Текст книги "Одинокий волк"
Автор книги: Патриция Гэфни
сообщить о нарушении
Текущая страница: 10 (всего у книги 25 страниц) [доступный отрывок для чтения: 10 страниц]
Майкл замер, словно окаменел. А потом она почувствовала его пальцы у себя в волосах – легкое, неуверенное, робкое прикосновение. Она не шевельнулась, и его пальцы осмелели, прошлись по волосам, от уха назад, вернулись и стали тихонько поглаживать ее по виску. Ей вспомнилось, как он говорил, что у нее «волосы лисицы». Сидни улыбнулась, представив себя быстрой рыжей лисицей.
Еще не поздно было остановиться. Сидни могла сделать вид, будто ничего особенного между ними сейчас не происходит, что они просто друзья, а друзьям дозволяется вот так прикасаться друг к другу. Но это было бы неправдой. Ей не хотелось двигаться и говорить: все казалось чудесным, а если бы она попробовала как-то определить происходящее, что-то объяснить на словах ему или даже себе самой, она бы только все испортила. Поэтому Сидни осталась в неподвижности, прижимаясь щекой к его руке, позволяя ему гладить свои волосы, свое лицо легкими касаниями пальцев.
– Я прошу прощения за сегодняшнее утро, – сказал Майкл, не прекращая ласки. – За то, что было с Ингер. Я не понимал. Но я думал об этом целый день, и теперь, мне кажется, я понимаю.
Она тоже думала об этом целый день.
– Ты ничего плохого не сделал.
– Сделал, но не нарочно. Я больше так не буду.
– Это не имеет значения.
– Не имеет? Очень неохотно Сидни выпрямилась.
– Я не должна была кричать на тебя, – сказала она уклончиво.
– Но ведь это имеет значение? Ты же рассердилась. Тебе было плохо. Я видел!
Его искренность ее доконала. Они вступили на опасную почву, но Сидни не смогла солгать ему.
– Да, – призналась она, – это важно для меня. И мне было очень плохо. Майкл кивнул с облегчением.
– Я ее трогал просто потому, что мне было интересно. Мне хотелось понять, какая она. А она сама мне предложила. Но я не должен был так поступать, и теперь я понимаю – почему. Потому что она просто женщина. Она не ты.
– Ты не должен… – В голове у нее теснилось множество мыслей, но она не могла сосредоточиться ни на одной. – Ты не должен говорить такие вещи.
– Почему? – Он погладил ее по щеке, а увидев, что она не поднимает глаз, легко провел большим пальцем по ее ресницам. – Это невежливо?
– Нет… Ты не должен ко мне прикасаться вот так.
– Тебе не нравится?
Сидни не удержалась от улыбки. Майкл коснулся пальцами ее губ, и они задрожали.
– Вест нравится тебе больше, чем я?
– О, Майкл… – тихо простонала она.
– Он тебе больше нравится?
И опять ей пришло в голову, что мудрее было бы солгать, но эта мысль улетучилась в ту же секунду.
– Нет, – прошептала Сидни, не отрывая губ от его пальцев. – Ты мне нравишься гораздо больше. Он пытливо заглянул ей в лицо.
– Это правда? Но как же это может быть? Вест человек, он всегда был человеком.
– Майкл, – засмеялась Сидни, – а себя ты кем считаешь? Кем ты был, как по-твоему?
Майкл покачал головой, раздосадованный тем, что опять не может подобрать нужные слова. Но потом он улыбнулся: она увидела, как в лунном свете блеснули его зубы. Он обхватил рукой ее затылок и наклонился к ней, прижался лицом к ее шее, глубоко вздыхая.
Ошеломленная, растерянная, Сидни позволила ему прижиматься к себе, только руки его удержала, когда он попытался обнять ее за плечи. «Это не поцелуй, мы не целуемся», – твердила она себе, пока он проводил губами по ее шее, по подбородку, по щеке. Майкл не принуждал ее силой, но она была зачарована волнующей новизной собственных ощущений и пылкостью его безыскусных ласк.
Урчащий звук – нечто среднее между стоном и мурлыканьем – вырвался из ее горла. Сидни почувствовала себя взволнованной и испуганной. Звезды закружились каруселью у нее перед глазами, она опустилась на песок и откинулась на спину. Рука Майкла легла ей под голову, он зарылся лицом ей в волосы. Его согнутое колено прижимало к земле ее ноги. Она не оказала сопротивления натиску, даже когда Майкл начал исследовать ее тело, поглаживая по плечам, по животу, по округлости бедра.
– Почему ты всегда носишь так много одежды? – прошептал он, проводя губами по ее коже над расстегнутой верхней пуговицей блузки. – Ты не могла бы что-нибудь снять?
Его невинный вопрос наконец заставил Сидни опомниться и осознать всю пагубность страсти, которая казалась ей такой естественной и распространялась со скоростью лесного пожара.
– Ох, Майкл… Перестань. Не надо.
Она схватила его за запястье и потянула, но было уже слишком поздно: в следующую секунду он нащупал и тихонько сжал ее грудь.
– О, мой бог, – простонала Сидни и перевернулась на бок.
Она села и отвернулась от него. До нее доносилось его дыхание, ставшее прерывистым и хриплым.
– Я сделал тебе больно? – испуганно встрепенулся Майкл.
Сидни покачала головой, обхватив руками колени и спрашивая себя, какими словами она должна все это ему объяснить. Но она опоздала с объяснениями – Сидни подняла голову и увидела, что Майкл уходит.
– Майкл!
Он, не оборачиваясь, шел, понурив голову.
И все это по ее вине. Ведь она собиралась его утешить, чтобы ему не было так одиноко, но из-за ее собственной слабости и глупости он почувствовал себя еще большим изгоем, чем раньше. Сидни не знала, что делать. То, что между ними произошло, сбило ее с толку не меньше, чем Майкла. Еще минуту назад все казалось таким естественным… А теперь…
Сидни точно знала, как и почему это началось. Она сказала Майклу, что он нравится ей гораздо больше, чем Чарльз, и для него прозвучало как разрешение, как молчаливое приглашение к любым интимным ласкам, какие он мог вообразить. Он видел своими собственными глазами, что она позволяла человеку, который ей не нравился: разумеется, он решил, что уж ему-то она точно позволит зайти еще дальше! Господи, как все запуталось! Но она не хотела, чтобы Майкл страдал, сама мысль об этом была для нее невыносимой. Сидни порывисто поднялась на ноги в ту самую минуту, когда Майкл обернулся и направился к ней.
– Мне очень жаль, – начали они в один голос. Сидни положила руки на плечи Майклу и продолжала:
– Майкл, это я во всем виновата. Тебе не за что извиняться. Лучшее, что мы можем сделать, – это позабыть о том, что случилось.
– Позабыть? Забыть?
– Выбросить из головы, вернуться к тому, что было раньше. Опять стать друзьями, просто друзьями. Потому что нам нельзя… никак нельзя делать то, что мы делали.
Она смущенным жестом указала на то место, где они лежали на песке.
– Потому что я все сделал неправильно, и тебе не понравилось, – предположил Майкл, с волнением заглядывая ей в лицо.
Все его внимание было приковано к ней, все его чувства сосредоточены на ней. Когда такое случалось, мысли у нее неизменно начинали путаться.
– Нет, дело не в этом, – ушла она от прямого ответа, выпустив его руку.
– Значит, тебе понравилось? Сидни рассмеялась нервным смехом.
– Майкл, ты невыносим! Мне неловко говорить о таких вещах. Мужчины и женщины… обычно это не обсуждают. Во всяком случае, не друг с другом.
Сидни никогда не обсуждала свои интимные ощущения даже со Спенсером.
– Откуда же они узнают, что им надо делать? Как они вообще становятся парами?
И опять Сидни смущенно захихикала, как девчонка. Ей стало до того неловко, что она поспешно повернулась и зашагала прочь. Майкл пошел за ней следом, сунув руки в карманы и время от времени поглядывая на нее. Ожидая ответа.
– Мне бы очень хотелось, чтобы здесь был кто-то, с кем ты мог бы поговорить о таких вещах. Другой мужчина.
– Твой отец?
– Нет, это даже не смешно. Неудачная мысль.
– Филип?
– Тоже не слишком удачная мысль. Он вздохнул.
– Тогда кто? Я больше не знаю ни одного мужчины. Разве что Веста. Но его я не буду спрашивать.
– О, нет! – подтвердила Сидни. – Не стоит спрашивать у Чарльза. Майкл остановился и взял Сидни за руку.
– Значит, тебе самой придется мне сказать. Сидни, скажи мне, что я должен делать. Если я тебе не нужен, так и скажи.
– О, нет, Майкл, нет.
– Если ты хочешь, я уйду.
– Вот уж чего я совсем не хочу!
– Ты плачешь? Смеешься? Сгорая от стыда, она закрыла лицо руками.
– Я дотронусь до тебя прямо сейчас, – предупредил он и обнял ее.
Именно этого она и хотела. И хотя она понимала, что это еще больше собьет его с толку, Сидни тоже обняла его обеими руками и прильнула к нему. Они стояли, обнявшись, тихонько покачиваясь в блаженном, целительном молчании. «Это утешение лучше любых разговоров», – сказала себе Сидни, хотя на самом деле отлично знала, что истинная причина в другом: она просто не могла его отпустить.
– 0'кей, – сказал он наконец и отстранился первым.
Сидни ужасно нравилось, когда он говорил «0'кей» – в точности, как Сэм. Тетя Эстелла, разумеется, считала это проявлением вульгарности.
– Ладно, Сидни, если ты не можешь говорить, это не страшно; Ты ведь и без слов можешь мне сказать, что надо делать.
Словно проверяя ее умение говорить без слов, Майкл обхватил ладонями ее лицо и медленно, нерешительно вплел пальцы ей в волосы. Вот теперь наступил самый подходящий момент, чтобы мягко отстраниться, деликатно, не прибегая к словам, дать ему понять, что все это очень мило, но так поступать не полагается. Вместо этого она закрыла глаза. Что за колдовство? Какими чарами обладал Майкл? Почему, когда он прикасался к ней, ей было гораздо легче сдаться, чем придерживаться принципов? Сидни ощутила его дыхание, его губы у себя на щеке. Он коснулся ее легчайшим поцелуем, и она подумала: «Ну это еще ничего, это можно». Как легко, как естественно было бы сейчас повернуть голову – совсем чуть-чуть! – чтобы их губы встретились…
Но он опять отстранился. Открыв глаза, она убедилась, что он улыбается ей.
– Есть такая птичка – не знаю, как ее зовут, в книгах я ее пока не нашел. Самец выбирает самку, которую хочет сделать своей парой, и начинает за ней ухаживать. Сначала ей это не нравится. Он приносит ей в подарок самых крупных, самых вкусных червяков, но она отказывается их есть.
Сидни скрестила руки на груди. Нетрудно было догадаться, чем закончится его история.
– У него еще есть такой танец, специально для нее. Он танцует, и это ей нравится. Она позволяет ему дотрагиваться до себя клювом, пока он исполняет танец. Не очень сильно, совсем легко. Это похоже на поцелуй.
–Угу.
– Это долго продолжается, очень долго. Но он не сдается. Потому что она ему очень нужна. Он очень сильно ее хочет. А она не притворяется – она на самом деле его не хочет. Сначала.
– И что же заставляет ее в конце концов изменить свое мнение? Особенно вкусные червяки? Его улыбка стала растерянной.
– Не знаю. Я… не уверен. Наверное, все дело в том, что он не сдается. Он не оставляет попыток. Может быть… – Майкл бросил на нее взгляд из-под ресниц. – Может быть, ей просто становится жаль его? Она засмеялась, и он смущенно и радостно засмеялся вместе с ней. – Итак, – сказала Сидни, пока они шли по дорожке обратно к дому, – мораль этой истории в том, что настойчивость в преследовании своей цели в конце концов вознаграждается, не так ли?
Майкл взял ее руку, и ей это понравилось. Они пошли рядом, совсем близко друг к другу.
– Настойчивость, – повторил Майкл, словно пробуя слово на вкус.
Он бросил на нее еще один взгляд исподлобья – по-настоящему плутовской на этот раз.
– Да, весь секрет в этом. Это мораль. Настойчивость вознаграждается.
ГЛАВА ДЕВЯТАЯ
– Я вижу сон, или ты и вправду все еще здесь? И когда только ты спишь, черт бы тебя побрал?
– Уже утро, – объяснил Майкл, отходя на шаг от кровати и стараясь из вежливости не морщить нос.
От Филипа шел тот же неприятный сладковатый запах, который исходил от 0'Фэллона; это означало, что он накануне вечером выпил слишком много виски. Майкл точно знал, как обстоят дела, потому что именно он вчера помогал уложить Филипа в постель: Филип был слишком пьян, чтобы дойти до нее сам.
– Честно говоря, уже почти полдень. Ты просил непременно разбудить тебя, а не то тетя с тебя голову снимет, если ты опять опоздаешь к ленчу.
Филип откинул одеяло и сел на кровати, свесив ноги и не переставая стенать.
Майкл встал в изножии постели. Филип тем временем поднялся и поплелся к умывальнику.
Майкл сел в ногах постели, прислонившись плечом к высокому деревянному столбику. Каждый день он узнавал что-то новое, глядя, как Филип одевается по утрам. Теперь он и сам умел повязывать галстук виндзорским [10]10
Широкий свободный узел, которым повязывается широкий черный шелковый галстук.
[Закрыть] узлом и править бритву на ремне. Он научился зачесывать волосы на левую сторону, чистить зубы белым порошком и щеткой, подрезать ногти миниатюрными ножничками.
Филип отдал ему кое-что из старой одежды, и Майкл уже начал понемногу разбираться в том, что и как следует носить. Оказывается, что надевать сюртук по утрам нельзя, причем, даже если он серый, его полагается носить только с черными брюками. Зато можно носить «визитку» [11]11
Недлинный однобортный пиджак в талию с расходящимися, закругленными спереди фалдами.
[Закрыть] хоть целый день с утра до вечера, но только если она черная. Можно надевать повседневный костюм с цветной рубашкой и белым воротничком, но под сюртук или «визитку» полагается надевать только белую рубашку.
Если ты человек спортивного типа, можешь носить полосатую или клетчатую пиджачную пару, но если нет – лучше держаться за солидность. Шелковые отвороты считаются обязательными, а складка на брюках должна быть «железной». Филип смазывал волосы бриллиантином Рикара, а после бритья употреблял мужской одеколон Маршана с запахом лимона и специй, но Майкл для себя решил, что это уже чересчур, – запах казался ему фальшивым и приторным.
– У тебя похмелье? – спросил он, глядя, как Филип роется в гардеробе в поисках подходящей одежды.
Вообще-то у Филипа был слуга по имени Мартин, обычно помогавший ему одеваться, но как раз в этот день у Мартина был выходной.
– А ты наблюдательный парень, Майкл, – ядовито заметил Филип. – Я вижу, тебя не проведешь.
Филип иногда любил поворчать, как старый медведь, но Майкл не обижался.
– А что ты чувствуешь, когда у тебя похмелье? – спросил он.
– Как будто в пекло попал.
– Да, но все-таки на что это похоже?
Филип стащил с себя ночную рубаху и остался голым, по-прежнему беспомощно вглядываясь в глубину гардероба. Тело у него было чистое, белое, без шрамов, и Майкл ощутил легкую зависть.
– На что это похоже? В голове у меня стучит молот, в животе десятибалльный шторм. Во рту помойка. Мозги не работают, и чувство такое, будто я вывихнул шею. У тебя есть еще вопросы?
– Да. Зачем ты пьешь, если знаешь, что утром тебе будет плохо?
Филип вцепился себе в волосы и сделал вид, что собирается напрочь их вырвать.
– Будь так добр, ты не мог бы заткнуться и помолчать? Тоже мне, друг называется! Настоящий друг не станет приставать с дурацкими вопросами с утра пораньше. Дай мне хотя бы сообразить, на каком я свете.
Майкл засмеялся: ему было приятно, что Филип назвал его своим другом. Он замолчал и начал бродить по комнате, разглядывая вещи, пока Филип одевался, брился, причесывался, подравнивал ножницами усики и окидывал себя критическим взглядом в высоком зеркале. Когда Филип вытащил цветок из вазы на каминной полке и продел его в петлицу, Майкл понял, что Филип уже сообразил, на каком он свете, и теперь можно продолжить разговор.
– А учиться в колледже – на что это похоже? Кем ты будешь, когда закончишь учебу?
– Убей бог, не знаю.
– Разве тебе не нравится колледж?
– Я его терпеть не могу. Меня могут отчислить за академическую неуспеваемость.
– Что это значит?
– Это значит, что я провалился на экзаменах.
– Как это «провалился»? Куда?
Филип завел часы, спрятал их в жилетный карман и плюхнулся на кровать. Заложив руки за голову и скрестив ноги, он ответил с закрытыми глазами:. –
– Никуда. Просто провалился. В том-то все и дело, Майк. Я неудачник.
– Мик.
– Что? Как ты сказал?
…Грубый голос. Морщинистое лицо, седая борода. «Хочешь прокатиться со мной на козлах, малыш Мик?» Сухая шершавая рука подхватывает его и подсаживает на повозку.
Вот и все. Образ растаял, память отказывалась следовать дальше по этому пути.
– Так меня называл один человек. Мик, а не Майк. Филип приподнялся на локтях.
– Вообще-то это не настоящее имя, скорее прозвище. Так некоторые называют эмигрантов из Старого Света, особенно ирландцев… Ну да ладно, не в этом дело. Ты что-то вспомнил?
– Только это. Какой-то человек. Мне кажется, он был… Нет, я не знаю.
Он никак не мог поймать ускользающее воспоминание, словно пытался схватить рукой дым.
– Детектив, которого наняла Сидни, пока ничего не нашел. Правда, он только начал, результатов ждать еще рано.
– Кто? Ты о ком? При чем тут Сидни?
– Ты ничего не знал? О, черт… – Филип потер лицо руками. – Значит, она тебе ничего не сказала?
– Что она мне не сказала? Филип вздохнул.
– Она наняла детектива. Ну сыщика. Ну такого парня, которому платят, чтобы он разузнавал разные вещи, проводил расследования. Этого парня зовут Хиггинс. Сидни назвала ему твое имя, рассказала твою историю… То есть все, что нам известно. Она хочет, чтобы он узнал, кто ты такой и что с тобой когда-то произошло.
Майкл внимательно смотрел на Филипа.
– Она это сделала? Ради меня? – спросил он изумленно. Филип кивнул.
– Ты совсем ничего не можешь вспомнить о кораблекрушении?
«Кораблекрушение»… Было в этом слове что-то, что смущало Майкла, но он не мог понять, что именно.
– Нет, я ничего не помню.
Сидни наняла «детектива», чтобы узнать, кто он такой. Это могло бы означать, что она хочет от него избавиться, но Майкл понимал, что дело в другом: Сидни хотела ему помочь, хотела вернуть ему прошлое, вернуть самого себя!
– Ты скоро женишься? – спросил Майкл неожиданно.
– Что? – Филип вытаращил глаза. – Это Что еще за новости?
Майкл виновато опустил голову: опять он сказал что-то не так.
– Если хочешь сделать женщину своей подругой, значит, надо жениться, – робко объяснил он. – Ты собираешься завести подругу?
Вид у Филипа был ошарашенный, словно Майкл сообщил ему нечто такое, чего он раньше не знал. Потом он начал смеяться. Потом сжал виски ладонями и застонал.
– О боже, голова трещит. Перестань меня смешить, я не могу.
– А что тут такого смешного? Филип лишь покачал головой.
– Ответь мне. Объясни.
– О, боже, – повторил Филип, опускаясь на кровать. – Не знаю, кто заморочил тебе голову, но на самом деле все не так. Во всяком случае, не для мужчин.
Он еще раз потер лицо, подкрутил усы. Его разбирал смех, и в то же время ему было неловко.
– Вот уж не думал, что придется толковать об этом с кем-нибудь еще, кроме Сэма.
Майкл смущенно отвернулся. В мире людей он по-прежнему чувствовал себя ребенком, и стоило ему хоть на минуту ощутить уверенность в себе, как он совершал очередную промашку, напоминавшую ему, что он не такой, как все.
– Послушай, – мягко заговорил Филип, – на самом деле все не так уж сложно. Ты ведь понимаешь, что это значит – заводить подруг и все такое прочее?
На самом деле Майкл понимал довольно смутно.
– Я знаю, что происходит.
– Ну это уже кое-что для начала. Мы называем это… ну для этого есть множество названий, но «заниматься любовью» – одно из самых приличных, как мне кажется. По сути, это выражение чаще всего эвфемизм, то есть оно употребляется в переносном смысле, но в приличной компании принято так выражаться. Ты меня понимаешь?
–Нет.
– Хмм… – Филип опустил руки на колени и принялся разглаживать складки на брюках. – Дело в том, что у мужчин и женщин все по-разному. Мы можем этим заниматься до вступления в брак, а они нет.
– Тогда с кем же мы можем этим заниматься?
– Ого! А ты молодчина – сразу схватываешь суть. Все верно, в правилах имеется существенный пробел. Скажу тебе так, мальчик мой: мы занимаемся этим с любой женщиной, которая нам позволит, вот с кем. Обычно это не девушки нашего круга, не так называемые «порядочные», понимаешь? Но не всегда. Бывают и исключения. Да еще какие – ты ахнешь!
Майкл долго обдумывал услышанное.
– Значит, мы делаем это по секрету?
– Безусловно.
– Чтобы порядочные девушки ничего не узнали?
– Да, ты прямо в точку попал.
– И все мужчины так поступают?
– Нет, не все, но большинство. Некоторые продолжают этим заниматься даже после женитьбы. Это называется супружеской изменой или неверностью. Официально это не одобряется, но это никого не останавливает. Безусловно, практикуется очень широко, несмотря на запрет. Ну что ж, – весьма довольный собой, Филип вскочил с кровати, – хорошенького понемножку. А сейчас пора на ленч.
– А женщинам нравится заниматься любовью с нами?
– Ну-у, некоторым очень даже нравится. Все зависит от нашего умения. Но одно я тебе точно скажу: нам всегда нравится заниматься любовью с ними. Это одно из основных различий между мужчинами и женщинами.
– Ты шутишь?
– И не думал шутить.
– Тогда объясни мне, если Сидни порядочная девушка, а мужа у нее нет, как же она может заниматься любовью?
Филип долго смотрел на Майкла странным взглядом – удивленным и грустным.
– Она не может, – ответил он тихо. Майкл напряженно уставился на него, ожидая другого ответа.
– Не может?
– Нет. Ей нельзя.
В голосе Филипа больше не было ни оживления, ни озорства.
– Ну все, хватит об этом! Пошли, Мик, я же еще не завтракал. А потом я научу тебя играть в теннис. Уверен, тебе понравится. Теннис – тоже очень приятное занятие.
Сидни была необычайно хороша в желтом платье с белым цветком на груди. В волосы она вплела желтую ленточку, обвивавшую пряди, как лоза. Майкл улыбнулся ей через обеденный стол, и все, о чем только что рассказывал Филип, вылетело у него из головы, когда она улыбнулась в ответ.
Но она сидела рядом с Вестом. Вест все время был тут, чуть ли не каждый день, словно и не уезжал из дома.
«Я хорошо знаю Чарльза, мы были практически помолвлены!» – сказала она ему в тот день, когда они поссорились из-за Ингер. Майкл бросил на Веста угрюмый взгляд. Как ему был ненавистен запах Веста – острый и неестественный, приторный до тошноты! Неужели она не чует? Как она это терпит?
Профессор Винтер рассказывал о новом проекте, над которым они с Вестом работали. Майкл во всем этом не понимал ни слова. Остальные, судя по их лицам, тоже. Как всегда, никто, кроме Веста, его не слушал, но ему не мешали говорить. Майкл понимал, что все в семье любили профессора Винтера, хотя он был слабый – совсем не вожак. У Сидни взгляд смягчался, когда она смотрела на отца, точь-в-точь как у волчицы, играющей со своими волчатами.
Горничная унесла суповые тарелки и подала на стол салат. Майкл научился любить кислый на вкус соус, которым они его поливали. Он даже выучил, какой вилкой надо пользоваться, и ему больше не приходилось тайком подглядывать за Сидни, чтобы не ошибиться. По правде говоря, в последние дни он начал получать удовольствие за общим столом.
Завтраки, обеды и ужины больше не казались ему тяжким испытанием, как в первое время, когда он сидел голодный, боясь совершить какой-нибудь ужасный промах и привлечь к себе неодобрительный взгляд тети. Она не делала замечаний, когда Майкл начинал есть картофель ложкой или забывал разрезать мясо перед тем, как положить его в рот, но ей и не требовалось ничего говорить. В последнее время ее уже гораздо меньше смущало его присутствие. Впрочем, она никогда с ним не заговаривала и вообще, казалось, не замечала.
– Сэмюэль, перестань болтать ногами под столом.
– Да, мэм.
Воспользовавшись салфеткой для прикрытия, Майкл улыбнулся Сэму. Сэм весело улыбнулся в ответ. Именно он преподал Майклу самый главный урок, помогающий выжить за обеденным столом: как потихоньку скармливать Гектору все, что не хочешь есть сам. Гектор ел все без разбора, даже овощи, причем умел глотать пищу бесшумно, не привлекая к себе внимания. Часы над буфетом пробили два раза.
– Который час, Майкл? – спросил Сэм.
– Двенадцать тридцать. Половина первого.
– А какой сегодня день?
– Вторник, четырнадцатое июля. Тысяча восемьсот девяносто третьего года, – добавил Майкл, решив блеснуть перед Сидни.
Сэм с гордостью оглядел всех членов семьи.
– Он выучил таблицу умножения до дюжины. Знает, сколько будет двенадцать умножить на двенадцать. Умеет делить столбиком.
– Он может обыграть тебя в шахматы, – ехидно заметил Филип.
– И тебя тоже, если на то пошло!
– Сэмюэль, не кричи за столом! Тетя позвонила в маленький колокольчик, и горничная вернулась, чтобы забрать тарелки.
– Преподобный Грэйвз прислал письмо, Харли, с благодарностью за наш щедрый взнос в фонд пожертвований на реставрацию церкви, – обратилась мисс Винтер к брату.
– Гм… Очень мило, Эсти. Филип засмеялся.
– Вы ведь ему не сказали, что папа атеист, правда, тетя?
– Разумеется, нет.
Она бросила на Филипа надменный уничтожающий взгляд – тот самый, от которого у Майкла всегда возникало желание юркнуть под стол.
– Знаешь, что такое «атеист»? – спросил его Сэм.
– Нет.
– Это тот, кто не верит в бога.
– Папа верит не в бога, а в эволюцию, – добавила Сидни.
Тетя что-то негодующе промычала.
Все последнее время Майкл ломал себе голову по поводу бога и теперь посмотрел на профессора Винтера с интересом. Вся семья ходила в церковь каждое воскресенье, – все, кроме профессора. Он всегда оставался дома. Набравшись смелости, Майкл спросил:
– А кто такой бог?
Все уставились на него. Прямо как в тот раз, когда он подарил Сидни рыбу.
– Бог, – решительно ответила тетя, – это Отец наш небесный. Создатель Вселенной. Профессор Винтер прочистил горло кашлем.
– Бог, – сказал он не так решительно, как тетя Эсти, – это умозрительная конструкция. Естественное порождение всеобщих поисков смысла и жажды бессмертия.
Сидевшая напротив Сидни рассмеялась:
– Ну разве ты не рад, что спросил?
На десерт подали печеные яблоки со сладким соусом и сбитыми сливками. Майкл мгновенно очистил свою тарелку в надежде на добавку, но горничная так и не вернулась.
– Можно мне встать из-за стола? – спросил Сэм. Получив разрешение, он немедленно покинул столовую. Вскоре поднялись и все остальные. Майклу хотелось поговорить с Сидни, но Вест его опередил. Сделав вид, будто слушает слова Филипа, Майкл внимательно наблюдал за тем, как Вест выводит Сидни на террасу, незаметно подталкивая ее в спину. Неужели они поссорились? Сидни улыбалась одним ртом, но не глазами. В дверях столовой она остановилась, словно решив вернуться, но Вест заступил ей дорогу и схватил ее рукой выше локтя. Филип продолжал что-то говорить, но Майкл уже устремился к Сидни.
– Я не могу, Чарльз! Это просто невозможно.
– Почему нет? Ты могла бы, если бы… – Тут Вест;. наконец заметил Майкла и нахмурился: – Вам что-то нужно?
– Я хочу поговорить с Сидни.
– Ну, в настоящий момент с ней разговариваю я.
– Я думаю, она не хочет с вами разговаривать. Я думаю, она не хочет, чтобы вы ее трогали.
У Веста был мокрый розовый рот, утонувший в рыжеватой бородке. Он раскрылся в виде буквы О, глаза вытаращились от изумления. Никто не двинулся с места и не произнес ни слова. Майкл бросил взгляд на Сидни. Ему показалось, что она смущена, но в то же время взгляд ее был полон любопытства. Во всяком случае, она не рассердилась. Майкл хотел, чтобы Вест сделал что-нибудь: ударил его или толкнул. И тогда они могли бы подраться.
– Сидни? – раздался из столовой голос тети. – Зайди сюда, пожалуйста, мне надо с тобой поговорить.
– Надеюсь, вы меня извините? – пробормотала Сидни, осторожно отступая и не спуская с них глаз до последней секунды, пока не скрылась за дверью.
Майкл угрожающе произнес:
– Не смей больше к ней прикасаться, а не то я тебя побью. Я сильнее тебя
У Веста вздулась и начала часто биться жилка на лбу. Он отступил на два шага и расправил плечи. Неприязнь, которую он всегда испытывал к Майклу, наконец выплеснулась наружу.
– Попробуй тронуть меня хоть пальцем, и я засажу тебя обратно в клетку, животное!
– Сначала я тебя убью, – как можно спокойнее произнес Майкл.
И это была не пустая угроза. Он уже побывал в клетке. Металлические прутья и железная сетка. Тесный ящик, в котором невозможно даже выпрямиться. Его продержали там недолго, всего недели две. Еще немного, и он бы умер.
Прошла бесконечная минута.
– Кто идет играть в теннис?
Вест подскочил на месте. На его лице явно отразилось огорчение. В дверях, скрестив руки на груди, стоял Филип.
– Я, – торопливо откликнулся Майкл. – Ты ведь обещал меня научить.
Повернувшись спиной к врагу, он вышел вместе с другом.
* * *
Тетя Эстелла заботливо провела Сидни в свою гостиную и заняла место в своей любимой качалке. Сидни расположилась напротив нее на плюшевом лиловом диванчике. У тети Эстеллы был такой вид: спина еще более прямая, чем обычно, губы поджаты, брови подняты, что Сидни сразу поняла: им предстоит серьезный разговор. Она даже догадывалась, о чем пойдет речь. Более того, она этого почти ожидала. Разговор не состоялся раньше по одной-единственной причине: сама Сидни всеми силами старалась его избежать.
– Мистер Вест проявляет большую заботу о тебе, – начала тетя Эстелла. – Похоже, он увлечен всерьез.
Нет, она ошиблась. Тетя завела речь совсем о другом.
– Чарльз? Ну не знаю. Полагаю, он испытывает ко мне теплые чувства, но ничего более серьезного, я в этом уверена.
Она опустила глаза и принялась теребить бархатную ленточку, которой было отделано ее платье.
– Ты уверена? У меня создалось впечатление, что его чувства к тебе гораздо теплее, чем кажется на первый взгляд.
– О, нет. Я бы очень удивилась, если бы оказалось, что это так.
– Ну что ж, тебе лучше знать. В любом случае, надеюсь, нет нужды напоминать тебе о том, что о подоб-. ной привязанности не может быть и речи. Мистер Вест, разумеется, очень милый молодой человек, твой отец не может без него обойтись, но все это не имеет отношения к делу. Для тебя близость с подобным господином, выходящая за рамки самых поверхностных дружеских отношений, была бы совершенно неприемлемой. Не сомневаюсь, что ты со мной согласна.
На этот раз Сидни действительно была согласна, хотя и не по тем причинам, какие имела в виду ее тетушка.
– Вам незачем беспокоиться по поводу мистера Веста, тетя. Честное слово, я о нем совсем не думаю.
– Я рада это слышать.
Несколько смягчившись, тетя Эстелла откинулась на спинку кресла. Сидни невольно спросила себя, что ответила бы тетушка, если бы она прямо сейчас сказала: «По правде говоря, все мои мысли и чувства сейчас заняты другим человеком. А именно мистером Мак-нейлом. Когда он бросает на меня взгляд, мне становится трудно дышать, а когда он прикасается ко мне, я просто теряю голову». Сидни наклонила голову и вновь принялась теребить ленточки на платье, опасаясь, что румянец на щеках выдаст ее с головой.
– Это все, о чем вы хотели со мной поговорить? – спросила она с надеждой.
– Нет, есть кое-что еще. Полагаю, тебя это не слишком обрадует.
Сидни тотчас же почувствовала себя шестнадцатилетней девочкой – столько лет ей было, когда умерла ее мать, и тетя Эстелла взяла на себя заботу о ней и о ее братьях. Когда же она наконец избавится от этой детской робости? Когда ей стукнет сорок? Пятьдесят? О – В чем я опять провинилась? – спросила она угрюмо, невольно занимая оборонительную позицию. Тетя Эстелла прищелкнула языком.
