Текст книги "Сердце негодяя"
Автор книги: Патриция Гэфни
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 19 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]
Трудно было отвести взгляд от черной «заплатки», закрывавшей его правый глаз. Вдруг под ней какой-нибудь страшный шрам? А может, там вообще нет глаза? Сама мысль об этом показалась Кэйди в равной степени волнующей и жуткой.
Ей уже приходилось слышать о нем раньше, но это были отрывочные и недостоверные сведения, главным образом сплетни. По слухам, его ранили в бою под Геттисбергом [9]9
В 1863 г. во время Гражданской войны в США армия северян одержала решающую победу над войсками южан в битве под городом Геттисбергом (штат Пенсильвания).
[Закрыть] (разумеется, еще до того, как он избрал карьеру наемного убийцы). Однако, глядя на него теперь, Кэйди решила, что все это вранье: в 1863 году ему не могло быть больше двенадцати-тринадцати лет. Говорили, будто несколько месяцев назад он погиб в Калифорнии во время какой-то стычки со стрельбой. Очевидно, и этот слух был несколько преувеличен.
– Чем я могу быть вам полезен, мисс Кэти Макгилл?
– Кэйди, – машинально поправила она.
– Кэйди?
– Это уменьшительное от Кэденс.
Вот, оказывается, как надо разговаривать с бандитами, объявленными вне закона: первым долгом им полагается сообщить свое уменьшительное имя.
– А как у вас обстоят дела? – спросила Кэйди, переходя в наступление. – Разве у вас нет имени?
Голт долго молчал, изучая ее прищуренным глазом жутковатого серебристо-стального цвета. Пауза так затянулась, что у нее по всему телу выступил пот.
– А мне оно ни к чему, – усмехнулся он наконец.
Голт нарочно старался ее запугать, и это Кэйди разозлило. Она воинственно подбоченилась.
– Я хозяйка этого заведения.
– Вот как? – Он кивнул и огляделся.
– Хороший отсюда вид. Мне особенно нравится сидеть в качалке.
– Да, я тоже решила, что с ними как-то уютнее. – Она повела рукой в сторону низкой двери, ведущей на крытую галерею.
– Чувствуется простор.
– Очень даже чувствуется.
Какой милый светский разговор у них завязался!
Заметив прислоненный к стене в углу винчестер, Кэйди перешла прямо к делу:
– Что вам здесь нужно, мистер Голт? Кто вас нанял?
Он продолжал молча сверлить ее взглядом.
– Уайли, – ответила она сама себе (ведь это так очевидно!). – Верно? Ведь это Уайли, не так ли?
– А зачем ему меня нанимать?
– Ну мало ли… Может, он хочет спалить мой салун, как уже спалил конюшню Логана? Сколько он вам платит?
Вместо ответа он двинулся ей навстречу, неторопливо и бесшумно ступая босыми ногами по тонкому ковру. Кэйди не удержалась и отступила назад, потом вбок. Голт плавно прошел мимо и сел в изножии постели.
Целую минуту ей пришлось дожидаться, пока сердце не перестало биться в горло.
– Зарубите себе на носу, – заговорила она, справившись наконец с сердцебиением. – Я не стану вам платить и никуда отсюда не уеду. «Приют бродяги» принадлежит мне, и Мерлу Уайли не удастся наложить на него свои грязные лапы. Он не получит ни «Бродягу», ни «Семь долларов», ни меня. Так ему и передайте.
С каждым словом ее гнев разгорался. Закончив свою маленькую речь, она стиснула руки, чтобы унять дрожь.
Голт задумчиво разгладил усы, глядя на нее скорее с интересом, чем с угрозой.
– Если хотите, я ему так и передам. Как он выглядит?
Она заморгала.
– Что?
– Да этот парень, Уайли. Я его не знаю, но с удовольствием передам все, что вы просили.
– Вы хотите сказать, что он не посылал за вами?
– Я даже имени его не слыхал до сегодняшнего дня, пока не поставил своего жеребца в его конюшню.
– В его конюшню? Ха! Две недели назад он спалил дотла конюшню Логана, – с горечью пояснила Кэйди.
– Вот те на! А зачем ему понадобилось проделывать такую гнусность?
Он что, шутить с ней вздумал, этот наемник?
– Уайли хочет весь город прибрать к рукам, вот зачем!
Голт встал и вновь направился к ней, но на это-раз она не отступила.
– Странные штуки проделывает с человеком жадность, – заметил он хриплым шепотом, от которого у нее по плечам пробежал холодок.
Он остановился так близко, что она различила его запах: табак, лавровишневая вода, седельная кожа…
И угроза. Да, запах угрозы.
– Как долго вы намерены задержаться в Парадизе? – спросила Кэйди, вскинув подбородок и с гордостью отметив, что голос у нее не дрожит.
Голт повернул голову направо, и она вспомнила, что одним ухом он не слышит.
– Пока не переделаю все свои дела, мисс Макгилл.
Бесполезно спрашивать, какие у него здесь дела. С таким же успехом он мог написать у себя на груди:
«Профессиональный стрелок». И все же: кто его нанял? За кем он охотится в Парадизе со своими «кольтами»?
– Что ж, вы можете оставаться здесь сколько хотите, но мне не нужны неприятности, – твердо заявила Кэйди, задом отступая к двери. – Я не потерплю никаких беспорядков в моем салуне.
– Бывает так, что неразбериха следует за человеком по пятам, и тут уж ничего не поделаешь.
Кэйди лихорадочно принялась искать достойный ответ и наконец удовлетворилась следующим:
– Полагаю, все зависит от человека, мистер Голт.
– Да, мэм, похоже, что так.
Они уставились друг на друга в растерянности. Потом Кэйди пробормотала: «Ну что ж…» – и принялась нащупывать ручку двери.
– Знаете, что мне нужно?
Вопрос ее встревожил. Но она лишь вопросительно взглянула на него.
– Мне нужна горячая ванна, обед с бифштексом и игра в покер.
Сама не зная почему, может, от облегчения, Кэйди одарила его улыбкой.
– Извините, на втором этаже у нас водопровода нет. Жаль, что Леви не известил вас заранее. Вы можете принять ванну в парикмахерской за доллар. Обедов мы тоже не сервируем, но как раз напротив ресторан Жака. Он уверяет, что у него французская кухня, хотя на самом деле она креольская. Кроме того, на Главной улице заведение Свенсона, но я его не рекомендую. Разве что у вас луженый желудок.
Эти слова заставили его улыбнуться – самой заразительной, почти сердечной улыбкой, которой он встретил ее на пороге. Та улыбка была мимолетной, но Кэйди ее не забыла и теперь подумала, что при его пугающей наружности она выглядит точно так же, как и шестизарядные револьверы на смятых простынях: как нечто постороннее.
– Как насчет игры в покер? – напомнил он.
– Вот в этом я действительно могу вам помочь.
– Игра честная?
– Абсолютно. В нашем городе честнее не найдете.
Это, конечно, сомнительная рекомендация. Голт снова улыбнулся, как будто прочитал ее мысли. Они обменялись дружеским взглядом, полным взаимопонимания; на секунду он показался Кэйди даже заговорщическим.
– Ну что ж, – повторила она, – увидимся.
Он приложил два пальца ко лбу, словно шутливо взял под козырек, но, когда убрал руку, дружеский взгляд и улыбка исчезли. Он не сказал «увидимся». По правде говоря, он вообще промолчал. Чувствуя себя до странности разочарованной, Кэйди выскользнула за дверь и тихонько закрыла ее за собой.
Леви все еще дожидался ее на лестничной площадке, и она направилась ему навстречу. У нее возникло необъяснимое ощущение: как будто она только что побеседовала с двумя разными мужчинами и понятия не имела, какой из них настоящий. Она даже не знала, какой из них вызвал у нее наибольший интерес.
2.
В салуне «Приют бродяги» установилась мертвая тишина, как только вошел Джесс. Атмосфера сразу изменилась – с карнавально-праздничной на похоронную. Правда, по пути к стойке бара он едва не налетел на столб, вдруг оказавшийся в двух дюймах от его глаза, закрытого повязкой. Это немного сбило с него спесь, но он все возместил с лихвой, когда парни, осаждавшие стойку, едва не попадали с табуретов, освобождая для него место.
– Бурбон, – произнес он шепотом, который в установившемся почтительном молчании был отчетливо слышен, – и на этот раз не разбавлять.
Высокий бармен кивнул лысой головой и выставил перед ним стакан вместе с бутылкой. Заодно он принялся наполнять какой-то подозрительной шипучей дрянью, по виду напоминавшей сарсапарель [10]10
Растение из семейства лиан, из экстракта которого приготавливают прохладительный безалкогольный напиток.
[Закрыть], стакан тощего, костлявого, бледного господина, сидевшего по левую руку от Джесса, но тот закрыл стакан ладонью, бросил на стойку полдоллара и отшатнулся, словно его укусил скорпион.
– Док? – удивленно окликнул его бармен. Что-то бормоча себе под нос, тощий господин устремился к дверям.
Джесс налил себе на два пальца бурбона и задумчиво отхлебнул.
– Эй, мы играем в карты или нет? – раздался женский голос в затянувшемся неловком молчании. – Чико, закончи эту песню, она мне нравится.
Ему не надо было оборачиваться, чтобы узнать голос мисс Кэйди (уменьшительное от Кэденс) Макгилл, хозяйки салуна, прервавшей его сладкий сон. Он думал о ней весь вечер, даже свой вкусный обед у Жака съел впопыхах, чтобы поскорее ее увидеть. Джесс питал слабость к хорошеньким женщинам и все же сам себе не мог объяснить, что его заставило упустить золотой шанс и не сказать, ей, что он работает на Уайли. Это на него совершенно не похоже.
Неужели он становится сентиментальным? Об этом страшно было подумать. Ведь он совсем недавно вступил в игру!
Невысокий красивый мексиканец в шляпе-котелке вновь начал наигрывать на пианино «Икоту пьяницы». Закрутилось колесо рулетки, кто-то швырнул игральные кости, умолкшие было разговоры возобновились. Джесс налил себе еще на дюйм выпивки и плавно повернулся спиной к стойке, опершись об нее локтями и поставив ногу в сапоге на медную перекладину. Ему пришлось зажмуриться, чтобы поберечь глаза, едва не выкатившиеся из орбит подобно бильярдным шарам.
Мисс Макгилл переоделась. Воспоминание о девушке в простой коричневой юбке и выцветшей блузке, столь живо занимавшее его воображение до этой минуты, поблекло и растворилось в блестяще-красном взрыве. Джесс постепенно пришел в себя, по кусочкам складывая в уме ее образ, чтобы не ослепнуть окончательно.
Она восседала на высоком табурете, закинув ногу на ногу, и раздавала карты четырем ковбоям, глазевшим на нее в телячьем восторге вместо того, чтобы играть в «блэк джек». Ничего удивительного. Платье облегало ее так, словно она растопила свечку красного воска и облилась им с головы до ног, пока он был еще теплым.
Нет, не то чтобы с головы до ног – сказать так было бы явным преувеличением. Если бы кому-то из обалдевших от безответной любви ковбоев надоело поедать глазами ее обнаженные плечи и высокую белую грудь (невероятное предположение), они могли полюбоваться голой ножкой, дюймов на шесть видневшейся из-под оборок красного платья. Красная туфелька на высоком каблучке, покачиваясь, свисала с носка. «Убей меня», – молили их взгляды. Они нарочно сбрасывали карты, чтобы заставить ее наклониться и сдать по новой.
Отвернувшись в целях самозащиты, Джесс окинул взглядом просторный зал с высоким потолком. По части салунов он считал себя знатоком, в некотором роде даже гурманом, и теперь решил оценить помещение. Все обычные атрибуты на своих местах: плевательницы, зеркала, висячие фонари, голова оленя, писанная маслом в полный рост обнаженная красавица над стойкой бара.
Половину задней стены занимал сложенный из камня камин; до уровня груди стены были обшиты панелями темного дерева, а выше – до самого сводчатого потолка – покрыты штукатуркой цвета слоновой кости. Уютная, приветливая обстановка. Но было здесь что-то еще, чему он никак не мог найти определения. Что-то выделявшее «Приют бродяги» из обычного ряда. Джесс побывал в сотнях салунов, но такого не видел никогда.
И тут его осенило: здесь было чисто. Зеркала не выглядели захватанными, стены без масляных следов, оставленных чьими-то затылками. Надраенная воском стойка бара сияла, как китайский лак. Он видел свое отражение в чисто вымытых оконных стеклах. А самое странное – легко дышалось, воздух не напоминал атмосферу в задымленной угольной штольне.
Чего еще ждать от женщины? Джесс хотел посмеяться, назвать заведение Кэйди «Приютом кисейных барышень», порога которого не переступил бы ни один уважающий себя бродяга, но что-то ему помешало. Нет, «Приют бродяги» был отличным салуном. Конечно, ощущение чистоты оказалось непривычным, но – как ни странно – чертовски приятным. Видимо, по какой-то непонятной причине мужчинам легче наполнять свои легкие дымом, гробить печень спиртным и просаживать деньги, отложенные женой на хозяйство, в примитивные азартные игры, находясь в чистоте и уюте.
Интуиция подсказывала Джессу, что от мисс Макгилл лучше держаться подальше, но ее красное платье манило его, как пение сирены. Для начала он добавил себе еще бурбона, сунул в уголок рта тонкую черную папиросу (свернутую заранее) и двинулся вперед, напустив на себя привычно свирепый вид, как бы говоривший: «Только тронь меня, и я вышибу тебе мозги», без которого человеку его профессии просто не обойтись. Никто не посмел глазеть на него открыто, но он чувствовал на себе опасливые взгляды исподтишка, пока пробирался среди пьющих и играющих в покер завсегдатаев к столу для «блэк джека»…
Один из игроков уже начал подниматься с табурета, чтобы освободить ему место, но Джесс дружески хлопнул его по плечу (бедняга застыл как соляной столб) и хрипло шепнул:
– Я только смотрю.
Он не сомневался, что Макгилл знает о его присутствии, но нарочно делает вид, будто его не замечает. Ну что ж, это дало ему прекрасную возможность свободно понаблюдать за ней.
Осанка у нее красивая, это точно. А на ногах – вблизи он ясно разглядел – чулочки телесного цвета. Темные вьющиеся волосы больше не падали ей на спину; она соорудила на макушке высокую колеблющуюся прическу «помпадур», производившую, пожалуй, чересчур сильное впечатление.
Джесс никак не мог привыкнуть к волшебному превращению: перед ним была совсем не та женщина, которую он видел всего пару часов назад. Нет-нет, у него нет никаких претензий к этой новой женщине, но… даже веснушки куда-то подевались. На губах у нее помада, запах духов чувствовался даже на расстоянии. Все это просто прекрасно, ему нравились благоухающие духами женщины с накрашенными губами, но… Нет, ничего. Она выглядела великолепно, и он сказал себе, что, как только оправится от потрясения, тут же оценит ее по достоинству.
Казалось, болтающаяся на большом пальце туфелька готова вот-вот слететь. Ему польстила мысль: ведь это его присутствие заставляет ее нервничать, но если бы не туфелька, взлетавшая все чаще и чаще, он бы и сам ни за что не догадался. Лицо у нее было невозмутимое, как у игрока в покер, она раздавала карты быстрыми, точными, ловкими движениями профессионала.
– Ты проигрался, Гюнтер, – объявила она, обращаясь к типу в клетчатой ковбойке, похожему на дровосека, и наклонилась собрать его карты.
Джесс устремил взгляд туда же, куда и все остальные. Тут-то он и увидел это. А может, ему просто почудилось? «Это» мелькнуло только на секунду, и он даже подумал, что видел всего лишь игру света. Поэтому в следующий раз нарочно дождался конца игры (банкомет опять выиграл) и приготовился смотреть.
Вот она наклонилась и одним длинным движением руки сгребла со стола все карты. «Это» оказалось на месте – не мираж и не пьяная галлюцинация. Настоящая татуировка на левой груди. Изображение какой-то птицы, похожей на орла. Этот орел взмывал из тесной затененной лощины, устремляясь к вершине холма. У Джесса отвисла челюсть, и папироска выпала изо рта.
Он раздавил ее сапогом, сделав вид, что так и задумано (хотя папироска даже не была зажжена), и от души надеясь, что никто не обратил на него внимания. Мог бы и не беспокоиться: кого интересовал он, когда глаза всех устремились на татуировку Кэйди? Она раздала карты по новой. Джесс так старался разглядеть неуловимую птицу, что совершенно позабыл о всяких попытках подметить передергивание или двойную игру. Вдруг ему пришло в голову, что именно в этом и состоит назначение татуировки.
А что? Совсем неглупая мысль! Тут он подумал, что для наколки могло найтись и другое применение – менее практическое, но куда более интересное, – однако именно в этот момент высокая и тонкая, как ивовый прут, блондинка прижалась чересчур пышным напудренным бюстом к его плечу и выдохнула «Привет», обдав его перегаром джина и хинной настойки.
Джесс ей обрадовался. Ему нравилось вселять страх Божий в сердца людей, но грустно то, что все обходили его стороной. Почти никто с ним не разговаривал. Ему становилось одиноко.
– Привет, – ответил он.
Зря. Следовало придумать что-то более угрожающее или зловредное. Но что? «А эти штуки не накладные?» Нет, можете говорить и думать о Голте все что хотите, но он всегда старался вести себя как джентльмен.
– Я Глендолин, – представилась блондинка доверительным детским голоском, кокетливо потупив глазки и складывая губки бантиком, словно намеревалась наградить его поцелуем. – А ты Голт. Я о тебе слыхала.
Теперь Джесс понял, с кем имеет дело. До начала карьеры Голта он и не подозревал о существовании подобных особ женского пола – женщин, которых влекло к опасным мужчинам. Но оказалось, что такие есть и что они готовы пуститься во все тяжкие, лишь бы заполучить желаемое. Если отбросить денежную сторону, ничто так не скрашивало жизнь наемного стрелка, как эти женщины. На первых порах Джесс вовсю пользовался их жадным интересом к своей персоне, не упуская ни единого случая. Однако в последнее время настроение стало пропадать. Их внимание уже не льстило ему. Все равно что носить парик и слушать комплименты своей роскошной шевелюре.
– Хочешь присесть и выпить со мной? – продолжала мурлыкать Глендолин, указывая на пустой столик на двоих. – Может, покажешь мне свою пушку?
Ее кукольные голубые глазки взирали на него с ангельской невинностью, поэтому Джесс решил, что она имела в виду пушку в буквальном смысле.
– Почему бы и нет? – проговорил он своим замогильным шепотом.
Глендолин в восторге закатила глаза и направилась к стойке бара. Джесс последовал за ней. Приятно для разнообразия полюбоваться на ее маленькую круглую попку, но он все-таки оглянулся, чтобы убедиться, что Кэйди на него смотрит.
Так оно и было, но она сразу же отвернулась и принялась ожесточенно шлепать картами по столу. «Каждый в этом заведении играет свою роль», – философски отметил про себя Джесс. Просто в его игре риска гораздо больше, да и ставки куда выше, чем в любой другой.
Джесс, разумеется, выбрал стул спиной к стене, чтобы следить за входом, а Глендолин, увидев это, едва не завизжала от восторга. Еще одна девица – рыжая полногрудая милашка по имени Уиллагейл – расставляла напитки на соседнем столике. Джессу вдруг пришло в голову спросить себя, что именно происходит в салуне «Приют бродяги». Он готов был побиться об заклад на последний доллар, что сидящая рядом с ним блондинка – шлюха. Выходит, и Макгилл – тоже?.. Разрази его гром! Да нет, быть того не может.
Хотя… почему бы и нет? Если у девушки на носу веснушки, это еще не означает, что она воплощенная добродетель. Он медленно опустился на свой стул, наблюдая за ней через два ряда столов для игры в покер и пытаясь представить ее себе в роли «мадам» из борделя. Это было трудно, но… не исключено.
Как же в таком случае к ней относиться? Джесс испытывал смешанные чувства. Он вообразил ее в своей широкой пуховой постели с тех самых пор, как впервые увидел. И ему почему-то стало неприятно при мысли, что надо только заплатить, чтобы мечта сбылась.
Он купил Глендолин («Зови меня Глен, милый») порцию выпивки, потом еще и еще одну. Можно было не сомневаться, что бармен их разбавляет, и все же Джесс с удивлением спрашивал себя, куда в такое воздушное создание все это входит. Она задавала ему обычные глупейшие вопросы: как он стал профессиональным стрелком, сколько человек отправил на тот свет и какие чувства при этом испытывал. Джесс уклонялся от ответа, как всегда бросая зловещие взгляды и загадочно хмыкая.
Глендолин была не слишком умна, но – несмотря на свое нездоровое любопытство к кровавым подробностям – показалась ему милой. Он вздохнул с сожалением, когда она, извинившись, отлучилась «по делам». «Дела», вне всякого сомнения, ждали ее в уборной позади салуна. После всего выпитого этому вряд ли стоило удивляться.
Вдруг что-то легонько стукнуло его по ноге. Опустив взгляд, Джесс увидел чернокожего мальчика – укороченное издание бармена за стойкой, правда, снабженное приложением в виде курчавых волос на голове. Малыш сидел на корточках, наполовину скрывшись под столом. В одной руке он держал метелку, а в другой – наполненный окурками совок для мусора.
– Привет, – сказал Джесс. Мальчик, не спуская с него испуганного взгляда, еще глубже спрятался под стол.
– Как дела? Нравится тебе эта работа? Сколько платят? Помню, работал я когда-то давным-давно на конюшне, выгребал навоз из стойл. Мне тогда исполнилось… примерно столько же, сколько тебе сейчас – лет девятнадцать-двадцать, – шутливо уточнил Джесс (на вид мальчику было не больше семи). – Платили сущую мелочь: четвертак в неделю. А как, по-твоему, что хуже: вычищать лошадиный навоз или окурки и плевки? Что скажешь? Кто больше гадит – лошади или ковбои?
– Лошади, – нерешительно ответил мальчик, вылезая из-под стола на несколько дюймов.
– Ну не скажи, – задумчиво возразил Джесс. – Некоторые парни оставляют за собой страшно много мусора.
– Да, но они хоть не делают все свои дела прямо на пол.
– Это ты верно подметил. Очень точно схвачено. Хочешь папироску? Нет? Ну тогда скажи мне, что такой умный парень, как ты, делает в таком ужасном месте?
Громадные черные глаза с перламутровыми белками округлились, как блюдечки.
– Это хорошее место! Почему вы говорите, что оно ужасное?
Он совсем вылез из-под стола, а когда Джесс широким жестом пододвинул ему стул Глендолин, робко уселся на самый краешек. Любопытство возобладало над страхом.
– Тебе здесь нравится? В этой дыре? – спросил Джесс, оглядываясь вокруг с притворным удивлением. – Что здесь хорошего?
– Ну… лучше всех, конечно, мисс Кэйди. И еще мне нравится, как Чико играет на пианино. А мисс Глен и мисс Уиллагейл – они тоже очень добрые. Иногда клиенты мне дают чаевые, или сладости, или кусочек лакрицы. А мой папа работает тут барменом, его все любят и меня тоже не обижают.
– Ясно. А почему же все-таки мисс Макгилл лучше всех? Да, кстати, как тебя звать?
– Абрахам.
– Рад знакомству. Вы с ней женаты?
– Нет…
Мальчик захихикал, но сразу опомнился.
– Просто она хорошая, вот и все. Она добрая. Все мне разрешает: править двуколкой, заходить к ней в комнату и играть разными вещичками. Всегда мне что-нибудь дарит – книжку, или яблоко, или еще что-нибудь. И еще она веселая, и от нее всегда хорошо пахнет.
– Это я и сам заметил.
Абрахам забарабанил пятками по ножкам стула. Он немного освоился, но по-прежнему пожирал Джесса глазами. Его снедало любопытство.
– Папочка говорит, вы наемный стрелок, – застенчиво начал он.
–Угу.
– А почему?
– Что «почему»?
– Вам нравится стрелять в людей?
– Ну… не скажу, чтобы мне это нравилось. И вообще я стреляю только в тех, в кого надо.
– А в кого? В кого вы стреляете?
– В плохих парней. В таких, которые сами напрашиваются. Они бы сами убили кого-нибудь, если бы я не застрелил их раньше.
Рот Абрахама открылся в форме буквы О.
– Значит, сами вы из хороших парней?
Джесс стукнул кулаком по столу.
– Точно. Я один из хороших парней. Только послушай меня внимательно.
Он придвинулся ближе, и Абрахам испуганно заморгал, но не отшатнулся.
– Никому не говори, слышишь? Не хочу, чтобы об этом болтали. Я из хороших парней, но никто об этом не знает кроме нас с тобой. Пусть это будет наш секрет. Идет?
– Идет. Но почему?
– Ну потому что…
Он все еще раздумывал над ответом, когда вернулась Глендолин.
– Хэм Вашингтон, твой папаша велел тебе сию же минуту очистить этот стул и заняться делом, а не то он тебе всыплет!
– Ой-ей-ей…
Подхватив на ходу метелку и совок, мальчик вскочил со стула и обеспокоенно скосил глаза в сторону бара. Его отец ответил ему грозным взглядом. Джесс разочарованно вздохнул: его маленький дружок сбежал, а на стул вновь уселась Глендолин. Эта была неравноценная замена.
– Ну что, милый, покажешь ты мне свою пушку или нет?
У него были при себе целых две пушки. Может, она действительно намекала на нечто третье? К счастью, их опять прервали прежде, чем он нашелся с ответом.
Джессу, смотревшему вниз, даже не пришлось поднимать голову, чтобы узнать, почему в салуне вдруг стало тихо и чьи башмаки направляются прямо к нему от вращающихся дверей. Он готов был ставить двадцать к одному, что это представитель закона.
Глендолин, уже успев подсесть поближе и упереться коленкой ему в бедро, виновато отодвинулась.
– О, привет, Томми! – небрежно обронила она, поправляя закрученные штопором локоны на затылке. – Вот уж не ожидала увидеть тебя здесь!
Перед ним, несомненно, стоял шериф: об этом говорил значок на груди белой накрахмаленной рубашКи, хотя в остальном вновь прибывший скорее напоминал банковского служащего или телеграфиста. Он явно нервничал, но старался держать себя в руках и был безукоризненно вежлив.
– Добрый вечер, – сказал он. – Мистер Голт, если не ошибаюсь? Я шериф Ливер.
При других обстоятельствах Джесс, который сам по натуре был человеком вежливым и приветливым, пожал бы протянутую ему изящную, лишенную мозолей руку. Но Голт не стал бы этого делать, тем более что посетители салуна поголовно навострили глаза и уши. Поэтому он проигнорировал руку шерифа и уставился на него своим леденящим взглядом, пока несчастный не залился краской. Глендолин нервно захихикала.
– Глен, – обратился к ней шериф, – ты не могла бы извинить нас на минутку?
– А что ты такого собираешься сделать за минутку?
Она одна засмеялась своей дурацкой шутке, никто ее не поддержал.
Шериф откашлялся, прикрыв рот ладонью.
– Я хочу сказать, не могла бы ты оставить нас с мистером Голтом наедине?
– Да ты не стесняйся, Томми, говори прямо при мне.
У шерифа Ливера были рыжеватые волосы и нежная молочно-белая кожа. Для многих женщин такая кожа наверняка составляет предмет зависти.
Увы, она подобна барометру. Белый цвет означает ужас, розовый – страх, красный – стыд и унижение. В эту минуту она напоминала цветом лососину, но стремительно темнела, приближаясь к свекле. Джесс не мог этого выдержать.
– Пойди прогуляйся, – любезно предложил он. обращаясь к Глендолин. – Мой разговор с шерифом не предназначен для дамских ушей.
Услышав слово «дамских», Глендолин сделалась почти такой же пунцовой, как сам шериф.
– Ну тогда прошу меня простить, джентльмены, я вернусь, когда вы закончите ваш мужской разговор.
Она бросила влюбленный взгляд на Джесса и торопливо поднялась с места, что-то бормоча под нос. Не прошло и секунды, как ее след простыл. Шериф проводил ее взглядом. Вид у него был такой, словно он попал молотком по пальцу, забивая гвоздь, и теперь пытался удержаться от слез.
– Присядьте, – пригласил Джесс – Что-нибудь выпьете?
– Нет, спасибо.
Сесть он тоже не захотел. Не хуже Джесса сознавая, что разговор они ведут отнюдь не с глазу на глаз, шериф откашлялся, почесал свою жиденькую рыжеватую бородку и приступил к делу.
– С вашего разрешения, мистер Голт, я хотел бы знать, что за дела у вас в Парадизе? – Сверкающий серебряный значок, начищенные до блеска ботиночки, штаны, натянутые чуть ли не до подмышек. Чистенький и благоухающий одеколоном. Белая шляпа, никакого оружия. Джесс быстро его раскусил: усердия много, но кишка тонка.
Это само по себе не смертный грех, обычному человеку и в упрек не поставишь, но такому вряд ли можно доверить поддержание порядка в городе. Очевидно, других кандидатов не нашлось. Джессу ужасно не хотелось унижать шерифа, но в этот момент они находились в положении псов, обнюхивающих друг друга перед дракой. Чем раньше один из них повалится лапами кверху и признает себя побежденным, тем скорее они смогут перейти к делу.
– А я не дам разрешения, – вызывающе отрезал Джесс, откинувшись на стуле, скрестив руки на груди и задрав ноги на стол.
Может, он что-то упустил? Может, еще что-то следует сделать, чтобы выглядеть законченным хамом? Он бы сплюнул на пол, но тогда Хэму пришлось бы за ним подчищать.
– Вы допрашиваете всех, кто приезжает в ваш город? Это не больно-то гостеприимно, шериф. Я бы даже назвал это открытой враждебностью.
Ливер громко сглотнул.
– Я просто хотел поинтересоваться, надолго ли вы здесь задержитесь.
– Еще не решил. Милый городок, Приятные люди. Может, я тут осяду. Уйду на покой, куплю себе домик с белым заборчиком. Буду выращивать цветочки.
Кто-то хихикнул, кто-то за соседним столиком прямо-таки прыснул со смеху. Щеки шерифа Ливера приняли аппетитный оттенок кизилового варенья.
– Могу я, – он снова откашлялся, прикрывая рот рукой, – могу я спросить, зачем вы здесь?
– По делам.
– А… по каким делам?
Пopa показать, что запал у него короткий. Джесс снял со стола одну ногу в сапоге и с грохотом опустил ее на пол. Все подпрыгнули, но шериф – выше всех.
– По частным делам, – грозно пояснил Джесс. – Ты что-то против этого имеешь, дружище? Тогда давай продолжим разговор на улице.
Он сцепил пальцы и захрустел суставами, сгибая их один за другим, чтобы никто не усомнился в смысле его слов.
Только с третьей попытки шериф сумел выговорить:
– Я ничего против вас не имею.
– Вот и хорошо. Тогда можешь присесть и выпить со мной. Бармен!
– Нет, спасибо, – отклонил приглашение шериф, оскорблённо раздувая ноздри.
Он еще больше выпрямился, расправил плечи и выпятил грудь под безупречно белой рубашкой.
– Я только хотел сказать, что нам не нужны неприятности, мистер Голт.
Джесс понял, что большего на этот раз не добьется.
– У меня и в мыслях не было кому-то доставлять неприятности, шериф, – прохрипел он голосом призрака. – Но если кто-то досадит мне, я положу этому конец.
Поединок взглядов затянулся, как ему показалось, часа на полтора. Наконец кадык у шерифа задергался, как поплавок, а глаза заслезились. Он коснулся пальцами полей шляпы.
– Желаю приятно провести вечер.
Джесс не ответил. Шериф Ливер повернулся кругом и покинул салун «Приют бродяги» со всем возможным достоинством, какое удалось сохранить при столь плачевных обстоятельствах.
«Для первого раза неплохо», – подумал Джесс. Постепенно общий разговор возобновился, и вскоре уровень шума поднялся до обычного. Вытащив из кармана колоду карт, Джесс начал раскладывать на столе пасьянс собственного изобретения. Ему хотелось поговорить с Хэмом. Присутствие Глендолин он заметил лишь в момент, когда она провела пальцами по его шее, просунув их под воротничок.
– Привет, милый, – промурлыкала она пьяным шепотом прямо ему на ухо.
Он поморщился, не зная, стоит ли пригласить ее присесть. По правде говоря, Глендолин его слегка разочаровала. Похоже, шериф имел на нее самые серьезные виды, а она не пожелала даже поздороваться с ним по-человечески. Джесс ничуть не удивился бы, узнав, что она смеется над честным простаком-шерифом у него за спиной: таких мужчин, как Ливер, некоторые женщины просто не воспринимают всерьез. Ладно, его все это не касается. Он снял ноги со стола и начал было:
