, просто входите, ладно?

Гай, шатаясь, побрел вдоль зеленых занавесок к своему месту.

Устраиваясь на ночь, он по привычке вспомнил о книге. Его Платон остался в купе у Бруно. Гаю неприятна была мысль, что книга пробудет там до утра и что Бруно может взять ее в руки и открыть.

3

В Меткалфе он немедленно позвонил Мириам. Она предложила встретиться возле школы.

И вот он стоял на краю асфальтированного игрового поля и ждал ее. Конечно же, Мириам опаздывала. Интересно, почему она назначила встречу именно у школы? Потому что это была ее территория? В дни, когда он любил ее, он часто ждал ее здесь.

Над головой простиралось ярко-голубое, безоблачное небо. Накаленное добела солнце изливало сверху расплавленные лучи. Из-за деревьев выглядывала верхушка изящного здания с красноватыми стенами; этого здания не было здесь два года назад, когда он приезжал в прошлый раз. Гай отвернулся. Ни души вокруг, как будто жара заставила людей побросать и школу, и дома. Гай смотрел на широкие серые ступени, ведущие к темной арке школьных дверей. Он помнил слабый запах чернил и старой бумаги, исходивший от потрепанных страниц учебника алгебры с именем «МИРИАМ», карандашом нацарапанным на боку. На форзаце была нарисована девушка с локонами. Каждый раз, открывая учебник, чтобы решить задачки за Мириам, Гай видел эту картинку. И почему он был так уверен, что Мириам особенная?

Гай прошел через широкие ворота в проволочной ограде, снова посмотрел на Колледж-авеню – и наконец разглядел вдалеке Мириам. Она шла по тротуару под сенью желто-зеленой листвы – шагала своей обычной, ленивой походкой, никуда не торопясь. Светлые поля шляпки обрамляли ее голову, как нимб, пятна света и тени скользили по фигуре. Мириам непринужденно помахала ему. Гай вынул руку из кармана и помахал в ответ. Его, словно мальчишку, вдруг охватила неловкость. Она знала о проекте в Палм-Бич, эта незнакомая женщина под деревьями. Полчаса назад мать призналась, что упоминала об этом в телефонном разговоре с ней.

– Привет, Гай.

Мириам улыбнулась широким ртом и тут же сомкнула губы, накрашенные розоватооранжевой помадой. Гай помнил, что она стесняется щели между передними зубами.

– Здравствуй, Мириам.

Он невольно окинул взглядом ее фигуру, полную, но без явных признаков беременности, и в голове вспыхнуло подозрение: а не лжет ли она? На ней была яркая, цветастая юбка, белая блузка с коротким рукавом, а в руках она держала большую плетеную белую сумочку из лакированной кожи.

С чопорным видом Мириам уселась на каменную скамью в тени и начала задавать ничего не значащие вопросы о том, как он доехал. Гай заметил, что нижняя часть щек у нее еще больше располнела, и от этого подбородок казался острее, а под глазами появились мелкие морщинки. Было очевидно, что за свои двадцать два года она успела прожить бурную жизнь.

На вопрос Гая она ответила спокойным голосом:

– В январе. Ребенок родится в январе.

Значит, сейчас третий месяц…

– Полагаю, теперь ты хочешь замуж за его отца.

Она слегка отвернулась и опустила глаза. Солнечный луч выхватил самые большие веснушки на ее круглой щеке. Гай наизусть знал их узор, хотя и не вспоминал о нем с тех самых пор, как они с Мириам расстались. Надо же, а ведь когда-то он был уверен, что владеет ею безраздельно, что каждая ее мысль принадлежит ему одному! Ему вдруг подумалось, что любовь – это всегда не более чем иллюзия, правдоподобная, но обманчивая, дразнящая, мучительная. Он не знает ни крупицы того, что происходит сейчас в голове у Мириам. А вдруг так однажды произойдет и с Анной?

– Ведь хочешь, Мириам? – спросил он настойчиво.

– С этим возникли некоторые сложности.

– И какие же?

– Ну, мы хотели бы пожениться в самом скором времени, но пока не можем.

– Вот оно как…

Мы. Гай догадывался, как выглядит ее избранник. Наверняка высокий брюнет с длинным лицом, вроде Стива. Мириам всегда на таких тянуло. Только от такого она согласилась бы родить. А ребенок этот для нее явно желанный. В ней что-то переменилось, и, скорее всего, эта перемена даже не была связана с мужчиной. Просто ей захотелось ребенка. Гай заметил это в осторожности, с какой она присаживалась на скамейку, в отрешенном выражении лица, которое он не раз видел или воображал у беременных женщин.

– С разводом тянуть ни к чему, – сказал Гай.

– Ну, я тоже так считала… до недавнего времени. Я-то надеялась, что Оуэн уже в этом месяце будет свободен от обязательств.

– Ах, так он женат?

– Да, женат, – промолвила она с легким вздохом, почти с улыбкой.

Гай отвел глаза и сделал несколько шагов взад-вперед по асфальту. Все, как он и предполагал. Избранник Мириам не стал бы жениться на ней добровольно.

– И где он живет? Здесь?

– Он живет в Хьюстоне. Может, присядешь?

– Нет.

– Вечно ты мельтешишь туда-сюда.

Гай не ответил.

– Кольцо еще носишь?

– Да.

Мириам имела в виду перстень студенческого братства, который Гай привез из Чикаго. Ей очень нравилось свидетельство, что ее муж – человек с высшим образованием, и она нередко смотрела на перстень с самодовольной улыбкой. Гай спрятал руки в карманы.

– Неплохо бы разобраться с этим вопросом, пока я здесь.

– Я хочу уехать, Гай.

– Чтобы развестись?

Она неопределенно взмахнула куцепалыми руками, и Гай отчего-то подумал о коротких пальцах Бруно. Утром, сходя с поезда, он даже не вспомнил о своем попутчике. И о забытой книге.

– Мне здесь как-то поднадоело.

– Можем развестись в Далласе.

Видимо, ее друзья в Меткалфе знают о беременности, в этом все дело.

– Я бы хотела подождать с разводом. Совсем немножко. Ты не против?

– Мне казалось, скорейший развод в твоих интересах. Он вообще собирается на тебе жениться?

– Он сможет жениться на мне в сентябре. Тогда он будет свободен. Но…

– Что «но»?

Мириам по-детски облизнула верхнюю губу – и Гай сообразил, в какую западню она попала. Она так хотела этого ребенка, что готова была пожертвовать своей репутацией в Меткалфе и выйти за его отца на шестом месяце беременности. Гаю даже стало ее жалко. И тут она выпалила:

– Я хочу уехать отсюда. С тобой.

При этом она сделала такое искреннее лицо, что Гай чуть не забыл, чего на самом деле она от него просит.

– Что тебе надо, Мириам? Денег на путешествие?

Мечтательность в ее серо-зеленых глазах рассеялась, как туман.

– Твоя мать говорит, ты едешь в Палм-Бич.

– Возможно. По работе.

Гай с тоской подумал о «Пальмире». Она ускользала сквозь пальцы.

– Забери меня с собой. Больше я тебя ни о чем не попрошу. Если мы поживем там вместе до декабря, а потом разведемся…

– Вот оно что… – тихо промолвил Гай.

В груди запульсировала боль, как будто разрывалось сердце. Он вдруг почувствовал отвращение к Мириам и ко всем ее друзьям-подружкам, находившим ее привлекательной. Чужой ребенок. Она хочет, чтобы он увез ее с собой и был ее мужем до тех пор, пока она не родит чужого ребенка. И все это в Палм-Бич!

– Если не возьмешь меня с собой, я сама приеду.

– Мириам, я могу подать на развод прямо сейчас. Мне нет нужды дожидаться, пока ты родишь. Я имею на это право по закону. – Голос у Гая дрожал.

– Ты так со мной не поступишь, – возразила Мириам с той смесью мольбы и угрозы, с помощью которой всегда им манипулировала, играя на его любви и нервах.

Он и теперь растерялся. Мириам не ошиблась, он с ней так не поступит. Не потому, что до сих пор ее любит, не потому, что она все еще его жена и он должен защищать ее, а потому, что ему ее жалко и он помнит, как любил ее когда-то. Теперь Гай понял, что жалел ее еще в Нью-Йорке, когда получал письма с просьбами о деньгах.

– Раз так, я просто не поеду в Палм-Бич, – произнес он с ледяным спокойствием. – Смысла нет, если ты собралась за мной увязаться.

Он решил для себя, что с проектом все равно можно распрощаться и торг уже ни к чему.

– Я не верю, что ты откажешься от такой работы, – с вызовом заявила Мириам.

Гай отвернулся, чтобы не видеть ее победную ухмылку, сделал пару шагов по асфальту и гордо поднял голову. Он велел себе не терять самообладания. Что толку от гнева? Мириам не выносила, когда он напускал на себя непрошибаемый вид, она предпочитала громкие сцены. Она и сейчас явно не прочь поскандалить. Его спокойствие бесило Мириам до тех пор, пока она не поняла, какой ценой оно ему дается. Гай знал, что играет ей на руку, но все равно не мог иначе.

– Работу я еще даже не получил. Я просто сообщу телеграммой, что больше не заинтересован в участии.

Он снова обратил внимание на незнакомое красноватое здание за деревьями.

– И что потом?

– Много чего. И ты об этом не узнаешь.

– Сбежишь, значит? Самый подлый выход.

Гай продолжил мерить шагами асфальт. Все-таки у него есть Анна. Пока она рядом, он что угодно вынесет. И надо отметить, он воспринял потерю работы с неожиданным смирением. Не оттого ли, что перед ним сейчас Мириам, символ неудач его юности? Гай прикусил кончик языка. Предчувствие неудачи всегда таилось в душе, как неразличимый изъян в драгоценном камне, и Гай никак не мог его из себя изжить. Неудача даже влекла его – он не раз заваливал экзамены, которые вполне мог бы сдать, и женился на Мириам, хотя друзья и родители с обеих сторон были против. Разве он не понимал, что ничего хорошего из этого брака не выйдет? Теперь же он безропотно отказывается от самого большого проекта в своей жизни. Надо поехать в Мехико, провести несколько дней с Анной. Да, на это уйдут все его деньги, ну и пусть. Он не сможет вернуться в Нью-Йорк и сесть за работу, не повидавшись сперва с Анной.

– Что-нибудь еще? – осведомился он.

– Я все сказала, – выпалила Мириам сквозь щербатые зубы.